Текст книги ""Современная зарубежная фантастика-4". Компиляция. Книги 1-19 (СИ)"

Автор книги: Кэмерон Джонстон

Соавторы: Роб Харт,Тесса Греттон,Шелли Паркер-Чан,Кристофер Браун,Шеннон Чакраборти,Ярослав Калфарж,Кристофер Каргилл,Тэмсин Мьюир,Ли Фонда
сообщить о нарушении

Текущая страница: 218 (всего у книги 341 страниц)

Ма шла из жилых комнат Первого министра с подносом, когда какой-то человек вышел из-за угла. Она попыталась увернуться, шагнув влево, тот человек шагнул вправо, и они столкнулись, одновременно вскрикнув. Увидев того, кто вскрикнул, Ма почувствовала, что ее обдало жаром с головы до ног. Монах, сидя на корточках, смотрел на нее снизу вверх; ему каким-то чудом удалось поймать падающий поднос. Чашки дребезжали. Единственный кекс закачался, потом шлепнулся на землю.

– Это ты их испекла? – Монах Чжу выпрямился и подтолкнул мыском дрожащую жертву столкновения. – Любимые кексы Первого министра! Тебя что-то беспокоит?

– Кто сказал, что я обеспокоена? – возмутилась Ма. Чжу был занят после возвращения из Лу; со времени ее неловкого разговора с ним она лишь мельком видела его фигуру в шляпе, бегущую по городу с одной встречи на другую. Теперь, снова встретив его, она ощутила дрожь странного нового чувства. Почему-то он подарил ей некую правду о самом себе, и она уже не могла ее не видеть: неестественный, пугающий накал его мечты. Она не понимала и не доверяла ему, но то, что она о нем знала, завораживало и притягивало ее, как мотылька к пламени. Она не могла отвести глаз от Чжу.

Чжу рассмеялся:

– Кто бы стал канителиться с такими вещами без веской причины? Очевидно, что ты стараешься создать для Первого министра хорошее настроение. – Но тут же притворство покинуло его лицо. Он был невысокого роста, поэтому они смотрели друг другу в глаза; и на мгновение между ними возникло шокирующее ощущение интимности, словно что-то внутри него прикоснулось к чему-то внутри нее. Он серьезно произнес: – Ты так усердно стараешься помочь Малышу Го. А он хоть это понимает?

Как получается, что он видит в ней человека, действующего по собственной воле, а все остальные видят всего лишь объект, выполняющий свою функцию? Это внезапно привело ее в ярость. Она горевала о своей жизни, как никогда раньше, и в этом виноват монах, потому что он придумал невероятную фантазию – мир, в котором у нее была свобода и возможность желать.

Она выхватила у него поднос, хоть в этом движении не было настоящей резкости, как ей бы хотелось.

– Можно подумать, что ты знаешь, сколько в это нужно вложить усилий!

За мгновение до того, как маска притворства снова опустилась на его лицо, ей показалось, что она увидела понимание на его маленьком лице, похожем на цикаду. Этого не могло быть в действительности, абсурдно было думать, что мужчина способен сочувствовать женщине, но почему-то этого оказалось достаточно, чтобы гнев растворился в приливе боли. Ей стало так больно, что она задохнулась. «Прекрати так со мной поступать! – подумала она, страдая, потом повернулась и убежала. – Не заставляй меня хотеть чего-то желать».

Она уже прошла половину коридора, когда кто-то схватил ее и утащил за угол. К ее облегчению, это оказался всего лишь Сунь Мэн, его глаза блестели и были почти серьезными.

– Ты довольно хорошо ладишь с этим монахом, сестра. Но помни, что он на стороне Чэнь Юляна.

– Он не такой, как Чэнь Юлян, – задумчиво ответила Ма.

Сунь искоса взглянул на нее:

– Ты так думаешь? Но на кого бы он ни был похож, он был бы никем без Левого министра. Не забывай об этом. – Он запустил зубы в кекс и невнятно произнес: – Я думаю, ты ему нравишься.

– Что? Не будь идиотом. – Ма вспыхнула, так как память услужливо напомнила ей то жгучее очарование, которое она почувствовала, когда узнала о мечте Чжу. Против ее воли он подарил ей новый смысл жизни в этом мире, осознание мечты, и ее неспособность подавить его наполняло ее стыдом и отчаянием. – Он же монах.

– Не обычный монах, это уж точно, – сказал Сунь, энергично прожевывая кекс. – Я недавно видел, как он руководит тренировкой. Он сражается как мужчина; и кто скажет, что думает не как мужчина? А, ладно. Не волнуйся, я не скажу Малышу Го.

– Я не сделала ничего такого, чтобы Го Тяньсюй мог плохо подумать обо мне!

– Ах, Инцзы, успокойся. Я просто тебя дразнил. – Сунь рассмеялся и обнял ее за плечи. – Он не ревнивый. Посмотри, я всегда тебя обнимаю. А ему всегда это было все равно.

– Только потому, что ты такой красивый, и он думает о тебе как о сестре, – парировала уязвленная Ма.

– Что? Ты хочешь сказать, что я напрасно проливал столько крови, стараясь сделать его моим побратимом? – Притворно печальное выражение исчезло с лица Суня так же быстро, как появилось. – Эй, Инцзы, ты же знаешь, что побратимы друг с другом делятся всем! После свадьбы… – Он выразительно пошевелил бровями.

– После какой свадьбы? Что за ерунда!

– Как, невеста ничего не знает? Малыш Го сказал мне, что вы поженитесь после того, как он возьмет Цзянькан. Траур по генералу Ма к тому времени закончится. Я думал, вы должны были обсудить это вчера вечером.

– Нет, – ответила Ма. Ужасная тяжесть навалилась на нее. – Вчера вечером я попыталась дать ему совет. – Она представить себе не могла, как будет жить под такой тяжестью всю оставшуюся жизнь. Она пыталась уговорить себя, что привыкнет; что это всего лишь шок от перехода от одной фазы к другой. Но теперь, когда свадьба стала такой близкой, она показалась ей похожей на смерть.

– А чего ты боишься? – с удивлением спросил Сунь. – Ты беспокоишься, что не подаришь ему сына? Тебе все хорошо удается, ты родишь сына очень быстро. Он бы с тобой хорошо обращался, если бы ты смогла родить пару сыновей; ты знаешь, что генералу хочется иметь много сыновей.

Как небрежно он все расписал, цель ее жизни в представлении других людей. Манерная, красивая внешность Суня иногда обманывала Ма и заставляла думать, что он понимает ее лучше, чем Малыш Го. Но, несмотря на свою внешность, он был мужчиной ничуть не меньше Малыша Го, а все мужчины одинаковы.

Кроме монаха Чжу, шепнула предательская часть ее сознания. Но эта мысль была столь же бесполезной, как и все остальные мысли.

Она последовала за Сунем наружу и села с ним на скамейку рядом с пеньком посреди двора. Единственная уцелевшая ветка выпустила несколько листочков. Последний вздох умирающего дерева или новая жизнь? Ма не знала.

– Старший брат, – сказала она.

– М-м-м?

– У меня дурное предчувствие насчет Цзянькана. Ты не можешь заставить Малыша Го передумать?

Сунь фыркнул:

– В какой жизни это может произойти? Даже у меня нет такой власти. Но не слишком ли ты волнуешься в последнее время?

– Я не доверяю Чэнь Юляну.

– А кто ему доверяет? Лучше уж сунуть палец в пасть кусачей черепахе. Но я, собственно говоря, согласен с Малышом Го в этом вопросе. Победа у реки Яо продлила наш летний сезон. Это наш шанс, поэтому мы должны направить усилия на стратегически важную цель. Захват Цзянькана имеет смысл.

Никто из них никогда не слушает.

– Чэнь Юлян хочет, чтобы вы потерпели неудачу!

Сунь выглядел изумленным ее яростью.

– Тогда мы должны добиться успеха, разве нет? Он хотел, чтобы мы потерпели поражение у реки Яо, а посмотри, как все обернулось. – Он нежно погладил Ма по лбу: – Не беспокойся. Все будет хорошо.

Очевидно, надеяться изменить их мышление так же бессмысленно, как хотеть для себя другого жизненного пути. Ма подняла глаза на голубой квадрат Неба, обрамленный четырьмя деревянными крыльями особняка Го, и попыталась убедить себя в том, что она зря беспокоится. Но не могла отделаться от ощущения, что все они идут по длинной ночной дороге, все остальные весело болтают, и только она, почему-то единственная из всех, видит голодные выжидающие глаза в темноте вокруг.

Армия уходила из Аньфэна, и тот гудел. Из-за тысяч факелов на улицах было светло как днем, а еще через несколько часов во дворах зажгут костры. Когда Чжу перешагнула высокий порог главных ворот особняка Го, она вспомнила, как выглядел Аньфэн ночью накануне их выступления к реке Яо: он был накрыт призрачным куполом красного света, простиравшегося от одной стены до другой, словно в городе бушевал пожар.

Несмотря на жаркие дни, особняк Го излучал прохладный аромат пропитанного дымом южного чая. Стены, полы и потолок из темного дерева поглощали свет фонарей в коридорах. Чжу с любопытством смотрела по сторонам на ходу; так как она входила в группировку Чэня, то впервые оказалась в особняке Го. Пустые комнаты выходили в коридор. Там, где когда-то был кабинет ученого, она увидела двух призраков, висящих в приглушенном свете, что сочился сквозь бумажные окна, их неподвижные фигуры были такими же нереальными, как кучки пыли. Были ли эти люди убиты, когда Чэнь взял Аньфэн, или они еще древнее? Их пустые взгляды были устремлены в никуда. Интересно, осознают ли они время, текущее в этом странном провале между их жизнями, или для них это всего лишь долгий, тревожный сон?

Чжу вышла из коридора во внутренний двор, над которым нависала затененная галерея. Колеблющийся квадрат света появился впереди. При виде него Чжу охватило какое-то непонятное чувство. Она уже опоздала на встречу с Малышом Го, но не успела подумать об этом, как уже поднималась по скрипучей лестнице в комнату Ма.

Ma сидела на полу, скрестив ноги и сосредоточенно наклонив голову, в центре созвездия из маленьких кожаных прямоугольников. Чжу не сразу поняла, что на коленях у Ма лежат доспехи Малыша Го, с которых сняты все пластины. Ма выложила их на те же места, которые они занимали на доспехах, что создало у Чжу неприятное впечатление, будто перед ней лежит разобранное на части для изучения тело. Пока она смотрела из дверного проема, Ма взяла лежащую рядом с ней книгу, прочла одну страницу с сожалением на лице, потом вырвала ее и аккуратно пришила к доспеху. Потом взяла пригоршню пластин и одну за другой пришила их на основу поверх бумаги. Она обращалась с доспехами так осторожно, словно это знакомое тело возлюбленного. Чжу это поразило. Ма укрепляла доспехи Малыша Го для защиты от стрел не из чувства долга, а из искреннего желания уберечь его от ран. Как может женщина жить в таком состоянии открытости, как может относиться к другим людям с любовью и заботой, независимо от того, нравятся ли они ей и заслуживают ли этого? Чжу этого совсем не понимала.

Ма подняла глаза и вскочила:

– Командир Чжу?

– Генерал Го созвал командиров, чтобы обсудить порядок завтрашнего выступления в поход, – сказала Чжу, что объясняло причину ее прихода в особняк Го, но не ее пребывание в комнате Ма. Чжу и сама это не очень хорошо понимала. Она вошла, заметив, что в комнате почти нет мебели, не считая простой кровати. Никто в Аньфэне не жил в роскоши, но здесь все было еще проще: словно Ма в доме Го была просто служанкой. Один угол занимала гора соломенных коробок, перевязанных бечевкой. – Ба, это все еда для Го Тяньсюя? – воскликнула Чжу. – Ему не нужна домашняя еда каждый вечер! Ты не считаешь, что ее слишком много?

Ма нахмурилась и язвительно ответила:

– Генерала следует хорошо кормить. Чем гордиться командующему, если он тощий и некрасивый, как захудалый цыпленок?

– А, это правда, – рассмеялась Чжу. – Этот монах родился в голодное время и, кажется, так и не вырастет, несмотря на годы горячих молитв об этом. И не станет красивее, если уж на то пошло. Но мы работаем с тем, что нам досталось. – Она присела на корточки рядом с Ма и подала ей следующую пластину. – Я слышал, у вас будет свадьба после Цзянькана. Не могу удержаться от мысли, что мне следует выразить тебе свои соболезнования. – Она говорила шутливым тоном, но мысль о том, что Ма может никогда не найти ничего, что она пожелала бы для самой себя, почему-то вызывала у нее странный гнев.

Руки Ма стиснули доспехи Малыша Го. Ее волосы завесой упали на опущенное лицо, скрывая его выражение. Наконец она спросила:

– Командир Чжу! Вас ничего не тревожит?

Чжу тревожило очень многое.

– По поводу чего?

– Цзянькан. Чэнь Юлян убедил Первого министра дать разрешение атаковать его. Но это была идея Малыша Го. Разве это не странно? – Когда Ма подняла голову, страдание искажало ее светлое лицо. Оно было таким чистым, что Чжу почувствовала неожиданную боль, смесь благоговения и жалости, которую вызывает вид хрупкого цветка груши под дождем.

– Не следует ли тебе сказать об этом командиру Суню?

– Он меня не слушает! Никто из них не слушает…

Малыш Го и Сунь Мэн не стали слушать, но почему-то Чжу дала повод Ма думать, что она ее выслушает. Чжу вдруг охватило чувство неловкости, она вздрогнула. И невольно подумала: «Чжу Чонба никогда бы этого не понял».

Через несколько мгновений она ответила:

– Может быть, Чэнь Юлян планирует предпринять что-то против Малыша Го. Вероятно, так и есть, хотя я не знаю ничего конкретного. Он ни о чем меня не просил. Но ты же понимаешь, что это ничего не значит. Откуда тебе знать, что я говорю правду? И даже если я действительно ничего не знаю, это не означает, что он ничего не сделает. Возможно, он мне не доверяет. Или он во мне не нуждается.

Ма спросила, неожиданно жестко:

– А если я попрошу тебя о помощи?

Чжу уставилась на нее. В каком она, должно быть, отчаянии, если просит! На мгновение Чжу охватил прилив нежности. Она серьезно ответила:

– Вот это я в тебе и люблю, Ма Сюин. Что ты открываешь людям свое сердце, хоть это и принесет тебе страдания. Таких, как ты, немного. – Такой характер сам по себе встречался редко, да и прожить долго этим людям не всегда удавалось. Разве что у них находился защитник. Но такой защитник должен быть безжалостным, он должен уметь выживать.

К удивлению Чжу, Ма схватила ее за руку. Соприкосновение их кожи повергло ее в шок, и она внезапно остро осознала тонкую грань между собой и внешним миром. В отличие от Сюй Да, который был знаком с девушками из окрестных деревень вблизи монастыря, как бродячий пес, Чжу никогда не держала женщину за руку. Она никогда не стремилась к этому и не мечтала об этом, как другие послушники. Она всегда хотела лишь одного, и это желание было таким сильным, что занимало внутри нее все пространство. Теперь незнакомая дрожь пробежала вверх по ее руке: дрожь биения сердца другого человека в ее собственном теле.

– Командир Чжу, прошу вас, – сказала Ма.

Мысль о том, что она увидит, как искру Ма погасит малыш Го, или Чэнь, или еще кто-нибудь, вызывала у нее необъяснимую тревогу. Чжу осознала, что ей хочется сохранить в мире это яростное сочувствие. Не потому, что она его понимает, а потому, что она не понимает, и поэтому оно кажется ей драгоценным. Это нечто такое, что стоит защитить. Эта мысль разрасталась, но не настолько сильно, чтобы вытеснить из Чжу понимание реальности. Она твердо знала, что в борьбе против Чэня Малыш Го никак не сможет победить.

Она слишком медлила с ответом. Вспыхнув от смущения, Ма выдернула у нее руку:

– Забудь! Забудь, что я просила. Просто уходи. Чжу согнула руку, чувствуя призрак того прикосновения. И тихо сказала:

– Мне не нравится Малыш Го. И он был бы глупцом, если бы доверял мне.

Голова Ма опустилась, завеса ее волос сомкнулась. Ее плечи слегка задрожали, и Чжу почувствовала гнев, когда поняла, что она плачет по человеку, который за всю жизнь ни разу не подумал о ней.

– Ма Сюин, – сказала она. Ей казалось, что слова из нее кто-то вытягивает. – Не знаю, смогу ли я что-то сделать, а даже если смогу, не знаю, чем это обернется. Но я постараюсь.

Это не было обещанием, и Ма, должно быть, это поняла. Но через секунду она сказала тихо и прочувствованно:

– Спасибо.

Возможно, думала Чжу, уходя, Ма поблагодарила ее просто за то, что ее выслушали. Вспомнилось, как она просила Ма научиться хотеть чего-то для себя. Кажется, Ма научилась противоположному: не хотеть. Хотя она не признавалась в этом даже себе самой, в какой-то момент после того разговора Ма осознала, что не хочет той жизни, которую ей навязывают.

Чжу почувствовала укол не свойственной ей жалости. «Не хотеть – это тоже мечта; оно заставляет страдать не меньше, чем хотение».

14
Юго-восточная Хэнань. Лето

– Что не так? Ты какой-то мрачный.

Чжу взглянула на Сюй Да, который присоединился к ней во главе войска; он все утро ездил вдоль колонны, заставляя всех шагать строем, несмотря на общее возбуждение от первого настоящего похода. В то утро вся армия Красных повязок вышла из Лу и двинулась на восток через плоскую равнину к Цзянькану Тысяча озер вокруг них сверкала под палящим солнцем. Именно по этой причине монголы никогда не воевали летом: ни они, ни их кони не выдерживали жары на юге. Красные повязки, наньжэни по крови и в основном пехотинцы, упорно шли вперед. Колонны солдат Малыша Го и других командиров шагали впереди. Пыль, которую они поднимали, придавала небу опалесцирующий блеск, похожий на внутренний слой раковины морского ушка[34] 34
  Съедобный моллюск.


[Закрыть].

– Заметно? – спросила Чжу с кривой усмешкой. Хорошо, что он снова рядом с ней, и все это время после их воссоединения она все еще ощущала эту радость. Когда Чжу видела его – будто расслаблялась напряженная мышца.

– Конечно, заметно. Я знаю тебя всю жизнь, – ответил Сюй Да. – Я знаю по крайней мере три четверти твоих секретов.

Это заставило Чжу рассмеяться:

– Больше всех, это уж точно. – Потом прибавила уже серьезно: – Схватка будет тяжелой.

– Есть стена или нет, но взятие такого крупного города связано с большими потерями.

– И это тоже. – Она не переставала размышлять над их положением после Лу – Старший брат, как ты думаешь, что замышляет Левый министр Чэнь против Малыша Го?

– А ты уверена, что он что-то замышляет? Малыш Го способен и сам все испортить. Для этого не нужен заговор.

– Чэнь Юлян любит все контролировать. – Его властная, неподвижная фигура возникла в ее воображении. – Не думаю, что он оставит все на волю случая. Он хочет пользоваться своей властью, знать, что все происходящее устроил он сам.

– Но разве мы не узнали бы, если бы он что-то задумал предпринять во время этой кампании?

Из-за пыли казалось, что равнина простирается бесконечно во всех направлениях, хотя Чжу знала, что ее южной границей служат горы Хуаншань. Она помнила, как смотрела на них из монастыря и восхищалась тем, как они далеко. Мир становится все теснее, до всего можно дотянуться рукой. Она сказала:

– Он еще не совсем мне доверяет. Он мог дать инструкции командиру У.

– Предать Малыша Го? Сунь Мэн ему бы отомстил, а ты знаешь, как он силен. Чэнь Юлян не рискнул бы потерять все войско командира У ради этого.

– Нет. У него должен быть свой план и для Сунь Мэна тоже. – Чжу опять помрачнела. Ситуация складывалась так же, как и у реки Яо, и ей придется ждать, надеясь, что появится больше информации. Она понимала, если Чэнь отдаст ей приказ, направленный против Малыша Го, то, отказавшись выполнить его, она окажется в числе проигравших. К этому она была не готова. Но был мизерный шанс, что ее участие будет косвенным, тогда, возможно, она сможет помочь Ма. Она поняла, что надеется на такой исход. И вздохнула: – Полагаю, нам просто нужно глядеть в оба.

– Я думал, ты последним заплачешь, если Малыш Го получит по заслугам. Почему бы нам не умыть руки?

Чжу нехотя призналась:

– Я обещала Ма Сюин, что присмотрю за ним.

– Кому? Женщине Малыша Го? – Тут до Сюй Да дошла вся двусмысленность положения, и он подвигал бровями. – Храни меня Будда, маленький брат, никогда не думал, что увижу такое. Но… она тебе нравится?

– Она хороший человек, – попыталась оправдаться Чжу. Вспомнила широкое, красивое лицо девушки с глазами феникса, полными заботы и грусти. О Малыше Го, обо всех людях. Новое желание защитить ее было таким же болезненным, как ушиб. Хотя прагматичная сторона ее натуры предостерегала, что это неизбежно, ей не нравилось, что Ма пострадает, что она будет несчастна, даже не позволяя себе признать, что она несчастна.

– Значит, ты собираешься спасти Малыша Го от самого себя. – Сюй Да рассмеялся: – А я-то думал, что я один позволяю хорошеньким девочкам собой манипулировать. Даже я не связываюсь с замужними.

Чжу бросила на него убийственный взгляд:

– Она еще не замужем.

Переправляясь через реку Янцзы и приближаясь к Цзянькану, они сохраняли бдительность. Но ничего не заметили. Малыш Го предпринял жестокую лобовую атаку, напрасно унесшую много жизней Красных повязок: эта волна плоти разбилась о стойкость защитников Цзянькана. В городе с высокими стенами, таком как Лу, это было бы бесполезно. Но атака Малыша Го на плохо укрепленный Цзянькан начала приносить плоды. Медленное, трудное наступление войск Красных повязок постепенно вызвало бегство из города большого количества его жителей, и к часу Коня на десятый день Цзянькан пал.

Территорию дворца князя У (ныне покойного), какой бы красивой она ни была, сейчас окутал дым, как и весь город. От Цзянькана исходила не обычная вонь горящих раковин мидий и фруктовых ям, а резкий запах горящих древних особняков: их лакированная мебель и широкие лестницы превратились в пепел. Послеполуденное солнце, плывущее в туманном небе, напоминало красный лотос.

Посередине парадной площади дворца стояла шеренга женщин в нижнем белье из некрашеных тканей. Жены князя У, его дочери и служанки. Чжу и другие командиры ждали в стороне, глядя, как Малыш Го гордо прохаживается вдоль этой шеренги. В красном свете его лоб и орлиный нос героически сияли. Он улыбался с глубоким удовлетворением человека, который достиг, вопреки сомнениям недоброжелателей, всего того, на что всегда считал себя способным.

Окинув одну из дрожащих женщин оценивающим взглядом, Малыш Го объявил: «Рабыня». Следующая стала наложницей. Чжу видела, что на следующую он смотрит с еще большим восхищением, он взял ее за руку, чтобы рассмотреть нежную кожу, и приподнял ее опущенную голову, чтобы увидеть форму лица: «Наложница».

Сунь насмешливо крикнул:

– Они все для тебя? Ты не считаешь, что тебе будет достаточно Ма Сюин?

– Может, тебе одной женщины и достаточно, – ухмыльнулся Малыш Го. – Я возьму эту девушку и еще несколько наложниц. Мужчина моего ранга не может не иметь наложниц.

Пока он шел вдоль шеренги, женщины дрожали, обхватив себя руками. Глядя на их растрепанные волосы и белую одежду, Чжу готова была принять их за призраков. Всех, кроме одной. Она стояла, выпрямившись во весь рост, опустив руки, не стесняясь контуров своего тела, видных под одеждой. Руки ее скрывали рукава. Она смотрела на Малыша Го таким пристальным и острым взглядом, что он слегка вздрогнул, подойдя к ней. «Рабыня».

Услышав это, она улыбнулась непокорно, горько. И как только Чжу увидела эту улыбку, полную ненависти к Малышу Го и ко всему, представителем чего он был, она мгновенно поняла, что она собирается сделать. Когда женщина бросилась к Малышу Го, целясь кинжалом ему в шею, Чжу уже врезалась плечом в Малыша Го. Он споткнулся, вскрикнув, и кинжал скользнул по его доспехам. Женщина закричала от отчаяния и попыталась заколоть Чжу, но Сюй Да уже оказался между ними, вывернул руку женщины, и кинжал со звоном упал на камни.

Чжу встала. Она почему-то была потрясена. Даже после того, как все закончилось, остальные командиры размахивали руками, не в состоянии поверить, что угроза исходила от женщины, да еще почти раздетой к тому же. Но как только Чжу взглянула на эту женщину и догадалась о ее намерении, она поняла ее. Более того, всего на мгновение она почувствовала то же жгучее желание, что и эта женщина: увидеть удивление на лице Малыша Го, когда в него вонзится кинжал. Насладиться его неверием в такую бесславную гибель, ведь он всегда верил в то, что будущее сулит ему только все самое лучшее.

Чжу почувствовала, как ее охватил холодный ужас. Она не могла обманывать себя, думая, что такой же была бы реакция Чжу Чонбы. Хуже этого было осознание, что подобные моменты случаются тем чаще, чем дольше он живет вне стен монастыря. Это случилось с госпожой Жуй, с Ма и сейчас с этой женщиной. В этом было нечто угрожающее, словно каждый раз, когда это происходило, она теряла частицу своей способности быть Чжу Чонбой. Ее страх усилился, когда она вспомнила свою пустую ладонь, протянутую в темноте подземелья госпожи Жуй. «Сколько я могу потерять, прежде чем совсем не смогу быть им?»

Малыш Го оправился от потрясения и повернулся к Чжу, его смущение уже переходило в гнев. «Ты!» Он с ненавистью взглянул на нее, потом оттолкнул плечом в сторону и выхватил женщину из рук Сюй Да.

– Сука! Сдохнуть хочешь? – Он так сильно ударил ее по лицу, что ее голова дернулась в сторону. – Сука! – Он бил ее до тех пор, пока она не упала, потом стал пинать лежащую ногами. Чжу невольно вспомнила давно увиденную сцену, когда человека забили ногами до смерти, и почувствовала, как ее затошнило.

Сунь поспешно вмешался. Он принужденно улыбался, но взгляд его был напряженным.

– Эй, разве так подобает вести себя будущему князю У? Генерал Го, зачем вы унижаете себя, марая руки? Пусть кто-то другой займется этим отребьем.

Малыш Го уставился на него. Было похоже, что Сунь затаил дыхание. Чжу почувствовала, что она тоже перестала дышать. После долгой секунды молчания Малыш Го поморщился и сказал:

– Князь! Разве ты не говорил, что я стану королем?

– Значит, король У! – воскликнул Сунь, делая над собой усилие. – Никто вам не откажет в этом титуле. Пойдем, это ваше самое великое достижение, и Главный министр будет вне себя. Это южный город, и теперь он ваш. Пусть ху теперь нас атакуют! Мы им покажем… – Не прекращая болтать, он потянул Малыша Го прочь.

– Хороший конец? – криво улыбнулся Сюй Да, подходя к Чжу. – Но это и было то самое – заговор Чэнь Юляна против Малыша Го?

Чжу смотрела, как женщина тяжело дышит на земле. На ее белой одежде остался след от ступни Малыша Го.

– Нет. Думаю, она просто очень рассердилась.

– Малыш Го обычно именно так действует на людей. И я полагаю, это не в духе Чэнь Юляна. Удар кинжалом в спину – не слишком яркое зрелище.

– Значит, все еще впереди. – Чжу вздохнула: – Ну, пускай Малыш Го празднует свое торжество.

– Он явно получает удовольствие, – сказал Сюй Да. – Когда мы шли сюда, я слышал, как он говорил Сунь Мэну, что хочет переименовать город. Он хочет дать ему более подходящее для столицы название, например Интянь. «Отвечающий Небесам». Чжу удивленно подняла брови:

– Интянь? Кто знал, что он достаточно образован, чтобы придумать такое хорошее название? Но оно амбициозно. Первому министру это не понравится. Мне кажется, он хочет присвоить право самому давать названия.

– Разве ему не все равно, как он называется?

Чжу покачала головой:

– Названия имеют значение.

Она лучше кого-либо из Красных повязок знала, как названия способны создавать свою собственную реальность в глазах любого человека или Небес. И, подумав об этом, она начала понимать, что Чэнь задумал для Малыша Го, и помрачнела.

– Наконец-то! – воскликнул Сюй Да, когда вдали показались знакомые глиняные стены Аньфэна. Их обратная дорога заняла больше времени из-за душной влажности позднего лета, и всем им она уже до смерти надоела. Бальзамом для души каждого была мысль о победоносном возвращении домой. Сейчас как раз группа встречающих выезжала из южных ворот; они быстро поскакали к ним под развевающимися алыми знаменами Сияющего Князя.

Как только Чжу их увидела, ее туманная догадка стала четкой, как запись чернилами на бумаге. То, чего ожидали они с Сюй Да, уже произошло. Чэню не нужна была Чжу; она не могла бы ничего предпринять, чтобы помешать ему. Она гнала своего коня вдоль колонны солдат, Сюй Да отставал всего на полкрупа, но она уже понимала, что опоздала. Она с искренним сожалением подумала: «Мне очень жаль, Ма Сюин».

Знамена остановились у головы первой колонны. Малыш Го произнес громким, недовольным голосом:

– Что такое?

Чжу и Сюй Да подъехали, спрыгнули со своих коней и увидели то, что видел он. Сюй Да с тревогой спросил:

– Разве это не те люди, которых мы оставили в Цзянькане?

– Вы посмели ослушаться приказа вашего генерала? – возмутился Малыш Го. – Кто приказал вам вернуться? Говорите!

Сунь прискакал галопом и спешился, потом в растерянности остановился рядом с Чжу.

От группы встречающих к Малышу Го обратился человек по имени И Цзинькай. Даже при наличии редких усов у него было незапоминающееся лицо, о котором никто бы и не вспомнил, увидев его один раз. Чжу определенно его забыла за те недели, что прошли после того, как они оставили его править Цзяньканом. Но сейчас И был олицетворением власти. Не своей собственной власти – он получал удовольствие, исполняя волю другого человека. Конечно, Чэнь в ней не нуждался, подумала Чжу с отстраненной ясностью. Ее преданность была слишком недавней, зачем Чэню просить ее, если другие с такой готовностью выполнят его распоряжения?

Теперь И произнес повелительным тоном:

– Генерал Го, Первый министр приглашает вас на аудиенцию.

– Ты!.. – воскликнул Сунь в ярости.

Малыш Го злобно уставился на И. Это был не тот льстивый прием, которого он ожидал. Растерянность, разочарование и гнев сменяли друг друга на его лице. И Чжу не удивилась, когда победил гнев.

– Прекрасно, – сказал он. – Ты передал послание. Скажи Первому министру, что я приму его, когда мы доберемся до Аньфэна.

Но И ухватил за повод коня Малыша Го.

– Первый министр приказал нам вас сопровождать.

Сунь оскалился и рванулся вперед. Но резко остановился. Клинок И взлетел к его горлу. За И другие члены встречающей группы обнажили свои мечи.

И повторил:

– Приказ Первого министра.

Они снова сели на коней и уехали, окружив Малыша Го как пленного. Малыш Го сидел неподвижно, сдвинув брови, лицо его превратилось в обиженную маску. Вероятно, он тревожился, не окажется ли, что его отец умер – и уже давно, много недель назад. Возможно, он думал о том, был ли это несчастный случай или неприкрытое убийство и страдал ли отец. Может быть, – хотя Чжу в этом сомневалась, – он уже начинал понимать, что девушка Ма Сюин была права насчет опасности, которую представлял Чэнь.

Сунь проклинал И:

– Этот ублюдок! Да будут прокляты восемнадцать поколений его предков!

Глядя вслед удаляющейся по направлению к Аньфэну группе всадников, Чжу вспомнила последние минуты наставника Фана в монастыре. Но наставник Фан понимал, какая судьба его ждет. Малыш Го думал, что опасность уже настигла его, и не понимал, что она еще впереди.

– Командир Сунь! – крикнула она, снова вскакивая на коня. – Поехали. Быстро.

Сунь бросил на нее злобный, обвиняющий взгляд. Но он тоже не понимал, что происходит.

Предвидя будущее, которое всем остальным еще предстояло понять, она была охвачена каким-то незнакомым чувством. С изумлением она определила его как способность чувствовать печаль другого человека, но эта печаль появилась в ее собственной груди, словно исходила из ее собственного сердца. Это была боль другого человека.

«Ма Сюин», – подумала она.

Аньфэн был пуст, как покинутая чумная деревня. Была середина дня, поэтому исчезли даже призраки. Копыта их коней громко стучали, земля за время их отсутствия высохла и стала твердой как камень. Пока они скакали, Чжу почувствовала, как в ней нарастает энергия. Она давала о себе знать не звуком, а вибрацией, Чжу ощущала ее в глубине живота, подобно животному страху.