Текст книги ""Современная зарубежная фантастика-4". Компиляция. Книги 1-19 (СИ)"

Автор книги: Кэмерон Джонстон

Соавторы: Роб Харт,Тесса Греттон,Шелли Паркер-Чан,Кристофер Браун,Шеннон Чакраборти,Ярослав Калфарж,Кристофер Каргилл,Тэмсин Мьюир,Ли Фонда
сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 341 страниц)

33

Казалось, что Восьмой дом оказывается там, где его меньше всего хотят видеть. Они обнаружились в белом коридоре у комнаты Дульсинеи, когда остальные к ней возвращались. Рядом с безупречными белыми рясами коридор казался уже совсем не таким чистым.

Гидеон успела схватиться за рапиру, но они явились по делу, а не с объявлением войны.

– Третий дом осквернил тело, – сказал Сайлас Октакисерон вместо приветствия, – все слуги уничтожены. Где Вторые и Седьмая?

– Мертвы. Выведена из строя. Учитель тоже.

– Что ж, у нас катастрофически не хватает сил, – заметил некромант Восьмого дома, которого никак нельзя было обвинить в излишнем мягкосердечии. Он даже не постарался изобразить хотя бы тень сочувствия. – Слушайте. Третьи вскрыли госпожу Пент.

– Абигейл? – спросил Паламед.

– Вскрыли? – спросила Харроу.

– Брат Эшт видел, как утром они выходят из морга, но с тех пор мы их не видели. Их нет в покоях, а люк в лабораторию заперт. Мы вынуждены объединить силы. Абигейл Пент помешала им и была вскрыта.

– Объясни, что это значит, а то мое воображение лучше твоих описаний, и мне что-то не смешно, – потребовала Гидеон.

– Пошли, посмотришь, – мрачно сказал рыцарь Восьмого дома.

Это не могла быть засада. Остался один Дом против двух. К тому же Сайлас Октакисерон впервые за все время по-настоящему нервничал. Гидеон держалась сзади, рядом с Харроу, пока угрюмая процессия шествовала по коридорам в атриум, в столовую и наконец в импровизированный морг рядом с кухней.

Харроу бурчала себе под нос, так что слышала только Гидеон:

– Вторые мертвы или умирают, Учитель мертв и призраки заодно…

– Учитель напал на Вторых. Почему ты считаешь, что он не убивал остальных?

– Потому что он сильнее всех боялся дома Ханаанского и лаборатории, – объяснила Харроу. – Надо бы вернуться и проверить, но я подозреваю, что он в принципе не способен спуститься по этой лестнице. Он сам – конструкт. Но для чего он служил моделью? Если появится какая-то хрень…

– Бежать как сумасшедшая, – сказала Гидеон.

– Я, вообще-то, хотела сказать: «Бей ее рапирой по башке».

Морг был прохладен, мрачен и тих. Суета, царившая в доме Ханаанском, его не коснулась. Народу тут было многовато: подростки так и лежали в холодных железных ящиках, Протесилай тоже был на месте, пусть и в виде головы без тела. Поскольку собрать его целиком было бы непросто, возможно, это было и к счастью. Магнус тоже лежал на полке, которая была ему немного коротковата и неудобна. Но вот его жена… тело Абигейл целиком выдвинули из ниши. Она лежала застывшая и бледная, рубашку ее задрали до талии. Живот справа вскрыли ножом без всякого изящества. Там зияла большая бескровная дыра, размером примерно с кулак.

Оба Шестых, чья неуместная любознательность никогда не угасала, немедленно уставились в рану. Камилла щелкнула карманным фонариком. Харроу присоединилась к ним, а Гидеон осталась присмотреть за Восьмыми. Сайлас, мертвенно-бледный и встревоженный, выглядел не лучше Абигейл. Его рыцарь был так же бесстрастен, как и всегда, и не смотрел Гидеон в глаза.

– Разрез сделан тройным ножом Терна, – сказал Паламед, положивший ладонь на рану. Потом он залез внутрь пальцами без всякой брезгливости и задержал руку на секунду.

– Извлекли… так, почки на месте. Кам, тут что-то было.

– Лупу?

– Не надо. Это был металл. Камилла… и довольно долго, плоть запеклась вокруг него. Это… черт!

Все резко дернулись. Но Паламеда ничто не укусило, разве что изнутри. Он в полном ужасе смотрел куда-то перед собой. Как будто ему дали кусок шоколадного торта, а через два укуса он обнаружил половину ядовитого паука.

– Неправильное время, – прошептал он сам себе, а потом сказал отчаянно: – Нонагесимус, время неправильное!

– Давай по-человечески, Секстус.

– Почему я раньше не изучил Абигейл… Пятые спустились в лабораторию… они должны были пройти испытание. Ночью после вечеринки. Пент была не дура. Их поймали на лестнице, когда они возвращались. В ней было что-то спрятано, чтобы не нашли… Бог знает, почему она это сделала… или кто это сделал. Три дюйма длиной, металлический длинный предмет, зубцы…

– Ключ, – сказал Сайлас.

– Но это безумие, – сказала Гидеон.

– Кто-то очень хотел спрятать ключ. Может быть, сама леди Пент, – сказал Паламед и наконец вынул руку и пошел мыть ее в раковине. Гидеон решила, что это вполне приличное поведение. – Или это сделал тот, кто ее убил. Существует помещение, куда нас изо всех сил старались не допустить. Октакисерон, это не осквернение как таковое, просто кто-то открыл сейф.

– И что, эти комнаты стоят такого греха? – спокойно спросил Сайлас.

Харроу уставилась на него.

– Ты отнял два ключа у Седьмого дома, – напомнила она, – выиграл один, пройдя испытание, и даже не потрудился открыть хоть одну дверь?

– Я выиграл один ключ, чтобы посмотреть, что мне противостоит, и забрал еще два, чтобы уберечь их от неверного использования. Я ненавижу этот Дом. Мне противно, когда святой храм сводят к головоломке. Я забрал ключи, чтобы они не достались тебе. Или Шестым, или Третьим.

Паламед вытер руки какой-то тряпкой и поправил очки, запотевшие от дыхания в холодной тихой комнате.

– Мастер Октакисерон, – сказал он, – ты полный кретин и ведешь себя, как собака на сене, но ты, по крайней мере, последователен. Я знаю, какую дверь открывает этот ключ, и Девятая знает. И мы вынуждены признать, что Третьи тоже это знают. Я знаю, где они будут, и хочу посмотреть, что они нашли.

– Пока не стало слишком поздно, – добавила Харроу.

Она подошла к стойкам и открыла последнюю полку, про которую Гидеон совсем забыла. Там лежала куча пепла и костей, которые они нашли в печи. Самый крупный кусочек был не больше ногтя. К удивлению Гидеон – в очередной раз – Колум подошел к Харроу и почти нетерпеливо указал на пепел.

– Примерно половина этого – рыцарь Седьмого дома, – сказал он.

– Я так и предполагала, – ответила Харроу, – черепа тут не было. А время смерти имеет смысл, только если предположить, что это Протесилай.

– А вот вторая половина – это кто-то другой, – сказал Сайлас.

– Для них мы пока ничего сделать не можем, – решил Паламед, – преимущество должно быть за живыми… если мы хотим таковыми остаться.

Время показало, что он был не прав.

34

Вшестером они шли по плохо освещенным коридорам дома Ханаанского: три некроманта и три рыцаря. По пути то и дело попадались лежащие скелеты слуг, неподвижные и слепо глядящие в потолок. Цепи, которые привязывали их к башне, наконец лопнули. Гидеон обнаружила, что эти небольшие кучки выбивают ее из равновесия. Скелеты бродили тут, наверное, десять тысяч лет, а потом мгновение паники и страха – и все кончилось. Жрецы Первого дома погибли. Успокоение это было или святотатство?

Интересно, как себя чувствуешь, прожив миллион лет? Скучно до смерти, наверное. Только и мечтаешь сделать что-нибудь новое или стать кем-то другим. Гидеон переделала бы все, что здесь можно сделать, а если бы даже чего-то не увидела, то прекрасно могла бы это представить.

По карте Харроу они дошли до коридора с заблокированной ликторской дверью. На замке до сих пор виднелся след регенерирующей кости, которую было так сложно снять. Мрачную картину с безводным ущельем сняли, и трое некромантов молча смотрели на черные колонны и затейливую резьбу между ними.

– Охранных заклинаний я не чувствую, – сказал Сайлас.

– Это западня, – ответила Харроу.

– Или беззаботность, – возразил Паламед.

– Или им просто плевать. Особенно если учесть, что ключ до сих пор торчит в замке, – заметила Гидеон.

Это была уже третья дверь за сегодня, которую они открывали, абсолютно не представляя, что скрывается внутри. Желтый свет вырвался в коридор, а внутри…

Другие две лаборатории, которые видела Гидеон, были как берлоги. Практичные пространства для работы, сна, тренировок и еды, в лучшем случае уютненькие, в худшем – унылые. Лаборатории в полном смысле этого слова. Эта комната оказалась совсем другой. Когда-то она была светлой, наполненной воздухом. Пол покрывал лакированный паркет, а стены – белые панели, любовно разрисованные причудливыми картинками. Деревья с белыми стволами, бледно-пурпурные цветы, падающие в оранжевые бассейны, золотые облака, полные птицы. Меблировка была скудная: несколько широких столов с аккуратно разложенными книгами и карандашами, полированная мраморная плита с такими же аккуратными ножами и ножницами, что-то вроде древнего морозильника, скатанные матрасы и вышитые одеяла, гниющие в открытом ящике. Все это было не важно. Три вещи сразу привлекли внимание Гидеон.

На одной из миленьких картинок на стене виднелась – прямо поверх цветущего дерева – свежая краска. Черные буквы в добрый фут высотой гласили

ВЫ НАМ ЛГАЛИ

Кто-то плакал, медленно и уныло, как человек, который ревет уже много часов и просто не знает, как прекратить.

А в центре комнаты сидела Ианта. Она устроилась на пухлой древней подушке, как королева. Бледно-золотое платье покрывали брызги крови – очевидно, это входило в моду, – а светлые волосы от крови совсем слиплись. Она дрожала так, что ее всю трясло, а зрачки до того расширились, что через них можно было шаттл провести.

– Привет, друзья, – сказала она.

Источник плача обнаружился быстро, стоило только пройти чуть вперед. Рядом с мраморной панелью свернулась Коронабет, обхватив руками колени и раскачиваясь взад и вперед. Рядом с ней на полу…

– Да, – сказала Ианта, – мой рыцарь мертв, я его убила. Не поймите меня неверно, это не признание.

Набериус Терн валялся на полу в неуклюжей позе. Лицо у него было страшно удивленное. Белки глаз казались слишком светлыми, но, если не считать этого, он выглядел идеально причесанным и совершенно живым. Губы были чуть приоткрыты, как будто он собирался в любое мгновение потребовать объяснений.

Все застыли как вкопанные.

Только Паламеду хватило присутствия духа, чтобы подойти ближе: он обошел Ианту по широкой дуге и приблизился к застывающему на полу рыцарю. На груди у него краснели пятна крови, а в рубашке зияла огромная дыра. Клинок вошел в спину. Паламед наклонился, почему-то скривился и опустил трупу веки.

– Она права. Он мертв.

При этих словах Сайлас и Колум пришли в себя. Колум прыгнул вперед, но Ианта вдруг душераздирающе засмеялась. Смех вышел колючий.

– Восьмой! Убери клинок! Боже, Восьмой, я тебя не трону.

Ианта вдруг тоже подтянула колени к груди и завыла тихо и жалобно, как будто у нее сильно болел живот. Выходило почти смешно.

– Не так я себе это представляла, – сказала она наконец, стуча зубами. – Ладно, скажу вам. Я выиграла.

– Принцесса, никто из нас не разговаривает с безумцами, – медленно сказала Гидеон.

– Между прочим, обидно. – Ианта вдруг зевнула. При этом зубы ее снова застучали, она прикусила язык, вскрикнула и сплюнула на пол. От кровавого плевка поднялась тоненькая струйка дыма. Все уставились на это.

– Признаю, это неприятно, – задумчиво сказала она, – я распланировала всю свою речь, я собиралась похвалиться чем-нибудь, что вы поняли бы. Ваши ключи мне не понадобились, и ваши секреты тоже. Я всегда была лучше вас всех, и никто из вас не заметил, никто никогда не замечает, это мое счастье и моя беда. Почему я так хороша в том, что я делаю? Хоть ты заметила, гадкий мелкий Девятый гоблин? Хоть что-нибудь?

Гадкий мелкий Девятый гоблин смотрел на нее, плотно сжав губы. Она чуть отодвинулась от Гидеон, придвинулась ближе к плите с теоремой и без всякого смущения принялась ее разглядывать.

– Ты знала об оживленном трупе, – сказала Харроу, – ты знала, что это невозможно.

– Да-а-а. Я знала, что передача энергии не складывается. Ни одна из танергетических меток в этой башне не сочеталась с другой… пока я не поняла, к чему нас всех ведут. Что пытаются нам сказать ликторы прошлого. Вы же знаете, что передача энергии – моя специализация… особенно крупномасштабная. Теория Воскрешения. Я изучала, что именно случилось, когда наш Всемилостивый Господь собрал мертвые и умирающие Дома и вернул их к жизни много лет назад… какую цену ему пришлось заплатить. Что можно было отдать взамен, душу целой планеты? Что происходит, когда планета умирает?

– Ты оккультист, – сказал Паламед, – пограничная магичка. Я думал, что ты анимафилик.

– Это показное, – ответила Ианта, – меня интересует пространство между жизнью и смертью… пространство между освобождением и исчезновением. Другой берег реки. Куда уходят души, когда отделяются от тела… где обитает то, что пожирает нас.

– В твоей формулировке это куда интереснее, чем на самом деле, – заметила Харроу.

– Прекрати делать вид, будто ничего, кроме костей, не существует, – отрезала Ианта, закашлялась и дико засмеялась. Закрыла глаза и уронила голову. Когда глаза снова открылись, зрачка в них не было, только чудовищная белизна глазного яблока. Ианта закричала, и все вздрогнули. Она снова зажмурилась и отчаянно потрясла головой. Открыв глаза, она задышала так, как будто только что пробежала марафон. Дергаться Гидеон уже надоедало.

Свой обычный цвет глаза утратили. Под веками горела мешанина бурых, багровых и синих пятен. Ианта в третий раз закрыла глаза, и когда бледные ресницы опять поднялись, они открыли прежний бледный аметист.

Паламед подошел к стене за Иантой. Она не обернулась и даже, кажется, не заметила его. Просто съежилась, сжалась в комок. За спиной у Секстуса чернели буквы: «ВЫ НАМ ЛГАЛИ».

– Шаг первый, – сказала она нараспев, – сохраните душу, не тронув интеллекта и память. Шаг второй: проанализируйте ее, поймите ее структуру и форму. Шаг третий: заберите ее и впитайте. Вложите ее в себя, не поглощая.

– Твою мать, – очень тихо сказала Харроу. Она подошла к Гидеон и сунула свой дневник в карман. – Мегатеорема.

– Шаг четвертый: закрепите ее на месте, чтобы она не могла рассеяться. В этом я уверена не была, но я нашла методику прямо здесь, в этой комнате. Шаг пятый: слейтесь с ней, найдите способ сделать душу частью себя, не поддавшись ей. Шаг шестой: съешьте плоть. Не всю, капли крови хватит, чтобы закрепить результат. Седьмой шаг – это реконструкция. Заставьте дух и плоть снова работать вместе так, как они делали это раньше, но в новом теле. И последнее: соедините провода и пустите энергию. Для тебя, Восьмой, это покажется сущей ерундой. Уверена, что это придумал твой Дом.

– Принцесса, – сказал Паламед, – у тебя не было ни одного ключа. Ты не видела ни одной комнаты, кроме этой.

– Как я уже сказала, – ответила Ианта, – я очень, очень хороша. И более того, у меня есть здравый смысл. Если вы видели залы испытаний, лабораторные журналы вам уже не понадобятся. По крайней мере, если вы лучший некромант, когда-либо рожденный в Третьем доме. Это же я, Корона? Детка, кончай плакать, у тебя голова разболится.

– Я пришел к тому же выводу, что и ты, – сказал Паламед холодным жестким голосом, – но я немедленно отбросил его. Он отвратителен и банален.

– Отвратительность и банальность – мои второе и третье имена, – сказала бледная близняшка. – Секстус, милый ты Шестой ханжа. Напряги свой большой красивый мозг. Это же не какие-то сложные вычисления. Десять тысяч лет назад у Царя неумирающего было шестнадцать помощников. Потом их стало восемь. Кто были рыцари ликторов? Куда они делись?

Паламед открыл рот, будто собираясь ответить на этот вопрос, но тут наткнулся на что-то на стене и замер. Гидеон никогда не видела его неподвижным. Он весь состоял из дерганых движений и нервных возгласов. Камилла следила за ним с подозрением. Одним пальцем он вел по краю черной буквы, а все остальное тело застыло. Он выглядел так, будто кто-то вдруг отключил подачу энергии. Теперь заговорил Сайлас:

– Все это никак не объясняет, почему ты убила Набериуса Терна.

Ианта уронила голову набок, как пьяная, чтобы посмотреть на Сайласа. Ее фиалковые глаза стали цвета сухих фиалок, губы приобрели цвет и мягкость камня.

– Тогда ты не слушал. Я не убивала Набериуса Терна. Я поглотила Набериуса Терна, – равнодушно сказала она, – я воткнула клинок ему в сердце, чтобы пригвоздить душу к месту. Потом я забрала ее в свое тело. Я ограбила саму смерть. Я выпила его бессмертную душу. А теперь я буду жечь его снова и снова, и он никогда не умрет по-настоящему. Я съела Набериуса Терна. Я теперь больше, чем сумма его души и моей.

Ее голова снова упала на грудь. Она то ли икнула, то ли всхлипнула, то ли засмеялась. Фигура ее стала туманной и расплывчатой, ее будто размывало по краям. У Гидеон и без того все волосы стояли дыбом, а теперь они, кажется, захотели вообще убежать.

Паламед заговорил – казалось, что до него примерно десять тысяч световых лет.

– Принцесса, что бы ты ни хотела сделать, ты этого не сделала.

– Правда? – спросила Ианта.

Она попыталась встать, но Гидеон не увидела ее движения. Ианта резко стала материальной, куда реальнее, чем вся комната, а все вокруг как-то выцвело. Она светилась изнутри, будто проглотила кучу лампочек.

– Ты даже сейчас это отрицаешь? – спросила она. – Господи, но это же логично. Даже рапиры… легкие клинки, такие легкие, что их может удержать любитель… некромант. Каждое испытание… слияние, управление, связывание, использование… использование кого? Ты вообще заметил, что ни одно из испытаний невозможно пройти в одиночку? Не заметил, а это самая главная подсказка. Мне пришлось разобраться, как все это устроено, просто глядя снаружи… в одиночку.

Сайлас обернулся и совершенно нормальным голосом поинтересовался у монотонно ноющей девушки:

– Принцесса Коронабет, она говорит правду? Ты пыталась в какой-то момент остановить ее? Ты как некромант поняла, что она хочет сделать?

– Бедняжка Корона! – сказала Ианта. – Не приставай к ней, мелкий позор человеческого рода. Что она могла сделать? Ты не знал, что у моей сестры есть маленький гадкий секрет? Все смотрят на нее и видят то, что хотят видеть. Красоту и силу. Великолепные волосы. Идеального потомка непобедимого Дома.

Кронпринцесса Иды никак не осознавала, что говорят с ней. Ее сестра продолжила:

– Все слепы. Корона? Прирожденный некромант? Да у нее не больше силы, чем у Бабса. Но папа хотел полный комплект. А мы не хотели, чтобы нас разделяли, так что мы начали врать. Мне приходилось быть двумя некромантами с шести лет. Это обостряет восприятие, поверьте. Нет, Корона никак не могла помешать мне стать ликтором.

Паламед невнятно сказал:

– Это не может быть правдой.

– Это правда, дурачок. Сам император помог с этим.

– Значит, это и есть ликторство, – сказал Сайлас тихо, почти сердито, как будто задумавшись. На мгновение Гидеон показалось, что она видела, как сглотнул Колум Эшт, что его зрачки чуть-чуть расширились.

– Вечно существовать с мертвецом… с невероятной силой внутри себя, с силой последней жертвы. Сделать себя гробницей.

– Ты же понимаешь? – спросила Ианта.

– Да, – ответил Сайлас.

Колум закрыл глаза и замер.

– Да, – повторил Сайлас, – я понимаю, что такое подверженность ошибкам… а это очень неприятная вещь. Я понимаю, что, если император, Царь неумирающий, сейчас явится и спросит, почему я не ликтор, я паду на колени и взмолюсь о прощении за то, что все мы провалили это испытание. Пусть меня по атому сожгут в самом тихом и темном месте в космосе, господи, князь милосердный, мог ли я когда-то подумать о том, чтобы предать связь, тобой же созданную между ним, мною и тобой.

Колум снова открыл глаза.

– Сайлас… – начал он.

– Когда-нибудь, Колум, я тебя прощу, – заявил его дядюшка, поджав губы, – за то, что ты подумал, будто я могу поддаться этому искушению. Ты мне веришь?

– Хотел бы верить, – нервно ответил племянник, глядя в никуда. Беспалая рука на щите дрогнула: – Видит бог, я хотел бы верить.

– Да брось, – презрительно сказала Ианта, – ты бы выпил его до дна, если бы думал, что это сохранит твою добродетель нетронутой. А это то же самое, только более человечное.

– Не смей больше со мной говорить, – ответил Сайлас, – я объявляю тебя еретичкой, Ианта Тридентариус, я приговариваю тебя к смерти. Рыцаря твоего больше нет, и ты должна выступить за него. Примирись со своим Домом и императором, потому что я клянусь Царем неумирающим, что ты больше не найдешь мира в этой жизни, ни на одной из планет, куда бы ты ни отправилась. Брат Эшт…

– Октакисерон, прекрати, – сказала Харроу, – сейчас не время.

– Я все здесь выжгу, Девятая, лишь бы Дома не узнали, как мы опозорились, – ответил Сайлас. Его рыцарь обнажил клинок и сжал щит мозолистыми пальцами. Он выступил вперед. На лице его было написано что-то, настолько похожее на облегчение, что Гидеон не совсем поняла, в чем дело.

– Колум из Восьмого дома. Не щадить, – велел адепт.

– Остановите его, кто-нибудь, – сказала Ианта, – Шестой, Девятая. Я не хочу, чтобы лилась кровь. Ну, чтобы она и дальше лилась.

– Октакисерон, ты дурак, что ли… – заговорила Харроу, а Камилла сказала:

– Все назад.

Но Колум Эшт не отступил. Он шел к Ианте, будто волк, загоняющий овцу. Двигался он невероятно быстро для такого большого и нелепого на вид человека, и он ударил с такой силой, что Ианта должна была отлететь к стене, как выброшенный сэндвич. Ударил он точно и сильно, он не медлил, рука у него не дрогнула и клинок тоже не дрогнул.

Но не медлила и Ианта. Гидеон своими глазами видела, что изящная рапира Третьего дома лежит в луже крови рядом с телом рыцаря, но она неожиданно оказалась в руке принцессы. Она встретила удар Колума простым блоком – и его клинок отлетел в сторону, как будто она не была на голову ниже и в три раза легче соперника. Ианта отскочила легко и уверенно.

Это Набериус Терн увел руку Ианты за спину, это было его движение и его идеальная точная стойка. Странно было видеть движения Набериуса Терна у Ианты Тридентариус, но это были они, вплоть до того, как она держала голову. Колум шагнул вперед и ударил прямо и сверху в ее голые ключицы.

Она увернулась от удара с великолепным мальчишеским презрением и контратаковала. Колуму пришлось постараться. Только тут до Гидеон дошло, что сделала Ианта. Вид некроманта с рапирой в руках, вид призрака, живущего и сражающегося в мясном костюме своего адепта, подтвердил, что Набериус мертв. И что он мертв внутри Ианты. Он не учил ее драться, он просто дрался сам. Это была его мгновенная контратака, его шикарный блок, его точное движение, которым он отбил щит Колума. В нормальных обстоятельствах Гидеон восхитилась бы рыцарем Восьмого дома – он двигался легко, как перышко, а удары при этом были тяжкие, как свинец. Но сейчас ее взгляд был прикован к Ианте, которая двигалась так же, как двигался Набериус, чье тело было гибким, проворным и неуловимым.

Но была тут и одна проблема. Рапира Третьего дома весила не меньше килограмма, а мышечная память Набериуса неидеально действовала с руками Ианты. Частично это компенсировалось силой ее тела, ее локоть застыл на месте, как каменный, но, как бы она ни старалась совладать с рапирой, она все же чуть-чуть не справлялась. Самую малость. Она потела. Посреди неестественно гладкого лба прорезалась морщинка, в глазах металась тревога, а голова чуть болталась, как уже случалось ранее. Она сдавалась, а Колум усиливал напор. Она задрожала, а он поднял ногу и пинком выбил рапиру у нее из руки. Та отлетела к стене, где стоял Паламед, и жалко звякнула о камень. Колум поднял свой клинок.

Принцесса Третьего дома прижала ладонь ко рту, зубами выдрала кусок плоти и выплюнула его в Колума. Ианта исчезла за клубящейся занавесью, жирной, мясной, покрытой неоново-желтыми пузырями и тонкой розовой пленкой. Колум бросился на эту штуку – как будто ударил кирпичную стену. Он лихорадочно бил ее снова и снова, но удары соскальзывали, и наконец он отступил на шаг, тяжело дыша. Там, где стояла некромантка, теперь высился омерзительный полупрозрачный купол из кожи и подкожного жира. Колум немедленно атаковал снова, обрушив на купол свой щит. Раздался гадкий влажный звук, и щит отскочил от упругой стенки. Он изо всех сил ударил рапирой: пузырь плоти порвался и закровоточил, но не сдался.

Гидеон положила одну руку на рукоять рапиры, а вторую вдела в кастет. Тонкие пальцы сомкнулись на ее запястье. Обернувшись, она увидела поджатые губы Харроу.

– Не подходи к ним, – сказала она, – не трогай ее. Даже думать об этом не смей!

Гидеон в отчаянии оглянулась в поисках Шестых, но увидела только Камиллу, спокойную, с мечами в ножнах. Так они все стояли в напряженной тишине, пока Колум кружил у кожаного щита, время от времени проверяя его. Клинок отскакивал от кожи, плоть не поддавалась, и Колум каждый раз коротко кряхтел. Потом Сайлас закрыл глаза и тихо сказал:

– Некроманты должны сражаться с некромантами.

Колум нанес очень красивый удар наискось, а потом отскочил, как будто его кто-то укусил. Он отступал, держа рапиру и щит наготове, сжав зубы. Гидеон теперь знала, каково это – когда твои силы высасывают, и могла поклясться, что видела в воздухе легкую дымку и слышала тихое чмоканье, когда некромант приступил к делу.

– Не сопротивляйся, – сказал Сайлас, не открывая глаза.

– Не делай этого, – резко ответил Колум, – не мучай меня, не в этот раз.

– Брат Эшт, – ответил некромант, – если ты не можешь поверить, тогда, бога ради, повинуйся.

Колум булькнул горлом. Ианта теперь казалась размытым силуэтом за испещренной желтыми пятнами стеной плоти. Сайлас легко подошел к ней. По его коже бегали электрические искры. Он положил ладони на щит, и кожа запузырилась под его пальцами. На мгновение Гидеон показалось, что у него получится. Но потом стена втянула его руки внутрь, встопорщившись клыками. Щит изо всех сил укусил его, и на запястьях Сайласа выступила кровь. Он закричал и снова закрыл глаза. От него волнами шел жар, Колум становился все серее и серее, все тише и тише, а Сайлас сжимал руки в кулаки. И тут щит лопнул, как прыщ или как глаз, и опал на пол полосами плоти и трясущимися хрящами. Сайлас почти с удивлением посмотрел на Ианту, которая изо всех сил сжимала руками виски. Когда Ианта открыла глаза, они снова стали белыми и дикими. Она закричала с силой, которых у ее голосовых связок просто не было.

Сайлас надвинулся на нее, и руки его казались раскаленными белыми орудиями убийства. Ианта проскользнула мимо него и бросилась на все еще трепыхающиеся обрывки плоти, из которых состоял ее щит. Она рухнула в эту кожу, заливая деревянный пол горячим желтым жиром, кожа запузырилась, затрещала, как будто ее жгли, а потом растворилась в вязкую лужу. От Ианты не осталось и следа.

Сайлас опустился у лужи на колени, и серебряные цепи на его идеально белой тунике начали корежиться и изгибаться. Он запустил в жидкость руки. Колум вскрикнул, будто его ударили в живот. Из лужи высунулась окровавленная рука, схватила Сайласа за плечо и потянула за собой.

Потолок разверзся, как грозовая туча, и на них на всех обрушился кровавый жирный дождь. Гидеон и Харроу подавились криками и натянули на головы капюшоны. Сверху рухнули два человека, покрытые кровью и слизью. Ианта приземлилась на ноги и изящно отряхнулась от вонючей красной жижи, оставшись почти чистой. Сайлас тяжело плюхнулся на пол. На щеке у Ианты виднелась красная отметина, словно бы след пощечины. Она коснулась щеки рукой, и отметина выцвела и пропала.

Сайлас кое-как поднялся на колени, сцепил пальцы, и у Гидеон аж уши заложило от того, с какой силой он теперь сосал энергию. Она увидела, как его сила обвивается вокруг Ианты и подавилась криком. Она хватала ртом воздух, сходя с ума от страха.

– Октакисерон, – сказала Ианта, – ты не можешь забирать быстрее, чем я создаю.

– Он пытается высосать ее, – зачарованно прошептала Харроу, – но он вынужден распылять силы, чтобы вернуть Колума назад, а то…

Колум, серый, как пепел, шатающийся, как пьяный, оцепеневший, поднял рапиру и заковылял к Ианте. Он ударил ее по лицу щитом, как будто хотел проверить. Голова Ианты мотнулась назад, но выглядела она скорее удивленной, чем раненой. Дышала она рвано. Она выпрямилась, как будто ничего не произошло, и рыцарь сделал выпад. Она подняла руку и схватила сверкающий клинок, как ни в чем не бывало. На руке выступила кровь, но эта кровь потихоньку отталкивала клинок как будто это были просто дополнительные красные пальцы.

Сайлас сжал ладони, и от давления Гидеон чуть не закричала. Колум потряс рапиру, кровь срывалась с нее, будто стеклянные осколки, и Ианта дернулась, хотя никто ее не тронул. Она отходила от Колума, и кровь на полу, стенах и потолке засыхала, сгорая и не оставляя следов. Глаза у Ианты снова стали жуткими бельмами, и она судорожно трясла головой, как будто пытаясь поставить мозг на место.

– Прекрати, – шипела она, – прекрати!

Колум развернулся и плавным изящным движением ударил ее в спину. Порез вышел неглубокий, Ианта могла его даже не заметить. Кровь полилась на красивую желтую ткань, и видно было, что рана стягивается и зарубцовывается сама собой.

– Слушай, – говорила она, – Бабс, слушай!

Сайлас ударил кулаками об пол. Воздух вырвался из легких Ианты. Ее губы и кожа сморщились и иссохли, она неуклюже замерла, удивленно выпучив глаза. Остатки крови испарялись с пола, бледным дымком поднимаясь к небесам. На мгновение все стало чистым и ослепительно белым. Ианта стояла посреди этой белизны, согнувшись и не шевелясь. Из носа и ушей Сайласа тихо капала кровь.

Гидеон почувствовала, как вздрогнула Харроу.

Бледно-фиолетовые глаза Ианты снова стали нормальными, вернулись и зрачки, хотя они казались чуть светлее, чем раньше. Она старела у них на глазах. Кожа отслаивалась хлопьями. Но Ианта смотрела не на Сайласа, который держал ее так крепко, будто она была у него в руках. Она неверяще пялилась на Колума из Восьмого дома.

– Ну ты попал, – объявила она.

Глаза Колума из Восьмого дома заливала чернота, как раньше белизна заливала глаза самой Ианты. Он двигался уже не так, как двигаются люди. Исчезли экономные, скупые движения опытного бойца, длинные грациозные замахи человека, который всю жизнь не расстается с мечом, быстрые легкие шаги. Теперь он двигался так, будто внутри него толкались шестеро, и никто из этих шестерых никогда не бывал в человеческом теле.

Он засопел и повернул голову. И продолжал ее поворачивать. С жутким треском голова повернулась на сто восемьдесят градусов и принялась равнодушно обозревать комнату за спиной.

Одна из ламп треснула, взорвалась, осыпалась тучей осколков. Стало очень холодно. Дыхание Гидеон повисло в потемневшем воздухе ледяной бахромой, оставшиеся лампы с трудом разгоняли тьму. Колум облизал губы серым языком. По полу заскакали костяные осколки. Харрохак швырнула их широким движением прямо под ноги Колуму. Из пола проросли шипы, зажали Колума, задержали его на месте. Он равнодушно поднял ногу в белом сапоге и растоптал их. Они рассыпались облачками белой костяной пыли.