Текст книги ""Современная зарубежная фантастика-4". Компиляция. Книги 1-19 (СИ)"

Автор книги: Кэмерон Джонстон

Соавторы: Роб Харт,Тесса Греттон,Шелли Паркер-Чан,Кристофер Браун,Шеннон Чакраборти,Ярослав Калфарж,Кристофер Каргилл,Тэмсин Мьюир,Ли Фонда
сообщить о нарушении

Текущая страница: 145 (всего у книги 341 страниц)

Теперь, когда Хило наладил связь с Зелеными костями в Эспении, и зная, что Горные тоже ищут новые возможности за рубежом, Шаэ как никогда нуждалась в политической поддержке и дома, и за границей. Она нуждалась в благосклонности Адамонта. Как и вся страна, если хотела продолжить быстрый экономический рост. Текстильный бизнес самого Сона и его семьи извлек массу выгод от снижения тарифов.

– Вы занимали высший политический пост во время клановой войны в нашей стране, а теперь к нам подступает война из других стран, – указала Шаэ. – Вам известно, как не поддаваться нажиму и когда следует пойти на компромисс.

Сон покачал головой.

– С этим будет разбираться уже мой преемник, Коул-цзен.

По живописной галечной дорожке они спустились в лесок. Стало прохладно, уже совсем скоро осенний холод и сумерки загонят их обратно под крышу.

– Вы еще не старый человек, канцлер Сон. Только посмотрите, как вы обыграли меня в чассо. – Шаэ остановилась посреди дорожки и посмотрела на Сона. – От имени Колосса я прошу вас еще об одной дружеской услуге Равнинным. Не уходите на пенсию после конца срока. Останьтесь в Королевском совете. У вас будет еще много времени для отдыха, но поработайте в правительстве еще год или два, страна в вас нуждается. – Она сделала многозначительную паузу. – Клан будет благодарен вам и вашей семье.

Как бывший Фонарщик, канцлер Сон знал, что клан не разбрасывается благодарностями, это почти наверняка означает значительную денежную награду для него и его родственников. Если он останется в Королевском совете, Сон по-прежнему будет самым высокопоставленным политиком Равнинных в Зале Мудрости, голосующим в соответствии с интересами клана. В случае равного разделения голосов статус почетного канцлера даст ему те же привилегии, что и у действующего канцлера, – его голос будет решающим, а это может перевесить голос Гуима.

Канцлер Сон сморщил пухлые губы.

– Что ж, – задумчиво, но не без гордости произнес он, – всего год после целой жизни на выборном посту? – Он посмотрел на Шаэ серьезным, оценивающим взглядом, а потом поднял арбалет и вернулся обратно на дорожку. – Я остаюсь верным другом клана, Коул-цзен, но не могу идти против течения. Большинство людей не понимают пользы от торговых соглашений, и им плевать на тревоги эспенцев по поводу безопасности. Многие вообще не видят надобности принимать здесь иностранцев. Мы ходим по тонкому краю. Если вы продолжите отстаивать интересы Равнинных против воли страны, вы не добьетесь своего.

Обычно Шаэ пила мало, но следующим вечером на свадьбе Вуна она выпила несколько бокалов вина. Где-то после полуночи жених и невеста под приветственные выкрики гостей отбыли в лимузине, украшенном красными и желтыми пионами, символом супружеского счастья и плодовитости. Вскоре после этого Шаэ ушла с вечеринки в резиденцию Шелеста. Одетый в синий льняной костюм с галстуком Маро проводил ее до двери. Шаэ помедлила, прежде чем войти, и повернулась к нему через плечо.

– Не хочешь ненадолго зайти?

Она не знала, почему задала этот вопрос – то ли это простая вежливость, то ли пьяное желание, то ли что-то еще. Но в тот момент понадеялась, что Маро согласится. Многие видели, как они вместе ушли с праздника, но, выдержав один публичный скандал, Шаэ больше не беспокоилась об утренних сплетнях.

Сначала Маро отвернулся, а потом с надеждой, но и с опаской взглянул на нее.

– Ненадолго, – сказал он.

Шаэ сняла туфли и села на диван, потирая натертую ступню. Маро налил в два высоких стакана холодную мятную воду из стоящего в холодильнике кувшина. Шаэ с благодарностью взяла стакан и прижала прохладное стекло ко лбу, а потом осушила половину. Хотя дом Шелеста стоял в дальнем конце центрального двора, сюда доносилась музыка, и Шаэ Чуяла энергию оставшихся гостей, словно далекую фоновую пульсацию. Тело уже свыклось с меньшим количеством нефрита, но временами Шаэ казалось, будто ее чувства приглушены, смягчены по краям. Выпитое спиртное усилило эффект, она устала и ощущала все словно сквозь дымку.

Маро сел на другом конце дивана и откинулся назад, ослабил галстук и глотнул воды. Он выглядел трезвее, чем она.

– Твой друг Вун Папи, наверное, очень предан клану, – сказал он. – Твоя семья закатила для него грандиозную вечеринку.

– Он был лучшим другом моего старшего брата. – И моим. – Он этого заслуживает.

– Спасибо, что пригласила меня. – Маро покрутил стакан в руках. – И за то, что устроила встречу «Четырех добродетелей» со своим братом. – И, словно прощупывая почву, он продолжил: – Я уже некоторое время работаю у них в исполнительном комитете. Они делают хорошее дело, но не сумеют добиться большего без высокой поддержки. Если бы главные кланы публично признали, что Кекон должен играть более активную роль в международных гуманитарных усилиях, это был бы огромный шаг вперед. – Он посмотрел на Шаэ в надежде на согласие. – Возможно, мы убедили бы твоего брата поддержать Акт о беженцах из Оортоко.

Шаэ была не в настроении объяснять ситуацию, в которой сплелись интересы клана и давление со стороны эспенского правительства, как и то, что она сделала канцлера Сона и Королевский совет ответственными за продвижение сомнительных интересов иностранцев.

– Давай не будем сейчас говорить о политике, – попросила она.

Маро поправил галстук.

– Как скажешь, – неуверенно выговорил он, словно Шаэ отняла последнюю безопасную тему для разговора. Повисла неловкая тишина. После дуэли минуло почти пять месяцев, но Шаэ и Маро находились в странно подвешенном состоянии, как два предмета, удерживаемые центробежной силой на постоянной дистанции, неспособные ни сблизиться, ни разойтись. Они разговаривали по телефону. Несколько раз вместе обедали. Шаэ по-прежнему советовалась с Маро по вопросам экономики и международной политики, а теперь он надеялся на поддержку кланом благотворительной организации, которой посвящал все больше времени. Они вели себя дружелюбно и сердечно, но осторожно ходили кругами, словно огибая пламя, желанное, но способное опалить.

Маро не раз намекал, что они могли бы преодолеть это напряжение, если бы оба могли снова друг другу довериться. Глядя на него сейчас, такого привлекательного и серьезного, видя в его глазах желание, а на лице легкий румянец, Шаэ больше всего на свете хотелось ему довериться. Сегодня она нуждалась в близости, но не заслужила доверие Маро и не желала возвращать это доверие обманом. Шаэ подумывала поблагодарить его за приход и вежливо проводить к выходу. Или притянуть к себе и устроить секс на полу гостиной. Оба варианта не выглядели ни подходящими, ни справедливыми по отношению к Маро. Она не сожалела о принятом решении, но сожалела о том, что больше не может смотреть на Маро, не видя непреодолимую пропасть между их образом жизни.

– Шаэ. – Маро резко откашлялся, а потом подвинулся к ней ближе. Мягкая аура Маро омывала ее и была наполнена противоречивыми желаниями, почти болью. Его скулы под коротко стриженной бородкой напряглись. – Думаю, теперь я лучше понимаю, почему ты меня отвергла. Я смирился с тем, что на тебя тогда навалилось слишком много проблем и ты не хотела подставлять меня под удар. Но не уверен, что могу… оставаться твоим другом. Тем, кто туманным образом связан с твоей семьей, получает приглашения на свадьбы, но не входит в клан. Это… не лучшая позиция.

У Шаэ защемило в груди.

– Я знаю. Когда-то я и сама пыталась, но ничего не вышло. – Она откинулась на диване. В глазницах зародилась пульсирующая боль. – Ты прав. Я держала тебя на расстоянии и не рассказывала всей правды, как ты заслуживаешь. Я пыталась защитить тебя от моих решений, но это неправильно.

Лицо Маро дернулось.

– Ты не должна меня оберегать. Ты знаешь, что мне не нравится культура Зеленых костей, но ты мне не безразлична. Помнишь, я говорил, что мы должны быть открыты и честны друг с другом? – Он заглянул Шаэ в глаза. – Мне нужно знать, какие у нас отношения. Скажи мне раз и навсегда: у нас еще есть шанс?

Шаэ вспомнила слова Хило: «Если вы друзья, как ты говоришь, тебе следует быть с ним честной». Шаэ распирало от пылкого и мазохистского порыва. Она обняла Маро за шею и поцеловала. Его вкус и запах заполнили рот, Шаэ вздохнула, преисполнившись горькой решимости, такой же сильной, как вкус вина. Отстранившись, она сказала:

– Я сделала аборт, Маро. До дуэли с Айт Мадой я была беременна.

Несколько секунд лицо Маро ничего не выражало, потом он отпрянул, словно его с силой толкнули. Мягкие черты лица затуманились, их исказила боль. Нефритовая аура отвердела и пошла рябью по краям.

– Ты… – выдохнул он хриплым шепотом. – И ничего мне не сказала. Ты все решила, даже не сказав мне. Как и с дуэлью.

– Ты хотел честности. Вот она. А еще я тебя люблю. – Шаэ посмотрела на свои руки – они крепко вцепились в колени. – Ты спросил, есть ли у нас шанс, но теперь только ты можешь ответить на этот вопрос.

Маро поставил стакан на кофейный столик и встал. Шаэ почувствовала болезненный вес его взгляда, пригвоздивший ее на долгую молчаливую минуту. Она откинула голову на подушки. Потолок стал вращаться, Шаэ закрыла глаза и не видела, как Маро вышел.

Глава 43. Семейный нефрит

За три недели до Нового года после часовой поездки в глубь острова Хило остановился у заброшенной фермы, обозначенной лишь указателем у шоссе на плоском участке дороги у подножия гор. Он аккуратно повел «Княгиню» вверх по ухабистой проселочной дороге, пока та не стала слишком узкой и заросшей, тогда он вышел из машины и прошел пешком остаток пути к осыпающемуся кирпичному зданию. Солнце уже скользнуло за лесистые пики, закрывающие небо на западе, и над пустым полем сновали летучие мыши, озаряя Чутье Хило красными всполохами.

На поляне у дома два подручных Тара копали яму, лопаты лязгали о сухую землю, в воздух вырывались облачка дыхания. Зеленые кости сделали перерыв в работе, вытерли пот с лиц и прикоснулись ко лбам в приветствии, когда Колосс прошел мимо и нырнул под покосившийся карниз у входа в разрушенное здание.

Внутри резко светил походный электрический фонарь, свисающий с металлического крюка, сделанного из вешалки для одежды. Каменный пол устилали слои грязи, соломы и птичьего помета. Тар и его помощник Доун стояли рядом, болтали и курили в ожидании Хило. У их ног лежал длинный брезентовый сверток, перевязанный веревкой и напоминающий наспех скатанный ковер. Рядом со свертком находился большой прямоугольный ящик с откинутой крышкой – дорожный ящик для инструментов, купленный Таром в компании по грузовым перевозкам.

Доун поприветствовал Хило, нагнулся и перерезал веревки на свертке. Он потянул за брезент, и из него выкатился грязный мальчишка в синяках и ссадинах. Подросток был связан, во рту у него торчал кляп, но он зажмурился от резкого света, дернулся и попытался сесть. Его нефритовая аура полыхнула в голове у Хило болью, как свист в неисправном микрофоне. Доун выпрямился, и Хило посмотрел на худое потное лицо и широко открытые глаза мальчишки, полные ненависти и страха. Взгляд Колосса скользнул по лицу пленника и остановился на нефритовых бусинах у его шеи, а потом перешел к браслетам на тощих руках. Нефрит Коула Лана. Камни даже не переставили в другую оправу.

Хило затопила ледяная ярость и подспудное беспокойство. Несколько лет назад, когда он служил Штырем под началом брата, Хило ужинал в ресторане «Двойная удача» в Доках. В тот вечер два подростка попыталась украсть нефрит у пьяной Зеленой кости. Хило и Маики остановили воров, но Хило вспомнил, как посчитал этот случай предвестником нарастающего в обществе разложения, знаком, что худшее еще впереди.

Сейчас он чувствовал это еще острее, глядя на пленника – ничтожество, причинившее семье Коулов так много горя и умудрившееся так долго оставаться безнаказанным. Некоторые верят, что с помощью СН-1 нефрит может носить кто угодно, но это неправда. Потому что если любое отребье может носить нефрит Лана, то нефрит ничего не значит. Мир Зеленых костей ничего не значит. Хило был в ужасе и потрясен до мозга костей. Равнинный клан – тигр, а этот вор – крыса, но даже самый крупный и сильный зверь боится нашествия крыс, когда они надвигаются в темноте, острозубые и разносящие болезни. Природный дисбаланс, признак усиления глубинного несовершенства мира, которое невозможно исправить.

Тар открыл вещмешок и вытащил несколько инструментов: беспроводную дрель, кусок пластиковой трубки и клейкую ленту. Хило присел. Подросток отпрянул и напряг Силу в попытке разорвать путы. Он выбросил несфокусированное Отражение, взбаламутившее пыль на полу, она осела на каменных стенах, а фонарь на потолке качнулся, когда Хило смел эту паническую попытку встречным Отражением.

Подошел Доун и прижал плечи мальчишки к полу, чтобы тот перестал брыкаться. Хило расстегнул защелки на нефритовых браслетах и снял их. Потом стянул с шеи мальчишки ожерелье, длинную нить нефритовых бусин, и положил нефрит Лана во внутренний карман пиджака. Он похлопал рукой по выпуклости на пиджаке, убедившись, что нефрит в безопасности.

Вор застонал и закатил глаза, его тело содрогнулось в первом припадке нефритовой ломки. Хило вытащил из его рта кляп. Подросток сплюнул кровавый комок сквозь сломанные зубы и, к удивлению Хило, повернул голову к Тару, с горящим в глазах отвращением, казалось, слишком сильным для такого тощего тела.

– Ты, – рявкнул вор, и его голос дрогнул. – Ты убил моего папу. Перерезал ему горло и выбросил в гавань. Надеюсь, вся твоя семья умрет в мучениях, бездушный кусок говна.

Тар посмотрел на него с интересом и начал вставлять в дрель сверло.

– Как его звали?

– Его звали Мадт Цзиндонон. – Мальчик зарыдал, от слез по грязному лицу протянулась уродливая полоска. – У него был магазин и немного нефрита, вот и все. Ты убил моего папу.

– Я помню Мадта Цзина, – с пониманием кивнул Тар. – Шпион Горных, дилер «сияния», вор нефрита, главарь преступной шайки. Помогал в планировании трусливого убийства Колосса. Обычно я не считаю, что дурная кровь распространяется на всю семью, но боюсь, в этом случае дело обстоит именно так.

Хило смотрел на громко рыдающего подростка, убившего его брата и ускользнувшего, а потом осквернившего семейную могилу ради нефрита. Он не чувствовал радости, его переполняли отвращение и жалость, страстное желание покончить с тем, что нужно было сделать уже давно. Хило расстегнул рубашку до пупка и распахнул ее. Слегка поморщившись, он выковырял три нефритовых камня из собственной груди. Покатал их в ладони – его нефрит, выигранный в юности у противника, чье имя он уже и не помнит. Теперь, вытащив нефрит, Хило почти ничего не почувствовал, но в те времена каждый новый кусочек зелени имел судьбоносный вкус.

– Посмотри на меня, – тихо сказал Колосс и протянул на ладони три нефритовых камушка. – Это семейный нефрит Коулов. Вот ради чего ты убивал, вот что ты хотел украсть. Теперь он твой. Ты унесешь его с собой в могилу, прямо как Зеленая кость.

– Это сделал не я! – выкрикнул Мадт, когда животный страх смел его ярость. – Это другой человек! Все устроил он, это была его идея. Я просто…

Хило схватил вора за челюсть и надавил, открыв ему рот и оборвав пылкие протесты. Один за другим он кинул нефритовые камни Мадту в рот, а потом сжал ему челюсти. Тар оторвал от рулона длинный кусок серебристой клейкой ленты и заклеил подростку губы. Они покрепче связали ему руки и ноги, а потом Тар схватил вора за ноги, а Доун под мышки, они с легкостью подняли его и положили в металлический ящик. Его втиснули туда с согнутыми коленями, и внутри не осталось места, даже чтобы развернуться.

Хило бросил последний взгляд на побелевшее от ужаса лицо, после чего они водрузили крышку на место. Изнутри послышался стук, слабые стоны, вспыхнула нефритовая аура, но все заглушило завывание дрели, когда Тар проделал по краям крышки отверстия и укрепил ее металлическими шурупами. Самым крупным сверлом он сделал дырку в верхней части ящика, достаточную, чтобы просунуть палец. В нее он вставил пластиковую трубку, чтобы проникал воздух.

Они не хотели, чтобы пленник задохнулся. Тар и Доун вынесли ящик наружу. Двое на поляне закончили копать и отдыхали, опершись на лопаты. Увидев выходящего из здания Колосса, они отложили лопаты и поспешили на помощь Тару и Доуну, чтобы опустить ящик в яму. Целый час они впятером закапывали могилу двухметровой глубины, по очереди работая лопатами, пока другие отдыхали. Под конец только клочок свежевскопанной земли отмечал то место, где находился ящик, а оттуда торчала едва заметная пластиковая трубка.

Без регулярной дозы «сияния» наркоман обычно ощущал действие нефрита через двадцать четыре часа. В накачанном адреналином теле это случится быстрее. Вскоре начнется Зуд.

Они забрали с заброшенной фермы походный фонарь и инструменты. Вокруг было тихо. Ночное небо ясное и полное звезд. Сюда не добирался жанлунский смог, в округе не было ни одного дома. Ближайшее жилье находилось в деревне Опиа, в тридцати километрах по горному серпантину. По пути обратно к машинам Хило лично поблагодарил трех Когтей (так теперь назвали помощников Тара, чтобы отличать их от Пальцев Кена) за то, что в такой чудесный вечер они усердно занимались столь неприятным заданием. Все трое – Доун, Тийн и Йону – заверили Колосса, что это их долг в память о Коуле Лане, им жаль, что пришлось так долго искать вора, прежде чем свершилось правосудие.

– Ты позаботился о том, чтобы давший наводку бармен получил награду? – спросил Тара Хило.

– Конечно, – ответил Тар.

В последнее время Тар много работал – сначала шепнул имя Кобена Энто, теперь вот это. Учитывая экспансию клана в Эспению, у Хило появились мысли, как использовать группу Тара в будущем, но пока что не время будоражить помощника. Хило положил руку на спину Тара.

– Знаю, иногда я нетерпелив и срываюсь на тебе, но лишь потому, что ты теперь мой брат, самый близкий, и я доверяю тебе то, что не доверю никому другому, – сказал Хило. – Я рад, что могу на тебя рассчитывать, Тар. Я слишком редко это говорю.

К тому времени когда Хило вернулся домой, было уже за полночь. Он тихо закрыл за собой дверь и не стал зажигать свет, чтобы не побеспокоить Вен и малышку, которой исполнилось всего две недели. Конечно же, родилась девочка. На кухне он накинул пиджак на спинку стула и вымыл руки. Он устал, но проголодался, и потому налил себе стакан воды, взял два апельсина и пакетик орешков. Колосс сидел в темноте, очищал апельсины и шелушил арахис. Он редко бывал в одиночестве, и потому ценил эти мгновения спокойствия и не торопился ложиться в постель.

Хило вытащил из кармана нефрит Лана, положил на стол и уставился на него.

Всполохи Чутья подсказали, что в доме еще кто-то не спит. Хило Почуял приближение Нико, прежде чем услышал нерешительный топот ног вниз по лестнице. Мальчик остановился на пороге кухни. Жалюзи на окнах в сад были открыты, лунного света и уличных фонарей было достаточно, чтобы разглядеть лицо племянника, сонное и слегка озабоченное.

– Дядя? – сказал он. – Почему ты сидишь в темноте?

– Я вернулся домой поздно и не хотел тебя будить.

Хило протянул руки, и мальчик подошел к нему, взобрался на колени и положил голову ему на грудь. Хотя Нико и Рю считали друг друга братьями и звали Вен мамой, Хило настаивал, чтобы Нико называл его дядей и никогда не забывал, кто его настоящий отец.

Хило погладил мальчика по волосам и прошептал:

– Встань, я хочу тебе кое-что показать. – Он поставил трехгодовалого мальчика на ноги (почти четырехгодовалого, напомнил себе Хило) и сказал: – Хочешь знать, где я был сегодня вечером и почему пришел так поздно, что не уложил тебя в постель? Я кое-что искал, кое-что давно потерянное, и наконец-то нашел. – Он взял нефритовые браслеты и ожерелье и позволил мальчику с восхищением потрогать их. Короткий контакт с нефритом в таком возрасте не повредит, даже полезен, чтобы заложить основы переносимости нефрита, прежде чем мальчик будет готов поступить в Академию. – Это нефрит твоего отца, Нико. Принадлежал ему, когда он был Колоссом клана. Однажды, когда ты станешь Зеленой костью, он будет твоим. А до тех пор я его сберегу.

Нико зевнул.

– Сначала мне нужно вырасти большим.

– Совсем большим, – согласился Хило.

Он взял мальчика на руки и понес вверх по лестнице.

Глава 44. Посредник

Уиллум Римс, он же Тощий, стоял у частного лодочного причала в тени моста «Железное око». Была облачная и беззвездная весенняя ночь, в полной темноте лишь фонари освещали шестиполосное шоссе над головой, несущее постоянный поток транспорта через реку Камрес; шуршание шин заглушало даже плеск воды.

Вместе с Римсом груза дожидались шестеро шкурников. Куп и Бэрн Брюэры остались на пирсе у припаркованной машины. Пэтс Руди и Карсон Сантер стояли на стреме, положив руки на рукоятки пистолетов. Римс со своими людьми не впервые принимал судно с контрабандным грузом. Камрес – один из длиннейших и самых загруженных водных торговых путей в мире, реку веками называли Серебряной, но и, куда менее лестно, Каналом Пороков, учитывая, сколько наркотиков и оружия приплыли в Порт-Масси из ее верховий.

Такого рода задачи для Римса были рутиной, но сегодня он волновался – из-за того, какой груз принимал. Уиллум Римс был умным и безжалостным смотрящим, его уважали в преступном мире Порт-Масси, но он всегда вел себя осторожно. В отличие от Босса, Римс не вел роскошный образ жизни и не привлекал к себе внимания, одевался скромно и водил ничем не примечательный и надежный седан «Брок». Он был богат, но хранил деньги в тайнике и умел считать. Босс Кромнер ценил его, потому что Римс никогда не забывал о самой главной задаче смотрящего – приносить Бригаде деньги.

В отличие от Босса, Римс не хотел влезать в нефритовый бизнес. Деньги хорошие, в этом нет сомнений – покупатели на товар кеков уже выстроились в очередь. Богатые коллекционеры, другие Бригады, частная охрана, наемники и даже религиозная секта с севера, чей лидер объявил себя реинкарнацией Пророка, – всем, похоже, нужно заполучить зеленые камни. Нефрит существует тысячи лет, но люди ведут себя так, будто его только что открыли. Римс не верил в мудрость толпы.

Он считал большинство людей идиотами, а нефрит – слишком рискованным бизнесом. Чересчур много шума поднимется. Правительство считает азартные игры и наркотики моральными изъянами, разрушающими личность, но не угрозой реальной власти в стране, то есть Торговым союзам. Нефрит же способен усилить вооруженные и опасные организации, и те превратятся в настоящую угрозу правоохранительным органам и властям. А раз нефрит нельзя использовать без «сияния», это повлечет за собой и всплеск наркоторговли, что чревато последствиями для самого прибыльного бизнеса Бригады.

Однако, по мнению Римса, самой большой проблемой в нефритовом бизнесе было взаимодействие с кеками. Римс мог вести дела с веспами и югутами, даже с шотти и тунами, если понадобится, но кеки ему совершенно не нравились. Какие-то они ненормальные, он им не доверял.

Он видел, что его люди тоже на грани. Подошел Пэтс.

– Вот же хрень, Тощий, – сказал он. – Сколько нам еще тут морозить задницы? Раньше они не опаздывали. Что-то не так.

Римс понимал подозрения шкурника: чтобы уменьшить риск перехвата властями, груз разделили на четыре партии и ввозили в гавань с разницей от трех недель до полутора месяцев, прямо под носом у портовых инспекторов, его принимали докеры Вормингвудской Бригады, а оттуда доставляли Римсу в разные точки на реке. Предыдущие доставки прошли гладко, и не было оснований предполагать, что в этот раз все будет по-другому, если только кеки не задумали их надуть, тогда это их последний шанс.

И тут Пэтса успокоил гул моторной лодки. Из-под мрака моста сверкнули огни лодки и свернули к краю причала, к тому пирсу, где стояли Римс и его люди. Заметно прихрамывая, с лодки сошел невысокий мужчина.

Выглядел он кеконцем, но двое его темнокожих спутников – нет. Возможно, они с какого-нибудь другого тропического острова в Восточной Амарике, в темноте толком не разглядишь. Они вместе подняли тяжелый металлический ящик и перенесли его на берег. Хромой открыл крышку и посветил внутрь фонариком, чтобы показать Римсу содержимое – необработанные камни разного размера, разрезанные, так что виднелся блеск зеленого камня.

– Двадцать пять кило, – сказал он. – Хочешь взвесить?

Римс покачал головой – в первых трех партиях не было недовеса, вообще-то, там оказалось даже больше тридцати кило. Когда Римс указал на это, лодочник пожал плечами и ответил: «Мы привезли чуть больше, чтобы свою долю забрал посредник».

Посредник. То есть он, смотрящий. Тот, кто делает всю работу и принимает на себя риск, пока в такие вечера, как этот, тучные Боссы вроде Кромнера сидят в тепле и безопасности, потягивают бренди и курят сигары. Римс помнил незнакомца, сидящего рядом с Дауком на той встрече, молодого представителя клана с Кекона, который до заключения сделки расспрашивал Римса с пристрастием. В конце концов, кеки оказались не такими уж дикарями, раз они понимают, что компетентный смотрящий на месте – это ключ к успеху операции, и платят ему дополнительно за гарантию, что все пройдет гладко.

И потому, несмотря на свой скепсис относительно торговли нефритом, Римс забрал примерно по пять кило с каждой партии и припрятал их, чтобы в дальнейшем воспользоваться вместе с ближайшими шкурниками, втайне от остальной Бригады. Страховка на случай, если у Кромнера возникнут проблемы. Остальной нефрит отправился на склад в промзоне, где другой смотрящий Кромнера, Мотылек Дьюк, и его шкурники присматривали за иммигрантами в свинцовых рукавицах, которые резали и полировали нефрит, а потом паковали и отсылали клиентам.

Римс закрыл ящик и сказал Пэтсу:

– Сходи за деньгами.

Шкурник пошел к грузовику и несколько минут спустя вернулся с чемоданчиком, поставил его на крышку ящика и открыл. Внутри были уложены пачки с сотенными купюрами в талирах.

– Хочешь пересчитать? – с легкой ухмылкой спросил Римс лодочника.

Тот покачал головой.

– Эспенцы умеют считать деньги.

Он закрыл чемоданчик и пошел с ним обратно к лодке, не прибавив ни слова. Римс жестом велел Купу и Бэрну погрузить металлический ящик в машину. На полпути в глаза им ударил свет фар, и восемь человек выскочили из двух черных машин. Братья Брюэры мгновенно выхватили пистолеты, Римс вытащил свой «анкев», но услышал встревоженный голос Мотылька Дьюка:

– Тощий, это ты?

– Ага, это я, Мотылек. Скажи своим ребятам, чтобы размахивали своими «фулли» в другом месте, мать твою.

Шкурники Дьюка держали весь пирс на прицеле своих автоматов Фуллертона. Куп и Бэрн опустили оружие, но Римс не последовал их примеру.

– В чем дело, Мотылек? Какого хрена ты приперся сюда, а не ждешь нас на складе?

– Мы слышали, что здесь будет жарко, Тощий, что это подстава. – Дьюк шагнул вперед. Он встал перед своими людьми, фары высветили громадный силуэт. Римс всегда считал, что Дьюк напоминает гориллу в костюме. – Ну, вот мы и приехали убедиться, что у вас все в порядке, решили прийти на подмогу, если кеки что учудят. Вы получили камни?

– Ага, получили, – отозвался Римс.

– Все? – спросил Дьюк.

И по одному этому слову, сказанному особым, полным алчности тоном, Римс тут же понял, что его предали.

Он развернулся и побежал к пирсу. Шкурники Дьюка открыли огонь, нашпиговав Купа и Бэрна пулями. Двигатель моторки взревел, словно в панике, свинец прошил ее корпус. Боковым зрением Римс заметил, как кеконец завалился навзничь, чемоданчик в его руке кувырнулся в воздухе и упал за борт.

Римс нырнул в черную воду. Она поглотила его, так резко обдав холодом, что на мгновение он решил, будто его все-таки настиг смертельный выстрел. Потом он почувствовал, как погружается в Камрес, представил свое тело на дне грязной реки, рядом с костями людей, которых отправлял сюда многие годы, и яростный инстинкт выживания вернул его к действительности. Римс избавился от обуви и шерстяного пальто, тянувших его вниз, и поплыл, не видя ни зги и не зная, где выберется на берег, да и выберется ли вообще, не зная, уцелели ли Пэтс, Карсон и остальные шкурники.

Он был уверен лишь в одном.

Мотылек Дьюк не посмел бы напасть на смотрящего без разрешения. А значит, Римса хотел убить Босс Кромнер, человек, которому Тощий преданно служил многие годы.