Текст книги ""Современная зарубежная фантастика-4". Компиляция. Книги 1-19 (СИ)"

Автор книги: Кэмерон Джонстон

Соавторы: Роб Харт,Тесса Греттон,Шелли Паркер-Чан,Кристофер Браун,Шеннон Чакраборти,Ярослав Калфарж,Кристофер Каргилл,Тэмсин Мьюир,Ли Фонда
сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 341 страниц)

31

Некромантка стояла и смотрела вдаль, на исчезающие спины Третьих. Лоб она нахмурила так, что краска потрескалась. Гидеон собиралась… Она многое собиралась сделать, но Харроу не оставила ей шанса ни на одно из действий и не дала ответа ни на один вопрос. Она просто развернулась в вихре черных одежд и скомандовала:

– За мной.

Гидеон приготовилась к такому залпу мата, что Харроу бы снесло, но она вдруг добавила:

– Пожалуйста.

Эта просьба убедила Гидеон пойти следом молча. Она вообще-то ожидала, что Харроу начнет с «Что ты делала в моем шкафу?». На этом месте Гидеон собиралась трясти ее, пока зубы у нее во рту и в карманах не застучат. Харроу прыгала через ступеньку, ступеньки в ужасе кряхтели. Так они миновали длинную лестницу, ведущую в атриум. Оттуда спустились по одному коридору, по другому, налево – и вниз в тренировочный зал.

Харроу прошла мимо гобелена, за которым скрывались тайный коридор и заброшенная ликторская лаборатория, где умерла Жанмари, и открыла большую темную дверь, ведущую к бассейну. Там она кинула на пол две крупные костяшки, которые вытащила из кармана. Из каждой развернулся огромный скелет. Они встали перед дверью, сцепили локти и перекрыли вход. Харроу швырнула еще горсть костяных осколков, похожих на бледные зерна. Скелеты вставали, расправляя кости, как будто выскакивая из-под земли. Они образовали заслон по периметру комнаты, прижались позвонками к древним плиткам и замерли. Они стояли плечом к плечу, как охранники или подозрительные дуэньи.

Харроу повернулась к Гидеон. Глаза у нее были черные и непроницаемые, как гравитационный коллапс.

– Пришло время… – Она сделала глубокий вдох и расстегнула рясу. Черная ткань спала с худых плеч и свалилась кучей под ноги. – Все тебе рассказать.

– О, ну слава богу, – истерично заявила Гидеон, сильно смущенная – у нее внезапно резко подскочил пульс.

– Заткнись и лезь в бассейн.

Это было так неожиданно, что она не стала задавать вопросов, жаловаться или даже колебаться. Гидеон расстегнула рясу, сняла сапоги, отстегнула рапиру и пояс с кастетом. Харроу, кажется, собиралась войти в зеленоватую воду прямо в брюках и рубашке, поэтому Гидеон решила, что какого вообще хрена, и нырнула почти одетой. Прыгнула она смело. Вода плеснула вверх, залила каменные бортики бассейна, зашипела и запенилась. Сразу же пришло гадостное ощущение воды, заливающейся в трусы. Гидеон чуть не захлебнулась, дернула головой, выплюнула жидкость, теплую, как кровь.

Подумав секундочку, Харроу тоже залезла в бассейн – осторожно соскользнула у стеночки и вошла в воду, как черный нож. Она исчезла под водой, потом всплыла, хватая ртом воздух и колотя руками. Все впечатление от ее выпендрежного нырка смазалось.

Она повернулась к Гидеон и шлепала по воде, пока не сумела нащупать ногами дно.

– Мы здесь по делу?

Голоса гулко отдавались от стен.

– У Девятого дома есть секрет, Нав, – сказала Харроу. Она говорила спокойно, ровно и серьезно, как никогда раньше. – Его знает только моя семья. И даже мы его никогда не обсуждаем, если только – так решила моя мать – мы не находимся в соленой воде. Для этого у нас был церемониальный бассейн, спрятанный от остального Дома. Холодный и глубокий. Я ненавидела в нем торчать. Но моя мать мертва, и теперь я понимаю, что, если уж я собираюсь выдать главную сокровенную тайну своей семьи, я должна, по крайней мере, не нарушать ее правило.

Гидеон заморгала:

– Ты что, серьезно? Реально? Значит, пора?

– Пора, – согласилась Харрохак.

Гидеон провела руками по волосам. Струйки сбегали по шее, затекали за размокший воротник.

– Почему? – только и спросила она.

– Причины разнообразны, – пояснила некромантка. Краска в воде расплывалась, делая ее похожей на черно-белую размокшую картинку. – Я… собиралась рассказать тебе кое-что раньше. Отцензурированную версию. А потом ты заглянула в мой шкаф… если бы я озвучила свои подозрения относительно куклы Септимус в первый день, этого ничего не случилось бы.

– В первый день?

– Сито. Как думаешь, я могла управлять своими родителями пять лет и ничему не научиться?

Где-то внутри Гидеон, вместе с парой литров соленой воды, заплескался гнев.

– Какого хера ты мне ничего не сказала, когда его убила?

– Я его не убивала, – резко ответила Харрохак, – его убил кто-то другой, клинком в сердце, насколько я могу судить, хотя у меня была всего пара минут, а потом пришлось бежать. Я использовала самую малость теоремы, когда он вдруг развалился. Я взяла голову и убежала, потому что мне показалось, что кто-то идет. Это было ночью после испытания с энтропийным полем.

– Да нет, жопа ты такая, – холодно пояснила Гидеон, – почему ты мне не сказала до того, как отправила Жанмари Шатур и ее некроманта в лабораторию искать чувака, который лежал в твоем шкафу? Почему ты не нашла секундочки сказать что-то вроде: «Давайте не будем посылать двух детей на растерзание огромной костяной хрени»?

Харроу резко выдохнула.

– Я запаниковала. Я думала, что отправляю вас в тупик, а реальную опасность представляют Секстус и Септимус, что любой из них может устроить на вас засаду и разумнее всего взять их на себя. Я хотела освободить вас от дуэли некромантов. Тогда мне казалось, что это довольно изящное решение.

– Нонагесимус, тебе нужно было задержать нас, сказать, что ты психуешь. Сказать, что рыцарь Дульсинеи – чертова мумия…

– У меня были причины считать, что ты веришь ей больше, чем мне.

Лицо Гидеон приняло эталонное выражение типа: «Ты что, шутишь?» Харроу же потерла лоб ладонью, стерев при этом большую часть скелета.

– Я думала, что ты ненадежна, – желчно продолжила она, – я предполагала, что ты предположишь, будто я расчленила куклу намеренно, и пойдешь прямиком к Седьмой. Я хотела изучить вопрос достаточно, чтобы представить тебе готовый ответ. Я не представляла, чем это обернется для Четвертого дома. Девятый дом по уши в чертовых долгах, и расходы скоро меня погубят. Я не хотела причинять тебе боль, Сито! Я не хотела нарушать твое… равновесие.

– Харроу, если бы у моего сердца были яйца, ты бы пнула прямиком по ним.

– Я не хотела отдаляться от тебя еще больше, чем раньше. А потом мне показалось, что мы… наладили отношения более-менее, – сказала Харроу. Она мялась так, как Гидеон раньше никогда не видела. Казалось, что она копается в ящиках мозга, выбирая подходящий набор слов на вечер. Мы… я… все было слишком хрупко, чтобы рисковать. А потом…

Слишком хрупко, чтобы рисковать.

– Харроу, – сказала Гидеон уже медленнее, – если бы я не пошла к Паламеду, а это почти случилось, я бы подождала тебя в наших комнатах с мечом в руке и напала бы на тебя. Я была убеждена, что ты стоишь за всем этим, что ты убила Жанмари и Исаака, Магнуса и Абигейл.

– Я не… не… я не стала бы этого делать. Я… я знаю.

– Ты убила бы меня.

– Или наоборот.

Это ее невероятно удивило. Волны тихо плескались у облицованных плиткой краев бассейна. Гидеон оттолкнулась от дна и подергала ногами туда-сюда, побулькала, чувствуя, как рубашка надувается пузырем.

– Хорошо, – сказала она наконец, – переходим к вопросам. Кто стоит за всеми убийствами?

– Нав.

– Серьезно. Что происходит? В доме Ханаанском водятся привидения или что? Кто или что убил Четвертых и Пятых?

Некромантка тоже оттолкнулась от дна и сразу всплыла в зеленой соленой воде. Глаза ее были задумчиво прищурены.

– Я не могу сказать. Прости. Это непродуктивная линия расспросов. Нас преследуют призраки, или это все часть испытания, или один из нас – или несколько – убивает других. Убийства Четвертого или Пятого дома могут быть связаны или нет. Костяные фрагменты, найденные в ранах, естественно, не совпадают. Но мне кажется, что само образование таких частиц указывает на одинаковые некромантические конструкции, что бы Секстус ни говорил о топологическом резонансе и теории скелетных архетипов…

– Харроу, не заставляй меня топиться.

– Мой вывод: если убийства связаны и если какой-то адепт, а не призрачная сила или сама лаборатория, стоит за этим конструктом, тогда это один из нас, – сказала Харроу, – мы единственные живые существа в доме Ханаанском. Следовательно, список подозреваемых таков: Тридентарии, Секстус, Октакисерон, Вторая и я. И я бы не стала сбрасывать со счетов Учителя и жрецов. У Септимус есть нечто вроде алиби…

– Да, она почти мертва.

– Я переоценила ее в некоторых аспектах, – нехотя сказала Харрохак. – Если рассуждать логически, то, оценивая способности, ум и возможность использовать и то и другое, это Паламед Секстус и его рыцарь, – она затрясла головой, когда Гидеон хотела возразить. – Нет, я понимаю, что у них нет, как ты могла бы сказать, никакого гребаного мотива. Логические построения ничего не стоят, если у меня нет в распоряжении всех фактов. Есть еще Учитель, лаборатории ликторов и правила. Что это за теоремы? Что дает им силу? Почему рыцаря Четвертого дома убили, а тебя оставили в живых?

Все эти вопросы Гидеон много раз задавала себе после смерти Жанмари. Она откинулась назад в воде, пока та не поднялась почти до ушей, и посмотрела на флуоресцентную панель, плавающую над бассейном. Ее тело вдруг оказалось совершенно невесомым и повисло в лужице желтого света. Она могла спросить у Харроу все, что угодно. О бомбе, которая унесла жизнь Ортуса Нигенада вместо ее жизни, или вообще о своем существовании, почему оно началось и зачем. Вместо этого она спросила:

– Что ты знаешь о патогене в кондиционере, который убил всех детей. Когда я была маленькая, еще до твоего рождения?

Тишина показалась ужасной. Она длилась так долго, что Гидеон показалось даже, будто Харроу решила потихоньку утопиться. Но…

– Это произошло не до моего рождения. – Харроу была сама на себя не похожа. – Хотя нет, это не точно. Это произошло до того, как я была даже зачата.

– Омерзительно.

– Это важно. Моя мать должна была доносить ребенка до срока, и ребенок должен быть родиться некромантом, чтобы стать настоящим наследником Запертой гробницы. Но они сами были некромантами, и процесс оказался невероятно сложным. У нас не было доступа к репродуктивным технологиям, которыми владеют другие Дома. Она пыталась, и у нее не получилось. Она старела. У нее оставался один шанс, и она не могла рисковать.

– Невозможно контролировать, родишь ли ты некроманта или нет, – сказала Гидеон.

– Возможно, – возразила Харроу, – если у тебя есть ресурсы и ты готова заплатить соответствующую цену.

Мокрые волосы на загривке Гидеон встали дыбом.

– Харроу, – медленно сказала она, – под ресурсами ты понимаешь…

– Двести детей, – устало сказала Харрохак, – возрастом от шести недель до восемнадцати лет. Они должны умереть примерно одновременно, чтобы все сработало. Мои пратетушки потратили на вычисления несколько недель, прежде чем отмерили нужное количество органофосфатов. Потом их поместили в систему охлаждения.

Где-то под бассейном булькал фильтр, перерабатывающий слитую воду.

– Одни только младенцы дали достаточно танергии на целую планету. С детьми всегда так, не знаю почему.

Гидеон не могла это слушать. Она подтянула колени к груди и на мгновение ушла под воду. Вода плеснула над ней, взъерошила волосы. В ушах зашумело, потом там что-то словно лопнуло. Когда она вынырнула, шум сердца отдавался в черепе громко, как взрыв.

– Скажи что-нибудь, – сказала Харрохак.

– Хреново, – грустно ответила Гидеон, – трындец. Кошмар. Что я могу сказать? Что я, блядь, могу сказать на это?

– Это позволило мне родиться, – объяснила некромантка, – и стать… собой. И я знала, с самого детства, как именно меня создали. Я – двести сынов и дочерей своего Дома. Я – целое поколение Девятых. Я пришла в этот мир некромантом ценой будущего Дрербура, потому что без меня будущего нет.

У Гидеон сжался желудок, но мозг работал быстрее, чем тошнота.

– А почему меня оставили? Они убили весь Дом, а меня вычеркнули?

Последовала пауза.

– Нет.

– Что?

– Ты должна была умереть вместе с остальными. Ты вдыхала нервный газ целых десять минут. Пратетушки ослепли, просто выпустив его, а с тобой ничего не случилось, хотя ты лежала всего в двух кроватках от вентиляционной шахты. Ты просто не умерла. Мои родители боялись тебя до конца своих дней.

Преподобная мать и Преподобный отец считали ее противной природе из-за того, как она родилась. Они уверились в том, что она противна природе, из-за того, как она не умерла. И все монахини, жрецы и послушники следовали их примеру, не зная, что Гидеон – просто неудачливое полузадушенное животное, которое почему-то дожило до утра.

Харроу подплывала ближе, и мир начал вращаться. Память выудила откуда-то пристальный взгляд Пеллеамены – и стало ясно, что она смотрела сквозь Гидеон не с презрением, а с ужасом. Затрудненный короткий вздох Приамхака тоже вызвало не отвращение, а страх. Маленькая девочка, которая стала для двух взрослых напоминанием о дне, когда они решили поставить на кон будущее своего Дома. Неудивительно, что она ненавидела черные врата Дрербура: за ними бродили использованные, выпотрошенные тени детей, чьим единственным грехом была возможность стать батарейкой.

– И как тебе кажется, ты этого стоила? – тупо спросила Гидеон.

Харроу не дрогнула.

– Если я стану ликтором, – нараспев ответила она, – и возрожу свой Дом, верну ему прежнее величие и даже более, оправдаю его существование в глазах бога-императора, если я сделаю свою жизнь памятником тем, кто умер, чтобы я выжила и обрела могущество…

Гидеон ждала.

– Разумеется, это все равно не станет оправданием, – с насмешкой сказала Харроу, – я выродок. Вселенная должна сотрясаться от отвращения, когда моя нога касается земли. Мои родители совершили грех, за который нас должны были отправить в центр Доминика. Если любой Дом узнал бы об этом, нас бы уничтожили с орбиты, не раздумывая. Я – военное преступление.

Она встала. Гидеон смотрела, как соленая вода стекает с ее плеч, как волосы черной шапочкой облепляют череп, как кожа светится голубым и зеленым от отраженного света. Вся краска стерлась, Харрохак казалась худой и осунувшейся и выглядела не старше, чем Жанмари Шатур.

– Но я бы сделала это снова, – сказало военное преступление, – я бы сделала это снова, вынуди меня обстоятельства. Мои родители поступили так, потому что у них не было выбора. Я должна была родиться некромантом их крови, Нав… только некромант может открыть Запертую гробницу. Только могучий некромант может откатить камень… Только великолепный некромант может миновать охранные заклятия, выжить и добраться до саркофагов, как я сама выяснила.

Гидеон нащупала ногами опору и встала по грудь в воде, вся покрытая мурашками от холода.

– А что там насчет молитвы о том, чтобы гробница всегда оставалась замкнутой и чтобы камень никогда не откатили от входа?

– Мои родители тоже этого не понимали. Поэтому они мертвы. Когда они узнали, что я это сделала – откатила камень, прошла сквозь склеп и увидела место, где покоится тело, они решили, что я предала господа. Запертая гробница считается местом упокоения единственного настоящего врага Царя неумирающего, Нав. Он древнее самого времени, он – цена воскрешения, он тварь, которую Царь победил единожды, но не сможет победить во второй раз. Бездна Первых. Смерть Господа. Он оставил могилу нам на сохранение, и он поверил, что выстроившие гробницу замуруют себя вместе с трупом и умрут. Но мы этого не сделали. Так появился Девятый дом.

Гидеон припомнила Сайласа Октакисерона: Восьмой дом никогда не забудет, что Девятый дом вовсе не должен существовать.

– И ты говоришь, что в десять лет – десять! – ты взломала замок на гробнице, вломилась в древний склеп и пробилась через древнюю таинственную магию, чтобы посмотреть на мертвеца, хотя твои родители утверждали, что это приведет к апокалипсису?

– Да, – ответила Харрохак.

– Почему?

Последовала еще одна пауза. Харроу смотрела в воду. В электрическом свете зрачки и радужка у нее были одного цвета.

– Я устала быть двумя сотнями трупов, – просто сказала она, – я уже достаточно выросла, чтобы понять, какое я чудовище. Я решила посмотреть на гробницу и, если я вдруг решу, что это того не стоило, подняться по лестнице… на самый верх Дома… открыть шлюз и сделать шаг.

Она посмотрела Гидеон прямо в глаза.

– Но ты вернулась. Я сказала Преподобной матери и Преподобному отцу, что я тебя видела. Я убила твоих родителей.

– Чего? Моих родителей убили мои родители. Я-то уж знаю.

– Но я им рассказала…

– Мои родители покончили с собой от страха и стыда, – напряженно сказала Харроу, – они полагали, что это единственное достойное решение.

– Я думала, что твои родители жили в страхе и стыде очень долго.

– А я не говорю, что не винила тебя. Винила… так было намного проще. Я долгое время делала вид, что могла их спасти, поговорив с ними. С ними и с Мортусом из Девятого дома. Когда ты вошла, когда ты увидела то, что увидела… когда ты увидела, что у меня ничего не вышло, я возненавидела тебя, потому что ты видела, что я чего-то не смогла. Мои отец и мать были не злые, Нав. Ко мне они были очень добры. Они затянули петли друг у друга на шее и помогли мне. Я видела, как они помогали Мортусу залезть на стул. Мортус не задал ни одного вопроса, он никогда ничего не спрашивал… Но я не смогла. Я убедила себя, что готова к этому. Я заставила себя смотреть, как мои родители… я не смогла сделать даже такой малости, которой от меня ждал Дом. Даже тогда. Ты не единственная, кто не смог умереть.

Крошечные волны тихо плескались вокруг.

– Харроу, – у Гидеон перехватило голос, – Харроу… прости.

Харроу распахнула глаза. Белки горели, как плазма, зрачки стали черней глубин Дрербура. Она прошла по дну, схватила Гидеон за мокрую рубашку и затрясла с такой силой, какую Гидеон никак не могла в ней заподозрить. Лицо у нее пылало от ярости, взгляд метал молнии отвращения.

– Ты извиняешься передо мной? – взревела она. – Теперь? Ты извиняешься, когда я посвятила всю свою жизнь разрушению твоей? Ты моя девочка для битья! Я делала тебе больно, потому что так становилось легче! Я существую только потому, что мои родители убили всех и обрекли тебя на жалкую мерзкую жизнь, и они убили бы и тебя, ни одной секунды не думая! Я всю жизнь пытаюсь заставить тебя пожалеть, что ты жива, потому что сама жалею о том, что жива! Я пожираю тебя живьем, а ты имеешь наглость говорить, что тебе меня жаль?

На губах у нее запузырилась слюна. Она хватала ртом воздух.

– Я пыталась тебя убить, Гидеон Нав! Девятый дом травил тебя, мы обращались с тобой, как с последним дерьмом, я взяла тебя на эту бойню в качестве своего раба, а ты не умираешь, и ты жалеешь меня! Убей меня! Ты победила! Я живу свою жалкую жизнь только твоей милостью, и видит бог, я заслуживаю смерти от твоей руки! Ты мой единственный друг. Без тебя я пропаду.

Гидеон сгорбилась, представляя, что ей предстоит сделать. Она потратила восемнадцать лет жизни на тьму и безумных монашек. В конце концов, это оказалось очень просто: она обхватила Харроу Нонагесимус и держала долго и крепко. Обе опустились в воду, мир стал темным и соленым. Преподобная дочь спокойно обмякла – норма для того, кому приходилось ритуально тонуть, – но, поняв, что ее обнимают, она забилась так, будто ей ногти вырывали. Гидеон ее не отпустила. Наглотавшись соленой воды, обе оказались в углу бассейна. Они обнимались, путаясь в мокрой одежде. Гидеон за волосы оторвала голову Харроу от своего плеча и принялась ее изучать: остренькое злобное личико, мрачные темные брови, бескровный изгиб губ. Осмотрела напряженно сжатые челюсти, отметила панику в темных глазах. Прижалась губами к тому месту, где нос Харроу граничил с лобной пазухой. Звук, который Харроу издала, смутил их обоих.

– Слишком много слов, – доверительно сказала Гидеон, – как насчет этого: одна плоть, один конец, сука такая.

Некромантка Девятого дома покраснела так, что почти почернела. Гидеон положила руку ей на затылок и поймала ее взгляд.

– Давай, дура.

– Одна плоть – один конец, – невнятно повторила Харроу, а потом больше не смогла говорить.

* * *

Прошло очень, очень много времени, и адептка сказала:

– Гидеон, ты должна мне кое-что пообещать.

Гидеон провела пальцем по ее виску, убирая мокрую прядь волос цвета тени. Харроу вздрогнула.

– Я-то думала, что ты будешь унижаться, а я получу кучу преференций, но раз ты назвала меня по имени, то валяй.

– В случае моей смерти, – сказала Харроу, – если кто-то меня победит, ты должна меня пережить. Ты должна вернуться в Девятый дом и защитить Запертую гробницу. Если я умру, твой долг передо мной умереть не должен.

– Это мерзко, – укоризненно сказала Гидеон.

– Знаю. Знаю.

– Харроу, что за хрень там спрятана, что ты меня о таком просишь?

Адептка опустила тяжелые веки.

– За дверями обычный камень. Камень и гробница, окруженная водой. Я не стану мучать тебя подробностями магии замков, охранных заклинаний и барьеров. Просто учти, что у меня ушел год на те шесть шагов, и это меня почти убило. На дверях наложен замок крови, который среагирует только на кровь божественного некроманта. Но я знала, что должна быть лазейка, вход для верного и преданного хранителя гробницы. Я знала, что рано или поздно она мне откроется. Вода там соленая и глубокая, и она уходит с отливом, которого быть не может. Склеп очень маленький, а могила…

Она открыла глаза. Удивленная улыбка тронула ее губы, и лицо ее вдруг стало красивым. До сего момента Гидеон умудрялась этого не замечать.

– Могила сделана из камня и льда, Нав, лед никогда не тает, а камень еще холоднее. А внутри, во тьме, лежит девушка.

– Что?

– Девушка, дура желтоглазая. – Голос Харрохак упал до шепота, а голова в руках Гидеон стала очень тяжелой. – В Запертой гробнице покоится тело девушки. Ее уложили в лед, заморозили и положили ей на грудь меч. Ее руки покоятся на клинке, а запястья скованы цепями, идущими из могилы и уходящими глубоко под землю. И ноги у нее скованы цепями, а на горле лежит цепь… Нав, увидев ее лицо, я поняла, что хочу жить. Я решила жить вечно просто на случай, что она однажды проснется.

Она говорила, как человек, рассказывающий о своей мечте. Она смотрела на Гидеон и не видела ее, и Гидеон осторожно убрала руки от ее лица. Села в воде – соленая вода неплохо ее держала, но начинала жечь глаза. Какое-то время обе плавали в дружелюбной тишине, а потом подтянулись и вылезли на край бассейна. Соль хрустела в волосах. Гидеон взяла Харроу за руку. Так они сидели, мокрые и замерзающие, держась за руки, в полутьме, а бассейн плескался у них под ногами. Скелеты стояли идеальными молчаливыми рядами, не выдавая своего присутствия ни одним скрипом кости. Мозг Гидеон работал, мысли плескались и разбивались, как крошечные волны, беспокойно метались из стороны в сторону. Наконец она приняла решение.

Она придвинулась чуть ближе, так, чтобы видеть капли воды, сбегающие по шее Харроу и исчезающие под мокрым воротником. Пахло от нее пеплом, пусть и вымоченным в огромной луже соленой воды. При ее приближении Харроу замерла, шумно сглатывая, глаза ее стали огромными и темными, она почти не дышала, губы ее застыли, руки не шевелились. Она походила на костяную статую.

– И последний вопрос, Преподобная дочь.

– Нав? – нерешительно сказала Харроу. Гидеон наклонилась.

– Ты действительно хочешь замороженную девку из гроба?

Один из скелетов спихнул ее обратно в воду.

* * *

Остаток вечера они таились и не хотели упускать друг друга из виду ни на минуту, как будто расстояние могло снова все испортить. Они говорили как будто никогда раньше не могли говорить, но говорили о какой-то хрени, ни о чем, лишь бы слышать голос. Гидеон перетащила все свои одеяла в гадостную кровать для рыцаря, стоявшую в изножье кровати Харроу.

Когда обе уже лежали в теплой темноте – Харроу перпендикулярно Гидеон, – Гидеон спросила:

– Ты пыталась меня убить на Девятой?

Харроу явно испугалась. Гидеон нажала:

– Шаттл. Который украла Глаурика.

– Что? Нет, – ответила Харроу, – если бы ты села в шаттл, ты бы добралась до Трентхема. Гробницей клянусь.

– Но… Ортус… сестра Глаурика…

После паузы некромантка сказала:

– Должны были вернуться через двадцать четыре часа, опозоренные. Ортуса бы объявили негодным для высокой должности и сослали в самый жалкий из монастырей. Да он бы и не заметил. Мы подкупили пилота.

– Тогда…

– Крукс утверждает, – медленно сказала Харроу, – что шаттл сломался и взорвался по пути.

– И ты ему веришь?

Еще одна пауза.

– Нет. Ко всему прочему, Нав… он не выносит того, что считает предательством.

Выходит, это жалкая мрачная месть Крукса, его истовое желание дотла выжечь любой призрак восстания, заставило призрак Глаурики вернуться на родную планету. Гидеон промолчала. Сайлас Октакисерон знал больше, чем следовало, но если Харроу обнаружила бы это сейчас, то побежала бы к нему в ночной рубашке, с мешочком костей и очень сосредоточенным видом.

– Дебил, – сказала она вместо этого. – Я никогда не была верна Дому, ни единого дня. И все равно видела тебя голой.

– Спи, Гидеон.

Она заснула, и впервые за долгое время ей ничего не снилось.