Текст книги ""Современная зарубежная фантастика-4". Компиляция. Книги 1-19 (СИ)"

Автор книги: Кэмерон Джонстон

Соавторы: Роб Харт,Тесса Греттон,Шелли Паркер-Чан,Кристофер Браун,Шеннон Чакраборти,Ярослав Калфарж,Кристофер Каргилл,Тэмсин Мьюир,Ли Фонда
сообщить о нарушении

Текущая страница: 338 (всего у книги 341 страниц)

– Это ложь, – ответил Али, стараясь, чтобы голос не звучал так, будто он оправдывается. – Исса рассказывал, что давным-давно мариды обманным путем заключали с джиннами коварные пакты, вынуждая тех в обмен на богатства убивать невинных и отдавать маридам их кровь.

– Да уж, подходящие существа на роль военных союзников. – Нари снова откинулась на подушку. – Одного я не понимаю: зачем? Зачем стае могущественных водяных демонов так настойчиво нас преследовать? Обманывать джиннов в Та-Нтри, свергать Совет Нахид, убивать Дару?

– Могу только догадываться, но думаю, что они передали свое священное озеро в пользование Анахид менее охотно, чем гласит легенда.

– И совершили возмездие, передав священное озеро другой группе огненных джиннов? – Нари застонала и ущипнула себя за переносицу. – Создатель… Каждый раз, когда мне кажется, что я докопалась до дна, я получаю очередную историю об убийствах и мести. – Она вздохнула, откидывая назад полуночно-черные локоны, упавшие ей на лицо. – Остались еще какие-нибудь жуткие семейные тайны?

Она спросила это с насмешкой, как будто не думала, что у Али припасено что-то еще столь же ужасное, а он так старательно не следил за движением ее пальцев по волосам, что вопрос застал его врасплох.

– Нет. То есть да. Там… в общем, там, под дворцом, есть склеп…

– Склеп?

– Да.

Нари уставилась на него:

– Кто в этом склепе, Али?

– Твои родственники, – тихо сказал он. – Все Нахиды, что умерли после войны.

Неподдельный шок отразился на ее лице.

– Этого не может быть. Их прах хранится в наших святилищах.

– Не знаю, чей прах сейчас находится в ваших святилищах, но я сам видел их тела.

– Силы Создателя… но зачем? Зачем твоя семья хранит тела моих предков в каком-то подземном склепе?

– Не знаю, – ответил Али. – Мне показалось, этим давно никто не занимается. Склеп выглядит древним, а о ранних Нахидах ходят самые разные слухи. Легенды гласят, что они могут воскрешать мертвых, переселяться в другие тела. Может… – От стыда ему стало жарко. – Может, моим предкам так было спокойнее.

Нари сердито зыркнула на него:

– Ах, как я за них рада.

Али опустил взгляд. Сейчас все станет намного хуже.

– Нари, это не все, что было в склепе. Не знаю откуда. Не знаю зачем… Но реликт Дараявахауша тоже находится там.

Она села так быстро, что лодка закачалась.

– Повтори!

– Его реликт, – послушно повторил Али, чувствуя тошноту. – Мы считаем, что это его реликт, потому что он древний. Если это действительно так, то, вероятно, этот реликт был на нем, когда его убили во время войны.

– Ты имеешь в виду, когда его поработили ифриты, – холодно поправила она. – Значит ли это, что его выдали Кахтани?

Он беспомощно посмотрел на нее.

– Я не знаю. Это было за много веков до того, как мы родились. Отец ничего не знал. Дед мой, скорее всего, не знал. Я никому не ищу оправданий, просто я не могу дать тебе объяснений, которых у меня нет.

Нари в гневе рухнула обратно на подушку.

– Ты знаешь, как долго он пробыл в рабстве, Али? Хоть представляешь, как отреагирует Манижа, если узнает, что ее брат и ее родители гниют в подземельях дворца?

Али попытался хоть как-то ее обнадежить:

– Склеп хорошо спрятан. Может, они его не найдут?

– Хорошо спрятан… – Она раздраженно застонала. – Али… что, если это выше наших сил?

– О чем ты?

– О том, что Дара и Зейди аль-Кахтани были опытными военачальниками. Манижа считается самой могущественной Нахидой за последние столетия. Мои предки, твой отец, они царствовали над десятками тысяч и руководили правительствами. И все равно им не удалось исправить… вот это все. Что бы они ни делали, это лишь приводило к еще большему насилию. Если они не смогли установить, то как, во имя всего святого, сможем мы с тобой?

Али пожалел, что у него нет для нее ответа.

– Не знаю, Нари. Не думаю, что исправить это будет легко. Возможно, это займет всю жизнь. Возможно, мы даже не доживем до этого мирного времени.

– Это и есть твоя вдохновляющая речь? – Али не ответил, и Нари помрачнела. – Тогда сделай мне одолжение.

– Какое?

– Научись лгать к тому времени, как мы доберемся до Та-Нтри.

13
Дара

Обещание, данное Маниже насчет Иртемиды, не продержалось и дня.

Дара осмотрел свой сундук с оружием, выбрал оттуда ножи и меч и надежно закрепил их на поясе. За ними последовал лук и колчан стрел. Дара всегда мог наколдовать дополнительное оружие, но, памятуя, что собирается сигануть прямо в ловушку, предназначенную для того, чтобы убить его, он решил принять дополнительные меры предосторожности.

Да, не отказывать же Маниже в удовольствии прикончить тебя самой, когда она узнает, что ты ослушался ее прямого приказа.

Но он не бросит Иртемиду один на один со своими врагами. Только не Иртемиду, бойкую деревенскую девушку, из которой он воспитал талантливую лучницу – девушку, так напоминавшую ему о младшей сестре, которую он так и не смог спасти. Но у Дары был припасен в рукаве один козырь, о котором не знала даже Манижа, не говоря уже о каких-то жалких пескоплавах и грязнокровках.

Старая магия дэвов – магия ветра.

Дара не прибегал к ней с ночи накануне Навасатема, когда, став бесплотным, он летал над ледяными горами и холодными озерами северного Дэвастана. Во-первых, у него не было ни одной свободной минуты с тех пор, как они захватили дворец – революция, как выяснилось, отнимала много времени. Но, более того, Дара боялся соблазна. Магия ветра опьяняла, дарила восхитительное избавление от окружающего безумия, и это избавление влекло почти так же сильно, как и его долг перед своим народом.

Но сегодня с ее помощью он убьет сразу двух зайцев.

Потребовалось несколько мгновений, чтобы вспомнить, как вызывать магию, а затем он исчез: испарился с балкона своей маленькой комнаты, оставив после себя вихрь сухих листьев. В следующее мгновение весь город уже простирался под ним, вокруг него, стал частью его самого.

И будь у него легкие, Дара задохнулся бы от миазмов гнили, которыми напитался остров. Все вокруг потускнело, словно он нырнул в грязный омут. Это было совсем не похоже на его предыдущий полет, когда он ощущал токи воздуха, плавкую энергию теплой земли и жизнь в манящих, таинственных водах.

Он летел дальше, по темному и неподвижному Дэвабаду. Его ночная жизнь запомнилась Даре более оживленной, но, видимо, там, где царят междоусобицы, улицы пустеют в тот момент, когда по городу начинают ползти тени, если кто-то вообще отваживается выходить из домов. Вдалеке виднелась сверкающая пустыня по ту сторону завесы, яркая от звездного света и жизни.

«Дэвабад болен», – осознал он, и страх еще глубже проник в его душу. Остров с озером выделялись на местности, как нарыв, разбитые и умирающие, будто они лишились жизненно важного органа и теперь обречены на смерть. Печати Сулеймана – как иначе.

Силы Создателя, Нари, пожалуйста, будь жива. Пожалуйста, верни кольцо. Дара не мог представить, как Нари и нынешний владелец печати Сулеймана могут вернуться в Дэвабад, чтобы это не закончилось смертью одного из них, но внезапно ему стала кристально ясна истинная цена их победы. Они разрушили этот мир, и теперь их дом, дом десятков тысяч джиннов, умирал.

Как ни ужасна была эта мысль, этой ночью Дара не мог спасти Дэвабад. Но он мог спасти жизнь той, кто доверял ему.

Воссоздав в памяти образ больницы, Дара очутился там мгновение спустя и, покружив, приземлился на крышу, легкий, как птица. Неуловимо ощущая камень там, где должны были быть его стопы, он взглянул вниз, но не увидел своих ног. Это дезориентировало. Вернувшись в материальную оболочку, он укрылся в тени и подполз к краю крыши.

Его охватила ностальгия. Больница выглядела совсем по-другому, но скелет старого учреждения узнавался до сих пор. В юности Дара, как и большинство кадетов, проводил здесь немало времени, и его захлестнули воспоминания о Нахидах-целителях в масках и фартуках, которые вливали ему в глотку мерзкие на вкус зелья и сращивали сломанные кости.

Но сегодня здесь было тихо, только ветер шелестел в кронах деревьев. Сад окружала сводчатая галерея, в восточном углу которой он заметил мерцание огня за светлыми кирпичами.

Это ловушка. Об этом кричала каждая провокационная, издевательская фраза, звучавшая из уст гезирки. Джинны хотели его смерти. Умный Афшин не пошел бы на такой риск – нельзя жертвовать всем ради спасения одной-единственной жизни. До недавнего времени Дара и сам проявил бы такое же хладнокровие в своих расчетах.

Но была и другая часть уравнения, заслуживающая внимания:

Им никогда не удавалось его обставить.

Дара бывал убит лишь дважды: ифритами, поработившими его, а затем Ализейдом и его хозяевами, маридами, – демонами, которые сейчас не имели над ним власти. И это произошло до того, как в нем пробудились невероятные способности настоящего дэва. Внизу не было никого, кроме обычных джиннов-солдат и слуг-шафитов. Ловушка или нет, им не под силу тягаться с Дарой.

Дара снова исчез, принимая нематериальную форму, но удерживать ее становилось тяжело – несвоевременное напоминание о том, что его магия и сила были исчерпаемы, как бы ему ни хотелось верить в обратное. Соскользнув с крыши, он юркнул в темноту больницы. Он не мог оставаться полностью незамеченным: несмотря на его невидимость, занавески дрожали, когда он проносился мимо, а факелы в его присутствии вспыхивали ярким диким цветком. Вскоре стало ясно, что больница не спит. По коридору прошла, зевая, служанка-шафитка с охапкой белья в руках, а за дверями слышались приглушенные голоса. Еще дальше кто-то стонал от боли, хныкал ребенок.

Он облетел следующий угол и застыл. Двое Гезири стояли навытяжку у закрытой двери, из-под которой сочился свет. На привратниках не было формы, и один из них, казалось, едва вышел из детского возраста, но старший мужчина имел при себе зульфикар, а младший – обычный меч, и их выправка указывала на военную подготовку.

Дара прикинул свои шансы. В трех направлениях отсюда расходились коридоры, по которым любой вскрик разнесется в момент, оповещая остальную часть больницы. Но он не был уверен, что сможет проскользнуть мимо в таком виде. Джинны могли не знать пределов его способностей, но о его огненной форме и озере, восставшем, подобно чудовищу, наверняка успели разлететься самые дикие сплетни. Вероятно, они насторожатся из-за малейшего намека на магию, поэтому он не хотел, чтобы настенные факелы рядом с охранниками полыхнули полымем и выдали его с головой.

Он потянулся к двери, изучая ее. Древесина была старой и сухой и не представляла преграды. За ней Дара ощутил пустоту воздуха, чье-то горячее присутствие и бьющееся сердце. Действуя по наитию, Дара перенесся внутрь.

Он споткнулся, падая на колени, и резко материализовался – к счастью, уже внутри темной комнаты. Он задыхался и выбился из сил, его магия почти иссякла – едва хватило на то, чтобы принять свой смертный облик, скрывающий огненную кожу. Может, все-таки следовало чаще допрашивать ифритов на предмет их древних способностей? Судя по рассказам, у Дары сложилось впечатление, что они могли оставаться бесформенными в течение многих лет подряд и не валиться с ног от истощения, едва вернувшись на землю.

Но это в другой раз.

Стараясь по возможности не делать лишних движений, Дара проверил, материализовалось ли вместе с ним его оружие, а затем выпрямился.

Он выдохнул с облегчением. Иртемида.

Молодая лучница спала на соломенном тюфяке, мерно дыша, в лучах лунного света, льющегося из зарешеченного окна под потолком. Рядом с ней лежал бурдюк с водой, и у нее был неопрятный вид – черные волосы спутаны и всклокочены, одежда изношена, – но ей, по крайней мере, оказывали первую помощь. Левая рука и нога были в лангетах, тело испещрено застарелыми синяками. Правую лодыжку сковала железная цепь, которая крепилась к трубе, идущей от пола до потолка.

Дара приуныл. С оковами он еще мог справиться, а вот как бесшумно сбежать из охраняемой комнаты с тяжело раненной женщиной – это уже другой вопрос.

Он осторожно подкрался ближе и наклонился к ее уху.

– Иртемида, – прошептал он.

Она распахнула глаза, но, благодаря отличной выучке, не закричала. Иртемида встретилась с ним взглядом, в котором не читалось облегчения.

– Ты не должен был приходить, Афшин, – сказала она едва слышно. – Тебя ждут. Они хотят убить тебя.

– Многие хотели и потерпели неудачу, – ответил он, попытавшись ободряюще улыбнуться. Он кивнул на ее ногу: – Ты можешь идти?

В ее лице сквозило отчаяние.

– Нет. Не могу даже встать на нее. Волна отшвырнула меня на руины Цитадели. Их врач говорит, что кость раздроблена. – Ее голос задрожал. – Рука тоже. Наверное, я никогда больше не смогу держать лук. Я бесполезна, а ты – нет. Тебе нужно уходить отсюда.

– Ты не бесполезна, – в сердцах возразил Дара. – И я не собираюсь тебя бросать, так что лучше помоги мне. – Он жестом указал на комнату: – Отсюда есть какой-нибудь другой выход?

– Не знаю. Когда меня куда-то перемещали, то всегда завязывали глаза, а между собой они говорят только на человеческих языках. С ними был пациент дэв, который мог переводить, но я не видела его уже несколько дней.

Приняв это к сведению, Дара пораскинул мозгами. Изначально он планировал улететь, но теперь их было двое, а его магия еще не восстановилась до конца. Сможет ли он прорваться через эти двери, лабиринтом коридоров вернуться назад и подняться в воздух, не убив их?

Он снова взглянул на окно. Оно было маленьким… но, возможно, этого хватит. Тихонько пододвинув деревянный табурет, он забрался повыше, чтобы все там осмотреть. Металлические прутья были совсем новыми и все еще блестели в местах сварки. Конструкция выглядела хлипкой – возможно, решетки и удержали бы Иртемиду, но не Дару. За окном манило полуночное небо. Будет тесновато, но, во всяком случае, это надежнее, чем идти через дверь.

Дара спустился вниз.

– Мне придется принять другую форму, – предупредил он. – Я помогу тебе пролезть через окно, но это может быть больно.

Вид у нее был неуверенный, но она робко кивнула.

Он стряхнул с себя смертный облик, и его конечности охватило огнем. Облегчение пришло мгновенно. Магия вернулась к нему не сразу в полном объеме, но Даре дышалось уже свободнее. Он взмахнул рукой, и тюфяк с Иртемидой сам собой оторвался от земли.

– Подожди минутку. – Он снова залез на табурет и пламенеющими ладонями ухватился за прутья. Без особых усилий он выдернул металлическую раму целиком и замешкался, ища место, куда бы ее пристроить.

Малокровные дураки. Если бы их строители умели нормально колдовать, то каменные маги слепили бы им оконные решетки из самого кирпича, а потом кузнецы закалили бы их огненными руками. Каве сказал, что над больницей работали шафиты – немудрено, что им пришлось прибегать к низкопробным человеческим технологиям.

Внимание Дары привлекло какое-то движение. Тонкий шнурок, который, видимо, удерживался на месте рамой, внезапно исчез из поля зрения. Странно.

Только он собрался сделать шаг, как за окном раздался взрыв.

Дара оступился, прикрывая глаза от резкого всполоха света, табурет из-за неосторожного движения накренился и упал, и Дара неуклюже грохнулся на землю. В воздухе разлился едкий запах пороха.

А-а. Ловушка.

Снова взрыв, и в окно, через которое Дара рассчитывал упорхнуть, влетел металлический шар размером с кулак и врезался в стену напротив. С потолка посыпалась пыль. Иртемида вскрикнула и прикрылась здоровой рукой.

Дверь распахнулась. За ней стояли двое гезирских привратников, ярко очерченных на фоне пламени факелов из коридора.

Дара испытал краткую вспышку сожаления, глядя в их обреченные лица. Он сам был солдатом и понимал это ужасное чувство, когда тебя отправляют в неравный бой, а ты ничего не можешь с этим поделать.

Однако они пленили его воина и заманили в ловушку самого Дару. Так что сожаление его было недолгим.

Он рванулся вперед, выхватив ножи прежде, чем Гезири успели опомниться. В следующее мгновение оба упали замертво, хватаясь за вспоротые им горла. Бесполезно: крики и топот уже приближались.

Второй снаряд влетел в окно, отнимая последнюю надежду на побег этим путем. Дара резко повернулся к Иртемиде и бросил ей нож.

– Беги, – взмолилась она. – Прошу тебя, оставь меня.

– Даже не думай, девочка. Держись крепче. – С ножом в одной руке и топором в другой, он выскочил за дверь, взмахом руки увлекая парящий в воздухе тюфяк за собой.

Стрелы и дротики встретили его появление градом, но Дара ожидал атаки и заморозил их в воздухе.

Более дюжины воинов преградили им путь, рассредоточившись по всем трем коридорам. Большинство из них были Гезири, на некоторых до сих пор красовались рваные мундиры Королевской гвардии.

– Ифрит! – закричал один из солдат, целясь в него из арбалета.

Один мужчина в возрасте оскалился. Страшная рана, которая, вероятно, уже никогда не заживет, рассекала его лицо.

– Это не ифрит, – сказал он. – Это чертов Бич. Теперь он принял обличие демона.

Дара смотрел на них почти умоляюще. Он не хотел убивать еще больше джиннов. Видит Создатель, он хотел перестать быть Бичом, отнимающим жизни, ненавистным врагом в сердцах вечно растущего числа детей убитых им отцов.

– Дайте нам уйти. Я не хочу никого убивать.

– Перебить наших собратьев в Цитадели тебе ничего не помешало.

– Вам меня не победить, – констатировал Дара. – Вы все умрете напрасной смертью.

Джинн занес зульфикар, медный клинок которого казался невзрачным без пламени.

– Никто тебя не отпустит, и ты убедишься на собственной шкуре, что у нас в рукаве тоже припасены свои хитрости.

У Дары упало сердце. Их лица были полны решимости, а потрясение от встречи с чудовищем из легенд переросло в желание отомстить весьма реальному виновнику гибели стольких их друзей.

– Как вам будет угодно, – тихо произнес Дара.

Он щелкнул пальцами.

Их стрелы и дротики, так и повисшие в воздухе, полетели в обратную сторону.

Большинство приготовились к этому, успев поднять щиты или пригнуться, но некоторые упали, сраженные выстрелами. Дара, не медля, бросился на остальных, с легкостью прорвав их строй. Они были не такими быстрыми, не такими сильными, вот и весь сказ. Хорошие, подготовленные и храбрые воины.

Но они – не он, и поэтому он убил их.

Дара вернулся к Иртемиде, перешагивая через окровавленные трупы. Он уже слышал, как приближаются другие.

– Идем, – сказал он, запрыгивая на край тюфяка-самолета, как на облучок конной повозки. – Держись за меня. Мне нужны свободные руки.

Тюфяк взмыл в воздух. Они мчались по коридорам, огибая углы и проносясь над головами воинов. Полет и управление тюфяком требовали полной концентрации магических сил, и Дара не успевал тормозить летевшие в них стрелы, поэтому он вытащил свой лук, стреляя во всех, кто попадался на глаза.

Наконец он завидел квадрат деревьев и темного неба в ночном саду. Дара разогнал тюфяк еще быстрее, рассекая воздух.

Едва они вырвались из тесного коридора, послышался окрик и скрежет металла.

Повинуясь инстинкту, Дара накрыл собой Иртемиду, вызывая у раненой лучницы болезненный вздох. Мгновение спустя на обоих опустилась тяжелая сеть, и настала его очередь кричать. Сеть была оснащена железными шипами – сломанными гвоздями, обрезками проволоки и бритвенными лезвиями: обжигающий металл вонзался в кожу и гасил его огонь.

Они упали на землю, и Иртемида застонала, когда ее израненное тело приняло на себя этот удар. Дара попытался высвободиться, но каждое движение лишь глубже вгоняло под кожу железные шипы.

Одна стрела просвистела у его плеча, другая едва не задела голову Иртемиды. Раздался выстрел из ружья, а затем взрыв – снаряд раскрошил плитку у его ног.

В ловушке. Он в настоящей ловушке. И теперь эти воины налетят на него и станут палить изо всех орудий, надеясь сразить его раньше, чем он убьет их всех.

Дару встретил испуганный взгляд Иртемиды. Как-то он уже подвел ее и ее товарищей, послав их одних в бой во время наспех организованного вторжения.

Он не подведет ее снова. Он отстранился от Иртемиды, откатившись в сторону. Сеть опутала его конечности, и новые шипы впились в кожу. Дара в отчаянии воззвал к своей магии, повелевая тюфяку с Иртемидой подняться в воздух. Во дворец. К Маниже.

– Афшин, нет! – закричала Иртемида, но тюфяк уже мчал прочь, унося ее с собой.

Дара не мог терять времени, и его это устраивало. Иртемида была спасена.

И замечательно, потому что все остальные здесь скоро умрут.

Дара разорвал сеть голыми руками. Звенья плавились и лопались, терзая плоть и кровь, и он взревел от натуги: Создатель, как же это больно! Но в момент, когда сеть упала, наступило облегчение. Лук снова оказался у него в руке, и он стал метать стрелы с такой скоростью, что уследить было невозможно. Мышечная память смазала все движения в одно: достать стрелу, натянуть тетиву, выстрелить.

Он избавился от глупцов, стрелявших с верхнего яруса – и в первую очередь от джинна с ружьем, – когда на него бросились их товарищи, размахивая булавами, зульфикарами и обломками труб. Среди них были и шафиты, что казалось закономерным. Сородичи всех его жертв вышли против Дары, чтобы наконец покарать его.

Но у них ничего не получится. Он вонзил меч в горло ближайшего к нему пескоплава, выдернул и тут же обезглавил грязнокровку рядом с ним.

– НУ ЖЕ! – взревел он.

Все помыслы о милосердии вылетели у него из головы. Гезири и шафиты замыслили убить его здесь – здесь, в той самой больнице, где их предки убивали его Нахид, приступая к варварскому захвату его города, который закончился смертью его матери и младшей сестры.

Дара все здесь омоет их кровью.

Он кромсал их, и багрово-черная кровавая жижа стекала по его рукам, по ладоням, по лицу. Он снова был оружием и действовал соответственно, не слыша их криков, хрипов, предсмертного плача о своих матерях. Какое облегчение – стать тем, кем он должен быть.

– Акиса, нет!

Женский голос застал его врасплох, и жажда крови отступила… А потом он увидел воина – Акису, ту самую гезирку, что передала ему слова Зейнаб аль-Кахтани. Она занесла зульфикар над его шеей в движении, которое оставило бы без головы более медлительного противника, но Дара вовремя отскочил назад. Он оттеснил ее к фонтану и взмахнул мечом.

– Стой! – Из темной галереи выбежала еще одна женщина. Она тоже была вооружена, но внимание Дары привлекло кое-что другое.

Ее серо-золотистые глаза и черты лица, которые ни с кем нельзя было спутать.

Принцесса. Глаза и поразительное сходство с Ализейдом выдавали ее безошибочно. Противница Манижи, ключ, необходимый его бану Нахиде, чтобы подчинить Аяанле и Гезири.

Дара не колебался ни секунды.

– Никому не двигаться! – прикрикнул он на солдат, бросаясь к принцессе и хватая ее за руку. – Бросайте оружие или…

Что-то с размаху впилось ему в плечо, оборвав на полуслове. Резко пахнуло порохом и железом.

А затем тело прошило вспышкой ослепительной боли, острее которой он не испытывал ничего в своей жизни.

Дара вскрикнул и оступился, опуская меч. Акиса выдернула Зейнаб из его хватки, пока он пытался прийти в себя: ощущения были такими, будто кто-то впрыснул яд в открытую рану и поджег все это. Перед глазами поплыли пятна, и Дара с силой прикусил язык, чувствуя во рту привкус крови.

Порох. Запах железа, опаляющего его плоть. Его подстрелили. Какой-то ничтожный грязнокровка стрелял в него из этого треклятого человеческого оружия.

Видит Создатель, они за это поплатятся. Вспышка магии расщепила меч на дюжину колючих хвостов, эфес в его руке трансформировался…

В плеть. Дара сделал замах и обернулся. Он готов был порвать на лоскуты того, кто посмел…

Он замер. Это была женщина. Она стояла не более чем в пяти шагах от него, не выпуская из рук дымящийся пистолет.

Шафитка. Оловянные глаза отливали карим, кожа в темноте казалась по-человечески матовой. Она тяжело дышала и была одета в окровавленный халат, из карманов которого торчали маленькие металлические орудия. Нет, не орудия: скальпель, маленький молоток, рулон бинтов.

Шафитский доктор, о которой упоминала Акиса.

– Субха, беги! – выпалила принцесса.

Но доктор не убежала. Она продолжала стоять, смело глядя на Дару со всей ненавистью, на которую вполне имела право. Создатель, что за дикий, должно быть, у него вид: весь в крови, с бесславным бичом в огненной руке.

Нужно было ударить ее. Он только что убил десятки джиннов, подумаешь, одной жизнью больше… Особенно когда речь идет о женщине, вооруженной одним из немногих орудий, способных убить его.

Шафитка и металлический запах человеческой крови. Где-то плакал ребенок, но Дара не шевелился. Сквозь пелену боли, всколыхнувшей его тело, больница вдруг показалась ему такой далекой. Вместо жаркого побоища в больничном саду он увидел перед собой площадь шумного торгового города, фонари на крышах красивых, крытых черепицей зданий и киосков с рулонами шелка всех цветов радуги. Они сгорали так быстро, неистово, потрескивая от жара, и легкие искры кружили в воздухе.

Доктор подняла пистолет, целясь ему в голову. Это ли не правосудие? Бич Кви-Цзы – убит мирной шафиткой, оружием из мира людей. Он подумал о том, чтобы просто закрыть глаза и сдаться.

Но Дара не закрыл глаза.

Вместо этого он выронил свою плеть и побежал.

Он нырнул с улицы в лабиринт коридоров, слыша за спиной удивленные возгласы. Дара сворачивал наугад, но его мучила такая боль, что он скорее полз, чем бежал. Перед глазами вспыхивали черные пятна, во рту стояла кровь. Все, что заставляло его двигаться вперед, – это дикое желание сбежать, выжить.

Он слышал, что его ищут. То и дело раздавались торжествующие крики, но редко. Воины, преследовавшие его теперь, были профессионалами, и они поменялись ролями. Из этого бы вышла хорошая байка для джиннов и шафитов: кровожадного Дараявахауша преследуют, как раненого зверя. Пытка, вероятно, будет недолгой – они не рискнут упустить возможность покончить с ним раз и навсегда, – но жестокой. Скорее всего, его порубят на куски, а голову насадят на пику – будет сувенир для Манижи, когда их войска ворвутся в квартал дэвов.

Не надо так. Око Сулеймана, пожалуйста… Не надо так.

Огонь неумолимо уходил из его кожи, а вместе с ним отпускали и объятия магии. Леденящая боль от железного снаряда в плече с каждым вдохом пульсировала сильнее, лишая его сил и заставляя хватать ртом воздух. Дара споткнулся и упал на колени.

Он моргнул, с удивлением обнаружив себя в узком коридоре, непроглядно темном, если не считать мягкого свечения, еще исходящего от его кожи. Слабеющий свет плясал на картинах с изображениями песчаных кораблей и морских птиц – маленький уголок красоты и тишины в последние мгновения перед ужасным концом.

И тут Даре в глаза бросилось его кольцо с мерцающим в темноте изумрудом.

Все стихло. В прошлый раз, когда его разлучили с кольцом, он умер. Его тело обратилось в прах, а душа улетела в тенистый сад кипарисов, где его дожидалась сестра. Может быть, он сможет попасть туда снова.

Ты не вернешься к Тамиме. Не в этот раз. Если в мире есть хоть капля справедливости, ты будешь страдать еще тысячу лет.

Кольцо как будто слегка посветлело, и ореол света разошелся вширь. И ему явилось такое незаслуженное чудо: дверь.

Плача от боли и горя, Дара заставил себя подняться на ноги и тяжело привалился к стене. Толпа приближалась, но, возможно, за дверью найдется окно или другой выход.

Может, этой ночью он пока не умрет. Дара осторожно открыл дверь и проскользнул внутрь. Комната оказалась маленькой и неопрятной: повсюду были разбросаны холсты, бочки краски, кисти и недописанные портреты.

И одна сахрейнка с ярко-зелеными глазами.

У него перехватило дыхание. Женщина забилась в угол и держала в трясущихся руках какой-то металлический штырь, измазанный в краске. Она потрясенно уставилась на него, широко распахнув изумленные изумрудные глаза, такие же зеленые, как у него, – впервые в жизни он столкнулся лицом к лицу с другой жертвой рабства ифритов.

– Сюда! – крикнули на гезирийском за закрытой дверью.

Преследователи почти настигли его, бежать больше некуда. Дара был в западне.

А затем, недолго думая, женщина бросилась к нему. Она схватила его за шиворот и потащила вперед, с неожиданной для своего роста силой. Оцепенев от последовавшей вспышки боли, Дара позволил доволочь себя до большого сундука из черного дерева, стоявшего у стены.

Она распахнула крышку и ткнула пальцем внутрь.

В любое другое время он бы дважды подумал. Но он чуть не падал в обморок, а шаги за дверью стремительно приближались, и Дара упал в сундук. Женщина захлопнула крышку, и все погрузилось в темноту.

Здесь стоял такой насыщенный запах льняного масла и мела, что Дара с трудом сдерживал кашель. Кисти кололись, раненое плечо горело, но небольшая щель в дереве пропускала немного света. Дара прильнул к ней глазом, успев заметить, как сахрейнка прикрывает пятно крови на полу старым половиком. Он заерзал, устраиваясь так, чтобы рассмотреть все получше, и в этот момент шаги за дверью стихли.

Движение дорого ему обошлось. Новая вспышка боли пронзила плечо Дары, и перед глазами все поплыло. Он повалился на пол сундука.

Послышался нетерпеливый стук, а затем звук открывшейся двери. Мужской голос, говоривший на джиннском. Слова доносились с пятого на десятое. Бич. Сбежал. Элашия. Сахрейнка, кажется, молчала.

А потом раздался грубый голос Акисы:

– Она мотает головой. Значит, она ничего не знает, так что хватит к ней приставать.

Послышалось возражение, а затем довольно отчетливый стук, точно что-то – или кого-то – прижали к стене.

– …а я сказала, оставь ее в покое, – процедила Акиса. – Двигаемся дальше. Он, наверное, отсиживается в другой стороне.

Тьма сгущалась, по руке текла горячая кровь. Щеки были мокрыми – то ли от слез, то ли тоже от крови.

Дара закрыл глаза и провалился во тьму.

Крышка сундука распахнулась, выдернув Дару из забытья. В поле зрения показались два лица, оба с изумрудными глазами. Одно принадлежало его сахрейнской спасительнице, другое – пожилой тохаристанке.

Полуживой, обезумевший от боли, лежа в луже собственной крови вперемешку с растворителем краски, Дара смог только прохрипеть приветственные слова:

– Да будет гореть ваш огонь вечно.

Тохаристанка застонала.

– Не такой сюрприз я ожидала найти в твоей мастерской.

Вторая женщина, которую звали Элашия, устремила на нее умоляющий взгляд, обводя их троих жестом.

– Он не один из нас, – яростно возразила тохаристанка. – Порабощение ифритами – не оправдание всему, что натворили они с Манижей. – Она коснулась лица Элашии: – Любовь моя, о чем ты только думала? Я знаю, что у тебя доброе сердце, но они приютили нас и позволили остаться здесь под их защитой, а ты укрываешь их врага?