Текст книги ""Современная зарубежная фантастика-4". Компиляция. Книги 1-19 (СИ)"

Автор книги: Кэмерон Джонстон

Соавторы: Роб Харт,Тесса Греттон,Шелли Паркер-Чан,Кристофер Браун,Шеннон Чакраборти,Ярослав Калфарж,Кристофер Каргилл,Тэмсин Мьюир,Ли Фонда
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 341 страниц)

Акт третий

17

Ранним утром, после многочасовых попыток, поражение признал даже Паламед. Он этого не сказал, но в конце концов опустил руку с толстым маркером, которым начертил двадцать разных пересекающихся диаграмм вокруг тел Пятых, и бросил попытки их призвать.

Тела поднимали шесть некромантов, по одиночке и вместе, по очереди или разом. Гидеон сидела в углу и наблюдала. Вначале они вскрыли себе вены, чтобы утолить первый голод духов. Это закончилось, когда подростки, разозлившись на то, что крови Исаака не хватило, набросились на руку Жанмари. Они орали друг на друга и перетягивали руки ремнями, чтобы вены выступили позаметнее, пока Камилла не отняла у них ножи и не выдала им по повязке. Тогда они обнялись, встали на колени и заплакали.

Харроу не участвовала. Она бродила вокруг, как призрак, приноравливая свои шаги к Паламеду и поминутно шатаясь. Гидеон знала, что это от усталости. Коронабет тоже не стала пускать себе крови: она подходила, только чтобы отвести волосы Ианты от лица или взять крошечный нож из сумки близнецов и вручить сестре вместо ее собственного. Обеих выдернули из постели, не дав одеться, и их невероятно тонкие ночные рубашки стали единственным приятным событием ночи. В воздухе висели крошки мела, запах чернил и крови, да еще ярко горели фонари, принесенные Шестыми.

Шестые оказались невероятно полезными. Паламед, одетый в поношенную пижаму, зажег фонари и разметил лестницу в темных местах. Он испачкал свои старые тапочки розовым, тихо обходя тела. Один раз, чуть не наступив на руку Абигейл, он произнес: «Простите». Он держал фонарик, пока Камилла набрасывала всю неаппетитную сцену на большом листе белого материала – сбоку, сверху, со стороны ног. Он снял куртку, оставшись в одних штанах, когда Дульсинея появилась в коротенькой рубашке и слишком больших для нее брюках, и накинул куртку ей на плечи. После этого он вернулся к работе.

Маги и их охранники бродили вокруг тел. Из карманов и из-за пазух вытаскивались книги, читались, отбрасывались. Люди вступали в круг, работали, уходили, менялись, возвращались, оставались, снова уходили… появились обитатели дома Ханаанского. Харроу проработала почти два часа, прежде чем рухнула в лужу подсыхающей крови. На этом Гидеон утащила ее из эпицентра. Проходя мимо, она заслонила Шестому свет к явному раздражению Камиллы, которая считала любое вторжение в личное пространство Паламеда попыткой убийства. Сам же Паламед говорил с Харроу тихо и отрывисто, как с коллегой, которую знал всю жизнь.

Принцессы Третьего дома вели себя как музыканты, которые поневоле возвращаются на бис раз за разом. Чары, отступление, повтор, другой, третий. Они стояли рядом на коленях, держась за руки, и, как бы Ианта ни злобствовала насчет интеллекта сестры, Корона даже не вспотела. Это Ианта насквозь промокла от пота и крови. Один раз она подозвала к себе Набериуса и вдруг сделала такое, от чего Гидеон чуть не вывернуло (в очередной раз). Она стала его есть: оторвала зубами прядь волос, откусила кусочек ногтя, вонзила зубы в основание ладони. Он молча терпел. Потом она наклонила голову и вернулась к работе. Искры слетали с ее рук, как с только что откованного клинка, временами она сплевывала волосы. Чтобы с этим справиться, Гидеон пришлось пялиться на узкие ночнушки. Гадкий Исаак работал, но на него смотреть Гидеон не нравилось. Он плакал, плакал всем лицом, глазами, губами, носом. Дульсинея хотела было присоединиться к его заклинанию, но Протесилай отвел ее рукой столь же жесткой, сколь и мясистой. Смена некромантов продолжалась, пока не остался один Паламед. Наконец и он рухнул, будто ему ноги подрубили, и вслепую потянулся за бутылкой воды. Камилла подала ему бутылку, и он сделал несколько долгих глотков.

– Спускаемся, – произнес голос сверху лестницы.

По лестнице спустился желчный бледный рыцарь Восьмого дома, одетый в кожу, с рапирой на бедре. Потом он помог своему дядюшке, бело-серебристому и кривящемуся от отвращения. Адепт закатал алебастрово-белые рукава и задумчиво обошел тела. Лизнул палец, будто собирался перевернуть страницу.

– Я постараюсь их отыскать, – произнес он своим неожиданно глубоким и грустным голосом.

– Не теряй времени, Октакисерон, – сообщила Харроу, – они ушли.

Некромант Восьмого дома наклонил голову. Волосы, спадавшие на плечи, имели забавный пепельный цвет, который остается, когда гаснет огонь. Надо лбом он схватил их лентой, чтобы они не спадали на резкое одухотворенное лицо.

– Прошу простить, но я не принимаю советы о духах от адепта магии костей.

Лицо Харроу стало твердым.

– Прощаю.

– Прекрасно. А теперь нам больше нет нужды разговаривать. Брат Колум?

– Готов, брат Сайлас, – немедленно отозвался покрытый шрамами племянничек и подошел поближе. Теперь родственники могли друг друга коснуться.

Какое-то мгновение Гидеон казалось, что они собираются помолиться перед телами. Или что им хочется быть рядом, чтобы разделить эмоционально напряженный момент. Они стояли так близко, что могли бы слиться в объятиях, но не стали: некромант положил руку на мощное плечо Колума (ему пришлось тянуться вверх) и закрыл глаза.

Сначала ничего не происходило. Потом краски начали покидать лицо Колума из Восьмого дома, как будто он был покрашен дешевой краской. Цвета растворялись, как растворяется тень в полной темноте, и в безжалостном свете электрических фонарей это зрение было еще ужаснее и откровеннее. Он бледнел, а белый Сайлас начинал светиться. Он мерцал радужно-белым блеском, и в воздухе запахло молниями.

– Значит, это правда, – тихо сказал кто-то, а кто-то другой одновременно спросил:

– Что он делает?

Ответила Харроу – беззлобно, но и безрадостно:

– Сайлас Октакисерон высасывает души.

К этому моменту Колум из Восьмого дома посерел. Он все еще стоял, но дышал с трудом. Некромант рядом с ним светился, но больше не происходило ничего.

Мрачный юноша нахмурился еще сильнее, сцепил руки и беззвучно зашевелил губами. Гидеон почувствовала какой-то рывок, будто холодной ночью с нее стащили одеяло. Это немного напоминало ощущение, испытанное в «Отклике» (примерно тысячу лет назад). Кто-то будто ткнул в какую-то нежную точку глубоко у нее внутри. И одновременно это ни на что не походило и было чертовски больно. Как будто мигрень в зубах. Фонари астматически содрогнулись и притухли, будто у них разом сели аккумуляторы. В глазах помутилось, и, опустив взгляд, Гидеон заметила, что руки у нее посерели.

В теле Абигейл Пент вспыхнула бледно-голубая искра, и тело вдруг жутко содрогнулось. Мир стал тяжелым и почернел по краям, Гидеон закоченела до костей. Кто-то крикнул, и она узнала голос Дульсинеи.

Тело Абигейл вздрогнуло один раз. Потом другой. Сайлас открыл рот и издал гортанный звук, будто только что проглотил кусок раскаленного железа, один из фонарей взорвался, и Гидеон краем глаза заметила, что он раскинул руки. Сама она метнулась через толпу посеревших людей, увидев, как Дульсинея падает, словно в замедленной съемке, и дотянулась все-таки до осевшей девушки. Гидеон закинула руку Дульсинеи себе на плечо и вздернула тело наверх. Зубы стучали так, что она боялась прокусить себе щеку изнутри. Протесилай сделал шаг вперед и не стал даже доставать рапиру: он просто ударил Сайласа в лицо.

Дульсинея вырвалась из рук Гидеон, дрожа и плача, крикнула:

– Про!

Но было уже поздно. Некромант Восьмого дома рухнул, как мешок с картошкой, и скорчился на полу. Только теперь Протесилай вытащил рапиру, маслянисто щелкнувшую о ножны. Фонари затрещали и загорелись с новой силой. Холод отступил, будто закрыли дверь, за которой ревел ветер. Странно, но Колум из Восьмого дома вообще никак не отреагировал. Он просто стоял рядом с Протесилаем, серый и неподвижный, как бетонная плита, а Протесилай высился над распростертым на полу некромантом, держа клинок наготове. Все это походило на жутковатую скульптурную композицию.

– Дети! – донесся от люка визгливый голос. – Дети, прекратите!

Это был Учитель. Он спустился на пару ступенек, но большего, видимо, позволить себе не мог. Впервые за все время знакомства он показался Гидеон живым, старым и хрупким, его безмятежность и напускная бодрость сменились диким ужасом. Он выпучил глаза и цеплялся за верхнюю ступеньку, как за спасательный плот.

– Нельзя! – сказал он. – Он не может никого опустошить здесь или сделать их вместилищем для чего-то другого. Отнесите Абигейл и Магнуса из Пятого дома наверх, и побыстрее.

– Учитель, мы должны оставить тела там, где их нашли, если мы хотим узнать, что произошло, – заметил Паламед.

– Я не смею, – отозвался Учитель, – и я бы не посмел спуститься, чтобы унести тела. Поднимите их наверх. Используйте носилки, магию, Преподобная дочь может использовать скелетов, используйте что угодно, но отнесите их наверх и сами поднимайтесь.

Может быть, все еще чувствовали себя слишком вялыми после того, что только что произошло, может быть, дело было в том, что едва наступило утро, и все очень устали. Всеобщая тупая задумчивость казалась осязаемой. И вдруг Камилла громко сказала:

– Учитель, идет расследование. Мы в безопасности здесь, внизу.

– Ты не права. Бедные Абигейл и Магнус уже мертвы. Я не могу гарантировать безопасность тех, кто останется внизу еще хотя бы на минуту.

18

– Несите их сюда.

Это было проще сказать, чем сделать.

Ушел почти час на то, чтобы поднять тела и надежно их разместить – наверху нашлась морозильная комната, и Паламед неохотно разрешил оставить тела там, – а потом на то, чтобы собрать все Дома в столовой. Скелеты Харроу могли карабкаться по лестнице, даже таща за собой тела, но Колум из Восьмого дома не реагировал на просьбы, угрозы и физическое воздействие. Он стал чуть менее серым, но его тоже пришлось нести на руках – это сделали Корона и Гидеон. Увидев Колума, Учитель заорал от ужаса. Поднять его наверх оказалось сложнее всего. Теперь он сидел на краю стола, на столе перед ним курились в миске неизвестные травы, и дым застилал лицо и путался в ресницах.

Все, кто не лежал на полу столовой, не валялся в морозильнике и не нюхал травы, сидели у стола и грели руки о кружки с чаем. Это странно походило на первый день в доме Ханаанском – та же скука, та же подозрительность. Только тел стало больше.

Более-менее адекватными выглядели только представители Второго дома. Как оказалось, это они позвали Учителя к люку, а теперь сидели, прямые и великолепные в своей отглаженной, красно-белой форме. Обе щеголяли одинаковыми, туго заплетенными косами и обилием золотого шитья, и лица у обеих тоже были одинаковые, серьезные. Различить их было сложно – разве что у одной на бедре висела рапира, а у второй на воротничке торчало очень много золотых пимпочек. Учитель сидел от них поодаль. Неприкрытый страх сменился глубокой усталой грустью. Рядом с ним громко гудел маленький обогреватель, разгоняя утреннюю прохладу. Другие два жреца дома Ханаанского, кутаясь в плащи, наливали всем чай.

Некромантка Второго дома кашлянула.

– Учитель, – сказала она звучным, хорошо поставленным голосом, – я продолжаю утверждать, что наилучший способ действия – известить Когорту и привлечь военные силы.

– А я еще раз скажу, капитан Дейтерос, – грустно ответил он, – что это невозможно. Запрещено священным правилом.

– Поймите, что это не предмет переговоров. Пятый дом должен быть извещен. Они непременно потребуют расследования, и немедленно.

– Расследования убийства, – добавила Жанмари, которая не притронулась к чаю.

– Убийство… ах, убийство… мы не можем предположить, что это было оно.

Начались шепотки. Рыцарь Второго дома сказала уже злее:

– Вы полагаете, что это несчастный случай?

– Это меня очень удивило бы, лейтенант Диас. Только не Магнус и леди Абигейл. Опытный некромант, ее рыцарь, разумные взрослые люди. Я не думаю, что это было неудачное… происшествие. Я полагаю, что они убиты.

– Но…

– Убивают живые. Их обнаружили у входа в… я не могу объяснить, насколько серьезна эта угроза для любого. Я не стану больше держать это в секрете. Я говорил каждому, кто просил разрешения на вход в это место, что это равносильно смерти. И я говорил буквально. Я говорил, что это самое опасное место во всей системе Доминика, и именно это я и имел в виду. Там водятся чудовища.

– Почему же они не трогают вас? – спросил Набериус. – Вы живете здесь долгие годы.

– Долгие, долгие годы… они не трогают стражей дома Ханаанского. Пока. Но я живу в страхе перед тем днем, когда это изменится. Я верю, что Абигейл и Магнус досадили им, и это повлекло трагические последствия. Я не поддерживаю идею, что это несчастью было подстроено кем-то, находящимся в этой комнате.

Тишина расползалась по столовой. Капитан Дейтерос нарушила ее, сказав с нажимом:

– И все же это дело властей.

– Я не могу и не стану обращаться к ним, – возразил Учитель, – межпланетная коммуникация здесь запрещена. Помилосердствуйте, капитан Дейтерос, где здесь мотив? Кто захочет навредить Пятому дому? Хорошему мужчине и хорошей женщине?

Некромантка сложила домиком затянутые в перчатки руки и наклонилась вперед.

– Я не стану рассуждать о мотивах и намерениях, – сказала она, – и уж точно не хочу, чтобы это оказалось убийством. Но если вы не согласитесь со мной, я сочту, что у меня есть разумные причины прекратить это испытание. Я возьму командование на себя, если вы этого не сделаете.

Кто-то резко грохнул кружкой об стол. Это оказалась Коронабет. Сонная, с опухшими фиолетовыми глазами и растрепанными волосами, она все равно сошла бы за главную достопримечательность любого места, где оказалась бы.

– Не глупи, Юдифь, – нетерпеливо сказала она, – у тебя нет никаких полномочий.

– Если власть не способна обеспечить безопасность Дома, командование принимает Когорта…

– В боевых условиях.

– Пятые мертвы. Я отвечаю за их Дом. Я утверждаю, что нам нужно военное вмешательство, и нужно немедленно. Как высший из присутствующих офицеров Когорты я имею право принять такое решение.

– Капитан Когорты, – заметил Набериус, – стоит ниже официального лица Третьего дома.

– Я в этом сильно сомневаюсь, Терн.

– Принц Терн, будь так любезна, – вмешалась Ианта.

– Юдифь! – успокаивающе сказала Корона, пока не началась война Домов. – Это мы. Ты ходила к нам на дни рождения. Учитель прав. Кто бы стал убивать Магнуса и Абигейл? Они оба и мухи бы не обидели. Может быть, люк оставили открытым, что-то произошло, а вниз падать долго… кто там был внутри? Девятая?

С подчеркнутой холодностью Харроу ответила:

– Мы заперли люк, прежде чем спускаться внутрь.

– Точно?

Гидеон, которая лично поворачивала ключ, почему-то почувствовала благодарность к Харроу, которая даже не посмотрела в ее сторону, а просто сказала:

– Я совершенно уверена.

– У кого, кроме Девятой, были ключи от люка? – продолжила Корона. – Мы не представляли, что там подвал.

– У Шестых, – хором сказали Камилла и Паламед.

– У нас с Про, – тихо, устало сказала Дульсинея, отчего Гидеон вскинула брови.

– У Колума ключ, данный Восьмому дому, – послышался голос с пола.

Сайлас сел и теперь вытирал лицо очень белым кусочком батиста. Глаз у него покраснел и распух, и некромант осторожно его ощупывал. Корона предложила ему руку, но он отказался и взялся за стул, чтобы встать.

– У него есть ключ. И я рассказал леди Пент о существовании помещения под этим этажом, сразу после праздника.

– Зачем? – спросила Харроу.

– Она попросила. А я никогда не лгу. А еще мне не интересно, чтобы Девятый дом достиг ликторства… просто разгадав детскую загадку.

Харроу мигом захлопнулась, как складной стул, а в голосе ее появился медленно тлеющий огонь.

– Твоя ненависть к нам – это суеверие, Октакисерон.

– В самом деле? – Он аккуратно сложил платочек и сунул под кольчугу. – Кто же был внизу, когда умерли леди Пент и сэр Магнус? Кто так удачно оказался рядом, чтобы обнаружить…

– Один фингал ты сегодня уже заработал, милостью Седьмого дома. И, кажется, получишь второй, для симметрии.

– Седьмой, значит? – Некромант не казался особенно недовольным. – Ясно… это случилось так быстро, что у меня были сомнения.

Гидеон подумала, что Дульсинея снова заснула, потому что она осела на руках у Протесилая, но тут она открыла огромные глаза и попыталась поднять голову.

– Мастер Сайлас, – низким голосом сказала она, – Седьмой дом просит прощения у милосердного Восьмого. Это все ужасная неловкость… Про реагирует куда быстрее меня. Но меня же ты на дуэль не вызовешь?

– Ни в коем случае, – вежливо ответил Сайлас, – это было бы грубо. Колум сразится с рыцарем Седьмого дома.

Гидеон почувствовала, как руки сами сжимаются в кулаки. Дульсинея глубоко прерывисто вздохнула и тихо сказала:

– Пожалуйста…

– Прекратите, – велела Коронабет, – это безумие.

Смеющаяся золотая бабочка исчезла. Она стояла, уперев руки в бока, и походила на кусок ледяного янтаря. Голос ее звенел, как труба.

– Мы должны заключить договор. Мы не можем выйти из комнаты, подозревая друг друга. Мы должны работать на высшую власть. Мы знали, что это опасно, и согласились с этим, и я не верю, что кто-то из нас причинил вред Абигейл или Магнусу. Мы должны доверять друг другу, иначе разразится беда.

Капитан Второго дома тоже поднялась. Взгляд темных глаз остановился на каждом по очереди, а потом перешел на Учителя.

– Что же мы можем предполагать… логически? Что, как и сказал Учитель, внутри Первого дома существует зловредная опасная сила? Мстительные призраки или чудовища, порожденные актом некромантии?

Тут встал жуткий мелкий некромант. Глаза у него были на мокром месте, а кулаки покраснели от крови. Лицо, искаженное тупой агонией, походило на мордочку больного зверя. Когда он открыл рот, от него ожидали только нытья.

Но он сказал:

– Если там чудовище, его можно убить. Если призрак, то изгнать. Нельзя оставлять в покое то, чему хватило силы убить Абигейл и Магнуса. – Потом продолжил, начиная срываться: – Я не смогу уехать домой, пока не сдохло то, что убило Абигейл и Магнуса.

– Я с Исааком, – немедленно сказала Жанмари. – Мы можем это убить.

– Нет, – ответил Паламед.

Он снял очки, чтобы протереть их. Дыхнул на одну линзу, на другую. Когда он наконец напялил их обратно на свой крючковатый нос, все уже смотрели только на него. Камилла уселась за стол у него за спиной, похожая на серую ворону, устроившуюся на плече.

– Нет, – повторил он, – мы будем действовать научным путем. Ничего нельзя предполагать, пока мы не узнаем, как они умерли. С вашего позволения, я изучу тела. Кто желает, может ко мне присоединиться. Установив факты, мы сможем спланировать действия, но до этого выводы недопустимы. Никаких чудовищ, убийств и несчастных случаев.

– Послушайте все, – тепло сказала Корона.

– Благодарю, принцесса. Теперь мы все знаем о существовании этого подвала. Полагаю, это значит, что он открыт для исследований. Мы все должны следить за… необычной опасностью. А также согласиться с тем, что эта информация – лучший подарок, какой мы можем сделать друг другу.

– Я не имею намерения ни с кем сотрудничать, – сказала Харрохак.

– Тебя никто не заставляет, Преподобная дочь. Но испытанию ликторов никак не помешает, если ты предупредишь своих коллег о чем-то необычном. – Паламед закачался на стуле. – Exempli gratia, об орде мстительных призраков.

– Остается еще вопрос ключей, – сказал Учитель.

Все, рискуя свернуть шеи, посмотрели на него. Ждали какой-то концовки, но ее не последовало. Потом проследили за его взглядом: он уставился прямо на принцессу Ианту в тесной ночнушке. Ее светлые волосы, заплетенные в две гладкие косы, спадали на бескровные плечи, а глаза были как фиалки на диализе.

– У меня тоже есть один, – невозмутимо сказала она.

– Что?

Она не потеряла самообладания.

– Бабс, не веди себя как обманутый любовник.

– Черт, да ты ни слова не сказала!

– А ты не смотрел за своим брелоком.

– Ианта Тридентариус, – сказал ее рыцарь, – ты… ты… Корона, почему ты не рассказала?

Корона удержала его, положив стройную руку ему на плечо. Она смотрела на сестру, которая отводила взгляд.

– Потому что я сама не знала, – легко ответила она и встала, скрипнув стулом, – я не знала, Бабс. А теперь я ложусь спать. Как-то я устала.

Паламед галантно встал вслед за ней.

– Мы с Кам хотим взглянуть на тела. Если капитан Дейтерос и лейтенант Диас хотят нас сопроводить… я полагаю, вы хотите?

– Да, – отозвалась Юдифь, – я хочу их изучить.

– Кам, иди вперед, – велел Паламед, – мне нужно поговорить.

После этого все разбежались. Жрец с сединой в волосах тихо говорил с Исааком, а у того плечи тряслись так, будто он ввинчивался в стул. Третьи отбыли, явно лишившись былой близости и приняв отчаянный вид людей, направляющихся в пропасть. Дульсинея что-то тихо шептала своему рыцарю. К удивлению Гидеон, они тоже двинулись к морозильнику. А может, это было и неудивительно. Дульсинея Септимус в своей тяге к смерти могла дать фору Девятым.

Поговорить Паламед собирался с Харроу: он потянул ее за рукав и отвел в угол столовой. Харроу пошла без возражений. Гидеон осталась одна. Она смотрела, как Учитель подходит к совершенно белому Сайласу, вставшему на колени рядом со своим рыцарем. Губы некроманта шевелились в беззвучной молитве. Колум посерел и смотрел куда-то в пустоту. Сайласа это явно не смущало. Он взял в руки большую жесткую ладонь и зашептал. Гидеон уловила несколько слов:

– Я приказываю тебе вернуться.

– Ему предстоит тяжелая битва за возвращение, мастер Октакисерон, – сказал Учитель… тяжелее, чем он мог представить. Привык ли он к таким путешествиям?

– Брату Колуму приходилось сражаться в куда более опасных и холодных местах, – спокойно ответил Сайлас, – однажды он вернулся ко мне с помощью незнакомых призраков. Он ни разу еще не позволял повредить свое тело, и никогда не позволит.

На этом он вернулся к своей мантре:

– Приказываю… приказываю… приказываю…

Почему-то она запомнила эту картину: майонезной маг и его крепкий племянник, сильно старше самого мага, смотрящий пустыми глазами, и Учитель, наблюдающий за ними с видом человека, вынужденного вблизи разглядывать неприятную стоматологическую операцию. Гидеон тоже смотрела, зачарованная тем, что она не могла понять, но тут вокруг ее запястья сомкнулась рука.

Это была Жанмари Шатур, растрепанная, с мокрыми покрасневшими глазами. Задиристости в ней никакой не осталось, разве что на Гидеон она взирала с прежним ужасом.

– Девятая, – хрипло сказала она, – если ты что-то знаешь, говорили. Если ты… если ты что-то знаешь, я… они слишком много для нас значили, так что, если ты что-то знаешь…

Гидеон стало очень грустно. Она положила руку девчонке на плечо, и Жанмари отскочила. Она отрицательно покачала головой, и огромные глаза Жанмари – ресницы слиплись от вчерашней краски, радужка потемнела – заполнились слезами, которые девчонка тут же принялась яростно смаргивать. Гидеон ничего не могла поделать. Она положила руку на голову девочке – голова была влажная и кудрявая, как у грустного щенка.

– Мне очень, очень жаль…

– Я тебе верю, – хрипло сказала Жанмари, будто не замечая, что говорит с Девятой. – Магнусу ты нравишься… нравилась… Он не позволил бы ничему дурному случиться с Абигейл, – торопливо добавила она. – Она боялась высоты, она никогда бы не подошла к краю, а еще она знает магию духов. Если это были призраки, почему она…

Колум вдруг разразился таким кашлем, что Жанмари и Гидеон вздрогнули. Глаза у него закатились, он отчаянно кашлял, хватал ртом воздух, задыхался вонючим дымом, а его адепт только и сказал:

– Пятнадцать минут. Отстаешь.

* * *

Гидеон не отказалась бы услышать, что хотела сказать Жанмари, но Харроу уже хромала к ним с озабоченным видом. У нее было сосредоточенное нахмуренное лицо человека, вынужденного развязывать окончательно запутавшийся шнурок. Гидеон посмотрела вслед сгорбившейся рыцарю Четвертого дома, сжимавшей рукоять рапиры, и подстроилась под шаг Харроу.

– Ты в порядке?

– Меня тошнит от этих людей, – сообщила Харрохак, ныряя в проход в стороне от центрального атриума, – от их медлительности… до смерти бесит. Я не могу тут торчать, пока кто-нибудь из них не уловит, что им сказали.

Гидеон тоже ничего не уловила, но это вряд ли было в принципе возможно.

– К этому моменту мы их уже опередим. Нам нужно открыть дверь.

– Ну да, завтра утром, когда поспим часов хотя бы восемь, – без всякой надежды предложила Гидеон.

– Восхитительная попытка пошутить в эти непростые времена, – отозвалась Харрохак. – Пошли.