Текст книги ""Современная зарубежная фантастика-4". Компиляция. Книги 1-19 (СИ)"

Автор книги: Кэмерон Джонстон

Соавторы: Роб Харт,Тесса Греттон,Шелли Паркер-Чан,Кристофер Браун,Шеннон Чакраборти,Ярослав Калфарж,Кристофер Каргилл,Тэмсин Мьюир,Ли Фонда
сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 341 страниц)

Ликтор повернулась и кашлянула в сгиб локтя. Потом непонимающе посмотрела на нож. Перевела взгляд на Камиллу, Харроу и Гидеон. Задумчиво вздохнула и провела рукой по волосам.

– Боже мой, нашлись героини.

Она бросила нож, изящно опустилась на одно колено рядом с Иантой и подняла ее обмякшую руку – ту, что еще крепилась к плечу, – в чудовищной пародии на рукопожатие. Гидеон на одну ужасную секунду показалось, что она собирается руку оторвать. Гидеон задумалась, как далеко она сможет метнуть меч, но нет, со своим мечом она больше расставаться не планировала, спасибочки, но Цитера просто высасывала душу. Гидеон почувствовала сильный рывок, когда энергия потекла от юного ликтора к старому, и костяной кож снова вырос на руке.

– Ущербный ликтор, – сказала Цитера таким тоном, будто советовала Гидеон и Камилле верный способ удаления пятен, – все равно остается идеальным источником энергии. Вечной батарейкой.

Она встала и утерла рот ладонью. И пошла к Гидеон: спокойная, беззлобная, почти насмешливая. Это было даже страшнее, чем если бы она дико смеялась, а глаза ее горели ненавистью. Гидеон встала перед Камиллой и бесчувственным телом некромантки и подняла меч. Это маленькое пространство террасы еще не засыпало костями и не взорвало во время битвы двух бессмертных волшебниц. Мертвые деревья темнели над головой. Гидеон стояла за железным заборчиком, который когда-то прикрывал какую-то живую изгородь. Как будто его кривые гнутые шипы годились для чего-нибудь, кроме как кинуться на них в качестве последней гадости врагу. Камилла жалась в углу. Она уже встала – возможно, это была ее последняя гадость, – но раненая рука висела плетью. Она потеряла очень много крови, и лицо ее стало бледно-оливковым.

– Девятая, – нетерпеливо сказала Шестая, – вали отсюда. Забирай некромантку и беги.

– Иди на фиг. Время второго раунда. – Потом Гидеон задумалась: – Или третьего? Я что-то сбилась со счета.

Цитера из Первого дома стирала кровавые пятна с импровизированного платья. Кровь втягивалась в ее пальцы, повинуясь прикосновениям. Она танцующей походкой шла к их части двора и улыбалась Гидеон улыбкой Дульсинеи: глаза ее сверкали, на щеках виднелись ямочки. Как будто они обе знали что-то чудесное и недоступное другим.

– Вот это двуручник, – восхитилась она.

– Хочешь поближе посмотреть?

Ликтор лениво завела свободную руку за спину. Она встала в стойку, перенеся вес на заднюю ногу. Рапира в ее руках сияла зеленоватым светом, как речная вода или жемчуг.

– Ты знаешь, что не сможешь это сделать, Гидеон из Девятого дома. Ты очень храбрая. Почти как другая Гидеон, которую я когда-то знала. Но у тебя глаза красивее.

– Я, может, и из Девятого дома, но если ты не прекратишь говорить всякую загадочную хрень, то мы проверим, как ты регенерируешь, если тебя разрубить на восемнадцать кусков.

– Проси пощады, – предложила Цитера, по-прежнему нежно улыбаясь, – пожалуйста. Ты не представляешь, что значишь для меня. Ты не должна умирать сейчас, Гидеон. А если ты попросишь оставить тебя в живых, то ты, может, и вовсе никогда не умрешь. Я щадила тебя раньше.

Что-то жарко затлело в грудной клетке.

– Жанмари Шатур не просила пощады. Магнус не просил пощады. Или Исаак. Или Абигейл. И уверяю тебя, Паламед никогда даже не задумывался об этом.

– Конечно нет. Он был слишком занят. Взрывался.

Гидеон из Девятого дома бросилась вперед. Цитера ударила ее прямо в сердце, без прелюдий, но это Гидеон училась обращаться с двуручным мечом, еще когда даже поднять его не могла. Это Гидеон прожила всю жизнь, глядя на мир со стороны рукояти. Никаких больше игр, подначек, уворотов и уходов. Только она, ее клинок и вся сила и скорость, которые сумела вложить в нее Агламена.

Она встретила плавный выпад Цитеры ударом снизу вверх, из-за которого клинок ликтора устремился в небеса. Он должен был вылететь из руки. Она забыла о боли в колене, она снова Гидеон Нав, которая никогда не покидала Дрербура, которая дралась так, словно это был ее единственный шанс покинуть планету. Ликтор подходила и отступала, била короткими квартами, пытаясь просунуть рапиру под меч Гидеон. Гидеон выбила эту хрень у нее из руки, и рапира заскрежетала по камням. Цитера изящно отступила, Гидеон пробила ее защиту и обрушила на нее чудовищный удар. Он должен был развалить ликтора от плеча до пояса. Гидеон мечтала об этом. Но край меча задел ключицу Цитеры – и отскочил от нее, как от стальной. На коже осталась еле заметная розовая царапинка, а потом и она исчезла. Двуручник тоже не справился. Что-то внутри Гидеон оборвалось и обвисло.

Цитера подходила, чтобы убить. Ее клинок мелькал, как змея, как кнут, и Гидеон на полсекунды опоздала отступить. Она обошлась без пробитого легкого, неуклюже заблокировав рапиру плоской стороной меча. Ликтор била с нечеловеческой силой, и меч при ударе вздрогнул, и предплечья Гидеон задрожали от натуги. Непреклонная Цитера дотянулась до ее застывшей руки, и кончик рапиры вошел глубоко в мягкую плоть над бицепсом, наткнулся на кость, пробил ее. Гидеон отступила, поднимая меч в защитную позицию, пытаясь выдержать дистанцию. Меч опускался вниз, несмотря на все ее усилия и решимость. Она попыталась вспомнить старую жестокую уловку, с помощью которой Агламена так часто укладывала ее на маты. Подпустила Цитеру поближе, отступила в сторону от ее финта, увидела маленькую щель в защите, развернулась и ударила изо всех сил, целясь прямо в сердце. Цитера подняла свободную руку и перехватила меч, прежде чем он пробил грудину. Удар был так силен, что ей пришлось отступить, но ее хрупкая ручка удержала широкий клинок с такой же легкостью, с какой подлый тройной клинок Набериуса удержал рапиру. Тысячу лет назад, в тренажерном зале. Гидеон надавила. Ноги ее скользили, колено разрывалось от боли. Из руки брызнула кровь. Цитера вздохнула.

– Ты была великолепна, – сказала ликтор, – не такая, как все.

Она рукой отвела в сторону клинок Гидеон и шагнула вперед.

– Отойди от нее, сука, – сказала Харрохак Нонагесимус у нее за спиной.

Цитера оглянулась. Затянутая в черное фигурка брела вперед, спотыкаясь на каждом шагу, покинув укрытие под стеной. Ее поддерживали скелеты – настолько большие, что они ни за что бы не влезли в гадкий мясной чехол из живого человека. Ростом по восемь футов, с локтевыми костями, больше похожими на древесные стволы, да еще и утыканными шипами.

– И почему Девятый дом ни на что не способен, кроме скелетов? – презрительно сказала Цитера.

Одна из чудовищных тварей бросилась на Цитеру, как будто закрывала гранату своим телом. Вторая последовала за ней. Цитера пренебрежительно отбила огромную руку одного скелета в сторону, расколола другую рапирой. Шипы, почти рассыпавшись, дрогнули и вернулись на прежнее место. Харроу не поскупилась на вечные кости. Если она продолжит в таком духе, то сама станет вечным трупом.

Гидеон откатилась в сторону, схватила меч и поползла. За пробитой рукой оставался скользкий красный след, будто слизь за улиткой. Только годы тренировок под руководством Агламены дали ей мужества доползти до адептки и встать, ослепнув от крови и положив меч на здоровое плечо. Еще два мертвых гиганта уже сливались вместе. Гидеон мрачно подумала, что Харроу не может тратить столько сил. У нее их просто нет.

– Ты быстро учишься, – сказала ликтор с искренним восторгом, – но, боюсь, тебе осталось выучить еще слишком много.

Цитера протянула руку в сторону огромной рваной дыры в стене башни и поманила кого-то пальцем. Изнутри раздался крик, а потом дикий треск, рев и грохот. Когда огромная многоножка вырвалась из дыры, ног у нее осталось куда меньше, чем раньше. Она выбралась из ловушки Харроу, потеряв свою изрядную часть. Это была жалкая тень прежней твари. Правда, по сравнению с чем угодно нормальным, это все равно была жуткая мешанина щупалец и лап, удлиняющихся, утолщающихся, растущих прямо на глазах. От конструкта осталась половина, но он по-прежнему мог регенерировать. Огромное бесстрастное лицо отливало белым блеском в вечернем свете – тело теперь казалось слишком маленьким для такой башки. Пока оно вылезало из дыры, осколки стекла сбегали с боков, как капли воды. Тварь вытащила свое изломанное тело, похожее на клубок белых корней, на террасу, закачалась на двух ногах, как искалеченный паук.

Это было несправедливо. Цитера была совершенно права. Они ничего не могли сделать. Даже полуразрушенная тварь махала в их сторону сотней шипастых щупалец. Она ползла в их сторону, и им некуда было бежать, негде спрятаться, некуда деться.

– Никто из вас не научился достойно умирать, – сказала ликтор, – я научилась этому еще десять тысяч лет назад.

– Я еще не закончила, – сказала полумертвая некромантка Гидеон.

Харроу сомкнула руки. Последним, что увидела Гидеон, стали осколки вечных слуг, летящие к ним по воздуху, скребущиеся по камням, встающие куполом над ней, Камиллой и Харроу. Щупальца ударили разом с оглушительным звуком. Хрясь! Хрясь! Хрясьхрясьхрясьхрясьхрясь! А потом остались ритмичные одиночные удары. Хрясь! Хрясь! Хрясь!

Мир вокруг затрясся. Вдруг стало очень темно. Замигал дрожащий желтый свет, и Гидеон поняла, что Камилла каким-то образом умудрилась не потерять карманный фонарик. Они втроем остались наедине с кривыми железными шпалерами и давно засохшими деревьями. Небо, море и остаток сада скрылись за гладкой изогнутой стеной из сплошной прочной кости. Как будто они сидели внутри черепа. Харроу выпрямилась, пока тварь пыталась вскрыть их убежище, как орех, и посмотрела на Камиллу и Гидеон. Лицо ее сплошь покрывала кровь. Даже не кровавый пот, просто кровь. Все сосуды под кожей не просто полопались, а взорвались, как мины. Кровь сочилась из пор. Она научилась создавать вечные кости, наполовину уничтожила гигантского мертвого паука из ада, а теперь еще подняла сплошную стену шесть дюймов толщиной и удерживала ее – на чистом нахальстве.

Преподобная дочь Девятого дома гордо улыбнулась и свалилась на руки Гидеон. Гидеон, умирая от страха, покачнулась, опустилась на колени. Харроу лежала как сломанная кукла. Гидеон забыла про свой меч, забыла про все на свете, баюкая измученную некромантку. Она забыла о порванных связках в правой руке, о сломанном колене, о пролитой крови. Она не видела ничего, кроме еле заметной победоносной улыбки.

– Харроу, очнись, я здесь, – говорила она, напрягая голос, чтобы перекрыть удары щупалец, – бери мою душу уже, дура.

– После того, что случилось с Восьмым? – поинтересовалась Харроу на удивление твердым голосом. Казалось, что она состоит только из черной рясы и ран. – Ни за что.

– Ты не сможешь вечно держать эту хрень, Харроу! Ты не могла ее удерживать еще десять минут назад!

– А мне и не надо держать ее вечно, – сказала некромантка и сплюнула кровавый ком. Провела языком по губам. – Слушай, бери Шестую, принимайте позу для аварийной посадки, и я открою вам стену. Кости плавают. До моря лететь долго…

– Нет.

Харроу продолжила, не обращая внимания:

– …но вам надо только выжить во время падения. Мы знаем, что сигнал кораблям уже отправлен. Уматывайте с планеты как можно быстрее. Я буду отвлекать ее, пока смогу. А вам останется только выжить.

– Харроу, – сказала Гидеон, – план тупой, а ты дура. Нет.

Преподобная дочь приподнялась и сгребла в кулак рубашку Гидеон. Глаза у нее были черные и совершенно стеклянные от боли и тошноты. От нее пахло потом, страхом и примерно девятью тоннами костей. Она вытерла лицо рукавом и снова заговорила:

– Ты мне обещала! Ты согласилась вернуться на Девятую и исполнить свой долг у Запертой гробницы.

– Не поступай так со мной.

– Я обязана тебе жизнью. Я обязана тебе всем.

Харроу отпустила ее рубашку и опустилась на пол. Краска с лица давно сошла. Она кашляла и задыхалась, из ноздрей текла кровь. Гидеон повернула темноволосую мокрую голову набок, чтобы некромантка не умерла раньше времени, захлебнувшись кровавыми соплями, и отчаянно попыталась придумать план.

ХРЯСЬ! Одно из щупалец пробило дыру в щите, снаружи хлынул свет. При свете Харроу выглядела еще хуже.

– Выпустите меня, – спокойно сказала Камилла, – я ее отвлеку.

– Иди ты в жопу, Гект, – ответила Гидеон, не отрывая взгляда от некромантки, которая стала невероятно безмятежной, хотя у нее уже даже брови кровоточили, – я не собираюсь до конца своих дней отбиваться от призрака Паламеда Секстуса и выслушивать офигительные врачебные истории только потому, что я позволила тебе умереть.

– Другой план не сработает, – ровно ответила Камилла. – Если бы мы смогли сдержать ее и подождать на берегу, это было бы возможно. Но мы не можем.

Харроу вздохнула и растянулась на полу.

– Тогда будем сдерживать ее, сколько сможем, – сказала она.

Трещина затягивалась, но мучительно медленно. Харроу тряслась от натуги. Они снова оказались в темноте, звуки снаружи затихли, как будто тварь обдумывала следующий ход. Камилла закрыла глаза и расслабилась. Длинная темная челка спадала на лоб. Именно это – вид Камиллы, которая никогда не останавливалась, а теперь молчала и не двигалась, – заставило тоненький голосок в голове у Гидеон изумленно сказать: «А мы ведь правда здесь умрем».

Гидеон посмотрела на некромантку. У нее был напряженный вид человека, страшно сосредоточенного на том, чтобы не заснуть, и понимающего, что он отрубится, стоит ему расслабиться на мгновение. Харроу уже теряла сознание. Гидеон понимала, что, если это случится второй раз, она может уже не очнуться. Харроу подняла дрожащую руку и погладила Гидеон по щеке.

– Нав, ты меня правда простила?

Вот уж точно. Пусть подавятся.

– Конечно простила, идиотка.

– Я этого не заслужила…

– Может, и нет. Но мне-то что. Харроу…

– Да?

– Ты же знаешь, что мне насрать на Запертую гробницу? Меня только ты интересуешь, – торопливо, несчастным голосом заговорила она. Она сама не знала, что пытается сказать, знала только, что это надо сказать сейчас. С жутким воющим звуком щупальце снова обрушилось на их убежище. Хрясь!

– Я не знаю, что там делать. Это же просто я. Без тебя я не справлюсь. Я даже не настоящий первый рыцарь и никогда бы не смогла им стать.

Хрясь, хрясь, хрясь. Трещина снова открылась под этими ударами, внутрь проникли лучи солнца, осколки костей осыпались серой пылью. Купол держался, но Гидеон не было до этого дела. Тварь была где-то далеко, купол был где-то далеко. Даже Камилла, которая вежливо отвернулась, чтобы внимательно осмотреть противоположную стену, была очень далеко.

Остались только она и Харроу, ее кислое, скуластое, глупое личико. Харроу засмеялась. Гидеон первый раз слышала, чтобы она смеялась по-настоящему. Смех вышел довольно слабый и усталый.

– Гидеон из Девятого дома, первый цветок дома моего, – хрипло сказала она, – ты лучший из рыцарей, когда-либо рожденных. Ты – наша победа. Ты лучшая из нас. Для меня было честью стать твоим некромантом.

Этого хватило. Гидеон из Девятого дома встала так резко, что чуть не треснулась головой о костяной щит. Руку обдало огнем, но Гидеон не обратила на это внимания. Гидеон ходила взад и вперед – Харроу смотрела на нее со слабеньким интересом – и изучала крошечное пространство, в котором они оказались. Сухие листья. Потрескавшиеся камни. Камилла. Камилла посмотрела на нее, но Гидеон уже прошла мимо. Так поступить с Камиллой она не могла. Мелкий серый костяной порошок. Железные шипы решетки.

– А, к черту, – сказала она, – я нас отсюда вытащу.

– Сито…

Она похромала по пыльным клумбам. Хрясь. Хрясь. Хрясь. Времени было мало, но ей требовался только один шанс. Она выпуталась из черной рясы и в порыве паники подумала, не снять ли рубашку, но решила обойтись. Стянула перчатки с мокрых красных ладоней. Зачем-то закатала рукава: наверное, чтобы занять чем-то дрожащие руки. Она старалась говорить как можно спокойнее. В каком-то смысле она действительно успокоилась. Да она никогда в жизни не была такой спокойной.

– Ладно, – сказала она, – теперь я понимаю. Я все окончательно и полностью поняла.

Харроу, приподнявшись на локтях, следила за ней черными, беззвездными, но нежными глазами.

– Нав, – сказала она самым кротким тоном на ее памяти, – я больше не могу держать стену.

Хрясь! Хрясь! Хрясь!

– Я не знаю, как ты ее и сейчас-то держишь, – ответила Гидеон и двинулась назад. Посмотрела, к чему она идет, снова посмотрела на некромантку. Та со свистом втягивала воздух и смотрела на нее с обычной для себя снисходительной жалостью, как будто Гидеон наконец утратила остатки разума и могла в любой момент обмочиться. Камилла смотрела на нее без всякого выражения. Камилла из Шестого дома идиоткой не была.

– Харроу, – сказала Гидеон, – я не смогу сдержать свое обещание, потому что меня интересуешь только ты. Ты поняла? Для этого и нужны рыцари. Без тебя меня не будет. Одна плоть, один конец.

Тень подозрения промелькнула на лице некромантки.

– Нав, что ты делаешь?

– Самую жестокую вещь, которую кто-либо с тобой делал за всю твою жизнь. Ты поймешь, что надо сделать. А если не сделаешь, то мой поступок никому не принесет никакой пользы.

Гидеон развернулась и прищурилась, прикидывая угол. Оценила дистанцию. Взгляд назад стал бы худшим поступком во вселенной, так что оборачиваться она не стала. Вдруг ей показалось, что она, четырехлетняя, снова стоит перед дверями Дрербура и ревет. Ее страх и ненависть ушли. Дрербур был пуст. Никакого Крукса. Никаких богом проклятых пратетушек. Никаких беспокойных тел, чужаков в саркофагах, мертвых родителей. Она сама стала Дрербуром. Она – Гидеон Нав, а Нав – имя Девятых. Она впитала тлетворное, тихое, гнилое безумие этого места и открыла ему свои двери. Руки ее больше не дрожали.

Хрясь. Хрясь. Хрясь.

Купол накренился и заскрипел. От него отваливались огромные куски, впуская внутрь столбы света. Она ощутила движение за спиной, но она была быстрее.

– За Девятый дом, – сказала Гидеон.

И упала вперед, прямо на железные шипы.

Акт пятый

37

– Ладно, – сказала Гидеон, – ладно. Вставай.

Харрохак Нонагесимус встала.

– Отлично! – сказала ее рыцарь. – Кстати, можно уже переставать реветь. А теперь для начала проверь, не собирается ли кто заморозить Камиллу. Хочу заметить, что я не подписывалась на посмертный вестник ботана от Паламеда Секстуса.

– Гидеон, – провыла Харроу бессвязно, – Гидеон!

– Нет времени, – отмахнулась Гидеон. Горячий ветер обдувал их обеих и сдувал волосы Харроу прямо ей в лицо, – воздушная тревога.

Щит вздохнул, дрогнул и наконец рухнул. Древняя ликторская тварь бросилась вперед, безмозглая и торжествующая. Харроу увидела ее во всей красе: ноздреватая масса регенерирующего пепла и множество зубов. Если раньше она двигалась с убийственной скоростью, то теперь словно плыла в густом сиропе. Она расплывалась по краям, но держала наготове сотню белых копий.

– Убей ее, – велела Гидеон.

И Харроу убила ее. Это оказалось удивительно просто. Тварь была всего-навсего ожившим скелетом, да и то сделанным без всякого изящества. Наполовину она уже развалилась, изгрызла сама себя, как рвущийся из капкана зверь. Голова оказалась просто хитиновой пластиной. Позвоночник – костяным столбом. Оставшиеся щупальца опали, как листья под дождем, перехваченные на середине движения. Кости последовали их примеру. Вся эта масса проплыла сквозь дыры в стеклянных панелях и белой кометой с дрожащим костяным хвостом обрушилась вниз, в ревущий океан.

– Вон там мой меч, – сказала Гидеон, – бери. Бери и кончай на меня смотреть, сучка. Не смей на меня смотреть!

Харроу отвернулась от железной решетки, подняла двуручный меч и вскрикнула. Он был слишком тяжелый, слишком неудобный. Гидеон протянула руку, поправила хват. Другой рукой она обхватила Харроу в странном объятии. Жесткие от мозолей пальцы сомкнулись на руке Харроу. Вес этой штуки все еще больно оттягивал Харроу руки, но Гидеон обхватила ее запястье, и они, несмотря на боль, подняли меч вместе.

– У тебя руки, как макаронины, – мрачно сказала Гидеон.

– Я некромант, Нав!

– Ладно, ладно. Надеюсь, следующую тыщу лет ты будешь поднимать гантели.

Они застыли щека к щеке. Рука Гидеон и рука Харроу сплелись, держа меч на весу. На клинке играл свет. Терраса раскинулась перед ними, засыпанная стеклянными осколками, там, где летела тварь. Теперь она медленно, легко, как пух, падала с обрыва. Харроу посмотрела на Гидеон, и глаза Гидеон, как всегда, напугали ее: их глубокий янтарный цвет, необычное горячее золото, похожее на свежезаваренный чай. Она моргнула.

– Я не могу, – сказала Харроу.

– Ты уже это сделала, – сказала Гидеон, – это сделано. Ты меня съела и переработала. Мы не сможем вернуться домой.

– Я это не вынесу.

– В жопу себе это засунь. Ты и так пожрала две сотни сынов и дочерей нашего Дома, что тебе еще один.

Перед ними стояла Цитера из Первого дома, хотя заметили они ее не сразу. Она стояла, опустив рапиру, смотрела на них глазами такими синими, что в них тонул всякий свет. Сад исчез, осталась только она и ее хренова зеленая рапира. Губы ее приоткрылись крошечным «о». Она не особенно встревожилась, просто удивилась, как будто увидела северное сияние, мираж, игру света.

– А теперь мы надерем ей задницу как следует, – сказала Гидеон. – Блин, Нонагесимус, кончай реветь. Как сражаться, если ты ревешь?

Харроу с трудом проговорила:

– Я не могу представить себе мир без тебя.

– Можешь. Просто он не такой крутой и не настолько секси.

– На хер иди, Нав!

– Харрохак, – сказала Гидеон из Девятого дома, – когда-нибудь ты умрешь, тебя похоронят, и тогда мы все обдумаем. Прямо сейчас я не могу сказать, что все будет хорошо. Я не знаю, правильно ли мы поступили. Я даже выругаться не могу. По большому счету, я галлюцинация, порожденная твоим мозгом в результате масштабной травмы слияния с моим мозгом. Да даже не будь я галлюцинацией, я бы все равно ни хрена не знала, Харроу. Я ничего не знаю, кроме одной вещи.

Она подняла руку Харроу с зажатой в ней рукоятью. Ее пальцы, грубые, сильные и уверенные, подвинули вторую руку Харроу на яблоке.

– Я умею обращаться с мечом. А значит, и ты умеешь.

Гидеон поставила их в стойку: вес на передней ноге, колено слегка согнуто, свет падает справа. Расположила клинок так, чтобы он был направлен четко вверх. Подняла голову Харроу и поправила ее бедра. Время снова ускорилось, потекло, замелькало яркими огнями.

Цитера, старая, невероятно старая, немыслимо было думать, что они когда-то считали ее молодой, стояла у подножия лестницы. Ее горящие синие глаза были спокойны, рапиру она держала наготове. Она улыбалась бесцветными губами.

– Как ты себя чувствуешь, сестричка?

– Готова к третьему раунду, – произнесли губы Харрохак, – ну или к четвертому, я сбилась со счета.

Клинки скрестились. Скрежет металла о металл наполнил сад. Цитера из Первого дома была Цитерой из Первого дома десять тысяч лет, и уже десять тысяч лет назад ее рыцарь сражалась великолепно. Время сделало ее лучше, чем мог бы вообразить смертный. В честном бою возможна была бы даже ничья.

Вот только бой был нечестный. Сражаясь – это походило на сон или, вернее, на падение в сон, – они видели, что Цитера сделана из разных частей. Глаза ее принадлежали кому-то другому. Два обрывка чужого огня. В груди ее тлел пожар, который пожирал ее заживо, он дымился там, где должны были располагаться легкие, расплывался там злокозненным черным пятном. Он распух, пытаясь дотянуться до горящей точки в груди, и почти вся энергия Цитеры уходила на то, чтобы его сдерживать. Харроу видела, что сделал Паламед, могла коснуться этого, подтолкнуть, увести из-под контроля Цитеры.

– Вот, – тихо сказала Гидеон в ушах Харроу, – спасибо, Паламед.

– Секстус был чудом, – признала Харроу.

– Жаль, что ты не вышла за него замуж. Вы оба предпочитаете дохлых старых девок.

– Гидеон…

– Сосредоточься, Нонагесимус. Ты знаешь, что делать.

Цитеру из Первого дома вырвало струей черной крови. Харроу больше не боялась. Осталось только предвкушение, граничащее с испуганным возбуждением. Как будто маленькая девочка ждала дня рождения. Давление рук Гидеон на руки Харроу вдруг стало легче, прикосновение ее щеки вдруг почти исчезло, став всего лишь слабым воспоминанием о прежнем жаре. Голос еще звучал в ушах, но как будто издали.

Харроу приставила острие меча к груди Цитеры, справа. Мир замедлился и заледенел.

– Одна плоть, один конец, – сказала Гидеон еле слышно, Харроу с трудом различила ее слова.

– Не уходи, – попросила Харроу.

– Где ты умрешь, там и я умру и погребена буду; пусть то и то сделает мне Господь, и еще больше сделает, – ответила Гидеон, – увидимся на той стороне, сладкая.

* * *

Харрохак потянула клинок на себя, прямо сквозь зловещую тень в грудь Цитеры. Она запузырилась и выплеснулась внутрь нее огромной опухолью, раком. Цитера застыла. Тень побежала по ней, как огонь, коснувшийся разлитого масла, ясно различимая под кожей, в жилах, костях. Они вспучивались и выгибались, кожа лопалась, сердце натянулось, рванулось и, после десяти тысяч лет плохой работы, сдалось.

Цитера из Первого дома вздохнула с облегчением. Упала и умерла.

Меч рухнул на пол с ужасным грохотом. Ветер рвал волосы Харроу, они лезли ей в рот, пока она бежала назад, пока тянула своего рыцаря за руки, снимала ее с шипов и клала на землю. Потом она села и долго сидела. У нее за спиной лежала под чужим синим небом Гидеон и улыбалась еле заметной улыбкой.