Текст книги ""Современная зарубежная фантастика-4". Компиляция. Книги 1-19 (СИ)"

Автор книги: Кэмерон Джонстон

Соавторы: Роб Харт,Тесса Греттон,Шелли Паркер-Чан,Кристофер Браун,Шеннон Чакраборти,Ярослав Калфарж,Кристофер Каргилл,Тэмсин Мьюир,Ли Фонда
сообщить о нарушении

Текущая страница: 282 (всего у книги 341 страниц)

Нари распрямила плечи, понимая, что выбора у нее особо нет.

– Ведите.

И жрец повел ее к кованым латунным дверям в стене позади купели. Нари пошла следом и подскочила, когда дверь за ними с лязгом захлопнулась.

Картир оглянулся.

– Мои извинения. Среди наших коллег не так много слышащих ушей, чтобы жаловаться на шум.

– Ничего, – тихо сказала она.

Жрец повел ее по кривому лабиринту из темных коридоров и узких лесенок, демонстрируя удивительную для его лет проворность, пока они не уперлись в тупик, заканчивающийся очередной парой простых латунных дверей. Жрец распахнул дверной створ и пригласил ее войти.

С осторожностью Нари переступила порог и оказалась в маленькой круглой комнатке, размером не больше ее гардероба. Она оцепенела, почуяв густо висящий в воздухе траур, который тяжелым грузом оседал ей на плечи. Открытые стеклянные полки шли вдоль круглых стен, и в их глубине гнездились маленькие бархатные подушечки.

Нари подошла ближе, и ее брови поползли на лоб. На каждой подушке покоилось по одному небольшому предмету: чаще всего это были кольца, но иногда и лампы, браслеты, а пару раз попадались инкрустированные воротники.

И все их объединяла одна деталь: изумрудный камень.

– Сосуды рабов, – ошеломленно прошептала она.

Картир кивнул и встал с ней рядом у полок.

– Именно так. Все возвращенные сосуды со смерти Манижи и Рустама.

Он умолк. В мрачной тишине комнаты Нари казалось, что она слышит тихие дыхания джиннов. Ее взгляд упал на ближайший к ней сосуд – кольцо, как две капли воды похожее на кольцо Дары, и она с трудом отвела глаза.

«Когда-то и с ним это было, – осознала она. – Его душа много веков была заперта. И он спал, пока очередной жестокий повелитель не будил его и не заставлял выполнять его приказы». Нари перевела дыхание, стараясь держать себя в руках.

– Зачем они здесь? – спросила она. – Ведь если разорвать проклятие без Нахид…

Картир пожал плечами:

– Мы не знали, что с ними делать, и решили собрать их здесь, где они могут покоиться возле пламени первой купели огня Анахид. – Он показал ей побитую латунную чашу, водруженную на простенький пьедестал в центре комнаты.

Металл был опален и потускнел, но огонь в кедровых ветках, сложенных в ее основании, от этого горел не менее ярко.

Нари нахмурилась.

– Но я думала, купель в храме…

– Купель в храме появилась уже после, – объяснил Картир. – Когда город был достроен и ифриты поутихли, и другие племена преклонили колено. После трехвековых мытарств, войн и тяжкого труда.

Он приподнял старинную чашу. Это был такой бесхитростный предмет, кривоватый и безыскусный, и помещался у него в ладонях.

– А здесь… здесь разводила огонь Анахид и ее последователи, когда только были освобождены Сулейманом. Когда им дали новый облик и выбросили в неведомой земле маридов, и они едва понимали, на что теперь способны, как им теперь снабжать и защищать себя. – Он мягко вложил чашу в ее руки и встретился с ней серьезным взглядом. – Величие требует времени, бану Нахида. Иногда скромные начала приводят к поистине могучим свершениям.

Нари сморгнула ни с того ни с сего выступившие слезы. Она смущенно отвернулась, и Картир забрал у нее чашу, молча поставив на пьедестал, и вывел Нари наружу.

Он показал ей узкую, залитую солнцем арку в конце коридора.

– Оттуда открывается дивный вид на наш сад. Отдохните немного. А я постараюсь разогнать толпу.

Нари переполнилась благодарностью.

– Спасибо, – только и смогла она выдавить.

– Не стоит благодарности. – Картир сложил ладони. – Я искренне надеюсь, что вы будете заглядывать, бану Нахида. Знайте: что бы вам ни потребовалось, мы всегда к вашим услугам.

Он еще раз поклонился и ушел.

Арка вывела Нари на небольшую террасу. Она была расположена высоко, на третьем ярусе зиккурата, спрятанная в аккуратной нише за каменной стеной и завесой из горшечных финиковых пальм. Картир наверняка не ошибся насчет красивого вида, но Нари меньше всего сейчас хотелось смотреть на эту толпу. Она упала в низкое тростниковое кресло и попыталась собраться с мыслями.

Она положила на колени раскрытую ладонь.

– Наар, – шепнула она, и в ее ладони ожил один огонек.

Она довольно часто стала создавать огонь, чтобы напоминать себе о том, что она все-таки способна научиться в Дэвабаде чему-то новому.

– Можно составить тебе компанию? – спросил мягкий голос.

Нари сомкнула ладонь, погасив огонек. Она обернулась. В арке стоял Дара с нетипичным для него виноватым видом.

Она махнула на соседнее кресло.

– Располагайся.

Он сел напротив и облокотился на колени.

– Прости, – начал он. – Я правда думал, что это хорошая затея.

– Не сомневаюсь, – вздохнула Нари и сняла вуаль и тяжелую диадему с чадры.

Она заметила, что взгляд Дары остановился на ее лице, но ей было все равно. От этой штуки у нее раскалывалась голова.

Он опустил глаза.

– Ты понравилась Картиру… ох, какой нагоняй я сейчас от него получил.

– И поделом.

– Не спорю.

Нари посмотрела на него. Он вытирал ладони о колени, точно нервничая.

Она нахмурилась.

– У тебя все в порядке?

Он остановился.

– В полном, – он сглотнул. – Ну и как тебе Джамшид?

Такого вопроса она не ожидала.

– Я… он милый. – Ответила она, не кривя душой. – Если его отец такой же, то понятно, как ему удалось построить такую карьеру при дворе Гасана. Он показался мне очень дипломатичным.

– Они оба такие. – Дара помедлил. – Прамухи – уважаемое семейство, они всегда были преданы твоему роду. Я даже удивился тому, что Кахтани их всех не перебили. Недостаток Джамшида в его теплых чувствах к Мунтадиру, но… джинн он хороший. Смышленый, и сердце золотое. Одаренный воин.

Нари сузила глаза. Дара не умел ходить вокруг да около, а сейчас говорил о Джамшиде с такой выверенной непринужденностью.

– Чего ты недоговариваешь, Дара?

Он покраснел.

– Только то, что из вас получилась бы хорошая пара.

– Хорошая пара?

– Да. – Она услышала легкую дрожь в его голосе. – Если… Гасан станет наседать с предложением выдать тебя за его сына и ты начнешь искать кандидатуру среди Дэвов. Вы почти ровесники, его семья верно служила твоей и продолжает служить Кахтани…

Нари обиженно выпрямилась.

– Выбирая мне мужей среди Дэвов, первым ты подумал про Джамшида э-Прамуха?

Ему хватило приличия устыдиться.

– Нари…

– Нет, – перебила она, гневно повышая голос. – Да как ты смеешь? В один момент ты представляешь меня как свою бану Нахиду и в следующий – склоняешь к замужеству с другим мужчиной? После того, что случилось между нами той ночью в пещере?

Он покачал головой, начиная заливаться легким румянцем.

– Этого не должно было случиться. Ты находилась под моей защитой. Я не имел права прикасаться к тебе подобным образом.

– Вообще-то все было по обоюдному согласию.

Но как только эти слова сорвались у нее с губ, Нари вспомнила, что это она поцеловала его первой – дважды, – и с этой мыслью у нее внутри все сжалось от неуверенности в себе.

– Я… я ошибаюсь? – спросила она, сгорая со стыда. – Ты не чувствовал того же, что и я?

– Нет же, – поспешил успокоить ее Дара. Он встал перед ней на колени, сокращая расстояние между ними. – Пожалуйста, не думай так. – Он взял ее руку в свою и крепко сжал, когда она попыталась вырваться. – То, что я не должен был этого делать, не значит, что… – он сглотнул. – Это не значит, что мне не хотелось, Нари.

– Тогда в чем проблема? Ты не женат, я не замужем, мы оба – Дэвы…

– Но я не живой, – оборвал ее Дара. Со вздохом он выпустил ее руку и встал с колен. – Нари, я не знаю, кто освободил меня из рабства. Не знаю как. Но я умер: я утонул, ты сама видела. На сегодняшний день от моего тела остался только прах на дне древнего колодца.

В груди Нари закипало глупое, бестолковое чувство, и ей хотелось горячо отрицать все его доводы.

– Мне все равно, – уверяла она. – Для меня это неважно.

Дара покачал головой.

– Это важно для меня. – Его тон стал умоляющим. – Нари, ты же знаешь, что говорит народ. Тебя считают чистокровной дочерью одной из величайших целительниц в истории.

– И что?

Всем своим видом он просил у нее прощения за свои слова, когда ответил:

– То, что тебе нужны дети. Ты заслуживаешь иметь детей. Целый выводок маленьких Нахид, которые будут ловко лазить к тебе в карманы и лечить болячки. А я… – Его голос сорвался, и он отвел взгляд. – Нари… во мне не течет кровь. Я не дышу… я уверен, что не смогу дать тебе детей. С моей стороны было бы безрассудно и эгоистично даже пытаться. Выживание твоего рода слишком важно.

Она захлопала глазами, опешив от его слов. Так вот в чем было все дело? В выживании ее рода?

Ну конечно, всегда же все дело в этом. Способности, которые когда-то спасали ее от прозябания на улице, стали ее проклятием. Эта связь с давно погибшими родственниками, которых она никогда не знала, отравила ее жизнь. Нари похитили и протащили через полмира, чтобы здесь она стала Нахидой. Ради этого ее фактически заточили во дворце. Ее временем распоряжалась Низрин, ее будущее планировал король, а теперь еще и дэв, которого она…

Которого ты что? Любишь? Ты совсем идиотка?

Нари резко встала, злясь уже не только на Дару, но и на себя. Больше она не будет проявлять слабость перед этим мужчиной.

– Если так распорядится судьба, то и Мунтадир вполне подойдет, – заявила она с легкой истерикой в голосе. – Кахтани – семья плодовитая. И приданого у них хватит, чтобы сделать меня самой богатой женщиной в Дэвабаде.

Она как будто пощечину ему влепила. Дара отшатнулся, а она развернулась на пятках.

– Я возвращаюсь во дворец.

– Нари… Нари, стой. – Через мгновение он уже перегородил ей выход. Она начала забывать, как быстро он двигается. – Пожалуйста. Не уходи. Дай мне объяснить…

– Иди ты к черту со своими объяснениями, – накинулась она на него. – Ты всегда так говоришь. Сегодня ты тоже обещал мне именно это, ты не забыл? Ты обещал рассказать о своем прошлом, а не выгуливать меня перед жрецами и уговаривать выйти за другого. – Нари протиснулась мимо него. – Так что оставь меня в покое.

Его пальцы обхватили ее запястье, и он не дал ей сойти с места.

– Хочешь знать о моем прошлом? – зашипел он угрожающим шепотом. – Хорошо, Нари, слушай. Меня изгнали из Дэвабада, когда я был немногим старше твоего Али, выгнали из родного дома за то, что выполнял приказы, отданные мне твоей семьей. Вот как я уцелел в войне. Вот почему меня не оказалось в Дэвабаде, чтобы спасти мою семью от истребления, когда джинны вломились в наши ворота.

Он отпустил ее. Его глаза сверкали.

– Остаток жизни – очень короткой, кстати, жизни – я провел в борьбе с той самой семьей, к которой тебе так не терпится примкнуть, с теми, кто готов был стереть все наше племя с лица земли. А потом меня нашли ифриты. Я никогда не испытывал такого… такого, как с тобой, – его голос надломился. – Думаешь, мне сейчас легко? Думаешь, мне нравится представлять твою жизнь с другим?

Его сбивчивое признание, ужасные события, которые он описал, усмирили ее гнев, а беспредельная скорбь, написанная у него на лице, тронула ее, несмотря на ее обиду. Дара хотя бы ответил на вопрос о том, отвечает ли ей взаимностью.

Ее голос задрожал.

– Ты… мог бы просто рассказать мне обо всем, Дара. Мы могли бы вместе что-нибудь придумать, вместо того чтобы в одиночку планировать за меня мою жизнь с другими мужчинами.

Дара покачал головой. В глазах его читалась печаль, но голос звучал решительно.

– Тут нечего придумывать, Нари. Я то, что я есть. Ты бы и сама довольно скоро пришла к этому выводу. Я хочу, чтобы у тебя на примете была альтернатива, когда это произойдет. Не волнуйся. Не сомневаюсь, Прамухи обеспечат тебя более чем щедрым приданым, – добавил он едко.

Он повторил ее собственные слова, но из его уст они звучали особенно больно. Нари подобрала подол чадры дрожащими от злости руками.

– Похоже, ты собрался вместо меня решать, как и что я к тебе чувствую. Ладно. Но все остальные решения буду принимать я, – она повысила голос. – Я всю жизнь жила одна, Дара. Я ребенком пережила в Каире такие вещи, что у тебя бы волосы дыбом встали, – она расправила плечи. – Так что поверь мне, я в состоянии спланировать собственное будущее.

Когда она ушла в этот раз, он не стал ее останавливать.

23
Али

– Это невероятно.

Нари стояла рядом с Али и увлеченно вглядывалась в тонкий телескоп. Она показала на круглую луну.

– Я даже вижу, где ее перекрывает тень. А поверхность у нее вся в рытвинах… интересно, отчего это с ней.

Али, Нари, Мунтадир и Зейнаб любовались звездами в обсерватории на крыше дворцовой стены с видом на озеро. Точнее, звездами любовались Али и Нари. Его брат и сестра пока ни разу не прикоснулись к телескопу. Они лежали на диванах с подушками, купаясь во внимании слуг и наслаждаясь едой, которую присылали с кухни.

Али наблюдал за Мунтадиром, который пытался угощать вином хихикающую служанку. Зейнаб разглядывала свои руки, покрытые свежими рисунками из хны.

– Стоит спросить у моей сестры, – сказал он сухо. – Она наверняка внимательно слушала объяснения астронома.

Нари засмеялась. Впервые за несколько дней он слышал ее смех, и этот звук сразу согрел ему сердце.

– Значит, твои брат с сестрой не разделяют увлечения человеческими науками? – спросила она.

– Просто человеческие науки не включают в себя возлежания двух избалованных… – Али замолчал, вспомнив истинную цель своей дружбы с Нари. Он пошел на попятную. – Хотя Мунтадир, безусловно, заслужил отдых. Он только что вернулся с охоты за ифритами.

Она пожала плечами:

– Ну да.

Судя по ее голосу, это не особенно впечатлило Нари, и Али метнул в Мунтадира недовольный взгляд, после чего присоединился к Нари у парапета. Он наблюдал за ней, когда она снова поднесла телескоп к глазу.

– Каково это, иметь брата, сестру? – спросила она.

Вопрос удивил его.

– Я младший ребенок, так что я даже не знаю, каково это не иметь их.

– Но вы все такие разные. Наверняка иногда тебе было с ними непросто.

– Пожалуй, что так.

Его брат не далее как этим утром вернулся в Дэвабад, и Али не мог выразить словами, какое он испытал облегчение, увидев его целым и невредимым.

– Я бы отдал жизнь за каждого из них, – сказал он тихо. – Не задумываясь.

Нари посмотрела на него, и он улыбнулся.

– Чтобы интереснее было ссориться.

Она не улыбнулась в ответ. Ее темные глаза были чем-то обеспокоены.

– Я что-то не так сказал?

– Нет, – вздохнула она. – Просто неделя была тяжелая… несколько недель подряд. – Она не сводила взгляда с далеких звезд. – Хорошо, наверное, иметь семью.

Тихая грусть в ее голосе угодила ему в самое сердце, и он не знал, ее ли тоска или отцовский приказ побудили его сказать следующее:

– Ты… могла бы, знаешь, – проговорил он сбивчиво. – Завести семью. Здесь. У нас.

Нари посмотрела на него, явно растерявшись.

– Прошу прощения, господа, – выглянула к ним с лестницы шафитка с широко распахнутыми глазами. – Меня послали забрать бану Нахиду.

– Что такое, Дунур? – спросила Нари у девушки, хотя ее взгляд, в котором промелькнуло что-то непонятное, был все еще прикован к Али.

Служанка сложила ладони и отвесила поклон.

– Извините, госпожа, я ничего не знаю. Только Низрин сказала, что это срочно.

– Ну естественно, – проворчала Нари с легкой тревогой в голосе.

Она вернула Али телескоп. Странное выражение скрылось под привычной непроницаемой маской.

– Спасибо за вечер, принц Ализейд.

– Нари…

Она натянуто улыбнулась ему.

– Иногда я говорю не подумав. – Она положила руку на сердце. – Мир твоему дому.

Она сухо попрощалась с его братом и сестрой и следом за Дунур спустилась по лестнице.

Как только Нари скрылась из поля зрения, Зейнаб откинула голову и театрально выдохнула.

– Теперь, когда этот псевдоинтеллектуальный семейный фарс закончен, я могу идти?

Али оскорбился.

– Что с вами не так? – спросил он. – Мало того что вы были грубы с нашей гостьей, вы еще и отказываетесь от возможности полюбоваться одним из прекраснейших творений Господа – от возможности, которая дарована только считаным единицам…

– Ох, успокойся. – Зейнаб зябко поежилась. – Здесь холодно.

– Холодно? Мы же джинны! Мы буквально созданы из огня.

– Все нормально, Зейнаб, – вмешался Мунтадир. – Иди. Я побуду с ним.

– Я очень ценю твою жертву, – отозвалась Зейнаб и любовно потрепала Мунтадира по щеке. – Постарайся не нарываться на неприятности, когда будешь сегодня отмечать свое возвращение. Если ты завтра опоздаешь ко двору, отец утопит тебя в бочке с вином.

Мунтадир драматически преувеличенным жестом прикоснулся к сердцу.

– Предупрежден и вооружен.

Зейнаб ушла. Покачав головой, Мунтадир встал и присоединился к брату у парапета.

– Вы с ней цапаетесь, как малые дети.

– Она так тщеславна и избалована.

– Да, а ты предвзят и несносен. – Его брат пожал плечами. – Слышал это от вас обоих уже не раз. – Он привалился к стене. – Но оставим. Что все это такое? – спросил он, махнув рукой на телескоп.

– Я же уже рассказывал… – Али подкрутил линзы телескопа, пытаясь добиться более четкой картинки. – Нужно зафиксировать положение, и потом…

– Ради бога, Зейди, я не про телескоп говорю. Я имею в виду эту бану Нахиду. Вы с чего это шепчетесь, как старые школьные подружки?

Али, удивленный вопросом, посмотрел на брата.

– Разве отец не сказал тебе?

– Он сказал, что ты шпионишь за ней и пытаешься склонить ее на нашу сторону.

Али нахмурился. Ему не нравилась такая безапеляционная формулировка. Мунтадир посмотрел на него понимающим взглядом.

– Но я же знаю тебя, Зейди. Тебе нравится эта девушка.

– И что с того?

Ему действительно нравилось проводить время с Нари – что он мог с этим поделать? Она обладала таким же живым умом и любознательностью, как и он, а ее жизнь среди людей делала ее интереснейшей собеседницей.

– Мое первое впечатление о ней оказалось ошибочным.

Его брат театрально ахнул.

– Тебя подменили на лицедея в мое отсутствие?

– В каком смысле?

Мунтадир подтянулся на руках и присел на край каменного парапета, отделяющего их от озера внизу.

– Ты подружился с Дэвой и признался, что был в чем-то не прав? – Мунтадир стукнул ногой по телескопу. – Дай-ка мне сюда эту штуку, хочу убедиться, что мир не перевернулся вверх дном.

– Не делай так, – сказал Али, быстро делая шаг назад с хрупким инструментом. – Я вовсе не так ужасен.

– Нет, просто ты очень доверчив, Зейди. Ты всегда таким был. – Его брат многозначительно на него посмотрел. – Особенно к тем, кто похож на людей.

Али поставил телескоп на штатив и переключил внимание на Мунтадира.

– Я полагаю, отец полностью пересказал тебе наш разговор?

– Он думал, что ты сбросишься со стены.

– Совру, если скажу, что такая мысль не приходила мне в голову. – Али содрогнулся, вспоминая сцену с отцом. – Он рассказал мне, что ты сделал, – тихо сказал он. – Сказал, что ты заступился за меня. Что это ты уговорил его дать мне второй шанс. – Он посмотрел на брата. – Если бы не тот наш с тобой разговор в склепе… – Али осекся. Он понимал, что сделал бы какую-нибудь глупость, если бы Мунтадир вовремя не остановил его. – Спасибо, ахи. Я серьезно. Если я могу хоть как-то тебе отплатить…

Мунтадир отмахнулся.

– Не надо благодарить меня, Зейди, – хмыкнул он. – Я знал, что ты не член «Танзима». Просто у тебя денег больше, чем ума, особенно в отношении шафитов. Дай угадаю: эти фанатики скормили тебе слезоточивую историю о голодающих сиротах?

Али поморщился, чувствуя, как его гложет былая верность Анасу.

– Вроде того.

Мунтадир посмеялся.

– А ты помнишь, как отдал дедушкино кольцо какой-то старухе, которая вечно отиралась у дворцовых ворот? Всевышний Боже, шафитские попрошайки тебя потом месяцами преследовали. – Он покачал головой, по-братски улыбаясь Али. – Ты тогда еще еле доставал мне до плеч. Я был уверен, что твоя мать утопит тебя в озере.

– Кажется, у меня до сих пор остались шрамы от той порки.

Мунтадир посерьезнел. В серых глазах появилось нечитаемое выражение.

– Тебе повезло, что ты любимчик.

– Чей любимчик? Мамин? – Али покачал головой. – Это вряд ли. Последние ее слова мне были о том, что я говорю на ее родном языке как дикарь – и это было несколько лет назад.

– Не матери, – возразил Мунтадир. – Отца.

– Отца? – Али засмеялся. – Ты перебрал лишнего, если тебе так кажется. Ты его эмир, его первенец. А я просто глупый младший сын, которому он не доверяет.

Мунтадир покачал головой.

– Вовсе нет… то есть да, не без этого, но еще ты благочестивый сабельщик-зульфикари, каким должен быть образцовый сын Гезири, не испорченный сладкими искушениями Дэвабада. – Он скривил губы в улыбке, но его глаза не улыбались. – Всевышний, да если бы я давал деньги «Танзиму», меня бы уже по уголькам выковыривали из дворцовых ковров.

От резкости в голосе Мунтадира Али стало не по себе. Он-то знал, как заблуждается его брат, но все-таки решил сменить тему.

– Я боялся, что именно в таком виде Афшин вернет тебя в Дэвабад.

– Уф. Мне понадобится еще вино, если мы будем обсуждать Дараявахауша.

Мунтадир спрыгнул с парапета и двинулся к шатру.

– Все так плохо?

Он вернулся, поставил перед собой блюдо с едой и налитый до краев кубок темно-красного вина и снова вскочил на парапет.

– Он почти не ест, почти не пьет, он только и делает, что наблюдает, как будто выжидает лучший момент для атаки. Все равно что спать в одной палатке с гадюкой. Боже, он так подолгу пялился на меня, что, наверное, успел пересчитать, сколько щетинок в моей бороде. А эти постоянные сравнения с тем, насколько все было лучше в его время. – Он закатил глаза и продолжил с нарочитым дивастийским акцентом. – Ах, если бы правили Нахиды, ифриты бы не посмели и близко подступить к границам. Если бы правили Нахиды, на Большом базаре было бы чище. Если бы правили Нахиды, вино было бы слаще, а танцовщицы раскованнее, и мир трещал бы по швам от всеобщего счастья, – продолжил он без акцента. – Я чуть не рехнулся от всей этой болтовни и бредней с культом огня.

Али нахмурился.

– Каких еще бредней?

– Я взял в поход нескольких солдат из Дэвов, решив, что Дараявахаушу будет комфортнее в окружении своих. – Мунтадир выпил вина. – А он стал склонять их к разжиганию этих чертовых купелей. К нашему возвращению они все как один уже расхаживали с пепельными отметинами и почти не разговаривали с нами.

У Али мурашки пошли по телу. Вспышки религиозности среди огнепоклонников в Дэвабаде, как правило, до добра не доводили. Он подсел на стену к брату.

– Да и как я могу их винить, – продолжал Мунтадир. – Видел бы ты его с луком, Зейди. Он внушает ужас. Голову готов дать на отсечение: если бы эта бану Нахида не осталась в Дэвабаде, он бы убил нас всех во сне и даже не вспотел.

– Ты позволил ему носить оружие? – спросил Али строго.

Мунтадир пожал плечами:

– Мои солдаты хотели знать, соответствует ли Афшин легендам о нем. Они меня очень просили.

Али не верил своим ушам.

– Нужно было им отказать. Ты же их командир. Случись что, и вся ответственность была бы на тебе…

– Я хотел расположить их к себе, – перебил его Мунтадир. – Тебе не понять. Ты с ними обучался в Цитадели, и, судя по их рассказам о тебе и твоем чертовом зульфикаре, тебе это уже удалось.

Несмотря на обиду в голосе Мунтадира, Али не отставал:

– Ты не должен быть их другом. Ты должен быть лидером.

– И где был этот здравый смысл, когда ты решил драться один на один с Бичом Кви-Цзы? Или думаешь, Джамшид не рассказал мне об этой идиотской выходке?

Али прикусил губу, вспомнив жесткую схватку с Афшином.

– Это было глупо, – признал он. – Диру… пока вы были в походе… ты не заметил ничего странного в Дараявахауше?

– Ты что, пропустил мимо ушей все, что я сейчас рассказывал?

– Я не о том. Просто когда мы с ним боролись… короче, я никогда не видел, чтобы джинн так орудовал магией.

Мунтадир пожал плечами:

– Он освобожденный раб. У них ведь остается часть тех сил, которыми они обладали, вкалывая на ифритов?

Али нахмурился.

– Но как он освободился? Его реликт до сих пор у нас. Я тут читал литературу про рабов… и я нигде не нахожу информации о том, что пери могут разрывать проклятие ифритов. Они просто не связываются с нашей расой.

Мунтадир расколол в кулаке грецкий орех и извлек ядро.

– Не сомневаюсь, аба отдал кому нужно приказы, и они со всем разбираются.

– Допустим.

Али подвинул блюдо к себе и взял горсть фисташек и, разломив один орешек, щелчком отбросил бледную скорлупку в черное озеро.

– Аба не рассказал тебе о других радостных новостях?

Мунтадир выпил вина, и Али увидел, как у него трясутся руки от злости.

– Я не женюсь на этой девчонке с человеческим лицом.

– Ты так говоришь, как будто у тебя есть выбор.

– Этому не бывать.

Али вскрыл еще одну фисташку.

– Ты мог бы дать ей шанс, Диру. Она невероятно умная. Ты бы видел, как быстро она выучилась читать и писать. Невероятно. Уж точно в разы умнее некоторых, – добавил он, пригнувшись, когда Мунтадир стрельнул в него орехом. – Она могла бы помогать тебе решать экономические вопросы, когда ты станешь королем.

– Да, именно о такой жене и мечтает каждый мужчина, – процедил Мунтадир.

Али строго посмотрел на брата.

– Некоторые качества для королевы куда важнее, чем внешность чистокровной красавицы. Она милая. У нее хорошее чувство юмора…

– Вот сам на ней и женись.

Это был удар ниже пояса.

– Ты знаешь, что мне не позволено жениться, – тихо ответил Али.

Младшим сыновьям в роду Кахтани (и особенно тем, в ком течет кровь Аяанле) было запрещено иметь законных наследников. Ни одному королю не хотелось видеть лишних молодых и здоровых конкурентов, охочих до трона.

– И потом на какую жену ты надеешься? Не можешь же ты думать, что отец разрешит тебе жениться на этой танцовщице Агниванши?

– Не пори чушь, – фыркнул Мунтадир.

– Тогда на ком?

Мунтадир подтянул колени к груди и отставил пустой кубок.

– Да буквально на ком угодно, кроме нее, Зейди. Страшнее Манижи я не встречал никого в жизни – и это я говорю, проведя два месяца с Бичом Кви-Цзы. – Он содрогнулся. – Прости мое отсутствие энтузиазма при перспективе лечь в постель с женщиной, которую отец называет ее дочерью.

Али закатил глаза.

– Что за глупости. Нари ничуть не похожа на Манижу.

Мунтадира это не успокоило.

– Это пока. Но даже так, остается еще одна животрепещущая проблемка.

– Какая?

– Дараявахауш, который утыкает меня стрелами, как булавочную подушку, в мою первую брачную ночь.

На это Али нечего было возразить. Нескрываемые чувства на лице Нари, когда она увидела Афшина в лазарете, и то, как рьяно оберегал ее Афшин, не оставляло места для сомнений.

Мунтадир поднял брови.

– Ага, не знаешь, что ответить, да? – Али попытался возразить, но Мунтадир шикнул на него. – Все в порядке, Зейди. Ты только что вернул отцовское доверие. Продолжай выполнять его приказ, радуйся этой вашей странной дружбе. Я сам с ним поговорю. – Он соскочил с парапета. – А пока, если ты не возражаешь против того, чтобы я занялся более приятными делами… у меня по графику сабантуй у Хансады.

Он поправил воротник кафтана и по-хулигански улыбнулся Али.

– Пойдешь со мной?

– К Хансаде? – Али скорчил мину. – Нет.

Мунтадир рассмеялся.

– Однажды что-то станет и для тебя искушением, – бросил он через плечо, направляясь к лестнице. – Кто-то.

Брат ушел, и взгляд Али снова упал на телескоп.

Они будут ужасной парой, – подумал он впервые, вспоминая, с каким интересом Нари изучала звезды. Мунтадир был прав: Али нравилась умная бану Нахида, она никогда не давала ему заскучать со своими вечными вопросами и колкими ответами. Но он начинал подозревать, что Мунтадир не оценит этого. Нет, его брату нравились иные женщины: улыбчивые, увешанные драгоценностями, нежные, любезные и покладистые. Мунтадир никогда не станет проводить с Нари долгих часов в библиотеке, дискутируя на тему рыночной этики, и лазить по шкафам с проклятыми свитками. И Али не мог представить, чтобы Нари была довольна жизнью, часами валяясь на диванах и слушая поэтов, воспевающих своих бывших возлюбленных, и обсуждая качество вин.

И он не будет хранить ей верность. Это даже не обсуждалось. Впрочем, редкие короли хранили верность королевам. А большинство, включая его отца, имели множество жен и наложниц. Али никогда не ставил этот обычай под сомнение – он понимал его как способ наведения мостов и просто реалии этого мира.

Но ему не хотелось думать о том, что этому подвергнется Нари.

Не твое дело – ставить что-либо под сомнение, – одернул он сам себя и поднес телескоп к глазам. Не сейчас и уж точно не тогда, когда они поженятся. Али не отнесся всерьез к упорству Мунтадира. Никто не мог долго противостоять желаниям его отца.

Али потерял счет времени, оставаясь на крыше, погруженный в свои мысли и глядя на звезды. Такое одиночество было редкой удачей при жизни во дворце, и черный бархат небосклона, и подмигивающие издалека солнца как будто приглашали его задержаться. Наконец он опустил телескоп на колени, облокотился на каменный парапет и стал смотреть на темное озеро.

Задумавшись, Али погрузился в полудрему и только через несколько минут заметил, что пришел слуга-шафит и собирал оставленные кубки из-под вина и блюда с недоеденными угощениями.

– Вы закончили, принц?

Али поднял голову. Шафит показывал на тарелку с орехами и кубок Мунтадира.

– Да, спасибо.

Али нагнулся, чтобы вынуть линзу из телескопа, и тихонько выругался, уколовшись об острый край стекла. Но он обещал астрономам, что сам лично упакует драгоценный прибор.

Что-то ударило его по затылку.

Али зашатался. Блюдо орехов грохнулось на пол. Все было как в тумане, когда Али попытался повернуться. Он увидел шафита, блеск темного лезвия…

И чудовищное, рвущее, неправильное чувство острого удара в живот.

Сначала он почувствовал посторонний холод, что-то новое и жесткое там, где раньше ничего не было. Шипение, как будто лезвие выжигало клеймо на ране.

Али открыл рот, собираясь закричать, когда боль накрыла его ослепительной волной. Слуга сунул ему в зубы тряпку, заглушая крик, и с силой толкнул его к каменной стене.

Но это был не слуга. Глаза шафита стали медными, краснота прошлась по черным волосам. Ханно.

– Не узнал меня, крокодил? – процедил лицедей.

Левая рука Али была заведена за спину. Он попытался оттолкнуть от себя Ханно свободной рукой, но в ответ шафит провернул в нем лезвие. Али закричал в тряпку и уронил руку. Горячая кровь потекла на тунику, окрашивая ткань черным.

– Больно, не правда ли? – издевался Ханно. – Железное лезвие. Страшно дорогое. По иронии судьбы куплено на твои последние деньги.

Он всадил нож глубже и остановился только тогда, когда лезвие уперлось в камень за спиной Али.

У Али перед глазами запрыгали черные пятна. Его нутро как будто наполнилось льдом, который методично гасил весь огонь, горящий внутри него. В отчаянной попытке избавиться от лезвия, он хотел пнуть Ханно коленом в живот, но тому без труда удалось увернуться.