Текст книги ""Современная зарубежная фантастика-4". Компиляция. Книги 1-19 (СИ)"

Автор книги: Кэмерон Джонстон

Соавторы: Роб Харт,Тесса Греттон,Шелли Паркер-Чан,Кристофер Браун,Шеннон Чакраборти,Ярослав Калфарж,Кристофер Каргилл,Тэмсин Мьюир,Ли Фонда
сообщить о нарушении

Текущая страница: 178 (всего у книги 341 страниц)

Потом он опустил оружие и шагнул внутрь.

Нико оттолкнулся от стены. Пальба стихла. Слышались только похожие на звериное завывание стоны лежащего на полу человека, который зажимал ладонями живот. Рядом лежали еще трое, двое были мертвы. Айт Ато и его кузены прошлись по комнате. Сандо Кин скривился, сжимая окровавленную руку, но рана не выглядела серьезной. Через заднюю дверь, которую вышибли Кобены, хлынул прохладный воздух из переулка, и пороховая вонь начала рассеиваться.

Кобен Аши прошелся по разгромленной комнате, пожал плечами и ухмыльнулся Зеленым костям Равнинных:

– В следующий раз мы оставим вам хотя бы парочку.

– Мы приняли удар на себя, самодовольный говнюк, – отозвался Сим, но беззлобно, и оба засмеялись.

Нико как будто прирос к месту, по-прежнему с ножом в руке.

В комнате стояли штабеля пластмассовых ящиков, кулер с водой, факс, а на столе рядом с открытым дипломатом лежали стопки купюр, некоторые во время драки свалились на пол. Там же стояли три тяжелых железных ящика. Лотт подтащил один к столу и взломал замок. Кенцзо заглянул Лотту через плечо и присвистнул. Внутри были два автомата «Фуллертон Р1» с запасными магазинами.

Айт Ато перехватил взгляд Нико.

– Коул-цзен, – указал он на распростертого на полу мужчину, – может, подскажете, за кем из них мы сюда пришли?

Лотт прищурился в ответ на снисходительный тон Айта Ато, но Нико не обратил внимания. Он посмотрел пристальнее, сравнивая лица с фотографиями.

– Вот за этими двумя, – сказал он.

Один был уже мертв. Его трудно было опознать из-за бритой головы, к тому же ему снесло полчелюсти. Второй, увивец, получил пулю в живот и еще дергался на полу, его смуглое лицо исказилось от боли.

– Чтоб вы сдохли в мучениях, сучьи выродки, – прошипел он, пытаясь сесть. – Будьте вы прокляты!

Он проклинал их на увивском и кеконском, выплевывая на двух языках все мыслимые ругательства, пока по его рубашке и штанам расплывалась кровь.

Айт Ато отошел от расширяющегося на бетоне озерца крови, чтобы не запачкать сияющие черные ботинки, и сделал знак своему кузену Кобену Аши. Тот наклонился и перерезал увивцу горло ножом.

Айт Ато повернулся к Нико:

– Оказывается, совсем не так уж трудно работать вместе. Кто сказал, что мы должны следовать по стопам старших?

Его взгляд был простодушным, хотя уголки точеных губ слегка приподнялись в настороженном любопытстве.

Он вышел из здания встретить полицейских, которые прибыли, как и было уговорено, точно в срок, чтобы не вмешиваться в драку, но быстро все подчистить, отогнать зевак и арестовать выживших сообщников. Спустя всего несколько минут появились фургоны прессы. Журналисты окружили Зеленых костей Горного клана, делали фотографии и снимали конфискованные полицией деньги и оружие.

Некоторые репортеры заметили, как из бильярдной выходят Равнинные, и поспешили к ним, стремясь первыми запечатлеть на совместном фото Коула Нико и Айта Ато. Лотт Цзин метнул в их сторону предупреждающий взгляд.

– Даже не думайте, – рявкнул он, – если не хотите иметь дело с Колоссом Равнинного клана.

Журналисты отступили. Все знали, что Коул Хило не терпит, когда журналисты преследуют кого-либо из семьи, в особенности Вен и Рю. Он говорил, что заботится о безопасности родных, но на самом деле просто считал репортеров пиявками и презирал Кобенов, которые им потворствуют.

– Пошли, – приказал Лотт Пальцам. – Здесь все закончено.

– Мы нашли говнюков, а все лавры присвоят Горные? – проворчал Кенцзо. – Айт Ато даже оружие не вытащил. Что мы с этого получим?

Лотт окинул Пальца мрачным взглядом:

– Мы помешаем иностранным торговцам оружием продать автоматы «Фуллертон» подонкам из «Будущего без кланов», вот что мы с этого получим. Или ты забыл, что экстремисты чуть не убили Колосса и по-прежнему хотят уничтожить нашу страну? Сегодня мы помогли Горным в Обрубке, а завтра Абен Соро сделает для нас то же самое на нашей территории. Помни, что значит быть Зеленой костью, или ты думаешь, мы здесь, чтобы попасть в телевизор?

Кенцзо пристыженно потупился:

– Простите меня за эгоизм, Лотт-цзен.

– Не волнуйся, Нико, у тебя еще будет много возможностей, – попытался приободрить Нико Лотт, только уж слишком в лоб.

Нико предпочел бы, чтобы Лотт этого не говорил. Но это правда, просто сам он еще этого не осознал. Все ждали, что он наконец-то проявит себя, произведет впечатление, как Айт Ато. Сегодняшний вечер мог бы стать его шансом загладить оплошность с Киту, но вышло по-иному.

На помощь Кобенам прибыли еще три Зеленые кости Горных и согнали на тротуар шестерых человек. Четверых мужчин и двух женщины поставили на колени прямо на битое стекло перед разгромленной бильярдной «Ночи Тиалуйи». Среди них были бармен и два официанта. Некоторые из шеренги рыдали и умоляли Зеленых костей о снисхождении, другие тихо склонили головы. Сандо Кин появился с наскоро перебинтованной рукой из соседней парикмахерской и толкнул к остальным возмущенного парикмахера.

Айт Ато прервал интервью журналистам и пошел к коленопреклоненным увивцам, оглядываясь через плечо – смотрят ли на него репортеры. Обеспокоенным и полным разочарования взглядом он окинул каждого пленного и наконец остановился и громко и четко объявил:

– Вы все работали в бильярдной и ближайших заведениях. Вы знали, что люди, за которыми мы сегодня пришли, преступники и враги клана. Если попытаетесь это отрицать, любая Зеленая кость Почует, что вы лжете.

Переводчик, предоставленный департаментом полиции, повторил слова Кулака по-увивски в мегафон, чтобы слышали прохожие и жители ближайших домов.

– Вы могли бы подойти к любому Пальцу и рассказать об этом, но решили укрывать этих собак в своем квартале. Вы больше не на Увивах, где царит беззаконие, где можно безнаказанно делать что угодно.

– Ну и спектакль, – пробормотал Лотт себе под нос.

Он пошел обратно к «Люмецце», осмотрел сломанный габаритный фонарь и со злостью сплюнул. Потом сел в машину. Сим и Кенцзо последовали за ним.

– Экстремисты – как раковые клетки в организме. Их нужно найти и вырезать, а на тех, кто кормит раковые клетки, обратить пристальное внимание.

Наверное, Ато учился на курсах ораторского искусства, потому что говорил не хуже своей тетушки Мады. Его смазливое лицо стало серьезным и решительным. За каждым его движением жадно следили все глаза и все камеры. Чуть раньше Нико пожалел, что не испытывает к Ато личную неприязнь, но теперь она начинала разгораться.

– Если я оскорблю клан своим поведением, то отрежу ухо и всю оставшуюся жизнь буду носить эту позорную метку, – продолжил Ато. – Каждый, кто поддерживает экстремистов, действием или бездействием, должен носить тот же шрам, как напоминание, что следует стремиться быть лучше.

Кобен Аши взял в руку короткий отрезок стальной трубы. Как только переводчик перевел слова Айта Ато на увивский, Кобен включил газовую горелку и поднес конец трубы к пламени, пока металл не раскалился докрасна. Сандо Кин удерживал в ужасе дергающегося владельца парикмахерской, а Кобен прижал конец трубы к его щеке. Парикмахер заорал с такой силой, что мог бы и мертвого поднять. Когда Сандо его отпустил, он рухнул на тротуар, корчась от боли, а на его щеке пылала ровная окружность. Кобен Аши снова накалил трубу горелкой и направился к следующему человеку.

Нико открыл дверь со стороны пассажирского сиденья и сел в «Люмеццу». Лотт Цзин с такой силой сжал руль, что побелели костяшки пальцев, а его лицо окаменело. Первый Кулак был свирепым бойцом, но жестокость по отношению к беззащитным выбивала его из колеи. До Нико доходили слухи, что Лотт однажды измордовал другого Кулака за то, что тот пнул собаку. Лотт завел двигатель и нажал на газ, а потом выругался, потому что пришлось медленно выруливать, огибая другие припаркованные на улице машины.

Несколько репортеров побежали за «Люмеццей».

– Коул-цзен, – позвал один, – последует ли ваш дядя примеру Горных и будет ли выдавать им нарушителей спокойствия на территории Равнинных?

– Не отвечай, – приказал Лотт, наконец-то выехав из пробки, и свернул с Банной улицы. Он прибавил газу и помчался из Обрубка к территории Равнинных. – Это касается всех вас. От имени клана могут делать заявления только четверо – Колосс, Шелест, Штырь и Хранитель печати. Вы в это число не входите.

– Как и Айт Ато, – заметил Нико. Он разозлился, но чувства бурлили где-то в глубине, бесформенные и неясные, внутри зеленой оболочки, теперь наполненной мрачными сомнениями.

– Айт Ато носит фамилию Айт как корону, но он принц из семьи Кобенов. Принц обезьяньей стаи.

Нико ничего не ответил, но с ошеломляющей ясностью вдруг понял: точно, так и есть. Айт Ато знает, что он принц. У Лотта Цзина и Айта Ато было кое-что общее – они оба знали, кем им надлежит стать.

Нико этого не знал. У него накопилось слишком много вопросов и слишком много сомнений. Не считая происхождения, он не находил в себе качеств, достойных будущего Колосса, не находил и причин, по которым он обязан принять эту судьбу, если любой, обладающий хоть каплей логики, понимает, что одного происхождения недостаточно. Он часто гадал, что пропустил, чего не узнал, какие возможности лежали за закрытыми дверями, когда он был слишком мал, чтобы знать об их существовании.

Нико прислонился головой к стеклу и смотрел, как мелькают мимо улицы Жанлуна. Его сердце сжималось от смутного, но напряженного любопытства и тихого, мрачного отчаяния.

Глава 32
Время течет

девятнадцатый год, восьмой месяц

Храм Божественного Возвращения был полностью заполнен, собрались почти все Зеленые кости Горного клана. Все сиденья были уже заняты, Шаэ проскользнула на последний ряд и опустилась на колени прямо на пол. Она надела широкополую летнюю шляпу и темные очки, так что Зеленые кости низшего ранга, стоящие на коленях рядом с ней, ее не узнали. Она рассчитывала, что в хаосе стольких нефритовых аур еще одна не привлечет внимания. Впереди, за рядами голов, она заметила Айт Мадаши – та сидела в первом ряду.

Как только взгляд Шаэ уперся ей в спину, Колосс Горных медленно повернула голову и всмотрелась в лица сидящих сзади. Возможно, Шаэ лишь вообразила, будто Айт ее Почуяла и пытается отыскать в темном углу зала, в котором они уже несколько раз встречались в прошлом, причем каждая встреча стала судьбоносной. Лицо Айт было припудрено белым, на шее повязан белый шелковый шарф, скрывавший уродливый шрам, так хорошо знакомый Шаэ.

Айт Мада повернулась обратно и подхватила пение монахов.

Вместе с остальными Шаэ шептала строки из Писания о Возвращении – обещание, что добродетельные души однажды вознесутся на небо и соединятся там со своими божественными родственниками.

Может, ей не следовало приходить. Она не входила в Горный клан и не была желанным гостем. И не любила Нау Суэнцзена. Шаэ считала его врагом и сама с удовольствием отправила бы его в загробную жизнь, пока он был Штырем, если бы у нее появилась такая возможность. Нау Суэн не являл собой пример четырех Божественных Добродетелей – скромности, сострадания, мужества и доброты. Он пятьдесят лет был самым верным и коварным убийцей для семьи Айт, перерезал глотки шотарским генералам, брату Айт Мады и всем мужчинам семьи Фен. И Шаэ не сомневалась, что именно он убил канцлера Сона Томаро. А после всего этого он ушел в отставку и скончался не от клинка, а от легочного заболевания в возрасте семидесяти лет – мирно, во сне, хотя так жестоко отнял столько жизней.

Шаэ сомневалась, что он заслуживает молитв, но, если задуматься, не знала, кто их вообще заслуживает. Она молилась за души деда, Юна Дорупона и Маика Кена, и уж конечно, если бы в гробу лежала она сама или Хило, кое– кто счел бы, что они заслуживают признания богов не больше, чем Нау Суэн. И хотя Нау был врагом, Шаэ не могла забыть взгляд его старых глаз в тот вечер в квартире Андена, когда он держал на тощих руках Айт Маду. Прежде Шаэ никогда не видела, чтобы Айт Мада кланялась в храме, а теперь Колосс Горных склонила голову к полу и лежала так, пока звенели голоса монахов.

«Надеюсь, ты страдаешь». Шаэ с долей садистской радости думала о том, как Айт переживает потерю, оплакивает смерть друга. А иначе было бы совсем несправедливо, чаша весов не выравнивалась даже на мгновение.

– Да узнают его боги, – шепотом подхватила Шаэ.

Почему бы и нет? В день Возвращения боги не смогут отделить достойных от недостойных, не разрывая семьи. Они узнают всех, со всеми их недостатками, даже не соблюдающих Божественные Добродетели, или не примут никого.

Шаэ встала и одной из первых покинула поминальную службу.

На парковке стояли десятки машин, запрудив и ближайшие улицы. У входа выстроились частные водители и такси. Шаэ отошла подальше и встала на углу, наблюдая. Хотя Нау Суэн умер мирно, его смерть все равно была поводом для новостей.

Снаружи ждали журналисты и операторы, обмахиваясь веерами от липкой жары. Они пытались перехватить руководителей Горного клана на выходе из храма.

Когда вышел Айт Ато в окружении стайки родственников, возник небольшой переполох. Члены клана приветствовали его и подходили выразить соболезнования, хотя молодой человек не был в родстве с Нау Суэнцзеном, а когда тот ушел на пенсию, еще учился в Ви Лон и не служил даже Пальцем. «Он так молод», – подумала Шаэ. А потом с удивлением вспомнила, что сама в том же возрасте стала Шелестом Равнинных.

Репортер задал Ато вопрос, и оператор навел объектив на привлекательное лицо Кулака.

– Нау Суэнцзен был для меня примером, почти вторым дедушкой, – торжественно объявил Ато. – Он был полон энергии и решительности до самого конца, Зеленый и телом, и душой, наравне с Байцзеном!

Из храма появилась Айт Мада. Колосс Горных держалась прямо и решительно, как обычно, но шла медленнее, чем раньше. Шаэ гадала, в чем причина – то ли это от горя, то ли рана от ножа, который дочь Фена вонзила ей в шею, сказалась на здоровье Айт сильнее, чем она признавала на публике. Шаэ опустила поля шляпы пониже, хотя это не помешало бы Айт ее Почуять, но та лишь мельком взглянула в ее сторону. Айт проигнорировала и всех сторонников клана, которые подошли выразить соболезнования. Она с презрением покосилась в сторону Айта Ато и журналистов, а потом сказала что-то слишком тихо, чтобы Шаэ расслышала.

Молодой человек застыл. Шаэ не видела его лица, потому что он отвернулся от журналистов и послушно засеменил вслед за тетей к ожидающим машинам. Абен Соро мотнул головой, подавая сигнал двум Зеленым костям, и те вежливо, но твердо отогнали журналистов. Айт Мада села за руль своей серебристой «Стравакони монарх». Айт Ато устроился сзади. Через несколько минут собравшаяся у дверей храма толпа рассеялась, и обычные для летнего вечера прохожие заполонили улицы, до сих пор усыпанные мусором после фейерверков и парада на прошлой неделе по случаю Дня Героев. Поистине, самое подходящее время для смерти старого ветерана вроде Нау Суэна.

Шаэ поймала такси и попросила водителя отвезти ее домой, в поместье Коулов. Она задумалась над тем, почему Айт Мада поставила племянника на место: не сочла ли его поведение слишком мелочным и неподобающим для будущего Колосса? Айт знала, как использовать прессу, и скармливала ей информацию, восхваляющую Горных и идущую во вред Равнинным, но не стелилась и не красовалась перед журналистами.

С другой стороны, Кобены без стеснения появлялись на телепрограммах и искали поводы для фотосессий. Те, кто считал, будто звезда семьи закатится после смерти красноречивого Кобена Йиро, не рассчитывали, что его вдова воспользуется его мученической смертью, чтобы получить известность и место в Королевском совете.

– Приятно думать, что Айт Мада, видимо, считает Кобен Тин Бетт такой же несносной, как и я, – с несвойственной ей язвительностью прокомментировала Вен, услышав новости о ее победе на выборах.

Вряд ли Айт Мада завидовала популярности Кобенов или чувствовала в них угрозу, ведь ни один из них не обладал и малой долей ее способностей или славы предводителя Зеленых костей. И все же Айт наверняка не забыла, что, пока весь город считал ее мертвой, Кобены поспешили выступить с заявлением, даже не обнаружив ее тела.

Такси остановилось у ворот поместья Коулов. Когда Шаэ вошла в дом Шелеста, к ней стремглав подбежала Тия, запачкав блузку и юбку матери краской с грязных пальцев.

– Мам, ты дома! А мы с папочкой рисуем!

Шаэ позволила дочери увести себя на кухню, где к столу были прикреплены большие листы бумаги. Цветные отпечатки маленьких детских ладошек и больших взрослых превратили в бабочек, птиц и других животных.

– Эти маленькие – мои, а большие – папочкины, – объяснила Тия.

– А я-то гадала, как твои ладошки стали такими большими, – поддразнила ее Шаэ.

– Это глупо, мама, – засмеялась Тия. – Цзая говорит, что с тобой не повеселишься, а я думаю, что ты забавная.

Подошел Вун и с виноватым видом покачал головой, глядя на заляпанную одежду Шаэ.

– Краску можно отстирать, – сказал он. – А поросенку все равно нужно до ужина принять ванну.

В прошлом году, когда Вун ушел в отставку и передал свою должность Хранителя печати Теруну Бину, Шаэ беспокоилась, что ее муж совершает ошибку. Она сомневалась, что Зеленая кость такого высокого ранга может с радостью покинуть Корабельную улицу и вместо этого заниматься рисованием с пятилетней дочерью и готовить. Но Вун был уверен в своем решении.

– Мной столько лет командовала маленькая женщина с твердым характером, – напомнил он ей. – Я готов к новой работе.

– Это несправедливо с твоей стороны, – возмутилась Шаэ. – Я вовсе не маленькая.

По правде говоря, она завидовала мужу – он столько времени проводил с дочерью. Вун так долго ждал детей и теперь наслаждался отцовством, к тому же он не настолько хорошо, как Хило, пришел в себя после взрыва бомбы. Он оглох на одно ухо и слегка прихрамывал, и Шаэ понимала – каким бы скромным и терпеливым ни выглядел муж, это задевало его гордость и сыграло определенную роль в решении быстрее завершить насыщенную карьеру в клане.

Однако Вун не перестал интересоваться делами клана и регулярно обсуждал их с Шаэ.

– Видела новости про Либонский акт? – Не дожидаясь ответа, он потянулся за пультом и включил телевизор в гостиной. Комментаторы КТРК обсуждали беспрецедентный международный договор, определяющий этику использования биоэнергетического нефрита в боевых целях. Представители восьмидесяти пяти государств, включая Республику Эспения и Кекон, встретились в Степенланде на конференции, чтобы осудить и запретить генетические программы, детские военные лагеря, принудительный прием СН-1 и употребление в пищу перемолотого нефрита.

Шаэ намочила кухонное полотенце и стирала краску с рук Тии, поглядывая новости на экране телевизора.

«Эспения побудила почти весь остальной мир ввести санкции против Югутана».

Эспенские военные выпустили убедительный отчет о программе неколва, который основывался главным образом на показаниях югутанского перебежчика, бывшего агента-неколвы. Он фигурировал под именем «Агент М».

Вун аккуратно убрал рисунки дочери с кухонного стола и отложил их сушиться.

– Хорошо, что программу неколва запретили, – сказал он. На Кеконе много лет циркулировали слухи о том, как женщин из абукейских племен заманивали или привозили силой на Ориус и превращали в суррогатных матерей. – Но эспенцы отказывают Кекону в правосудии.

– Есть вещи, которые они никогда не признают, – с горечью заметила Шаэ. – А у нас нет твердых улик, чтобы доказать их неправоту.

Хотя многие считали, что взрыв здания КНА устроили с иностранной помощью, ни кланы, ни полиция так и не смогли найти доказательства того, что замешан Югутан, не нашли и виновных. Некоторые члены движения «За будущее без кланов» на допросе признали, что иностранец по имени Моловни был ключевой фигурой движения, но если он и существовал, то превратился в призрака.

Шаэ была уверена, что он не растворился в воздухе. Эспения уже схватила его либо предложила убежище в обмен на показания. Моловни, или «Агент М», как его называли во всем мире, сидит в эспенской тюрьме и никогда не ответит за убийство сотен кеконских граждан.

В новостях КТРК сообщили, что югутанский Директорат выпустил резкое заявление, в котором назвал Либонский акт лицемерным запугиванием со стороны Эспении. Призыв к Югутану согласиться на международную инспекцию программы неколва – это явная попытка покуситься на государственный суверенитет, заявили официальные лица в Драмске. Началась реклама, и Вун выключил телевизор.

Шаэ прополоскала полотенце в раковине и смотрела, как мутная вода закручивается и утекает в канализацию.

– Папи, думаешь, мне вообще не следовало иметь дела с эспенцами? – Вун был единственным человеком, которому она могла признаться в подобных сомнениях. – Меня много раз из-за этого критиковали, но я всегда считала, что для клана это выгодно, в особенности в долгосрочной перспективе. Теперь я уже не так уверена.

Она столько лет вела Равнинных по тонкому льду, пытаясь получить выгоду от сотрудничества с иностранцами, но не становясь их жертвой. Однако после взрыва Шаэ начало казаться, что страну мотает из стороны в сторону, словно в шторме, ею манипулируют как извне, так и изнутри.

Вун взял из рук Шаэ полотенце и потер самое большое пятно на ее блузке.

– Иностранцы всегда будут тянуться к Кекону, им нужен наш нефрит, – напомнил он. – Вне зависимости от того, кто на посту Шелеста. Но никто другой не сумел бы лучше наладить с ними отношения в интересах Равнинного клана.

– Мам, смотри! – вмешалась Тия, схватив Шаэ за руку, и потянула ее к своим куклам, которых рассадила за чаем.

– Прости, но сейчас я не могу играть, Тия.

– Тебе опять нужно работать? – обиженно надула губки Тия.

– Только часок, – ответила Шаэ. Хотя ей так хотелось проводить больше времени с семьей, Шаэ иногда думала, что из нее вышла плохая мать. Она чувствовала себя так уверенно, когда речь шла почти о любых проблемах на Корабельной улице, но становилась совершенно беспомощной, столкнувшись с требованиями малышки придумать истории про каждую ее куклу. – А позже вы с папой придете в главный дом, и мы поужинаем с гостями.

– С кем мы будем ужинать? Там будут другие дети?

– Только Рю и Цзая, – ответила Шаэ, хотя вряд ли они подходили под это определение. Цзае исполнилось шестнадцать, уже почти семь лет она училась в Академии, а Рю был на год старше. Что касается Нико, то Шаэ порой казалось, что он и вовсе никогда не был ребенком. У Тии не было родни ее возраста.

– Они уже взрослые! – возразила Тия.

– Ты тоже взрослеешь.

Тия покачала головой и распахнула глаза:

– Я не хочу становиться взрослой, никогда-никогда.

– Правда? – с любопытством воскликнула Шаэ. – Почему?

Девочка в тревоге обняла Шаэ за ноги.

– Старшие дети учатся драться. Когда я упала, разбила нос и заплакала, Цзая сказала, что я должна привыкнуть к крови. Сказала, что большие дети не плачут от боли.

Наверное, Шаэ напрасно попросила племянницу посидеть с малышкой. У Цзаи начисто отсутствовало чувство такта. Шаэ нагнулась и взяла дочь на руки.

– Не все старшие дети одинаковы. Но если тебя это в самом деле беспокоит, можешь оставаться малышкой сколько душе угодно. Я не возражаю.

* * *

Шаэ переоделась и пошла в главный особняк поместья. Рю делал домашнее задание за обеденным столом, обсасывая кончик карандаша. Коко лежала у его ног и грызла резиновую игрушку.

– Привет, тетя Шаэ, – сказал Рю, на мгновение оторвавшись от учебников. Он был уже в выпускном классе, оставалось всего несколько месяцев до финальных экзаменов.

Вен вышла с кухни и вытащила из его рта карандаш.

– Так нельзя, – пожурила она Рю. – Из-за этой дрянной привычки ты выглядишь слабым и нервным.

Заглянув на кухню, где возились ее мать и домработница, Шаэ увидела несколько приготовленных блюд: рыбу с молочной подливкой, холодную свинину с перечным соусом, зелень с чесноком и жареную лапшу.

– Не дай боги гости решат, что мы недостаточно гостеприимны и не можем накормить их до отвала, – сказала Вен.

Шаэ, чей дом после рождения Тии никогда не выглядел чистым, с завистью оглядела безукоризненную чистоту особняка. В прихожей в элегантных высоких вазах благоухали свежесрезанные звездчатые лилии, символизирующие дружбу. Вен утверждала, что никогда не мечтала о публичности, сопутствующей жене Колосса, но тем не менее была идеальной хозяйкой дома.

– Колосс и Штырь в кабинете, – сказала она Шаэ.

Шаэ застала Хило и Цзуэна за серьезным разговором.

– Лотт Цзин сильно изменился с тех пор, как был Пальцем, – сказал Штырь. – Он исполнительный и справедлив к подчиненным, хотя порой бывает немного задумчивым, а иногда слишком мягким, но никто не сомневается, что он Зеленый до мозга костей. И он заботится о матери и сестрах. Меня беспокоит лишь одно – у него нет ни жены, ни детей, а в его возрасте это выглядит странно, как будто ему не везет. – Цзуэн задумчиво вздохнул. – Как Первый кулак он превосходен, и на пост Штыря его кандидатура приходит на ум первой. Решать тебе, Хило-цзен, но я ему полностью доверяю.

Повысить человека до одной из самых высоких должностей в руководстве клана означало фактически сделать его членом семьи. Он будет жить в поместье, ужинать в доме, станет доверенным лицом. Это решение следовало принимать после долгих раздумий, и характер человека имел не меньшее значение, чем его способности.

– Если ты все-таки передумаешь уходить в отставку, только скажи, – ответил Хило. – В конце концов, тебе всего сорок пять.

– Для Штыря сорок пять – это много, – с грустью отозвался Цзуэн. – В боевой части клана год идет за пять, ты сам знаешь, Хило-цзен. В молодости у нас с женой почти не было времени на себя, с четырьмя детьми и жизнью Кулака, и я обещал ей, что мы все наверстаем позже.

– Тогда, конечно, нужно сдержать обещание, – с понимающей улыбкой кивнул Хило. – Я много лет наблюдал за Лоттом Цзином и согласен с тобой. На вечернике по случаю твоей отставки я объявлю его новым Штырем. – Колосс перевел взгляд на Шаэ: – Почему ты так задержалась?

Шаэ задумалась, стоит ли говорить, что она была на поминальной службе по Нау. Услышав о смерти Нау, Хило лишь фыркнул: «Скатертью дорожка. Вот уж старый змей. Никогда не встречал Штыря, который вызывал бы такое же отвращение. Даже Гонт Аш, а этот говнюк убил немало моих Кулаков и Пальцев, да и меня чуть не отправил в могилу. Но он хотя бы действовал открыто. Нау Суэн был мерзкой змеей».

Шаэ не ответила, а открыла сумочку, вытащила пухлый квадратный конверт и отдала его Цзуэну Ню.

– Подарок от наших эспенских друзей.

Цзуэн открыл конверт и достал дискету.

– Эспенская дружба длится ровно столько же, сколько перепихон с дешевой шлюхой, – скривился Хило. – Стоит нам только завести разговор о добыче нефрита у наших берегов, как они воротят нос. Просто поворачиваются спиной и при этом говорят, что хотят нам помочь.

Полгода назад, после взрыва КНА, в офис Шелеста вошли два сотрудника эспенской разведки. Они представились как агенты Берглунд и Гало и сели перед столом Шаэ.

– Госпожа Коул-цзен, – сказал светловолосый, которого звали Берглунд, – Республика Эспения вместе с Кеконом выступает против радикального политического терроризма.

Его напарник Гало, кеконец по происхождению, вытащил из дипломата конверт и положил его на стол.

– Кланы Зеленых костей подавляют угрозу со впечатляющей скоростью, и мы хотим помочь, поделившись информацией о движении «Будущее без кланов». Наше начальство надеется, что эти разведданные помогут вам уничтожить движение.

– Почему вы не передали эту информацию Королевскому совету или кеконским военным? – спросила иностранцев Шаэ.

Гало подался вперед:

– У нас давние отношения с Равнинными. С Бакланом. – При упоминании своей кодовой клички, которую дали ей эспенские военные больше двадцати лет назад, Шаэ окаменела. – Мы уверены, что у вашего клана нет связей и интересов в Югутане.

Чего нельзя было сказать о Горных, которые вели в Югутане как легальный, так и нелегальный бизнес. Эспенцы встали и направились к двери.

Шаэ положила руки на стол и тоже встала.

– Как жаль, – сказала она ровным, как кусок льда, голосом, – что мы не получили эти данные до того, как погибли сотни человек.

Эспенцы остановились у двери. Берглунд обернулся через плечо, но его выцветшие глаза остались равнодушными.

– Взрыв в Жанлуне – страшная трагедия. Нам тоже хотелось бы его предотвратить, но сейчас не имеет смысла искать виноватых. Главное – не позволить этому повториться, разве не так?

После этого время от времени в кабинет Шаэ приносили новую информацию. Дискеты с именами членов движения «Будущее без кланов» и их приспешников, адресами тайных убежищ или мест для встреч. Однако эспенцы были не вполне откровенны. Некоторые части файлов были стерты – там наверняка назывались имена эспенских агентов, и Шаэ заметила, что ни разу не упоминалась югутанская программа неколва или человек по имени Моловни.

Шаэ передавала всю полученную информацию Цзуэну Ню, который использовал эти сведения совместно с полученными через собственную немалую сеть лазутчиков. Когда Цзуэн стал Штырем, Шаэ не считала его лидером, способным повести за собой людей, как Хило или Кен. Но оказалось, что стратегическое мышление сделало его превосходным Штырем. За шестнадцать лет на посту – дольше, чем любой Штырь Равнинных в истории, – Цзуэн Ню сделал боевую часть клана более подвижной и гибкой. Он разделил обязанности, расширил технические возможности клана и значительно увеличил сеть информаторов. Именно благодаря его усилиям удалось так быстро сокрушить движение «За будущее без кланов». Благоразумный и несентиментальный, он координировал совместные операции с Горными, но никогда не доверял противникам, каждый раз трижды проверял все лично. Абен Соро из Горного клана руководил бо́льшим числом бойцов и привлекал к себе больше внимания, но у Равнинных бойцы были лучше организованы и управляемы. Лотт Цзин окажется в тени своего предшественника.

Цзуэн опустил дискету обратно в конверт.

– Теперь эспенцы мало что рассказывают нам сверх того, что мы уже знаем. Сначала их данные были подробные и полезные. Наверное, от информаторов в самом ББК. А теперь в основном предположения и хлипкие связи.

– Мне по-прежнему звонят журналисты, наши люди из Королевского совета и члены клана, спрашивая о нашей позиции насчет клеймения, – сказала Шаэ.

Цзуэн фыркнул:

– В нем нет никакого смысла. Просто трюк для привлечения внимания публики, вот и все.

Шаэ не одобряла эту ставшую популярной практику из-за жестокости и бессмысленности, к тому же клеймили главным образом иммигрантов, но такова была ее обязанность в качестве Шелеста – указывать на последствия любого решения.