Текст книги ""Современная зарубежная фантастика-4". Компиляция. Книги 1-19 (СИ)"

Автор книги: Кэмерон Джонстон

Соавторы: Роб Харт,Тесса Греттон,Шелли Паркер-Чан,Кристофер Браун,Шеннон Чакраборти,Ярослав Калфарж,Кристофер Каргилл,Тэмсин Мьюир,Ли Фонда
сообщить о нарушении

Текущая страница: 210 (всего у книги 341 страниц)

Сияющий Принц вышел вперед. С безмятежной улыбкой вытянул вперед руки, благословляя толпу. Над головой ветер трепал знамена и гремел ими о древки. Крики людей стали еще пронзительнее.

А потом неожиданно в руке у ребенка возник язык пламени. От неожиданности кожа Чжу покрылась мурашками. Ребенок не махнул рукой, не сделал никакого движения. Пламя просто появилось. Красное пламя, призрачное и яркое, как красная луна. Толпа ревела, пламя разгоралось. Оно побежало вверх по рукам Сияющего Принца, по его плечам, поднялось на макушку головы, и теперь он стоял перед ними, окутанный темно-красным огнем, который вместо того, чтобы противостоять темноте, делал ее пышной, как соболий мех.

Чжу стояла, окаменев от благоговения. «Небесный мандат». Как и все, она знала истории о божественном свете Императора – физической манифестации права на власть, дарованного Сыну Неба. Свет монгольских правителей был синего цвета, поэтому флаг Великой Юань имел такой цвет. Странствующие монахи, проходившие через монастырь, иногда говорили о том, что бывали в Даду – столице монголов под названием Ханбалик – в первые дни правления Императора и видели, как он вызывает синее пламя щелчком пальцев. Сама Чжу никогда не собиралась покидать монастырь, но все равно знала, что император больше не демонстрирует свое право на власть публично, поэтому она никогда не думала, что увидит Мандат во плоти. Но это был он. Красное пламя, похожее на закатное солнце, цвет исчезнувших императоров династии Сун, последних, которые правили до того, как пришли варвары.

Внезапно стало понятным, почему мятежники выбрали своим цветом красный. Почему они назвали себя в его честь. Чжу посмотрела вверх, на сияющую фигуру, и ощутила покалывание под верхним слоем кожи, будто это была реакция на наэлектризованный воздух перед штормом. Сияющий Принц провозглашал перемены. Ее охватило желание, сильное и горячее, как тогда, когда ее вышвырнули из монастыря. Вот где все начинается.

– Не слишком поддавайся впечатлению! – крикнул ей в ухо Юйчунь. – Это просто свет; он ничего не делает.

– Тогда почему все так волнуются? – крикнула в ответ Чжу. Но, несмотря на цинизм Юйчуня, ей показалось, что она понимает. Вид могущества Небес наполнил ее неудержимой энергией, ей казалось, что ветер дует ей в спину, пока она бежит изо всех сил к будущему.

Передний ряд толпы рвался вперед, руки людей тянулись к красному свету.

– Прикоснись к свету, получи благословение. Только они все равно все умрут. Я это уже видел. – На сцену вышел еще один человек. – Это Первый министр.

Когда Первый министр подошел, Сияющий Принц протянул к нему руку, и между ними появилась дуга из пламени. Огонь взбежал на плечи Первого министра, а когда он поднял руки, огонь полился вниз, на толпу, как жидкость. Он закричал:

– Станьте свидетелями Небесного мандата, который тек в крови наших последних императоров. Узрите свет, который уничтожит тьму ху, – свет новой эры Сияющего Принца! – И люди в ответ смеялись и истерически рыдали. Они были молоды, они не верили, что могут умереть. И пока они стояли там, в этом волшебном красном свете, это казалось невозможным.

Когда Чжу смотрела, как ликует толпа, она поймала себя на том, что удивляется. Предположим, что Мандат Сияющего Принца означает, что империя Великая Юань падет в конце концов. Но Чжу была монахом, она читала истории династий. История извивается кольцами подобно змее. Когда ты живешь в данном моменте времени, как ты можешь сказать, куда она повернет в следующий раз? Мандат не обещал мятежникам победы именно в этой битве и даже никакой победы вообще.

И одна Чжу из всей этой толпы точно знала, что им предстоит. С кем им предстоит встретиться. В то мгновение, когда она ощутила странную связь с генералом-евнухом Великой Юань, она увидела под застывшей, будто нефритовой, маской его стыд, ненависть к самому себе и гнев. У него была рана в сердце, и это делало его более опасным противником, чем думали эти люди. Он только что одержал победу над самым опытным военачальником Красных повязок, и теперь он твердо намерен сделать с мятежниками то же, что сделал с монастырем Ухуан.

И это, мрачно подумала Чжу, усложняет ее задачу. В такие времена, как эти, единственный путь к величию лежит через армию, а Красные повязки – единственная армия в этих местах. Без них она будет просто ничем.

7
Река Яо

Чжу и воришка Юйчунь сидели у маленького костра, на котором готовилась еда, вместе с четырьмя другими солдатами ее взвода. Дождь в кои-то веки прекратился, это был первый сухой день за целых две недели. Сначала дождь шел всю неделю, пока они шли маршем от Аньфэна к реке Яо, а потом лил еще целую ужасную неделю, пока они ждали возле Яо появления армии Великой Юань. Теперь, когда войско Великой Юань наконец-то появилось на противоположном берегу Яо, Чжу хотелось, чтобы они продолжали его ждать. Несмотря на размышления о предстоящей схватке, ей еще надо было найти выход, который решил бы две задачи: самой уцелеть в передовом отряде и не допустить возможного уничтожения Красных повязок войском генерала-евнуха. Как это ни прискорбно, полумеры были бесполезными: решить одну задачу и не решить другую означало бы, что она или погибнет, или лишится армии и не достигнет величия, что для нее одно и то же. Решение должно найтись, но пока что бесконечное кружение мыслей вызывало только головную боль и мрачное ощущение нарастающего ужаса.

Чжу помешала бурлящее варево из желтых бобов в котелке. Как последнему новичку во взводе, ей поручили превратить их скудный паек во что-то съедобное. Юйчунь, который не был солдатом Красных повязок и поэтому не получал паек, одолжил взводу котелок (предположительно украденный) в обмен на миску того, что в нем варится. Дым и крахмалистые бобы: это был запах той жизни, от которой, как ей казалось, она сбежала навсегда.

– Нам не хватает только ящерицы, – сказала она с иронией.

Юйчунь с отвращением взглянул на нее:

– Фу! Зачем?

– Ах, маленький брат, должно быть, ты никогда не был очень голоден. Тебе везло.

– Ха, везло! Я достаточно умный, чтобы не попадать в ситуацию, когда приходится есть ящериц, чтобы выжить, – сказал Юйчунь. – Даже не говори мне, что у нее вкус, как у курицы.

– Откуда этому монаху знать вкус курицы? – возразила Чжу. – Во время голода нет никаких кур, а монахи вегетарианцы.

– Свинина вкуснее, – сказал Юйчунь. – Не говори моим предкам, что я это сказал, они из народа ху. – Люди ху не едят свиного мяса, что кажется странным жителям юга, помешанным на свинине. – Знаешь, я мог бы позволить себе свинью или трех свиней. Как ты считаешь, везучий монах, когда солдаты Великой Юань завтра убьют вас всех, может, мне стоит отправиться с твоим конем на побережье и открыть ресторан?

– Если таков твой план, то это тебе следует готовить еду, – сказала Чжу. Она попробовала один боб и поморщилась: – Думаешь, мы проиграем сражение?

– Я надеюсь, что вы проиграете, – поправил ее Юйчунь. – Солдаты Великой Юань не позарятся на твои жалкие пожитки, а это значит, что они достанутся мне. Другой исход меня не устроит.

– Неужели? – мягко спросила Чжу. Несмотря на то что появления войска Великой Юань с нетерпением ждали почти все в лагере Красных повязок, в ней крепла уверенность в том, какой конец их ждет, если она не вмешается.

Река Яо, текущая с севера на юг, отводила воду из обширной системы перекрытых дамбами озер в более крупную реку Хуай, текущую с востока на запад. Вместе эти две реки образовывали угол, защищающий подступы к Аньфэну с севера и с востока. Каменный арочный мост эпохи Тан через Яо стоял ниже по течению сразу же за дамбой. Дальше по течению, за мостом, Яо разливалась и образовывала болотистую дельту там, где она сливалась с Хуай. Поскольку река Яо была слишком широкой и армия не могла переправиться через нее вброд ниже по течению, единственным путем на другой берег для армии Великой Юань был мост. Красные повязки прибыли первыми и взяли под контроль плацдарм перед мостом на своем берегу, поэтому у них было преимущество. Но, глядя сейчас в сумерках на дальний берег, Чжу видела светлый дым полевых костров войска Великой Юань, поднимающийся подобно столбцам иероглифов на могильном камне. Где-то там находился генерал-евнух, возможно, он смотрел туда, где была она. И что-то подсказывало ей, что вместо того, чтобы предвкушать битву, как молодые воины Красных повязок, он, как и она, чувствует холодную уверенность в том, что битва закончится его победой.

– Бобы, наверное, будут готовы только через час. Может, ты присмотришь за ними, пока этот монах пойдет помолиться? – попросила Чжу, используя свой обычный предлог, чтобы выйти из лагеря и остаться в одиночестве для отправления личных потребностей. В последние годы жизни в монастыре у нее была собственная комната, и ей почти не приходилось думать о своих физических особенностях. Теперь, когда ей приходилось изобретать способы скрыть эти особенности, она ненавидела и связанные с этим хлопоты, и напоминание о той судьбе, которая ее ждет, если она не добьется величия.

Юйчунь нехотя взял палку-мешалку. Несмотря на свое постоянное присутствие в этом взводе, он считал себя гостем и был недоволен тем, что ему поручают работу по хозяйству.

– Если какой-то ху молится, чтобы его стрела поразила тебя, а ты молишься столь же усердно, чтобы этого не случилось, ты не думаешь, что эти две просьбы друг друга нивелируют?

Чжу удивленно подняла брови:

– И что случится тогда?

– Тебя поразит стрела другого лучника, – быстро ответил Юйчунь.

– В таком случае этот монах помолится, чтобы никакая стрела его не поразила. И меч тоже. Или копье. – Она помолчала. – Какие еще есть варианты гибели в бою?

– Ха, ты думаешь, что сможешь получить у Неба стопроцентную гарантию? – хмыкнул Юйчэнь. – Невозможно молитвами отвести гибель, предназначенную тебе судьбой, монах.

Чжу ушла, стараясь не думать о мрачном комментарии Юйчэня. Она Чжу Чонба, и она достигнет величия, а сейчас ей необходимо придумать, как сделать так, чтобы это произошло. Она вышла из лагеря, облегчилась, потом пошла по берегу реки к дамбе и добралась до озера.

С головокружительно высокого склона на противоположном берегу озера на нее безмятежными взглядами уставилось целое поле гигантских статуй бодхисатвы, каждая в три раза выше человеческого роста. Чжу с беспокойством подумала: Небеса следят за ними. Местная легенда гласила, что статуи раньше принадлежали древнему храму, который соскользнул со склона холма и погрузился в воды озера, где стал обителью лис и других духов – нелюдей. Чжу, которая никогда не видела других духов, кроме призраков людей, всегда сомневалась в их существовании. Но в темной, неподвижной поверхности озера было нечто такое, что заставляло верить в их существование.

Она села, скрестив ноги, на пропитанную водой землю и еще раз обдумала свою проблему. Лучшим решением было бы совсем не допустить столкновений двух армий. Может быть, если бы она сумела разрушить мост… но это легче сказать, чем сделать. Ничто, кроме землетрясения, не могло разрушить каменный мост эпохи Тан, а этот простоял уже пять столетий. Что она может с ним сделать?

Она посмотрела на далекие статуи. И впервые заметила, что они слегка наклонились вперед, будто хотят сообщить ей нечто важное. А вчера они стояли так же? Стоило ей только подумать об этом, как она заметила еще нечто новое: какой-то ропот слышался из глубины земли, такой тихий, что она его скорее ощущала, чем слышала, казалось, это трутся друг о друга кости земли. И в тот момент, когда она поняла, что это за звук, ее мечущиеся мысли успокоились, и ее охватило чувство облегчения: она нашла решение.

Все эти годы она все готова была отдать, чтобы только Небеса ее не замечали, стараясь, чтобы там не узнали, что она живет жизнью Чжу Чонбы. Чувствовать себя в безопасности можно было только спрятавшись, словно она была крабом внутри взятой им взаймы ракушки. Но так было в маленьком, упорядоченном мирке монастыря. Теперь она видела – с ужасом, – что ни один человек не в силах достичь величия во внешнем мире. Это невозможно без поддержки воли Небес. Чтобы добиться успеха, ей необходимо призвать на помощь Небо, и чтобы Небо оказало эту помощь не ей, а Чжу Чонбе, человеку, которому судьбой предназначено достичь величия.

Она едва дышала. Намеренно привлечь внимание Небес означало рискнуть всем. Она жила под видом Чжу Чонбы так долго, изо всех сил стараясь не замечать разницы между ними, не признаваясь в этом даже себе самой, но теперь ей придется по-настоящему быть им. Ей придется поверить в это так сильно, чтобы, когда Небо посмотрит, оно увидело бы только одного человека. Одну судьбу.

Это будет самое рискованное дело в ее жизни. Но если она хочет добиться величия, ей придется встать и заявить на него права.

Так как Небеса далеко, необходимо иметь определенное оборудование, чтобы привлечь их внимание. Следуя указаниям Юйчуня, Чжу направила коня на дальний край лагеря, где поставили свои палатки старшие командиры Красных повязок. В конце концов оказалось легко найти того, кого она искала. Возле одной палатки был установлен ряд ведерок таким образом, что вода капала и текла из одного в другое. К удивлению Чжу, ящик, установленный над одним из ведерок, вдруг открылся и выплюнул бусину, которая скатилась по проволоку в кучку таких же бусин. Это были водяные часы. Хотя она читала о подобных устройствах, она никогда их не видела: часы показались ей волшебными.

Владелец часов вышел из палатки и нахмурился, глядя на него. Цзяо Юй, инженер Красных повязок, носил тонкую бородку ученого-конфуцианца, и на его лице застыло выражение измученного человека, окруженного глупцами, которым нужно непрерывно что-то вдалбливать. Он угрюмо спросил:

– Вы настоящий монах?

– Почему все задают монаху один и тот же вопрос?

– Мне кажется, принято считать, что монахи в монастыре дают клятву никогда не убивать, – ответил Цзяо. – А вы носите меч. – Он протиснулся мимо Чжу.

– Только потому, что генерал Го заставил этого монаха его взять, – объяснила Чжу, идя вслед за Цзяо, который подошел к тележке, запряженной ослом, и стал копаться в куче обрезков металла и дерева. – Он сказал, если этот монах его не возьмет, он водрузит его голову на стену.

– Это похоже на генерала Го, – проворчал Цзяо. – Он совершал вещи и глупее, чем обезглавить монаха. Например, привел нас сюда ради лобового столкновения с армией ху, которая в два раза больше нашей и в пять раз лучше.

– По-видимому, все остальные верят, что мы завтра победим, – заметила Чжу.

– Все остальные – идиоты белоглазые, – лаконично ответил Цзяо. – Мандат – это великолепно, но, когда дело доходит до практики, я бы скорее верил в приказы хорошего генерала и численное превосходство, а не в вероятность чуда, ниспосланного Небом.

Чжу рассмеялась:

– Жаль, что в наших рядах нет бблыпего количества реалистично мыслящих людей. Ну, инженер Цзяо, если вас волнует завтрашний день, у меня есть для вас предложение. Вы не думаете, что ваши шансы выжить возросли бы, если бы у вас под рукой был конь? Полагаю, вы останетесь здесь, в лагере, пока такие, как я, никчемные вояки будут сражаться в передовом отряде, но, если Юань победит… – Чжу подняла брови: – Вам понадобится стратегия отступления.

Взгляд Цзяо стал острым. Она правильно его поняла: он не собирался завтра находиться здесь, когда они будут разгромлены. Он бросил взгляд на коня, потом еще раз, задержал взгляд подольше.

– Где вы нашли боевого коня ху?

– Я уверен, он будет так же рад ринуться в бой, как и удрать с поля боя, – сказала Чжу. – Я не умею ездить верхом. Но мне кажется, вы человек образованный и, вероятно, из хорошей семьи, поэтому я уверен, что вы умеете сидеть в седле. Однако за это мне нужно, чтобы вы кое-что для меня сделали.

Услышав рассуждения Чжу, Цзяо мрачно рассмеялся:

– Именно о такой бесполезной вещи и мог попросить монах. Я могу это сделать. Но вы уверены, что хотите этого? На вашем месте я бы пожелал иметь оружие.

– У меня уже есть меч, которым я не умею пользоваться, – сказала Чжу. Она отдала ему поводья коня. – Но есть одна вещь, которую монахи делать умеют, – молиться так, чтобы Небо их услышало.

Шагая прочь, она слышала самодовольный голос Юйчуня, который произнес: «Невозможно молитвами отвести гибель, предназначенную тебе судьбой».

Но, может быть, мрачно думала она, можно молитвами выпросить другую судьбу?

* * *

К тому времени, когда люди Оюана закончили разбивать лагерь, уже стемнело. Он заехал за Эсэнем, и они вместе отправились верхом к плацдарму у моста, чтобы осмотреть расположение противника. На противоположном берегу горели походные костры Красных повязок, расположенные длинными рядами на холмах, напоминающие следы от лесного пожара. Свет обоих лагерей отражался от облаков и серебрил гребни волн стремительного черного потока под мостом.

– Так вот что любит их новый генерал, – сказал Эсэнь. – Прямое вооруженное столкновение. Все или ничего. – Когда он улыбался, его губы почти не двигались, только крохотные полумесяцы появлялись по обе стороны рта. Почему-то Оюан всегда их замечал. – Этот человек мне по душе.

– Не оскорбляйте себя, – возразил Оюан, который уже получил сведения об этом человеке. – Его основное преимущество – это то, что он сын их так называемого Правого министра. Его имя Го Тяньсюй; ему двадцать два года; и, судя по всем докладам, он потрясающий глупец.

– А в данном случае это хорошо, – со смехом ответил Эсэнь. – Но у него хватило ума, чтобы выбрать для сражения это место. У них хорошая позиция. Переправляясь через реку по этому мосту, мы потеряем преимущество в численности войск и кавалерии. Мы не одолеем их за один день, это точно.

– Мы бы победили, даже если бы выбрали этот путь, – сказал Оюан. Арки моста из светлого камня, казалось, парят перед ними в темноте, создавая иллюзию, будто они уходят в бесконечность. Даже такой прагматичный человек, как Оюан, был способен любоваться им, как одним из величайших достижений древней династии, давно исчезнувшей. По его спине медленно прошел холодок, вверх и вниз. Возможно, текущая в нем кровь наньжэней чувствовала историю этого места. Он гадал, не доводилось ли ему ходить по этому мосту в прошлой жизни или даже строить его своими собственными руками. Соблазнительно было думать, что его прошлые жизни были лучше этой, но он полагал, что это не могло быть правдой; должно быть, он совершил тогда нечто такое, чем заслужил эту жизнь и судьбу.

– Значит, ты пойдешь другим путем?

– Если мой господин согласен. – Размышления о судьбе этого моста лишили Оюана последних остатков энтузиазма по поводу такого затяжного боя, которого хотели мятежники. – Разведчики нашли прочный участок берега примерно в дюжине ли вниз по течению. Он сможет выдержать пару батальонов, не превратившись в трясину.

Красные повязки явно считали, что через Яо невозможно переправиться ниже по течению. Река был широкая, а ее глубина на середине равнялась росту человека. Но мятежники были наньжэнями; их предки вели оседлый образ жизни. Если бы среди них были монголы, они бы знали, что любую реку можно перейти вброд, если хватит решимости. Или если не заботиться о том, сколько солдат можно потерять при этом.

– Условия не идеальные, – заметил Эсэнь, имея в виду дожди, от которых река вздулась и скорость течения увеличилась. – Сколько потребуется времени, чтобы переправить на другой берег батальоны и занять позиции на флангах?

Оюан задумался. Если бы не дождь, он бы послал солдат переправиться ночью. А так…

– Я прикажу начать переправу на рассвете, иначе потери будут слишком большими. Они смогут быть на месте к началу часа Змеи. – Между восходом солнца и полднем. – К этому времени мы уже начнем бой, и он будет недолгим.

– Ты знаешь, что я не возражаю против небольшой рукопашной схватки, – сказал Эсэнь. Это было слабо сказано: он обожал рукопашную. Вокруг его глаз собрались морщинки. – Мы просто поиграем до тех пор, пока батальоны флангов завершат переправу, потом закончим. Ах, почти жалко, что все закончится так быстро! Надо насладиться каждым мгновением.

Несмотря на то что лицо Эсэня было гладким и правильным, как у статуи, в нем кипели бурные страсти, и он вовсе не был таким безмятежным. У Оюана всегда сжималось сердце, когда он видел его таким: горящим предвкушением удовольствия, когда кровь его предков, степных воинов, кипела в его жилах. В этом была некая трогательная чистота, вызывающая у Оюана зависть. Он никогда не был способен переживать момент удовольствия так просто и чисто, как Эсэнь. Само понимание того, что оно преходяще, что любое мгновение лишится своей сладости и живости, когда станет воспоминанием, вызывало в нем одновременно горькое и сладкое ощущение даже в самый момент события.

Чувствуя себя так, будто он получил удар кинжалом в грудь, он ответил:

– Да, мой господин.

Командиры разбудили Чжу и остальных Красных повязок до рассвета и приказали занять позицию у моста. Юйчунь уже исчез, не сказав ни слова на прощание, и Чжу предположила, что Цзяо поступил так же. Несмотря на всю веру людей в Сияющего Принца и его Мандат, возбуждение вчерашнего дня утихло и переросло в тревожное ожидание. Перед ними арка моста поднималась над черной водой и исчезала в темноте.

Чжу ждала, облака пара от дыхания дрожали перед ней. Бледный зимний свет заползал на небо над высокогорным озером и отодвигал темноту по другую сторону моста. Стал виден дальний плацдарм перед мостом, а за ним одна за другой появлялись шеренги воинов. С каждым мгновением становилось все светлее, и еще одна шеренга появлялась позади предыдущей. Их число росло, наконец стал виден весь берег, покрытый одинаковыми шеренгами воинов в черных доспехах.

Человек на коне ждал перед выстроившейся огромной армией. Его доспехи поглощали свет, только их острые края сверкали. Уложенные кольцами косы напоминали раскрытые крылья ночной бабочки. А за его спиной стояли призраки, между ним и передовой линией, словно армия мертвецов. Генерал-евнух.

Вибрация связывающей их нити пронзила Чжу так резко, что у нее дыхание перехватило от боли. Затем, чувствуя головокружение, она в приливе гнева оттолкнула прочь эту боль и эту связь. Она не такая, как он, – и сейчас, и никогда не будет такой, – потому что она Чжу Чонба.

Другие Красные повязки, которые в прежних схватках всегда отступали перед армией Великой Юань, чтобы уцелеть и сразиться когда-нибудь потом, внезапно осознали, что вот-вот вступят в бой, который будет продолжаться до тех пор, пока одна из сторон не победит. И в ту секунду, видя перед собой выстроившуюся армию империи Великой Юань, они поняли, что победят не они.

Чжу ощутила тот момент, когда их уверенность сломалась. Когда люди вокруг нее застонали, она посмотрела вверх, на озеро, где стояли улыбающиеся, окутанные тенью статуи бодхисатв и смотрели вниз, на обе армии. Затем она прошла сквозь шеренги солдат с ее стороны и вступила на мост.

Послышался один-единственный, резко оборвавшийся крик командира ее взвода. Холод камня проник сквозь подошвы ее соломенных туфель. Она чувствовала тяжесть груза, висящего у нее на спине, и болезненные уколы в легких и в ноздрях, когда вдыхала холодный воздух. Тишина казалась хрупкой. Или, возможно, это она была хрупкой, подвешенной в этой паузе. Каждый шаг был испытанием ее мужества и решимости быть Чжу Чонбой и добиться величия. «Я хочу этого», – думала Чжу, и сила ее желания гнала кровь по ее жилам с такой силой, что только чудом не хлынула из носа. Напряжение росло, становилось почти невыносимым, оно так сжимало и раскаляло все ее страхи и сомнения, что они в конце концов вспыхнули и загорелись огнем чистой веры. «Я Чжу Чонба, и моя судьба стать великой».

Она добралась до середины моста и села. Потом закрыла глаза и запела.

Ее чистый голос поднимался ввысь. Знакомые слова множились, превращались в залпы эха, и стало казаться, что поют тысячи монахов. Звуки нарастали слой за слоем, и Чжу ощутила в воздухе странную дрожь, она была похожа на ужас, проявляющийся вне ее тела. Волосы на ее руках встали дыбом.

Она позвала, а Небеса слушали.

Она встала и сняла со спины висящий на ремне гонг. Ударила в него, и звук зазвенел и понесся через озеро. Неужели статуи наклонились к ней, чтобы услышать?

– Слава Сияющему Принцу! – выкрикнула она и ударила в гонг второй раз. – Пусть царствует он десять тысяч лет!

В третий раз она ударила в гонг, и Красные повязки вышли из оцепенения. Они взревели и затопали ногами, как раньше делали в присутствии самого Сияющего Принца, да так мощно, что мост задрожал и ущелье взревело в ответ.

Единственным ответом генерала-евнуха была поднятая рука. Стоящие у него за спиной лучники Юань натянули тетиву. Чжу это видела, будто во сне. Внутри у нее был лишь идеально чистый, яркий свет веры и мечты. «Желание – это источник всех страданий». Чем сильнее желание, тем больше страдание, а сейчас она желала самого величия. Сосредоточив всю силу воли, она направила эту мысль в Небо и наблюдающим статуям: «Каким бы ни было страдание, я смогу его выдержать».

И будто в ответ дрожь земли усилилась. Красные повязки замолчали, а лучники Великой Юань закачались, и их вложенные в луки стрелы задрожали, как лес на ветру.

А затем склон под статуями не выдержал, пропитанный сильными дождями, расшатанный вибрацией от топота ног Красных повязок и славящих Сияющего Принца криков и освобожденный Небом в ответ на призыв Чжу Чонбы. Раздался долгий, негромкий раскат грома, и деревья, скалы, статуи и земля – все одновременно соскользнуло в озеро, точно так же, как когда-то старинный храм. Черная вода сомкнулась надо всем этим и застыла. И одно мгновение ничего не происходило.

Первый человек, заметивший что-то, издал сдавленный крик. Масштаб был таким огромным, что казалось, будто все происходит медленно: поверхность озера поднималась. Громадная черная волна казалась неподвижной, только небо над ней съеживалось и теряло свет, пока вода поднималась в узком ущелье между срезанным склоном горы и крутым склоном холма на противоположном берегу. Ее холодная тень упала на них, и Чжу услышала ее голос: рев чистого, стихийного гнева, от которого затряслась земля, когда волна перехлестнула через дамбу, вздыбилась над ней и рухнула вниз.

Застыв на одну секунду, когда рев воды заглушил все остальные звуки на свете, Оюан и монах смотрели друг на друга в упор. Оюан почувствовал режущую боль, вибрацию, которая пригвоздила его к месту, подобно копью, дрожащему в теле убитого. «Ужас», – отстраненно подумал он. Это был чистый, неотфильтрованный ужас, когда он понял, что сделал этот монах, и, страдая от унижения, сознавал, что монах видит все оттенки этого унижения на его лице.

Задохнувшись, он вырвался из пут этого чувства, развернул коня и бежал.

Со всех сторон его солдаты спасали жизни, карабкались на берег реки, а огромная черная волна с грохотом неслась вниз из озера. Оюан и его конь с трудом взобрались на размытый склон. Оказавшись наверху, он обернулся. Даже имея некоторое представление о том, чего ожидать, он долгое время был способен лишь тупо смотреть. Разрушение было полным. Там, где прежде стоял мост, теперь не осталось ничего, кроме стремительного бурого потока вдвое выше уровня бывшего берега. До этого момента ниже по течению десять тысяч пехотинцев и кавалеристов Оюана либо находились в процессе переправы через эту реку, либо стояли в строю в низине и ждали своей очереди. Теперь у него не осталось сомнений в том, что они погибли.

Ненависть, стыд и гнев проносились в нем горячими волнами. Гнев, когда он наконец пришел, принес облегчение. Это было самое чистое и самое жаркое из всех чувств; оно очистило его от всех остальных чувств, которые еще могли в нем остаться.

Он все еще смотрел на реку, когда подъехал Шао:

– Генерал. Здесь ситуация под контролем. Что касается остальных… – Его лицо под шлемом было бледным. – Может быть, кто-то выжил, из тех, кто добрался до противоположного берега еще до того, как налетела волна.

– Что мы можем для них сделать теперь, когда мост смыло? – резко ответил Оюан. – Лучше бы им утонуть вместе с конями и оружием, чем попасть в руки мятежников…

Потеря десяти тысяч воинов в одно мгновение была самым ужасным поражением за всю историю существования армии Великого князя Хэнань. Оюан подумал о том, какое потрясение и разочарование испытает Эсэнь и в какую ярость впадет Великий князь Хэнань. Но вместо того чтобы повергнуть Оюана в ужас, эти мысли только еще больше разожгли его гнев. Он тогда сказал настоятелю монастыря Ухуан: его судьба так ужасна, что ничто не может сделать его будущее еще хуже, и хотя это был его худший провал, и он знал, что его накажут за него, то, что он тогда сказал, все еще оставалось правдой.

У него невольно вырвался звук, больше похожий на рычание, чем на смех. Развернув своего коня, он проскрипел:

– Я должен найти господина Эсэня. Собери командиров и отдай приказ отступить.