Текст книги ""Современная зарубежная фантастика-4". Компиляция. Книги 1-19 (СИ)"

Автор книги: Кэмерон Джонстон

Соавторы: Роб Харт,Тесса Греттон,Шелли Паркер-Чан,Кристофер Браун,Шеннон Чакраборти,Ярослав Калфарж,Кристофер Каргилл,Тэмсин Мьюир,Ли Фонда
сообщить о нарушении

Текущая страница: 306 (всего у книги 341 страниц)

14
Дара

Гезирских скаутов поселили в примитивной хижине из перевязанных веток, которые Дара регулярно смачивал водой и засыпал снегом. Изначально для пленников соорудили небольшой шатер – там мужчинам было бы теплее, но они отплатили за доброту, когда посреди ночи подожгли фетровую ткань шатра, пытались сбежать и, вооружившись опорными балками, переломали кости паре его воинов. Как ни крути, а Гезири были изворотливым народом, привычным к выживанию во враждебной обстановке. Так что Дара решил не давать им даже шанса на повторный побег.

Он шагал к хижине, и снег хрустел у него под подошвами. Дара окликнул, предупреждая о своем приближении:

– Абу Саиф, передай своему дружку, если он снова будет бросаться камнями вместо приветствия, я заставлю его эти камни съесть.

Вслед за этим из-за двери донесся оживленный разговор на гезирийском. Абу Саиф усталым и недовольным тоном объяснял что-то молодому напарнику, который до сих пор отказывался называть свое имя, а тот раздраженно отвечал. Потом раздался голос Абу Саифа:

– Входи, Афшин.

Дара юркнул внутрь и заморгал, привыкая к тусклому освещению. Здесь было сыро и промозгло и пахло немытой кожей и кровью. После той выходки джиннов держали в железных кандалах, а одеяла выдавали только самыми холодными ночами. Дара прекрасно понимал необходимость определенных мер безопасности, но столь жестокие условия содержания все чаще и чаще вызывали у него беспокойство. Он брал в плен не воинов на поле боя. Абу Саиф и его товарищ были скаутами – юноша, скорее всего, впервые выехал в командировку, а старый служивый одной ногой находился на пенсии.

– Вы только посмотрите, сам демон к нам пожаловал, – горячо процедил молодой джинн, когда Дара вошел в хижину.

Похоже, его лихорадило, и все силы уходили на то, чтобы испепелять Дару ненавидящим взглядом.

Дара в долгу не остался, зыркнул на него в ответ, а потом опустился на колени и поставил на пол поднос, который принес с собой. Дара подтолкнул его к ногам юноши.

– Завтрак. – Дара перевел взгляд на Абу Саифа. – Как самочувствие сегодня?

– Кости немного ломит, – признался Абу Саиф. – Твои бойцы делают успехи.

– За это нужно благодарить тебя.

Молодой Гезири фыркнул.

– Благодарить? Ты пригрозил ему содрать с меня кожу заживо, если он откажется заниматься с твоей шайкой предателей.

Абу Саиф покосился на него, сказал что-то на своем невразумительном наречии, а потом кивнул на поднос.

– Это для нас?

– Для него, – уточнил Дара, подойдя к Абу Саифу, и снял с него кандалы. – Ты пойдешь со мной. Прогулка пойдет на пользу конечностям.

Дара вывел старика на улицу и повел к своему шатру, пустому и голому – очень подобающе для того, у кого не осталось дома. Щелкнув пальцами, он разжег потухший было огонь и жестом предложил Абу Саифу присесть на ковер.

Гезири послушно сел, потирая руки у огня.

– Спасибо.

– Пустяки, – отозвался Дара и сам сел напротив.

Он вновь щелкнул пальцами, и на ковре перед ними появились дымящееся жаркое и горячий хлеб. Колдовать в своем смертном облике становилось трудно, и у Дары застучало в висках, но он решил, что старик заслужил угощение. Дара впервые приглашал Абу Саифа в свой шатер, но им было не впервой разговаривать по душам. Пусть они были врагами, но свободное владение дивастийским и двухвековая армейская выслуга делали Абу Саифа приятным собеседником. Дара любил своих рекрутов, как родных, и был по гроб жизни предан Маниже, но – око Сулеймана, иногда ему просто хотелось полюбоваться горами и перемолвиться парой слов о лошадях со стариком, который устал от войны не меньше, чем он.

Дара вручил ему накидку.

– Возьми. Дни настали холодные. – Он покачал головой. – Нет бы просто разрешил мне наколдовать тебе хороший шатер. Твой напарник – бестолочь.

Абу Саиф придвинул к себе жаркое, отрывая себе ломтик хлеба.

– Я предпочту остаться рядом с соплеменником. Ему сейчас тяжело. – На его лицо упала тень усталости и тоски. – Он скучает по семье. Буквально перед отъездом он узнал, что его жена на сносях и ждет первенца. – Он взглянул на Дару. – Она осталась в Дэвабаде. Он переживает за нее.

Дара проигнорировал укол вины. Солдаты испокон веков оставляют жен одних – такая работа.

– Если бы сейчас она была в Ам-Гезире, где вам самое место, она была бы в полной безопасности, – заявил он, подпуская в голос уверенности, которой не чувствовал.

Абу Саиф не поддался на провокацию. Впрочем, как всегда. Дара пришел к выводу, что тот был солдатом до мозга костей и не утруждал себя спорами на политические вопросы, в которых все равно не имел голоса.

– Твоя бану Нахида снова приходила забирать кровь, – сменил он тему. – Она так и не вернула реликт моего товарища, кстати.

Услышав это, Дара потянулся к кубку, глядя, как по его безмолвной команде сосуд наполняется финиковым вином.

– Уверен, это не повод для беспокойства.

Хотя, на самом деле, он понятия не имел, что Манижа делает с реликтами, а ее молчание начинало выводить его из себя.

– Твои ребята говорят, что она будет ставить над нами эксперименты. Сварит нас заживо и растолчет наши кости в свои порошки. – В словах старика проступил испуг. – А еще говорят, она может пленить душу, как ифриты, и запечатать ее так, что ты никогда не попадешь на небеса.

Внешне Дара оставался невозмутим, но внутри у него закипало негодование на своих солдат, да и на самого себя, за то, что сам не додумался проследить за их поведением. Враждебное отношение к джиннам и шафитам в их лагере было в порядке вещей: все же очень многие последователи Манижи сильно пострадали от их рук. И вполне естественно, что поначалу, когда Дару только вернули с того света, он не обратил на это особого внимания. Во времена его собственного бунта четырнадцать веков назад Дара и другие выжившие Дэвы разделяли подобные враждебные настроения и карали тех, кого считали неверными, самыми жестокими методами. Но они были вне себя от горя по утерянному Дэвабаду и отчаянно хотели спасти то немногое, что осталось от племени. Сейчас ситуация обстояла совершенно иначе.

Дара прочистил горло.

– Прискорбно слышать, что тебя донимают. Обещаю поговорить с ними об этом, – он вздохнул, подыскивая новую тему для разговора. – Если можно поинтересоваться, что тебя держит в этой части Дэвастана столько лет? Кажется, ты говорил, что живешь тут уже полвека? Здешние места едва ли похожи на идеальное назначение для жителя пустыни.

Абу Саиф слегка улыбнулся.

– Я полюбил снег, вот только холода до сих пор тяжело переношу. К тому же здесь живут родители моей жены.

– Ты мог бы получить должность в Дэвабаде и увезти их с собой.

Гезири хмыкнул.

– У тебя никогда не было тещи с тестем, если ты считаешь, что это просто.

Его слова удивили его.

– Нет, – сказал Дара. – Я никогда не был женат.

– И зазнобы никогда не было?

– Была одна, – сказал он мягко. – Но я не мог обещать ей будущее, которого она заслуживала.

Абу Саиф пожал плечами.

– Тогда придется тебе поверить мне на слово – это я насчет тещи с тестем. Да и в любом случае я бы не согласился на пост в Дэвабаде. Тогда мне пришлось бы исполнять приказы, с которыми я не согласен.

Дара посмотрел ему прямо в глаза.

– Судишь по личному опыту?

Его собеседник кивнул.

– В юности я воевал за короля Хадера.

– Это ведь отец Гасана, верно?

– Верно. Тогда вся западная половина Карт-Сахара захотела отмежеваться от остальной части страны, лет примерно двести назад.

Дара закатил глаза.

– Сахрейнцы это любят. Незадолго до моего появления на свет они пытались проделать то же самое.

Уголки губ Абу Саифа дрогнули.

– Справедливости ради, если я ничего не путаю, в твое время независимость государств была, так сказать, на пике моды.

Дара закряхтел. Скажи ему это любой другой джинн, он бы рассвирепел, но Абу Саиф все-таки был их узником, и Дара придержал язык за зубами.

– Верно подмечено. Так, значит, ты воевал с сахрейнцами?

– Не думаю, что слово «воевал» здесь уместно, – сказал Абу Саиф. – Нас закинули туда с целью размазать врага и разорить ряд крошечных деревушек вдоль побережья. – Он покачал головой. – Удивительные были места. Они строят дома непосредственно из песка с морского дна, выдувая из него стеклянные домики, которыми облеплены там все утесы. Приподнять ковер с пола – и видно, как рыбы плавают у тебя под ногами. Когда мы приехали, стекло так искрилось в лучах солнца… – Его глаза наполнились ностальгией. – Конечно, мы все это разрушили. Сожгли их корабли, их предводителей – связали и бросили в море, а мальчишек забрали и отдали в Королевскую гвардию. Хадер был суровым правителем.

– Ты исполнял приказ.

– Ну да, – тихо отозвался Абу Саиф. – Только мне всегда казалось это каким-то неправильным. У нас ушли долгие месяцы на то, чтобы добраться до места, и я так и не понял, какую такую опасность для Дэвабада могли представлять прибрежные деревушки у черта на рогах. И какое они вообще имели отношение к Дэвабаду.

Дара поерзал на месте, с неудовольствием отмечая, что его практически вынудили заступиться за Кахтани.

– Если ты задаешься вопросом, почему Дэвабад главенствует в глухих сахрейнских деревнях, спроси себя заодно, почему семья Гезири правит городом Дэвов?

– Пожалуй, я просто никогда не воспринимал Дэвабад как город Дэвов, – ответил Абу Саиф с каким-то даже удивлением. – Мне кажется, средоточие нашего мира должно быть общим для нас для всех.

Дара не успел ответить, когда снаружи шатра послышался звук бегущих ног. Дара вскочил с места.

В следующую секунду у входа в шатер появился запыхавшийся Мардоний.

– Быстрее за мной, Афшин. Пришло письмо из дома.

15
Али

– Ну все, мы на месте, – сказал Али, выбросив вперед руку, чтобы не дать Нари проскользнуть мимо него. – Может, теперь ты мне скажешь, что нам понадобилось на улице Сакария?

Рядом с ним Нари, сама невозмутимость, внимательным взглядом темных глаз изучала шумный шафитский район, присматриваясь к нему, как охотник к добыче.

– Дом с красной дверью, – сказала она себе под нос.

Али озадаченно проследил за линией ее взгляда и увидел узкий трехэтажный деревянный дом, который с трудом втиснулся между двух больших каменных зданий, подпиравших его с обеих сторон. Небольшое крыльцо без крыши вело к красной двери, разукрашенной оранжевыми цветами. День стоял облачный, и весь дом был погружен в тень, словно прятался во мраке.

У Али стало совсем неспокойно на душе. Окна в доме были заколочены, но сквозь щели между досками можно было спокойно шпионить за улицей, не выходя из дома. На ступеньках соседнего здания сидел мужчина и с наигранным безразличием читал какую-то брошюру. В кафе через дорогу сидели двое под предлогом игры в триктрак, и время от времени поглядывали на красную дверь.

Обучение в Цитадели все-таки не прошло даром.

– За домом наблюдают.

– Потому я тебя и притащила, – сказала Нари. С губ Али сорвался возмущенный вздох, и она наградила его уничижительным взглядом. – Боже милостивый, ты прекратишь, наконец, вздрагивать от каждого шороха?

Он уставился на нее.

– Неделю назад меня пытались убить.

Нари закатила глаза.

– Пойдем. – И не говоря больше ни слова, она направилась к дому.

Али в ужасе наблюдал, как она деловито шагает к поднадзорному дому. Впрочем, сейчас ничто не выдавало ее личности. Одевшись в грубую абайю и простую шаль, Нари легко сливалась с толпой судачащих покупателей и препирающихся чернорабочих.

Совсем не похоже на то золотое платье, которое она надевала на пиру. К щекам Али резко хлынул жар. Нет, он не станет думать об этом платье. Хватит. Али бросился догонять ее, проклиная себя за то, что ввязался в эту историю ради загадочного дельца, которое возникло у Нари в шафитском квартале. Он до сих пор не понимал, что заставило его согласиться на это безумие. Дни, последовавшие за его отравлением, слились в неясную какофонию боли, материнских причитаний, бесконечных допросов Королевской гвардией и раз от разу все более гадких на вкус снадобий бану Нахиды.

Наверное, она сделала какой-то приворот, чтобы ты согласился. Нахиды ведь и такое умеют, так? Потому что даже Али был не настолько чокнутым, чтобы тайком вывести свою невестку за пределы дворца и, в случае поимки, согласиться взять на себя вину, и все это – в здравом уме и твердой памяти.

Поравнявшись с ней, он заметил, что Нари держит руку на животе. Там вдруг образовалась выпуклость, а котомка, висевшая у Нари на плече, куда-то пропала – одному Богу известно, когда она успела спрятать ее под одежду. Пока они приблизились к дому, Нари уже вовсю хлюпала носом. Она промокнула глаза и стала наигранно прихрамывать на одну ногу.

Мужчина по соседству опустил брошюру и поднялся на ноги, преграждая ей путь.

– Тебе нужна помощь, сестра?

Нари кивнула.

– Мир твоему дому, – поздоровалась она. – Мне… – она носом втянула воздух, хватаясь за гипертрофированный живот, – ужасно неудобно. Моя кузина сказала, что здесь… здесь могут помочь женщине в моем положении.

Мужчина окинул их двоих взглядом.

– Если бы кузина действительно сказала тебе такое, ты бы знала, что нужно привести ее с собой, чтобы она за тебя поручилась. – Он поглядел на Али. – А это твой муж?

– Я не хотела ей признаваться, что это мне нужна помощь, – объяснила Нари, понизив голос. – А он мне – не муж.

Кровь отлила от лица Али.

– Я…

Нари резким движением схватила его за руку, вцепившись в него мертвой хваткой.

– Умоляю, – охнула она, сгибаясь в три погибели. – Мне ужасно больно.

Мужчина покраснел и беспомощно огляделся по сторонам.

– Так и быть. – Он поднялся на крыльцо и быстро открыл красную дверь. – Проходите, и поторопитесь.

У Али бешено стучало сердце, мозг на все голоса вопил об опасности – не первый раз, как-никак, его заманивали в полуразрушенное шафитское здание. Но Нари просто взяла и потянула его за собой вверх по ступенькам. Под подошвами скрипели доски, размягченные дэвабадским туманом. Шафит захлопнул за ними дверь, и они погрузились в полумрак.

Они стояли в довольно скромной прихожей со стенами из лакированного дерева. Отсюда вели две двери, окон не было, и вместо потолка над головами виднелось затянутое облаками небо, из-за чего складывалось ощущение, что они находились на дне колодца. Помимо неба, единственным источником света оставалась небольшая масляная лампа, горевшая рядом с блюдом со сладостями, а напротив висела украшенная гирляндами картина на рисовой бумаге с изображением вооруженной до зубов женщины верхом на ревущем тигре.

Терпение Али вдруг резко лопнуло. Неделю назад его пытались убить. Бродить по сомнительным шафитским зданиям и притворяться, что он обрюхатил жену брата, было выше его сил.

Али повернулся к Нари.

– Дорогая моя, – начал он, тщательно подбирая слова. – Не могла бы ты объяснить, что мы тут все-таки делаем?

Нари с нескрываемым любопытством оглядывалась по сторонам.

– Мы здесь для того, чтобы встретиться с шафитским доктором по имени Субхашими Сен. Здесь он принимает пациентов.

Шафит, пригласивший их в дом, настороженно подобрался.

– Он?

Заподозрив неладное, он потянулся к оружию на поясе.

Али оказался быстрее. В мгновение ока он обнажил зульфикар, и шафит замер, не успев достать свою деревянную дубинку, и сделал шаг назад. Он открыл рот.

– Не кричи, – поспешила остановить его Нари. – Прошу тебя. Мы пришли с миром. Я хочу просто поговорить с вашим врачом.

Шафит нервно покосился на дверь слева от себя.

– Но… это невозможно.

Нари выглядела озадаченной.

– Как это?

Шафит сглотнул.

– Вы не понимаете. Она очень… придирчива.

В глазах Нари зажглось любопытство. Видимо, она тоже заметила мимолетный взгляд шафита на дверь, потому что в следующее мгновение она очутилась возле нее и потянула на себя дверную ручку.

Али запаниковал и выпалил, не подумав:

– Нари, постой, не…

У шафита отвисла челюсть.

– Нари?

Всевышний, помилуй. Али бросился за ней, когда она юркнула в соседнюю комнату. К черту анонимность, нужно было убираться отсюда.

Как только он переступил порог комнаты, его остановил чеканный женский голос с сильным дэвабадским акцентом.

– Я же вам говорила… не меньше дюжины раз… если вы будете отвлекать меня во время проведения этой операции, следующими под нож ляжете вы.

Али застыл как вкопанный. Не потому, что испугался угрозы, а потому, что увидел, от кого она исходила. Впереди шафитка в простом хлопковом сари склонилась над престарелым мужчиной, лежавшим на подушке.

Из глаза у него торчала иголка.

Придя в ужас от такой картины, Али открыл было рот, чтобы высказать свое негодование, но Нари закрыла ему рот ладонью, не позволяя сказать ни слова.

– Не надо, – прошептала она.

Она сняла с лица вуаль, открывая лицо, на котором был написан неподдельный чистый восторг.

Шафит-привратник присоединился к ним и начал заламывать руки.

– Тысяча извинений, доктор Сен. Я бы никогда не осмелился вас отвлекать. Только… – Он перевел взволнованный взгляд с Нари на Али, по-новому оценивая его рост и зульфикар. – Похоже, к вам пришли гости из королевского дворца.

Врач помедлила. Пауза длилась всего мгновение, в течение которого все ее внимание было приковано к пациенту, а руки даже не дрогнули.

– Правда ли это, или новый симптом безумия, но в данный момент я попрошу вас всех присесть и подождать. Мне все-таки нужно удалить эту катаракту до конца.

Строгий голос женщины не оставлял места для возражений. Али с привратником поспешно попятились назад и плюхнулись на тахту, стоявшую у стенки. Он огляделся. Большая комната, способная запросто уместить до дюжины джиннов, выходила во двор и была залита дневным светом и светом многочисленных фонарей. На полу лежали три тюфяка, два из которых за ненадобностью были накрыты накрахмаленными простынями. Одну стену занимали сплошные шкафы, а рядом, обращенный лицом во двор, стоял письменный стол, заваленный горами книг.

Естественно, Нари команду врача проигнорировала. Али оставалось только наблюдать, как она прошагала к столу и стала листать какую-то книгу с широкой улыбкой на лице. Он помнил эту улыбку еще с тех пор, когда они были друзьями: помнил, как она радовалась, впервые прочитав предложение без ошибок, и когда они смотрели на луну в человеческий телескоп, размышляя о природе пятен на ней. Его привлекало в ней это неуемное желание постигать новое – оно объединяло их. Вот только Али никак не думал, что однажды оно приведет их к шафитскому врачу в одном из самых неблагополучных районов города.

Тишину нарушил плач младенца. Дверь, скрипнув, снова отворилась, и плач стал громче.

– Субха, любовь моя, ты уже закончила? – спросил кто-то низким раскатистым басом. – Малышка проголодалась и отказывается есть… ой. – Войдя в двери операционной, мужчина умолк.

Он был огромен – Али нечасто доводилось видеть таких амбалов. Взъерошенные черные кудри доставали ему до плеч, а по носу нетрудно было догадаться, что его неоднократно ломали. Али автоматически схватился за зульфикар, но мужчина был вооружен лишь деревянной ложкой и держал на руках маленького ребенка.

Али сконфуженно опустил оружие. Может, Нари и права, называя его дерганым.

– А вот теперь – закончили, – объявила врач, отложив иголку, и откинулась на спинку стула. Потом она взяла банку мази и проворно забинтовала старику глаза.

– В течение недели повязку не снимать, вы меня поняли? И не трогайте ее руками.

Она поднялась на ноги. Женщина выглядела моложе, чем ожидал Али, хотя, возможно, причиной тому была ее джиннская кровь, присутствие которой прямо-таки бросалось в глаза. Пусть ее темно-коричневая кожа не излучала характерного для чистокровных джиннов свечения, зато у нее были такие же, как у самого Али, остроконечные уши, а в стальных глазах Агниванши лишь едва-едва проглядывал карий. Темные волосы она заплела в толстую косу, доходившую ей до пояса, украсив пробор аккуратной полоской киновари.

Она вытерла руки полотенцем, заткнутым за пояс, и только тогда оглядела собравшихся. На ее скулах ходили желваки. Одним взглядом она оценила обстановку, взглянув сначала на плачущего ребенка, потом на Али и Нари, и потом – снова на ребенка.

Она не испугалась – напротив, она смотрела на них с ощутимым недовольством и раздражением.

– Манка, – сказала она, и привратник вскинул голову. – Отведи, пожалуйста, Хунайна в послеоперационную.

Мужчины беспрекословно подчинились, и привратник под руки вывел сонного пациента из комнаты, а амбал передал ребенка женщине. Врач взяла дочку на руки, продолжая неотрывно смотреть на Али и Нари, поправила сари на груди, и детский плач сменился довольным причмокиванием.

Али сглотнул и уставился в стену. Нари все это, казалось, ничуть не беспокоило. Она осталась стоять там же, у стола, с книгой в руке.

Врач прищурилась, разглядывая бану Нахиду.

– Я бы попросила…

– Ну конечно. – Нари отложила книгу и села на тахту рядом с Али. – Вы проводили операцию по удалению катаракты?

– Да, – отрезала женщина так же недружелюбно, усаживаясь на деревянную табуретку напротив своих гостей. – Это трудоемкая, щепетильная процедура, и я не люблю, когда меня отвлекают.

– Нам очень жаль, – поспешил вставить Али. – Мы не хотели так вторгаться.

Ее выражение оставалось неизменным. Али с трудом сдерживался, чтобы не елозить на месте. Как будто Хацет и самый строгий на свете преподаватель сошлись в этой женщине, чтобы сделать ему выговор.

Врач поджала губы и кивнула на зульфикар.

– Можешь убрать это подальше?

Али зарделся.

– Разумеется.

Он торопливо спрятал меч в ножны и снял с лица платок. После такого бесцеремонного вторжения казалось неправильным и дальше сохранять анонимность. Он прочистил горло и слабым голосом произнес:

– Мир вашему дому.

Амбал округлил глаза.

– Принц Ализейд? – Он перевел взгляд на Нари. – Значит ли это, что вы…

– Новая Нахида Дэвабада, – вставила врач презрительно. – Похоже на то. Так зачем вы пришли? Закрыть наши двери на замок? А меня отведете на бронзовую лодку за то, что я помогала своему народу?

При упоминании о бронзовой лодке кровь похолодела у него в жилах. Однажды Али пришлось послужить там палачом для группы шафитов, пойманных во время беспорядков, которые оказались спланированной провокацией «Танзима» со стороны его отца.

– Нет, – быстро ответил он. – Ни в коем случае.

– Это так, – согласилась Нари. – Я лишь хотела встретиться с вами. Недавно я встретила одного из ваших пациентов, мужчину с дыркой в черепе, как будто кто-то вырезал…

– Просверлил.

Нари захлопала глазами, и врач ледяным тоном объяснила:

– Это называется трепанацией. Если ты возомнила себя целительницей, используй корректную терминологию.

Али почувствовал, как Нари рядом с ним напряглась, но ее голос оставался спокойным.

– Просверлил так просверлил. Он назвал вас настоящим врачом, и я хотела проверить, правда это или нет.

– Неужели? – врач скептически насупила брови. – Девчонка, которая варит зелья от сглаза и разгоняет желчь, пощекотав перышком симурга, явилась, чтобы оценить мою профессиональную подготовку?

У Али пересохло во рту.

Нари рассердилась.

– Позволю себе не согласиться. Сфера моей деятельности гораздо шире.

Врач вздернула подбородок.

– Тогда вперед, выноси свой вердикт. Вы уже ворвались к нам в дом, и, как я понимаю, вы не принимаете возражений. – Она кивнула на Али. – Для этого ты привела своего принца, не так ли?

– Я не ее принц, – поспешил внести ясность Али и бросил на Нари недовольный взгляд, когда она только зыркнула на него в ответ. – Я согласился отвести тебя на улицу Сакария, – сказал он в свое оправдание, – а не вторгаться в дом какого-то врача, притворившись, что мы… что ты… – Очень некстати в памяти всплыло золотое платье Нари, и его щеки запылали стыдливым жаром. – Забудь, – пролепетал он.

– Предатель, – прошипела Нари убийственным тоном и добавила еще что-то нелицеприятное по-арабски.

Впрочем, было очевидно, что ее не остановят ни ретировка Али, ни враждебный настрой врача. Нари встала с тахты и подошла к книжному шкафу.

– Внушительное собрание, – отметила она с завистью в голосе и сняла с полки две книги. – Ибн Сина, ар-Рази… Где вы все это достали?

– Мой отец был врачом и работал в мире людей. – Она показала на заостренные кончики своих ушей. – В отличие от меня, он мог сойти за своего и пользовался этим. Он изучал медицинские науки, путешествовал, где хотел. Дели, Стамбул, Каир, Марракеш. Ему было двести пятьдесят лет, когда один ушлый сахрейнец, охотник за головами, разыскал его в Мавритании и притащил в Дэвабад. – Она задержалась взглядом на книгах. – Все, что смог, он забрал с собой.

Нари посмотрела на книги с еще большим благоговением.

– Ваш отец двести лет изучал медицину среди людей? – Врач кивнула в ответ, и Нари продолжила допрос: – Где он теперь?

Врач шумно сглотнула, прежде чем ответить.

– Умер в прошлом году. Сердечный приступ.

Весь энтузиазм Нари вмиг улетучился. Она бережно поставила книгу на место.

– Мне очень жаль.

– Мне тоже. Это стало большой потерей для нашей общины, – сказала женщина без тени эгоистичной жалости к себе. – Некоторым из нас он передал свое мастерство. Мы с моим супругом – лучшие в своем деле.

Но Паримал покачал головой.

– Я всего лишь почетный костоправ. Субха – вот кто действительно лучший, – добавил он с мужней гордостью. – Даже ее отец так говорил, а он комплиментами не разбрасывался.

– А другие врачи, которых он обучал, тоже работают здесь? – спросила Нари.

– Нет. Слишком велик риск. Чистокровным джиннам выгоднее, чтобы мы умирали от ангины, чем жили и размножались. – Субха крепче обняла дочку. – Если сюда заявится Королевская гвардия, я сразу загремлю в тюрьму, ведь любой из моих хирургических инструментов подпадает под закон о запрете оружия. – Она нахмурилась. – Да и шафиты тоже хороши. Времена сейчас тяжелые, а нас некоторые считают богачами. Работал с нами один блестящий хирург из Момбасы – до тех пор, пока шайка воров не похитила его дочку. Он продал все имущество, чтобы заплатить за нее выкуп, после чего они сбежали. Хотели выбраться из города с контрабандистами. – Она сникла. – С тех пор мы ничего о них не слышали. Лодки часто не добираются до противоположного берега.

Лодки? Али боялся пошелохнуться. Из Дэвабада убежать не так-то просто. Какое же мужество требуется и до какой степени отчаяния нужно дойти, чтобы сесть вместе с семьей на хлипкую лодку контрабандистов и молиться, что суденышко выдержит плавание по смертельным волнам…

Это мы виноваты. Мы подвели их. Али поглядел на их небольшую семью, вспоминая о шафитах, которых спасла его мать. В Дэвабаде таких, как они, были еще тысячи – тысячи мужчин, женщин и детей, чей потенциал и жизненные перспективы рубили на корню в угоду политическим нуждам города, в котором они жили и который не имели права покинуть.

С головой уйдя в свои мысли, Али заметил, как Нари потянулась к дверце шкафчика, только когда Паримал бросился к ней с криком:

– Стойте, бану Нахида, не надо…

Но она уже открыла шкафчик. Али услышал, как она задержала дыхание.

– А это, видимо, обороняться от похитителей? – спросила она, вынимая оттуда тяжелый металлический предмет.

В первую секунду Али не понял, что это, но как только сообразил, душа у него ушла в пятки.

Это был пистолет.

– Нари, положи это, – сказал он. – Немедленно.

Она метнула в него раздраженный взгляд.

– За кого ты меня принимаешь. Не бойся, я не застрелюсь.

– Это оружие, сделанное из железа и пороха, а ты – бану Нахида Дэвабада. – Когда она непонимающе нахмурилась в ответ, он пояснил с тревожным надрывом в голосе: – Он может взорваться, Нари! Мы – огненные сущности, Нари. Нам нельзя приближаться к пороху!

– А-а. – Она сглотнула и положила пистолет на место, осторожно прикрыв дверцу шкафа. – Тогда лишняя осторожность не повредит.

– Это мой пистолет, – быстро сказал Паримал, что было очевидной ложью. – Субха ничего не знала.

– Не стоит хранить его здесь, – предупредил Али. – Это невероятно опасно. А если кто-нибудь найдет? – Он перевел взгляд. – Хранение шафитами даже незначительного количества пороха карается смертной казнью.

Али, конечно, догадывался, что такая мера была продиктована страхом не столько перед порохом, сколько перед шафитами – какому чистокровному джинну понравится, что где-то есть оружие, которым шафиты владеют искуснее, чем они сами?

– А уж пистолет – этого хватит, чтобы весь квартал сровнять с землей.

Субха посмотрела на него опасливо.

– Это предупреждение или обвинение?

– Предупреждение, – сказал он, глядя ей прямо в глаза. – К которому я настоятельно рекомендую прислушаться.

Нари вернулась и села рядом с ним, отбросив бахвальство.

– Простите, – сказала она тихо. – Мне действительно жаль. Я не знала, что и думать, когда встретила того мужчину. Я наслышана об отчаянном положении шафитов и знаю, что наживаться на том, кто боится за свою жизнь, очень легко.

Субха подобралась.

– То, что ты была обо мне такого мнения, больше говорит о тебе, чем обо мне.

Нари поморщилась.

– Наверное, вы правы. – Она опустила глаза с на удивление робким видом, а потом потянулась к своей котомке. – Я… принесла вам кое-что. Целебные травы и ивовую кору из нашего сада. Подумала, вам это пригодится. – Нари протянула ей узелок.

Врач не спешила забирать подарок.

– Ты, наверное, совсем ничего не знаешь об истории своей семьи, если думаешь, что я могу дать шафиту «лекарство», приготовленное Нахидой. – Она подозрительно прищурилась. – Поэтому ты здесь? Чтобы распространить среди нас какую-то новую заразу?

Нари отпрянула.

– Конечно нет! – воскликнула она, шокированная до глубины души, и у Али на душе заскребли кошки. – Я… хотела помочь.

– Помочь? – врач вперила в нее сердитый взгляд. – Ты вторглась ко мне на рабочее место, потому что хотела помочь?

– Я хотела понять, сможем ли мы вместе работать, – выпалила Нари. – Над одним проектом, который я собираюсь предложить королю.

Субха смотрела на Нари так, словно у той выросла вторая голова.

– Ты хочешь работать со мной? Над проектом, который хочешь предложить королю Дэвабада?

– Да.

Каким-то образом взгляд женщины стал еще более недоверчивым.

– И что же это за проект?

Нари сложила руки.

– Я хочу построить больницу.

Али уставился на нее. Она могла бы сейчас сказать, что хочет броситься под копыта каркаданну, и реакция была бы той же.

– Построить больницу? – переспросила Субха.

– Ну, не столько построить новую, сколько восстановить старую, – поспешила уточнить Нари. – Еще до войны у моих предков была своя больница, но сейчас от нее остались одни руины. Я хочу отстроить больницу и снова открыть ее двери.

Больница Нахид? Не может же она иметь в виду… Али дрожал, теряясь в догадках.

– Ты хочешь восстановить больницу Нахид? Ту самую, что возле Цитадели?