Текст книги ""Фантастика 2024-152". Компиляция. Книги 1-18 (СИ)"

Автор книги: Алексей Стародубов

Интерлюдия 6

Король Мибии Рамон Третий находился нынче в том состоянии, про которое метко говорилось: «Краше в гроб кладут». Весь он словно усох, глаза ввалились, а руки казались птичьими лапками, покрытыми болтающейся кожей. От вчера еще пышущего здоровьем и силой мужчиной почти ничего не осталось. Даже способности к чародейству опустились почти до нуля. Королю оставалось только лежать и думать. А думы все было не слишком веселые пусть проклятийник и утверждал, что от этой напасти избавит полностью.

– Вот и все, Ваше Величество, – оптимистично сказал Оливарес, как раз закончив последнюю процедуру. – Сделал все что мог. Снял остатки, дальше уже полностью перейдете в руки целителей.

– А толку-то, дон Оливарес? – прошелестел в ответ король. – Я нынче ни на что не годная развалина. Придворные уже, поди, вовсю размышляют, под кого лучше лечь: под Гравиду или под Кейтар. Кейтар крупнее, зато в Гравиде больше родни и больше шансов не потерять место при дворе. Вполне вероятно, что и раздербанят страну…

– Ваше Величество, с чего у вас такие упаднические мысли? – возмутился Оливарес.

– С того, дон Оливарес, что наследника у меня теперь нет. И другого я получить больше не смогу. Ритуал признания по крови меня почти наверняка убьет, а вероятность, что не погибнет возможный будущий правитель, – весьма низкая. Так что лучше умереть сейчас и не видеть, как страну разрывают. Фернандо наверняка уже на границе стоит, ждет, как переговоры с нашей аристократией завершат.

– Его Величеству Фернандо Пятому сейчас не до войн. У него оба наследника погибли.

– Вот как? – голос короля был все столь же бесцветен, но в глазах появился заинтересованный блеск: – А с ними-то что случилось?

– Старший перед поездкой на Сангрелар решил кардинально вопрос с младшим, а сам ритуал не пережил.

Король беде соседа не порадовался. Напротив, выразил живейшее участие.

– Дурное дело этот сангреларский ритуал. Уверен, многие монархи от него отказались бы, если бы не боялись ослабить страну. Но лучше бы было ослабить страну, чем потерять Альфонсо. Рамиро, не поверите, дон Оливарес даже не жаль. Порченая кровь, хоть и королевская. Ну да ладно. Ничего уже не изменить. Кара это Всевышнего за мои грехи. Как думаете дон Оливарес, может, отречься от короны, да и уйти в монастырь?

– В какой еще монастырь, Ваше Величество?

– Альварианский. Главу, которого мы того… приговорили. Вдруг грехи замолю? Свои и страны…

Вошедший Карраскилья освободил Оливареса от необходимости продолжать неприятный разговор. В отличие от короля и проклятийника придворный чародей радостно сиял, на вопросительный взгляд Оливареса ответил довольным энергичным кивком. Тот тоже воспрянул духом.

– Как у вас дела, Ваше Величество? – спросил Карраскилья с таким видом, как будто не сомневался: сейчас ему доложат о том, что все в порядке.

– И не спрашивайте, дон Карраскилья, – слабо улыбнувшись в ответ, сказал король. – Вот размышляю, в какой монастырь податься.

– Да вы с ума сошли Ваше Величество, – возмутился Карраскилья. – В такое сложное для страны время хотите все бросить и сдаться? На вас ответственность перед народом.

– Мне эту ответственность некому передать…

Король отвернулся к стене, чтобы не показывать покатившиеся из глаз слезы. Слабый правитель не заслуживает уважения.

– Что за глупость вы выдумали, Ваше Величество? Дон Оливарес не даст мне соврать: у вас прекрасный наследник, умненький, с хорошими способностями к чародейству.

Слезы короля высохли, можно сказать, на глазах, не успев никуда пролиться, и сказал он, гневно сжав руки в кулаки:

– Вы пьяны, дон Оливарес? Мой наследник умер, а я оказался неспособен проводить его в последний путь.

– Его Высочество Рамиро был не самым хорошим наследником, – хмыкнул Оливарес. – А дон Карраскилья сейчас говорит вовсе не о нем. Есть у вас еще один сын со способностями к чародейству. Отмеченный Всевышним. Один из последних, кто видел падре Хавьера.

– Мои дети со способностями к чародейству трон наследовать не могут по причине того, что у них детей быть не может, – уже с раздражением сказал король.

– Так мы с доном Оливаресом и не о них, Ваше Величество, а о доне Алехандро. Алехандро Торрегроса.

– Да что вы мне голову морочите, доны? – Злость придала королю сил, и он не только приподнялся, но и уселся на кровати, покачнувшись при этом самую малость. – Алехандро погиб вместе со старшим принцем. Тоже боль моя. Талантливейший поэт был… Но пришлось пожертвовать…

В этот раз тяжесть утраты была не столь сильна чтобы выдавить хотя бы единственную слезинку.

– Он там выжил, но полностью потерял память, Ваше Величество, – проворчал Оливарес.

– И не только там, Ваше Величество – поддержал его Карраскилья. – Гравилийский принц решил за счет него усилиться. – В результате принц отдал Всевышнему душу, а дон Алехандро вышел из замка Бельмонте. Причем еще донну Болуарте вывел.

– Дочь герцога?

– Именно. Представляете, Ваше Величество, что устроит дон Болуарте, когда узнает, что нынешний правитель путался приговорить в жертву его единственную дочь? И если нам немного его поддержать, Гравида упадет вам в руки как созревший плод. Разумеется, если вы дадите герцогу обещание, что его дочь будет супругой вашего сына.

– Так это не шутка, дон Карраскилья, и не грезы вашего воспаленного разума?

– В таком случае разум должен быть воспален еще и у дона Оливареса, – обиделся придворный чародей, – который всячески помогает мальчику и занимается с ним, тратя свое драгоценное время на его развитие.

Последнее было явным преувеличением. Карраскилья уже понял, что Оливарес был всего лишь ширмой для этого странного молодого человека, источник знаний которого был неясен. Но даже с некоторыми неясностями этот юноша сейчас был слишком ценен, чтобы сразу подсовывать его королю, который в гневе мог принять неправильное решение и казнить того, кто виновен в смерти Рамиро.

Король посмотрел сначала на одного чародея, потом на другого и устало откинулся на подушки. Простое, в общем-то, действие отняло у него последние силы.

– И давно вы знаете о том, что Алехандро Торрегроса выжил? – мертвым голосом безо всяких эмоций спросил он.

– Правильней его было бы называть Алехандро Контрерас, Ваше Величество, – ответил Оливарес. – Не очень давно. Я наткнулся на него совершенно случайно. Впрочем… как наткнулся… Он меня спас от гравидийских лазутчиков. Учу с того времени.

Король опять засомневался.

– Возможно, это не Торрегроса? У него не было способностей к чародейству, только к стихосложению. Всех моих детей тщательно проверяют на восприимчивость к чарам, потому что чародей не годится в закрепляющие жертвы.

– Это совершенно точно он, Ваше Величество. Как говорит он сам, Всевышний отнял у него память, но зато подарил чародейские способности.

Свои размышления по поводу учителя Алехандро Оливарес предусмотрительно оставил при себе. И даже не потому, что не хотел нагружать короля лишней информацией, а потому, что вопросов у него самого было куда больше, чем ответов.

Зато в этом разговоре что он, что Карраскилья так нахваливали молодого чародея, что у короля не осталось ни малейшего сомнения по поводу их участия в смене наследного принца.

– То есть вы посчитали, что как правитель он будет предпочтительней Рамиро. Интриганы… Убирайтесь вон! – неожиданно громко рявкнул Рамон Третий, закашлялся, схватился рукой за грудь и прошипел: – И не появляйтесь мне на глаза в ближайшее время.

Обоих чародеев как ветром вынесло из спальни короля.

– И это благодарность за то, что я выхаживал Его Величество, – проворчал Оливарес, но тихо и только за дверью, которую тщательно закрыл и убедился, что там не осталось ни малейшей щелочки, через которую до короля мог бы донестись его голос. Чары-то использовать во дворце было нежелательно: срабатывали охранные заклинания.

– Он успокоится и непременно поблагодарит вас, дон Уго, – заметил Карраскилья, потом наклонился к самому уху приятеля и прошептал: – Если не догадается, кто навел проклятие на Рамиро. Догадается – у нас будут неприятности. У всех троих будут, а у кого-то даже смертельные.

– Кто ему это расскажет? – усмехнулся Оливарес. – Это вообще ни в чьих интересах. Все будут придерживаться выдвинутой доном Охедой версии. А именно, что проклятие навели родственники одной из жертв Рамиро. Жертв там много, выбирать есть из кого. И проклятия наверняка наводили не единожды, так что… Знаете что, дон Рикардо. Отправлюсь я, пожалуй, к ученику. А вы уж, будьте любезны, сообщите, когда Его Величество захочет нас видеть. И да, нас – это не только нас с вами. Что вы там говорили про Болуарте?

– Я почти все Его Величеству рассказал.

– Меня интересует то, что ты ему не успел рассказать.

Глава 21

Выкопанную картошку мы собрали в притащенную Серхио корзину, но на пожарить ее этим двум прохиндеям (точнее, одной прохиндейке и одному прохиндею) меня раскрутить не удалось. Как оказывается много желающих наложить лапу на чужую картошку. Пусть это даже такая красивая лапка, как у Исабель.

– Давайте отложим решение, что делать с картошкой, на завтра, – предложил я, нещадно зевая. Сил не хватала даже на то, чтобы прикрыть рот рукой, поэтому и речи не могло идти о чистке картофеля и его жарке.

– С картошкой? – удивленно переспросила Исабель, нещадно коверкая непривычное слово.

– Это растение называется картофель, – плюнув на всю конспирацию, ответил я.

– Картофель? Первый раз слышу, – с сомнением сказала Исабель.

– У вас есть другие варианты, донна Болуарте?

– Я не хотела вас обидеть, дон Контрерас, лишь удивилась незнакомому слову.

– Возможно, ваш учитель называл это растение по-другому, – согласился я. – сути это не меняет. Мы сейчас идем спать, потому что те, кто ест по ночам, очень быстро становятся толстыми и некрасивыми. Мне бы не хотелось, донна Болуарте, послужить причиной того, что вы утратите свою неземную красоту.

Лесть не прошла, Исабель все равно продолжала смотреть с вожделением. Но почему-то не на меня, а на картошку, которую донна уже мысленно с моей помощью почистила, поместила в сковородку и начала жарить. Точку в споре положила заспанная Хосефа, ввалившаяся на кухню со словами:

– И чего вам не спится, дон Алехандро? Ой, и донна тут, и Серхио…

Она поплотнее запахнула на себе платок, чтобы никто не смог разглядеть под ним нижнюю сорочку самого простого фасона. А то еще начнут испытывать по отношению к ней всякие неподобающие чувства, а она сеньора порядочная, не то что некоторые.

– Это не нам не спится, Хосефа, а твоей родственнице, – ехидно заметил Серхио. – Она сюда ночью приехала дона Алехандро грабить.

Хосефа так и застыла с раскрытым ртом.

– Дон Алехандро ее засек на подходе, да и направил меня разбираться – развил успех Серхио. – Видишь, сколько сангреларского растения донна Ортис де Сарате накопала? Все с собой хотела увезти, да я не дал.

– Быть того не может, чтобы Сильвия опустилась до воровства, – убежденно сказала Хосефа. – Дон Алехандро, скажите, что он шутит. С чего бы Сильвии воровать клубни, которые она сама вам отдала?

– Так там из одного десяток получился, вот донна Ортис де Сарате за урожаем и прибежала. Со своей лопатой, между прочим. А ушла без нее.

– Лопата – это хорошо. Лопата нам никогда лишней не будет, – согласилась Хосефа. А здесь-то вы что собрались делать? Праздновать победу? Так рано пока. Сильвия отряхнется, вспомнит про лопату и решит ее вернуть с процентами.

– Один клубень она утащила, – загрустил Серхий. – Просто шла и ела по дороге.

На лице Хосефы опять проступило сильное сомнение.

– Растение из Сангрелара? Сильвия? Не поверю. Она не дурочка какая-то. Не будет есть непроверенные вещи.

– Значит, я, по-вашему, дурочка? – внезапно вспылила Исабель.

– Что вы, донна, – испугалась Хосефа. – Вы-то проверенное ели. Уже знали, что дон Алехандро не помрет. Во всяком случае сразу. А Сильвии-то это откудова знать? У нее из знакомых никто не станет есть такое.

– И мы тоже не станем есть сейчас, – постарался потушить страсти я. – Предлагаю всем разойтись и хорошенько выспаться.

– А утром, дон Контрерас, мы можем рассчитывать на порцию этой вашей жареной картошки?

– Утром будет видно. Мелкие клубни слишком молодые для жарки. Их варить нужно.

– Сковороду мне испортили, теперь кастрюлю хотите? – всполошилась Хосефа.

– Я ничего не хочу портить, хочу только спать.

Но похоже, в этой компании спать хотел только я. Хосефа начала с пристрастием допрашивать Серхио а Исабель наклонилась над корзинкой как будто задумалась, насколько благородной донне пристало чистить сангреларские клубни самостоятельно. Я махнул рукой и отправился наверх, оставив внизу Шарика на случай, если потребуется мое срочное вмешательство. И все время, что я поднимался, из кухни доносилось «бу-бу-бу»: то возмущенное Хосефы, то успокаивающее Серхио, то властное Исабель. Последнее перекрывало всех. Уверен: умела бы Хосефа жарить картошку, припрягли бы ее немедленно. Но мне сейчас даже картошки жалко не было, настолько хотелось спать. Стоило добраться до матраса, как я сразу отключился и даже выспался, потому что сигнальная паутина больше не срабатывала: Сильвия на вторую попытку кражи не решилась, а кроме нее на нас нападать было некому.

Утром корзина с картошкой так и стояла нетронутой, более того, Хосефа задвинула ее как можно дальше под стол. Не иначе как надеялась, что мы про нее забудем. Сама же хлопотала у плиты, что-то обжаривая. Кстати, на той самой сковородке, которую называла испорченной.

Корзину я выдвинул и рассмотрел клубни уже при дневном свете. Мелких там было не так много, как мне вчера показалось, но все же бо́льшая часть клубней выглядела так, что хотелось засунуть их в землю и дать дорасти. К сожалению, провернуть это было невозможно даже с чарами. Разве что вырастить из них новые кусты? И все же это слишком расточительно – тратить целый клубень на один куст…

После завтрака я хотел запереться в лаборатории и поотрабатывать зелья из учебника теперь уже за второй курс, но запереться не получилось, потому что со мной увязалась Исабель. Под руку лезть советами не стала, устроилась на табуретке с Бестиарием и усиленно делала вид, что книга ее увлекла настолько, что пойти в другое место донна никак не может.

– Боится, что ты пойдешь жрать картошку без нее, – проницательно заметил Шарик.

На мой взгляд, боялся этого исключительно Шарик: не того, что я пойду жарить и есть картошку без Исабель, а того, что сделаю это без него. Поэтому он как с утра отчитался, что разбежался народ из кухни быстро и ничего не решив так и не слезал с моего плеча, притворяясь, что тщательно контролирует мою работу. Похоже, картошка – это наркотик, на который я подсадил, не считая себя, еще троих. Причем привыкание возникает с первой дозы и не только у людей, но и у ками…

– Думаешь?

– Уверен. Чего бы ей здесь еще сидеть? Бестиарий она наверняка наизусть знает.

– Не допускаешь мысли, что она сидит тут ради меня?

– Не в ее случае. Ты мешать не забывай, а то вонять начнет. Донна и тогда не сбежит, только напрасно страдать будем.

– Тогда не отвлекай меня пустыми разговорами.

Взгляды Исабель я временами чувствовал, хоть и не подавал виду. И действовали они на меня отрезвляюще, как ни странно. То есть все силы я прилагал исключительно к тому, чтобы делать все правильно и точно по учебнику. Если доведется сдавать экзамен, хотелось бы нареканий поменьше. Хотя последнее уже казалось маловероятным: не дадут мне спокойно тут жить и практиковать чары по своему выбору. Поэтому от нынешней спокойной жизни хотелось взять по максимуму. Выучить все, что успею, к тому времени, когда придется срываться с места. А что срываться придется – тут без вариантов.

К обеду явился Оливарес. Причем в этот раз и он использовал транспорт Ортис де Сарате и наверняка телепорт Дахены. Кучера он отпустил повелительным движением руки и, только дождавшись, когда тот развернется, величаво направился к башне. И первыми его словами было не «Алехандро, как я рад видеть тебя живыми и здоровым», а:

– То, что ты обновил защитный контур, – это хорошо, а вот то, что не включил в него пристройку, – никуда не годится. И проход нужно сделать в нее из башни. Займешься сразу после обеда.

Интерлюдия 7

Сильвия Ортис де Сарате вернулась от проверенной башни злющая как стая бродячих собак, от которой сбежала почти загнанная дичь. И вся эта злость в одночасье вылилась на супруга, который засел в библиотеке и при ее появлении неуклюже попытался спрятать почти полный графин и полупустой бокал.

– Все пьешь, Грегорио? – прошипела она как кошка, которая раздумывает: сейчас вцепиться когтями в противника или подождать и выбрать место поуязвимее.

– Дорогая, я можно сказать только пригубил и только для того, чтобы скрасить беспокойство от твоего отсутствия, – попытался оправдаться алькальд. – Всевышний, что с тобой случилось? Ты грязная, как шахтер после работы.

Сильвия посмотрела на свою одежду, скривилась, содрала испорченные перчатки и прошлась по одежде очищающими чарами. Потом глянула на руки и прошлась чарами для очищения тела. Все это она делала молча под пристальным вниманием супруга, который напрочь забыл о том, чем занимался до ее появления. Зато Сильвия не забыла. Закончив наводить чистоту, она подошла к столу, наклонилась, резким жестом выхватила графин и, не размениваясь на жалкие бокальчики, сразу присосалась к горлышку.

– Дорогая?..

– Почему я? Почему все я?! – оторвавшись от выпивки, выкрикнула Сильвия. – Почему ты не можешь оторвать свой зад от мягкого кресла, взять лопату и отправиться извлекать то, что нужно твоим гравидийским друзьям? Нужно тебе, а пачкаюсь я! Где справедливость?

– Прошу тебя, потише, – заволновался алькальд. – Вдруг кто услышит?

Он заворочался в кресле, озираясь с испугом на запертую дверь.

– Кто услышит? Про чары на библиотеке ты благополучно забыл?

– Они могут слететь в самый неподходящий момент.

Ортис де Сарате потянулся за графином, но сделал это столь неловко, что Сильвии не составило никакого труда увернуться. Для надежности она отпила еще: то, что окажется в желудке, супругу точно не достанется, а ей хоть немного поднимет настроение.

– У тебя все моменты неподходящие. Почему всегда самая грязная работа достается мне? А ты сидишь здесь такой красивый и дуешь… – Она с сомнением глянула на бутылку. – …ратафию в свое удовольствие.

– Тебя поймали? – догадался Ортис де Сарате, сообразивший, что если бы все прошло гладко, то супруга сейчас не изливала бы желчь на окружающих.

– Не то чтобы поймали… – Она всхлипнула. – Но обнаружили за неблаговидным занятием и в неблагородном виде. Хорошо еще, Хосефа не явилась, а то бы, гадина, поиздевалась бы в свое удовольствие. Но и так мало приятного. Явился слуга этого щенка и отобрал лопату, заявив, что что дозволено Карраскилье не дозволено Ортис де Сарате.

– Каков нахал! – возмутился супруг. – Это неуважение к нам лично! Прикажу его завтра же арестовать.

– С ума сошел, Грегорио? – ласково спросила Сильвия. – Хочешь, чтобы, когда туда в следующий раз приедет Карраскилья, он узнал, что слугу арестовали, потому что семья алькальда хотела обворовать Контрераса? А именно так и будут говорить. Ты представляешь, что он скажет в столице? А какие слухи пойдут в Дахене?

Она опять отхлебнула из горлышка. В этот раз алкоголь не успокаивал, только бесил. Она злилась на всех: на недотепистого супруга, на наглого слугу, на ехидную Хосефу, на доставляющего проблемы даже после смерти Контрераса, на собственного лакея, в конце концов, который принес хозяину графин, хотя она перед отъездом строго-настрого запретила это делать, потому что собиралась советоваться с трезвым сообщником.

– Неуважение к нам спускать нельзя, – уперся Ортис де Сарате. – В этом случае пойдут слухи посерьезней, чем слухи о попытке отобрать что-то у мелкого дворянина. О последнем быстро забудут, а вот о том, что нас можно безнаказанно оскорблять, – нет. Та же твоя Хосефа постарается, да еще и приукрасит. Нет, действовать нужно быстро и решительно.

Алькальд выглядел воинственно, но Сильвия уже знала, что цена той воинственности – ломаный медный обр. Что супруг прекрасно умеет пыжиться, если ему противостоят те, кто стоит ниже. Нынешняя ситуация пока была неопределенной. Даже сама Сильвия не могла сказать, не посчитают ли ее мелкий проступок покушением уже на имущество Оливареса, которого больше ничего сдерживать не будет. Признаться, ее сильно удивило, почему он еще тогда, при первом покушении, не стал заявлять на них в Тайную стражу. Мутная история с этим Контрерасом, хорошо, что он больше никогда не встанет на ее пути. Наглый невоспитанный щенок с завышенными требованиями. Ее еще никто так не оскорблял, как этот оливаровский ученик. Она представила, как впивается ногтями в рожу мерзкого Контрераса, и ее руки сами собой превратились в подобие лап хищной птицы, которая только и ждет возможности схватить и растерзать жертву. Жертвы уже нет, но есть то, что той было дорого. И оно должно быть разрушено.

– Я не предлагаю спускать, дорогой. Я предлагаю все это сделать чужими руками. От нас ждут отчета. Что мешает написать, что я заметила в башне подозрительное шевеление? Заявится группа с чародеями и освободит от живых всю башню, потому что свидетелей гравидийцы не оставляют. Уверена, ни Серхио, ни Хосефа этого визита не переживут, а значит, мы будем отомщены, не приложив к этому ни малейших усилий. А если еще в процессе разрушится башня, то и Оливаресу ничего не достанется. Но это будет всего лишь приятным бонусом.

Но ее супруга благосостояние Оливареса волновало сейчас куда меньше возможной услуги Гравиде.

– Ты заметила шевеление? – оживился он в расчете на солидные премиальные. – Так, может, этот Контрерас действительно вернулся?

– Грегорио, не говори ерунды. Оттуда, куда его увезли, не возвращаются.

– Но наши друзья из Гравиды уверены в обратном.

– И мы на этом сыграем. Напиши, что я убеждена, что что-то там происходит не то.

Сильвия даже не слишком погрешила против истины, потому что, когда она разговаривала с наглым Серхио, ее не оставляло ощущение чужого взгляда. Как будто тень Контрераса присутствовала при разговоре. Она помнила из академического курса, что привидения могут возвращаться на место, где им было хорошо при жизни, но посчитала, что ее одноразовому любовнику было с ней не настолько хорошо, чтобы пялиться на нее около своей башни и после смерти. Хотя чувство было пренеприятнейшее, да. И даже что-то похожее на совесть внезапно проявилось, заставив Сильвию себя почувствовать не слишком порядочной особой. Но с совестью она договорилась слишком давно, чтобы устыдиться своего поведения больше, чем на пару мгновений. Следовать советам совести несовместимо с успехом в этой жизни, а Сильвия боролась не только за свой успех, но и за дочь, которая в случае неудачи родителей в полной мере познает презрение общества.

– Что именно? – деловито спросил Ортис де Сарате, извлекая из стола бумагу и почтовый артефакт. – Дорогая, ты же подскажешь, как правильно сформулировать основные тезисы нашего письма, чтобы в случае чего мы не остались бы крайними?

– Разумеется, подскажу, – усмехнулась Сильвия, с удивлением обнаружила, что бутылка волшебным образом опустела, отставила ее в сторону и сказала: – В конце концов, меня действительно не пустили в башню и выкопать все клубни сангреларского растения тоже не дали.

А еще клубень оказался необычайно мерзким на вкус, прямо до отвращения. Нет, конечно, она поэкпериментирует и, если он действительно усиливает способности к чародейству, придется привыкать жевать этакую гадость. На что только не пойдешь ради личной силы…