Текст книги ""Фантастика 2024-94". Компиляция. Книги 1-26 (СИ)"

Автор книги: Наталья Шнейдер

Соавторы: Олег Кожевников,Андрей Потапов,Дмитрий Дывык,Елена Лоза
сообщить о нарушении

Текущая страница: 173 (всего у книги 347 страниц)

48

Он рассмеялся.

– На самом деле все эти правила сильно облегчают жизнь. Раз затвердил, а потом вообще не думаешь, как поступить в той или иной ситуации, просто делаешь как подобает, и все.

Он повел меня в танце.

– Что ж, надеюсь, когда-нибудь я смогу их затвердить, – сказала я. – Но если я вдруг случайно нарушу какое-то правило и это тебя обидит, дай мне знать прежде, чем оскорбиться. Я извинюсь и постараюсь запомнить.

– Буду иметь в виду, – серьезно ответил он.

Мы замолчали. Я боялась показаться неуклюжей, но Родерик был прав, когда говорил, что в танце многое зависит от партнера. Себастьян вел умело, и уже через несколько тактов я забыла, что нужно следить за ногами. Оставалось только наслаждаться музыкой, движением и беседой.

– А ты здорово танцуешь, не ожидал, – сказал Себастьян.

– Учитель хороший попался.

– И я даже догадываюсь кто, – улыбнулся он.

Я залилась краской, он снова улыбнулся.

– Жаль, что ты не танцуешь маривский. Если хочешь, могу научить.

– Я подумаю, спасибо.

– А говоришь, не понимаешь правил. – Себастьян рассмеялся. – Учишься ты очень быстро. Ведь на самом деле ты хотела сказать «нет, спасибо», верно?

Я улыбнулась, не говоря ни «да», ни «нет». Остаток танца мы проболтали ни о чем.

– После вальса обычно делают небольшой перерыв, чтобы отдышаться, – сказал он, когда музыка закончилась.

В самом деле, сердце колотилось, и немного кружилась голова. Хорошо, что я не стала пить. Хотя, если не врать самой себе, дело было не в быстром танце. Пусть Себастьян был всего лишь моим однокурсником, его объятья – молодого и красивого парня – волновали. Не так, как объятья Родерика, нечего даже и сравнивать, но все-таки вальс – это слишком близко.

– Игристого?

– Спасибо, я не хочу сегодня пить.

– Мне показалось…

– Лимонад.

– Извини, я лезу не в свое дело. Поднимемся наверх, пока не началась кадриль?

В самом деле, и мой бокал, и мой – то есть Оливии – ридикюль остались на месте. Я выхлебала лимонад в несколько больших глотков, смутилась от улыбки Себастьяна. Оглядевшись, поняла, в чем моя оплошность – барышни цедили напитки маленькими глотками, прерываясь на беседу.

Я осторожно, поставила бокал, не зная, куда девать глаза.

– Лианор, мы все понимаем, что тебе трудно, – сказал Себастьян. – А кто не понимает, те просто дураки, и их мнение не стоит твоего беспокойства.

– Спасибо. – Я благодарно улыбнулась ему.

– Не за что. – Он взял из моей руки бокал, налил еще лимонада из кувшина на столе. Чуть наклонив голову, прислушался. – Начинается кадриль. Пойдем, я помогу тебе спуститься.

На самом деле мне не нужна была помощь, ведь на мне были штаны, а не юбки, в которых действительно немудрено было споткнуться, спускаясь по лестнице. Но говорить это явно не стоило.

Снова оказавшись в зале, я поискала взглядом близнецов. Да, как Зак и собирался, оба подхватили тех девушек с бытового и пустились в пляс. Не знаю, была ли то простая вежливость, или они действительно никому не мешали, но на них не глазели. А этим двум парам действительно хватало друг друга, чтобы танцевать с явным удовольствием.

Когда объявили маривский танец, мне пришлось отказать незнакомому парню с целительского. Он не показал обиды, остался рядом, но едва мы завели разговор, над моим ухом прозвучал голос, который я узнала сразу, хотя предпочла бы забыть навсегда:

– Добрый вечер, Лианор.

Я обернулась, натягивая на лицо улыбку.

– Бенедикт. Вечер и в самом деле замечательный.

Был, пока ты не решил вспомнить о моем существовании. Пожалуй, Себастьян был прав, когда говорил, что этикет на самом деле здорово облегчает жизнь. Не будь его, я бы спросила в лоб, какого рожна барону от меня надо, и, слово за слово, начался был скандал. А так пришлось улыбаться, лихорадочно вспоминая, кого из них следовало представить первым. Мужчину – женщине, младшего – старшему и менее титулованного… нет, это не подходит. Теоретически мы здесь все равны, и, представляя мне парня с целительского, Оливия не назвала его титула.

– Добрый вечер, Бенедикт, – сказал мой кавалер, выручая меня. – Рад вас видеть.

И опять, как и в самый первый день, я подумала, что, если бы мне сказали, будто рады меня видеть, таким тоном, я бы тут же и попрощалась, но Бенедикту все было нипочем.

– Вы пользуетесь популярностью сегодня, – не унимался он, снова обращаясь ко мне. – И я понимаю почему. Вы настоящая красавица. Удивительно, что делает с барышней подходящий наряд – я едва вас узнал. Никакого сравнения с тем, как вы выглядели в день, когда мы познакомились.

– Благодарю, – сдержанно произнесла я, отгоняя мысль, что в словах Бенедикта было скрыто оскорбление. Просто я терпеть его не могу, вот и вижу подвох в каждой фразе. Как бы вежливо от него отвязаться? Рано или поздно мое терпение истощится, и мы снова поссоримся, а там и до мордобоя недалеко. Не стоит портить людям вечер скандалом.

– И если уж говорить о том дне… я приношу свои извинения.

Я на миг потеряла дар речи. Чего угодно можно было ждать от этого типа, но не извинений.

– Я был неправ и не хочу, чтобы вы сохранили обо мне плохое впечатление, – продолжал Бенедикт, и, как я ни вслушивалась, никак не могла уловить в его тоне насмешки.

Сейчас, пожалуй, он действительно выглядел как будущий международник. Белый фрак с золотыми позументами, золотистый шелковый платок, вежливая полуулыбка на непроницаемом лице. Довольно приятном лице, надо сказать. Нет, никуда не делись ни острый нос, ни прочие углы, но достаточно было исчезнуть надменному выражению, и впечатление стало совсем другим.

– Я не держу зла, – сказала я.

– Тогда выпьем в знак примирения. – Он жестом подозвал слугу с двумя бокалами на подносе. Взяв один, Бенедикт протянул мне второй. – На брудершафт.

– Я не пью, прошу прощения.

– Не оскорбляйте меня отказом, Лианор.

Я заколебалась. Ссориться с ним снова не хотелось. Не знаю, кто из богов внушил Бенедикту мысль о примирении, но если он расценит отказ выпить с ним как оскорбление, то однозначно затаит злобу. А мне здесь еще четыре года учиться.

С другой стороны, чего мне бояться? Я же не одна.

Прежде чем я успела что-то решить, вмешался парень с целительского:

– Вы позволите? – Он начал стягивать перчатки. Я изумилась – снимать их на балу нельзя было ни в коем случае, дама даже имела право отказаться танцевать с кавалером без перчатки. Парень с целительского взял у Бенедикта бокал, который тот протягивал мне. Плеснул вино на пальцы, растер.

– Это уже походит на оскорбление, – медленно произнес Бенедикт.

– Ни в коем разе, – улыбнулся целитель. – Просто я наслышан о вашем… конфликте с Лианор.

Надо отдать Бенедикту должное – он даже бровью не повел.

– Увы, о нем многие наслышаны. Некрасивая получилась история.

– И понимаю, что Лианор может сомневаться. Я хочу помочь ей убедиться, что вы не таите зла.

А если бы и таил? Неужели осмелился бы подсыпать в вино яд? Да когда бы он это сделал, взяв оба бокала с подноса слуги? И не поступила ли я неосторожно, оставив без присмотра свой бокал с лимонадом? Хотя я заметила, что так поступали почти все девушки.

Появление Оливии, которую после танца подвел к нам незнакомый мне кавалер, на мир прервало разговор. Поприветствовав их, парень с целительского протянул мне бокал.

– Ничего плохого я не нашел.

После этого продолжать упираться было бы глупо, но я все же вопросительно посмотрела на Оливию.

– Я принес Лианор извинения и предложил выпить на брудершафт, – пояснил Бенедикт.

Оливия вежливо улыбнулась и стащила перчатки. Парень с целительского подавил усмешку, Бенедикт приподнял бровь.

– Оливия, ну уж вы-то… Мы же на балу, а не в кабаке, где следует проверять, не подсыпал ли трактирщик чего в вино. И не в подворотне.

– Лианор моя подруга, и если ей так будет спокойнее… – Она тоже растерла в руках каплю вина. – Да, никаких посторонних примесей. Но если ты не хочешь мириться, то не обязана этого делать. В конце концов, поднять руку на барышню – поступок непростительный.

– Да, я осознал это, – терпеливо произнес Бенедикт.

– Не вижу причин продолжать ссору. – Я натянуто улыбнулась. – Хорошо, что то… недоразумение разрешилось.

В конце концов, я ему тоже тогда здорово навешала. Пусть уже успокоится сам и оставит в покое меня. Глядишь, и смогу ходить по парку без сопровождения.

Переплетя руки, мы выпили, каждый из своего бокала.

– Значит, теперь на «ты», – улыбнулся Бенедикт, к моему изумлению не собираясь покидать нашу компанию. Рассыпался в комплиментах Оливии, высказал несколько и мне, вспомнил каких-то общих знакомых с целителем, не замечая или делая вид, будто не замечает, что мне в тягость его общество. Оливия то и дело внимательно поглядывала на меня, но, видимо, решила не портить на балу настроение другим. Как я прочла в брошюрке правил хорошего тона, взятой в библиотеке, – кислое выражение лица, сплетни и ссоры на балу так же неуместны, как танцы на похоронах. Пришлось улыбаться и мне. Когда рядом появился Феликс и, извинившись перед остальными, пригласил меня на вальс, обещанный ему, я обрадовалась.

Феликс вел хуже Себастьяна, а может, это я устала и стала невнимательней, но в этот раз мне пришлось следить за своими ногами, вместо того чтобы с удовольствием танцевать и болтать. А когда танец закончился и я присела в реверансе, закружилась голова. Если бы я не опиралась на руку Феликса, пошатнулась бы, а так удалось сохранить равновесие. Никто не заметил.

Почти никто.

Потому что, когда Феликс, как полагалось этикетом, спросил, куда меня проводить, и услышал «на галерею», он нахмурился, а шагнув на лестницу впереди меня, сжал мою руку так, словно я уже собиралась падать.

И если говорить правду, сделал он это не зря. В голове мутилось, мир как будто плыл, и почему-то было очень трудно сосредоточить взгляд.

Неужели я настолько устала, протанцевав с непривычки несколько часов?

Оглянувшись на меня, Феликс нахмурился, но промолчал. Найдя свой бокал, я выхлебала его в пару глотков, забыв о том, что барышне приличествует томно потягивать из бокала. Лимонад горчил – или я просто не успела понять вкус, проглотив все разом.

Ставя бокал, я пошатнулась, пришлось опереться на стол.

– Нори, сколько ты выпила? – вдруг спросил Феликс.

Я подняла на него взгляд. Лицо парня расплывалось.

– Бокал игристого.

– Дурачка из меня не делай. Перебрала – так и скажи, все мы люди, со всеми бывает.

– Честное слово, один бокал! Я бы и тот не стала пить, но Бенедикт заладил – в знак примирения, то, се.

Он взял мой бокал со стола и бесцеремонно сунул туда нос.

– А это что?

– Лимонад.

– Лимонад, ха! Да от него так винищем разит, что закусывать от одного запаха можно!

49

Я ошарашенно на него посмотрела. Точнее, попыталась посмотреть – но не смогла сосредоточить взгляд на плавающем лице.

– Погоди…

Мысли путались. Я тряхнула головой, пытаясь сосредоточиться, и едва не свалилась – Феликс подхватил меня в последнюю минуту. Бесцеремонно обнял за талию и поволок куда-то вглубь галереи.

– Погоди, – повторила я. Хотелось остановиться, чтобы нормально поговорить – почему-то это казалось очень важным, но сосредоточиться одновременно на равновесии и словах не получалось. – Да куда ты меня тащишь!

Феликс довольно грубо пихнул меня на банкетку. Рядом увлеченно целовалась какая-то парочка, совершенно не обращая на нас внимания, парень двинул ногой, опрокинув бокал, тот покатился, оставляя мокрый след. Я подскочила, чтобы его поймать, – не знаю, почему мне захотелось немедленно начать его ловить. Феликс не дал мне встать, жестко надавив на плечо. Я тут же начала оправдываться:

– Честное слово, один бокал… И еще лимонад мне сейчас показался…

– Говорю тебе, не надо из меня дурака делать!

– Да я ни разу в жизни не пила! И сегодня не собиралась, если бы не Бенедикт!

Неужели он меня отравил? Но вино проверили двое. Конечно, парень с целительского мог оказаться приятелем Бенедикта, но Оливия?

– Так, – сказал Феликс. – Сиди тут. И упаси тебя пресветлые боги вставать и пытаться спуститься по лестнице.

– Но я обещала танцы! – Я потрясла заполненной книжечкой. – Это неприлично, обещать и…

– Барышня, которая на ногах не стоит, вот что по-настоящему неприлично! Сказал, сиди здесь! Сейчас найду кого-нибудь из наших…

– Я обещала, а обещания…

Феликс выругался и толкнул меня обратно. Я упала на банкетку, не удержав равновесия, стукнулась затылком о стену. Зашипела, схватившись за голову.

– Ты чего дерешься!

– Это тебя шатает, как… – Он вздохнул, склонился, заглядывая мне в глаза. – Нори, очень тебя прошу – не заставляй меня вспоминать, что ты не только красивая девушка, но и боевик, и успокаивать тебя так, как я успокаивал бы перебравшего парня.

– А как? – полюбопытствовала я.

– По морде, если по-другому не понимает.

– У самого-то давно синяки сошли? – возмутилась я.

– Нет. Только поэтому я пока с тобой нянчусь. Пожалуйста, посиди тут, я найду кого-нибудь из наших, чье отсутствие никого не оскорбит и кто сможет проводить тебя в общежитие. И, умоляю, не подходи к лестнице – свернешь, к тварям, шею.

Мне нужно было, непременно нужно было ему сказать, что я не пила ничего, кроме того бокала и…

– Лимонад был горький.

– Я понял, – неожиданно терпеливо сказал он. – Посиди. Обещаешь, что одна с места не сдвинешься?

– Зануда. Обещаю.

Я прислонилась затылком к стене, закрыла глаза. Голова кружилась все сильнее, в ушах звенело, банкетка подо мной то подлетала вверх, то проваливалась вниз, или я сама то подлетала, то проваливалась. Хотелось спать и одновременно – вскочить и бежать танцевать. Я даже попыталась встать, потом вспомнила об обещании, данном Феликсу. Но ведь другим парням я обещала раньше, первое слово дороже второго!

Но ведь и Феликсу…

Я крутила эту дилемму так и этак, поражаясь собственному тугодумию, когда меня тронули за плечо.

– Нори.

– Ой, а почему вас четверо? – удивилась я, открыв глаза. Захихикала – почему-то расчетверившиеся парни показались очень смешными.

Близнецы переглянулись.

– Пойдем, горе ты луковое. – Зак или Зен, различить их я сейчас не могла, потянул меня с банкетки, подставил плечо.

– Один бокал, честное слово!

Парень развернулся вместе со мной, и перед глазами замельтешили кудряшки. Оливия или Дейзи – в полутьме не разобрать, русые или черные, а лицо плыло белым пятном.

Нет, Дейзи здесь нечего делать.

– Оливия, ну хоть ты-то мне веришь! Один бокал!

– Пойдем домой, Нори, – вздохнула она. – Сейчас уже все равно.

– Нет, не все равно, я не пьянчужка!

– Ты не пьянчужка, – послушно согласилась она.

– Вот! – Я воздела палец в потолок. – А мне никто не верит! Хоть ты мне поверила! – На глаза навернулись слезы, я шмыгнула носом.

– Эй, дома будешь сопли разводить, – сказал Зак. Или Зен? Они и так на одно лицо были, а сейчас и вовсе не разобрать, кто есть кто.

– Зак, а ты грубиян, – протянула я.

– Мы идем домой. Ничего не забыла? – ответил парень. Раз не стал меня поправлять, значит, я не ошиблась, обозвав его Заком. Вот только которого из двух? Я опять запуталась.

– Да разве она сейчас вспомнит что-то? – сказал второй. Или тот же?

– А вот и вспомню! Сумочка моя… то есть Оливии, на столе, надо ее забрать.

– Какая из них?

– Вот эта, – Оливия подала парням ридикюль. Подняла мой бокал, растерла каплю со дна между пальцами. – Ничего, кроме спирта. – задумчиво проговорила она.

– Это лимонад! – возмутилась я.

– Ага, лимонад. – Зен – или Зак – навесил мне на локоть сумочку, и вдвоем с братом они поволокли меня к лестнице.

– Странно, юбка твоя совсем под ногами не путается.

– А у меня нет юбки! – радостно засмеялась я.

Парни переглянулись.

– Иллюзия, – сказал голос Оливии откуда-то из-за спины. – Неважно. Пойдемте.

– А твои танцы? – Я попыталась развернуться и едва не завалилась.

– Завтра извинюсь.

Допустить, чтобы Оливии пришлось извиняться из-за меня, было никак нельзя, и я попыталась сесть прямо на пол, повторяя, что никуда не пойду, пока она не протанцует все, что обещала.

– Лианор, посмотри на меня. – Голос соседки зазвенел сталью. – Или ты сейчас же замолчишь и будешь делать то, что тебе говорят, или я наведу на тебя паралич, и парни просто уволокут тебя.

– На плече, как мешок с картошкой, чтобы точно не уронить, – добавил кто-то из близнецов. – Ты нас поняла?

Как бы странно я себя ни чувствовала, проигнорировать такую угрозу не смогла. Я не слишком хорошо успела узнать соседку, но слова у нее с делом не расходились.

– Эх ты, а еще подруга, – проворчала я и заткнулась.

Оркестр играл вальс. Вальс! А я, вместо того чтобы танцевать, тащусь под конвоем домой!

Потом меня обдало свежестью, еще через какое-то время стало холодно, и голова начала проясняться.

– Такая мелкая, а такая тяжелая, – проворчал один брат.

– Пьяные всегда тяжелые, – ответил второй.

– Говорю же вам, один бокал!

Близнецы втолкнули меня в общежитие, один что-то сказал вахтерше, слов я не разобрала за звоном в ушах. Потом кто-то волок меня наверх, отчаянно ругаясь, – Дейзи, наверное.

А потом стало темно.

Разбудила меня обвалившаяся крыша общежития.

Потом до меня дошло, что, если бы в самом деле случилась катастрофа, вокруг бы кричали, а криков я сейчас не слышала. И все же вначале мне показалось именно так. Крыша обвалилась, и кирпичи с грохотом валятся мне на голову.

– Кто? – спросил голос Оливии, и я поняла, что это не кирпичи, а кто-то тарабанит в дверь.

Правда, моей голове особой разницы не было, каждый стук обрушивался на нее, словно камень. Незнакомый голос из-за двери тоже отозвался болью:

– Уголовный сыск. Открывай, пока не вынесли дверь!

Что происходит?

Я попыталась сесть. Получилось так себе. Затекшее тело ныло, голова раскалывалась, во рту словно нагадила стая голубей, а желудок то и дело норовил подкатить к горлу.

– Подождите, я не одета. – Голос Оливии оставался совершенно спокойным, будто не было ничего странного в том, что в ее комнату с утра пораньше ломится стража. – Пока ждете, потрудитесь приготовить удостоверения. И постановления, предписывающие вам вламываться в комнату барышень ни свет ни заря.

Ага, значит, ей тоже все это не нравится. Боги, о чем я? При чем здесь нравится – не нравится?

Я сжала руками виски, собирая воедино осколки черепа. Хоть кто-нибудь может объяснить, что происходит?

Что ж так плохо-то?

– Много на себя берешь, девка! Открывай!

– Лианор, оденься, – еле слышно сказала Оливия и повысила голос: – Девке вы точно так же обязаны предъявить все документы и разъяснить происходящее, как и графине Сандью.

Наступившая тишина показалась оглушительной. А когда за дверью снова заговорили, тон стал совсем другим:

– Нам нужна Лианор Орнелас.

Я? Зачем? Даже если я вчера в самом деле напилась, не заметив, как это произошло, за это не волокут в управу! Или я что-то натворила? Но когда бы? Говорят, после пьянки люди не помнят, что творили. Но я могла пересказать все, что случилось вчерашним вечером, в мельчайших деталях. Даже то, как парни вели меня в общежитие, а потом Дейзи волокла по лестнице и крыла на чем свет стоит. Не могла же я во сне набедокурить?

– Она здесь. – Голос Оливии по-прежнему звучал холодно. – Сейчас мы оденемся, и вы войдете.

Я оглядела себя. Нет, оказывается, вечер остался в памяти не во всех подробностях. Например, я не могла сообразить, когда успела раздеться. Или меня раздели. Я упала на кровать как была, в парадном мундире, даже артефакт с иллюзией не деактивировала. Но сейчас на мне было лишь нательное белье – все остальное кто-то аккуратно сложил на стуле.

Я влезла в штаны, запоздало сообразила, что они от парадного мундира, который был на мне вчера, неуместного утром выходного дня. Но переодеваться не было сил, я без того чувствовала себя как в кошмаре. Правда, пытаться себя ущипнуть, чтобы проснуться, явно не стоило – трещащая голова и бунтующий желудок и так ясно давали понять, что я бодрствую.

Это похмелье? Если люди, перебрав, каждый раз чувствуют себя так же, зачем они вообще пьют? Это же ужасно!

– Нори, ты готова? – оборвала мои размышления соседка, облаченная в утренний халат.

Я кивнула и тут же пожалела об этом – казалось, мозги внутри черепа плещутся, ударяясь о стенки при каждом повороте головы.

Оливия открыла дверь. В дверном проеме возникло трое мужчин, за их спинами маячили девичьи головки. Ну конечно, такой шум и мертвого поднимет!

Но что творится, в конце-то концов? И как мне собрать разбегающиеся мысли, когда так трещит голова?

– Удостоверения, – холодно проговорила Оливия, не торопясь освобождать проход в комнату.

Мужчина, самой выдающейся приметой которого была блестящая лысина, отчетливо скрипнул зубами, но протянул какую-то бумагу. Соседка внимательно ее изучила.

– Благодарю, господин Ашер, – кивнула она с достоинством вдовствующей императрицы. – Вы, господа?

Столь же внимательно она изучила еще два документа, отступила в сторону.

– Прошу вас. Чем обязаны?

– В свою очередь я попрошу и ваше сиятельство подтвердить, что вы – это вы. – Лысый обернулся ко мне. – И ты давай грамоту на жительство.

Контраст между тем, как он обращался с Оливией и как говорил со мной, был слишком очевиден. Впрочем, чего я хотела? Я из третьего сословия, чернь. Оливия – дворянка. Внутри университетской ограды можно делать вид, будто все равны, и я даже почти поверила этому, но на самом деле для дворян и черни разные законы.

Стоп, но студенты подсудны только совету университета. Если… Если только…

От страха даже перестала болеть голова, правда, затошнило еще сильнее.

Если по мою душу пришли из уголовного сыска, значит, речь идет о каком-то тяжком преступлении.

Во что я опять вляпалась, сама о том не зная?