Текст книги ""Фантастика 2024-94". Компиляция. Книги 1-26 (СИ)"

Автор книги: Наталья Шнейдер

Соавторы: Олег Кожевников,Андрей Потапов,Дмитрий Дывык,Елена Лоза
сообщить о нарушении

Текущая страница: 170 (всего у книги 347 страниц)

42

– Магия не духи, не выветривается, – беззлобно улыбнулся лектор. – Конечно, каждое использование артефакта немного разряжает его, но влить силу заново несложно. Собственно, на это они и рассчитаны. Но дело не в силе, а в изяществе построений. – Он помолчал, подбирая слова. – Можно тащить камень в гору на плечах. Можно сделать тачку и толкать руками – тогда потратишь меньше сил. Можно положить камень на телегу и впрячь лошадей. Можно поставить колеса на подшипник и так далее. Образно говоря, вся история артефакторики, как и любой другой науки, – это движение от камня на плечо до современных экипажей с рессорами и колесами на подшипниках.

– Но если от всех этих старинных артефактов никакого толка, зачем держать их в музее? – поинтересовался Зак.

– Как напоминание о нашей истории. Забывая свою историю, мы забываем себя. К тому же, многие из них – настоящие произведения искусства. К сожалению, ювелирного, а не магического.

– Позвольте не согласиться, – поднялся с задней парты Себастьян. – В нашей семье хранится кольцо-накопитель… Я, конечно, не специалист по могучим артефактам, но мощь в нем огромная.

– Вы путаете обычные артефакты и семейные реликвии. Считается, магия не оставляет следов, и по ней нельзя проследить сотворившего. Но такие вот вещи, которые передаются между кровными родственниками из поколения в поколение, заряжаясь и разряжаясь, накапливают… – Преподаватель развел руками. – Не буду лукавить, мы пока не знаем, как это происходит, но такие артефакты действительно накапливают необыкновенную силу, и представитель семьи может отследить утерянную или украденную вещь, даже если не навешивал на нее маячок. Но стоит продать – и довольно быстро они становятся обычными.

Он помолчал.

– Пожалуй, надо организовать вам экскурсию в императорскую сокровищницу. Открытую ее часть. В этой семье по вполне понятным причинам множество подобных артефактов, и некоторые из них выставляются.

Когда мы уходили с занятия, Зен протянул:

– Интересно, он не врал насчет императорской сокровищницы? Неужели не боятся, что обчистят?

– Чего им бояться, дракон, если что, найдет и башку откусит, – фыркнул Зак. Потянувшись, добавил: – Не знаю, что за интерес глазеть на безделушки в витринах, но если выгуляют – все лучше, чем сидеть за столом. У меня скоро ж… задница о скамейки расплющится.

Я мысленно поблагодарила того, кто поставил боевикам ежеутреннюю физподготовку. Да, она утомляла, но по крайней мене мне пока не казалось, что седалище скоро расплющится о скамью, хотя в приюте я столько не сидела над учебниками.

– Вот расплюхается Нори с отработкой, и сгоняем в город погулять, – сказал Зак. – А то мы столицу, почитай, и не видали.

– Вы и без меня можете, – пожала я плечами.

– Но с тобой веселее, – ухмыльнулся Зак, а Зен добавил: – Но если ты обещала Роду…

– Ничего я ему не обещала, – сказала я, изо всех сил стараясь не краснеть. – Просто не уверена, что не вляпаюсь еще в какую-нибудь историю, и конца-края отработкам не будет видно. А еще работу искать…

– После посвящения, – отмахнулся Зак. – Работа не волк, в лес не убежит, а праздник пропустить жалко будет. Жратва есть, постель есть, целая комната на двоих, чего еще надо? Но, если подвернется что, про нас не забудь. А мы про тебя помнить будем. Заметано?

– Заметано, – кивнула я.

Вечером, в столовой, Феликс вел себя на удивление прилично. Видимо, перебесившись вчера, работал спокойно и добросовестно. И только снимая фартук, с усмешкой заметил:

– Человек действительно ко всему привыкает. Еще немного, и мне начнет это нравиться. Руки работают, а голова отдыхает.

Я не стала спорить, хоть и не была с ним согласна. Моя голова прекрасно отдохнула бы на прогулке или свидании. Вспомнив о Родерике, я украдкой бросила взгляд на руки. Притирание, что он дал, в самом деле действовало – кожа, хоть и порозовела от горячей воды, не выглядела распаренной. Чудесное средство. Жаль, что сегодня мы не увидимся. Надо будет не забыть поблагодарить завтра – если только события дня не заставят меня забыть об этом. Записку, что ли, себе написать? Быть неблагодарной не хотелось.

И, хотя Родерик предупредил, что сегодняшний вечер у него занят, выйдя из столовой, я все равно поискала его взглядом, обругав себя за глупость. Феликс проводил меня до общежития, и, возвращаясь в свою комнату, я старательно убеждала себя, что все к лучшему. Спокойно сделаю домашние задания, перешью рубахи – снова просить Оливию подогнать их магией было бы слишком нагло, она и так много для меня сделала, а мне нечем ей отплатить. И все-таки попробую собрать из двух испорченных комплектов белья один, с такими ценами пускать их на тряпки было бы слишком расточительно.

С первыми двумя пунктами плана я справилась довольно быстро. Память у меня всегда была хорошей, а с рубахами снова помогла Оливия.

– Для меня это пустяк, а ты полвечера провозишься, – сказала она, не слушая возражений.

– Но я не знаю, чем тебе отплатить.

– Вообще-то знаешь. – Оливия вдруг смутилась. – Дай списать твой доклад. Про Ингрэма Соммера. Я постараюсь изложить своими словами, чтобы Бересфорд не понял. – С каждым словом она, кажется, смущалась все сильнее, так что даже слезы проступили. – Мне так стыдно, но я полвечера проторчала в анатомичке и все равно ничего не запомнила, надо по атласу повторить, и на доклад просто…

– Да, конечно, – перебила я поток извинений. – Можешь даже не переиначивать, его все равно никто, кроме меня, не читал.

И еще Рейт, возможно, разобрал сколько-то, но вряд ли он преподает у целителей.

– Только зачем он тебе?

– Бересфорд задал.

– У него что, других тем нет? – ошарашенно переспросила я. – И вообще, говорят, у целителей он вполне прилично ведет.

– Если это прилично, то не знаю, что тогда неприлично, – фыркнула Оливия. – Он пришел весь… взведенный, как пружина, с порога обозвал нас лоботрясами и бестолочами, придрался ко мне из-за упавшего пера и задал доклад, причем по прошлой теме. Изменения во взглядах на теорию магии, происшедшие в двадцать восьмом веке. А там, по сути, кроме герцога Соммера, никто и не отличился. Есть еще кое-кто, но я их из учебника добавлю, и будет… приемлемо.

– Кажется, это я виновата.

Выслушав меня, Оливия покачала головой.

– Ни в чем ты не виновата. Это он решил отнестись к тебе несправедливо, и так ему и надо.

Я отдала ей доклад и занялась рубашками, время от времени отрываясь от шитья, чтобы помочь Оливии разобрать мой почерк. С шитьем дела шли хуже – очень уж старательно кто-то испортил мое белье. Но все же мне удалось собрать из двух рубах одну, которая могла бы сгодиться на всякий случай. Встряхнув то, что получилось, я поняла, что ее снова нужно простирнуть – пока я крутила ее туда-сюда и шила, ткань потеряла свежесть. Тогда уж заодно и ту, что на мне.

Со стиркой я управилась быстро. Выходя из прачечной, глянула в сторону сушилки. Нет уж, второй раз я так подставляться не буду. Развешу на спинке кровати и дверце шкафа, а если не просохнет – невелика беда.

За дверью сушилки что-то грохнуло. Наверное, уронили скамейку, на которую надо было взбираться, чтобы развесить белье на веревках – они тянулись высоко, видимо, чтобы студенткам не тереться лицом о чужую одежду. Но стук раздался снова – уже не такой громкий, но равномерный, ритмичный.

Не справившись с любопытством, я распахнула дверь и заорала на весь коридор.

Первое, что я увидела, – лицо. Синее, с распахнутым ртом, вываленным языком, вытаращенными глазами. Руки судорожно скребут шею. Ноги тарабанят о стену, то ли в предсмертной судороге, то ли в попытке удержаться.

И только после этого я заметила веревку, спускавшуюся с одного из крюков.

Не переставая вопить, я подскочила к девушке, попыталась обхватить ее за пояс, чтобы приподнять, но получила ногой в живот. Отлетела, забыв, как дышать. Не знаю, каким чудом сообразив, пустила сгусток огня на веревку. Она вспыхнула и оборвалась. Повешенная рухнула на пол. Я бросилась к ней, пытаясь распустить петлю, но та затянулась, уйдя под подбородок, и я никак не могла ее подцепить. Девушка обмякла, по юбке расплылось мокрое пятно. Ругнувшись, я пережгла и веревку – лучше жить с рубцом от ожога, чем лежать в гробу с гладкой кожей. Тряхнула ее, но девушка не дышала.

Почему, ну почему Родерик вчера рассказывал про повязки, а не что делать, если остановилось дыхание.

Меня отпихнули в сторону, рядом с умирающей рухнули на колени две девушки. Рыжие локоны Корделии я узнала сразу. Она резко, толчками надавливала на грудь, отсчитывая нажатия.

– Тридцать. Давай!

Вторая, незнакомая мне темноволосая, склонилась над губами повешенной. В следующий миг я сообразила, что происходит. Грудь лежащей приподнялась и снова опустилась. И еще раз.

– Что уставилась, беги за Агнес или кто там сегодня! – крикнула на меня Корделия.

Я шагнула к двери на ватных ногах, но кто-то обнял меня за плечи.

– Уже побежали, – сказала Селия. – Пойдем отсюда.

– Нет, погоди…

Меня затрясло. Сама не знаю, зачем мне надо было оставаться и смотреть. Убедиться, что все обойдется… или не обойдется?

Кто-то за спиной всхлипнул.

– Джейн, зачем же…

– Чарли жениться обещал, как на каникулы уходили, – сказал еще один незнакомый голос. – Вчера от ворот поворот ей дал, сказал, отец пригрозил наследства лишить.

Девушка зашевелилась. Вздохнула длинно и неровно, закашлялась, хватая ртом воздух. Корделия и вторая целительница выпрямились, лица у них были едва ли не бледнее, чем у лежащей. Она начала приподниматься на локте и вдруг вскрикнула, согнулась, прижимая руки к животу.

Корделия выругалась, попыталась разогнуть лежащую, но вторая девушка перехватила ее за руку.

– Не надо. Так лучше.

Мокрое пятно на юбке спасенной окрасилось алым. Я вцепилась зубами в ладонь, чтобы удержать крик. «Так лучше», – билось в голове.

Так лучше.

– Что тут за сборище? – Громкий и уверенный голос Агнес прогнал наваждение. – Все вон отсюда! Корделия, Беатрис, вы тоже. Спасибо, вы молодцы.

Селия, придерживая меня за плечи, повела к двери. Рядом возникла Дейзи, обняла меня за талию.

– Ты тоже молодец, – сказала Селия. – Ты пережгла веревку.

Я кивнула. Кивнула еще раз и еще, как игрушка-болванчик.

– Нори, все хорошо. – Селия легонько тряхнула меня. – Ты молодец, успела вовремя. Джейн жива, и все хорошо…

– Рубахи, – спохватилась я. Удивительно, какую ерунду помнит разум в такие моменты.

– Эти? – Дейзи подала мне два скрученных комка ткани с грязными следами.

– Дай-ка сюда, и пойдем к нам, – сказала Селия.

Вдвоем они завели меня в комнату на этом же этаже, усадили на кровать.

– Сейчас я приведу в порядок твои вещи. – Селия встряхнула рубаху, охнула. – Это что за лоскутное шитье? У тебя настолько плохо с деньгами?

– Это… – Голова казалась пустой и гулкой.

– Отстань от нее, – огрызнулась Дейзи и сунула мне под нос кружку, резко воняющую спиртным.

– Что это?

– Бренди. Пей.

Я замотала головой, попыталась отпихнуть кружку, но Дейзи жестко взяла меня за плечо.

– Пей.

– Я никогда не…

– Неважно. Там и цыпленку опьянеть не хватит. Или я просто отхлестаю тебя по щекам, чтобы пришла в себя.

– Только попробуй! – взвилась я.

– И пробовать не стану, просто сделаю. Ну!

Я взяла кружку в руки, зубы застучали о глиняный бок.

– Выдохни и выпей разом.

Я так и поступила. Выпивка обожгла горло, я закашлялась. Казалось, в желудок провалился сгусток огня, метнулся к голове. Но, на удивление, она прояснилась.

– Спасибо. – Я вернула кружку.

Дейзи, кивнув, поставила ее на стол.

– Отметелить, что ли, Чарли…

– Он из наших? – спросила я.

– Нет, международник.

– Не знаю, на что рассчитывала Джейн. Она учится по императорскому гранту. Чарли – герцог, – неожиданно жестко сказала Селия.

– Не надо так о ней. – А вот голос Дейзи прозвучал неожиданно мягко. Она пересела на кровать подруги, обняла ее за плечи. – Сама знаешь, когда влюбишься, уже ничем не думаешь.

Селия как-то разом сникла, уронила на колени мои рубашки.

– Не думаешь… Когда парням нужно это, они соловьем заливаются, луну с неба обещать готовы. А потом… Потом вон скажут «сучка не захочет, кобель не вскочит». На Джейн станут пальцем показывать, а он вроде как и ни при чем. Как и когда Дафна…

Она махнула рукой. Дейзи притянула к себе со стола кружку, плеснула в нее, замахнула разом.

– А он ни при чем, да. Когда у меня проявилась магия, человек, которого я считала своим отцом, избил маму так, что она слегла. И вышвырнул нас обеих на улицу.

Селия вытаращилась на нее с немым ужасом.

– За что? – выдохнула я.

– За то, что у него в роду никогда таких не было и у матери тоже. Значит, нагуляла от знатнюка. – Она криво усмехнулась. – Мама рассказала потом… Трем знатнюкам просто глянулась пригожая подавальщица. Она до сих пор лежит. А те трое где-то живут… И они ни при чем.

Теперь Селия обняла ее, прижала лицо к своему плечу. Дейзи вывернулась.

– Все нормально. Сначала паршиво было, а теперь нормально. Мама уже может сидеть, если подложить подушек, и сама есть. Костьми лягу, но на ноги я ее поставлю. – Она посмотрела на меня. – Выпьешь еще?

43

Я покачала головой:

– Спасибо. Пойду проветрюсь.

Селия молча протянула мне рубахи, уже сухие и чистые, и я про себя порадовалась, что она не стала настаивать. Мне в самом деле хотелось побыть одной.

Едва я поднялась в комнату, Оливия бросилась ко мне.

– Ты слышала?

– Я там была. – Я сунула рубахи в шкаф и вытащила оттуда китель.

Оливия охнула. Помолчав, осторожно спросила:

– Я могу чем-то помочь?

– Спасибо. Ты уже очень помогла, не начав расспрашивать. Я хочу побыть одна, извини.

Накинув китель прямо поверх домашнего платья, я спустилась на улицу. Отошла немного от входа, устроилась на скамейке. Фонарь над входом освещал все вокруг, а густая тень дерева скрывала меня от людей. Идеальное место.

Ветер пробрался под рубаху. Я плотнее запахнула полы кителя. Хорошо, что я вышла из общежития, – там, внутри, сейчас все гудят, как пчелы в растревоженном улье. Перебирают сплетни, обсуждают.

Я не хотела ничего обсуждать. Ни о чем не говорить, ни о чем не думать. Просто посидеть и подышать воздухом – свежим, прохладным, а не сухим жаром сушильни.

Воздуха здесь было сколько угодно, но легче не стало. Накрыла тоска – такая острая, что слезы подкатили к глазам.

«На что она рассчитывала». А на что рассчитываю я?

Я рассердилась на саму себя. Третий день знакомы, давай еще, свадебный наряд придумай и имена будущим детям! Не собираюсь я ни на что рассчитывать, просто…

Просто все мои мысли о нем, и даже сейчас, когда я знаю, что Родерику здесь делать нечего, ветер несет запах горьких трав, как в сегодняшнем сне. Как бывает, когда он рядом.

Глупо, но я обернулась к ветру и замерла, увидев в глубине аллеи высокую широкоплечую фигуру.

Дожила! Уже мерещится!

Но Родерик мне не мерещился – шагал себе по аллее легко и стремительно. Двинулся ко входу, застыл на миг, словно колеблясь, а потом вдруг повернулся и направился ко мне.

Раскрыв глаза, я молча наблюдала за ним. Как он меня заметил? Я ведь не шевелилась, кажется, не дышала даже!

– Нори, – улыбнулся он. – Хорошо спряталась, просто чудо, что я тебя заметил.

Забыв обо всем, я подлетела над скамейкой и повисла у него на шее. Как славно, что он пришел! Можно просто держать его за руку, разговаривать – о чем угодно кроме недавно случившегося кошмара – и радоваться, что он рядом.

– Я тоже очень рад тебе, – шепнул он, обнимая меня за талию и целуя в висок. Отстранившись оглядел меня. – Оказывается, я в первый раз вижу тебя в платье.

Смутившись, я зачем-то огладила юбку, вспомнила, что на ней штопка, и снова заложила складку, пытаясь ее скрыть.

– Это домашнее, – зачем-то начала оправдываться я. – Я сейчас переоденусь…

Я попыталась шагнуть ко входу в общежитие, но Родерик удержал меня за локоть.

– Только если ты мерзнешь. Мерзнешь?

– Нет…

Меня в самом деле бросило в жар от одного его взгляда.

– Тогда не бегай, не теряй время. По мне – ты красавица в любом наряде.

Я зарделась еще сильнее, а Родерик, точно не заметив, подставил локоть и повел меня по аллее, залитой светом фонарей.

– Управились с модисткой быстрее, чем я думал, – сказал он. – И я полетел к тебе.

– С модисткой? – переспросила я, ничего не понимая. – Ты же говорил…

– Иллюзия, – закончил за меня Родерик. – Но надо же представлять, что воплощаешь. Я не слежу за дамской модой и ровным счетом ничего не понимаю в этих ваших рюшечках и оборочках. Не хочешь же ты оказаться на посвящении в платье прошлогоднего фасона?

Вообще-то я даже не задумывалась об этом. Праздничные наряды доставали из сундука по поводу и убирали, пересыпав душистыми травами от моли, на все остальное время. Свое я и вовсе подарила Лидии. Пусть я и не собираюсь надевать то кружевное безобразие, которое она вышила для меня, но за преподнесенное от всей души полагалось отдарить, а у меня ничего больше и не было из того, что могло бы ей пригодиться.

Видимо, мое недоумение было написано у меня на лице, потому что Родерик рассмеялся.

– Ты неподражаема. Словом, я отправился к модистке. Она показала мне журналы, объясняя, что к чему, принесла ткани, а потом помогала поправить мою иллюзию. – Он снова рассмеялся. – Меня чуть было не уговорили остаться там на жалованье. Хозяйке салона понравилась мысль показывать дамам не рисунки будущего платья, а иллюзию. Никто потом не скажет, что представлял наряд не таким, да и понятней, как платье будет сидеть на живом человеке.

– Да уж, от дам в салоне отбоя бы не стало, – хихикнула я. – Только не из-за иллюзии, а из-за мага, который их создает.

Родерик хмыкнул и свернул с ярко освещенной аллеи на дорожку между деревьев. Тот, кто планировал парк у университета, поставил в пространстве между аллеями множество беседок, окружив их кустами сирени, чубушника и шиповника. Весной, наверное, это было очень красиво. Но сейчас парк выглядел так, будто его создатель думал не только о красоте, но и о том, что по этим дорожкам, между этих беседок будут прогуливаться несколько сотен парней и девушек, и густые заросли словно приглашали уединиться.

Найти свободную беседку оказалось непросто. Где-то сидели и болтали компании, где-то парочки. Заметив светлячок, некоторые продолжали ворковать, а то и целоваться, вгоняя меня в краску. В других беседках барышни прятали лица на груди кавалеров, парни недовольно озирались. Но чаще светлячок выхватывал внутри беседок лишь непроницаемую темноту – лишнее доказательство того, что в них кто-то находился и этому кому-то совершенно не нужны были свидетели.

Интересно, родители, устраивая своих чад в университет, углублялись в парк? Или ограничивались аллеями? И почему ректор не срубит этот парк под корень? Особенно после той истории с выброшенным на помойку младенцем? Или того, что случилось сегодня?

– Не бойся, – сказал Родерик, кажется, неправильно истолковав, как я озираюсь по сторонам. – Просто не хочу, чтобы нам мешали.

– Я не боюсь, – сказала я и поняла, что это правда. – Я тебе верю.

Он легонько сжал мою руку, погладил пальцы.

– Но странно, что всем как будто все равно, – сказала я.

– Не вырубать же парк только из-за того, что в нем прячутся парочки. – Он улыбнулся. – Ректору тоже когда-то было двадцать…

– Но… – Я покачала головой и не стала договаривать. Не хватало слов. Впрочем, наверное, он был прав. Скажи мне кто, что нельзя видеться с Родериком, – да я бы из кожи вылезла, но нашла бы способ. И не потому, что мне он так уж и дорог, а просто потому, что нечего мне тут указывать, когда и с кем встречаться!

– О, вон свободная, – сказал он.

Мы зашли в беседку, и темнота повисла вокруг нее. Такой же купол, как вокруг других.

– Вот, – сказал Родерик. – Булавка, как ты и просила.

Даже самая строгая дуэнья не придралась бы к этому подарку. Длинная стальная иголка, на одном конце несколько стальных лепестков вокруг стеклянного кристаллика. Очень скромное и вместе с тем очень изящное украшение. Правда, переливы магии вокруг цветка выдавали его настоящую стоимость, и я помедлила, прежде чем протянуть руку.

Родерик покачал головой.

– Сделанное собственноручно – можно. – С этими словами он приколол булавку к лацкану моего кителя. – Так же, как с большинством артефактов, чтобы активировать, сожми кристалл.

Я так и поступила. Ахнула, оглядывая себя – вместо шерсти кителя на мне был атлас нежного цвета, юбка тоже из льняной превратилась в атласную, и по ней пробежали голубые отсветы.

Родерик отступил в сторону, создавая передо мной зеркало. Я вгляделась в него и просто застыла от восторга.

– У меня нет слов… – Я перевела на него взгляд и снова уставилась на красавицу в зеркале. Если бы не лицо, мое, привычное, я бы не поверила, что это – я. Нежный бежево-розовый шелк отбрасывал легкие блики на щеки, оживляя цвет кожи. Окутывал плечи, прикрывал грудь, оставляя соблазнительную ложбинку над краем выреза, обтягивал талию и расходился пышной юбкой, покрытой золотыми с голубым узорами. Я повернулась так и этак, не в силах оторвать глаз от своего отражения. Приподняла волосы на затылке, открывая шею. Да, примерно так и надо будет их подобрать.

– Спасибо, – выдохнула я и повторила: – У меня нет слов!

И неважно, что на самом деле на мне по-прежнему был китель скромного серо-коричневого цвета и изрядно выцветшее платье серого льна.

– Ты волшебник.

– Не я. Госпожа Бертэн свое дело знает. Я только следовал ее указаниям.

– Госпожа Бертэн? – ахнула я. Как ни далека была я от света, это имя слышала. – Ты с ума сошел? Императрица у нее одевается!

– Да. – Родерик пожал плечами. – И что?

– Я не могу это принять.

Я наклонила голову, выискивая булавку. Вот она, все та же скромная брошь у выреза. Сбросила иллюзию, протянула, но Родерик перехватил мою руку.

– Нори. Это не платье. Не ткань, не кружево и не работа полудюжины швей. Это иллюзия. Всего лишь стальная проволока, стеклянная бусина и моя магия. Не обижай меня, отказываясь.

– Но модистка…

– Она не взяла у меня ни медяка. Сказала, что оригинальность задачи для нее сама по себе награда. И идея, которую я ей подал.

– Правда? – неуверенно спросила я.

Поверить в то, что дорогая модистка будет тратить время бесплатно, было непросто. С другой стороны, она ведь не кроила ткань, не шила, и вообще, может, ей в самом деле было интересно?

– Правда, – очень серьезно произнес он, лукаво улыбнулся. – Скажу тебе еще одну правду – если бы госпожа Бертэн взяла с меня плату, я бы ни за что не признался тебе, кто меня консультировал. Ты бы ведь не спросила?

Я замотала головой. В самом деле, даже и не подумала бы спросить. Следующая мысль меня не порадовала.

– О чем еще ты не договариваешь?

– О многом, – пожал он плечами. – Как и ты. За что утром прилетело парню с целительского…

Я зарделась, а он продолжал:

– Что тебя так расстроило сегодня вечером, что на тебе лица не было, когда я подходил.

Заметил! А я так надеялась, что он не заметит! Нет, не буду думать об этом сейчас и рассказывать не буду! Потом как-нибудь, когда я смогу вспоминать без содрогания.

– Что ты любишь на завтрак, какие сны снились тебе этой ночью, как звали твою любимую куклу в пять лет и сколько раз сегодня ты чихнула… Каждый день случается множество вещей, о которых вовсе незачем рассказывать всем подряд.

– Ты – не все подряд, – потупилась я.

Вроде бы и была правда в его словах, но все же…

– Ты тоже. – Он приподнял мой подбородок, коснулся губами губ. Попросил: – Верни иллюзию. Я не смогу быть с тобой на балу, хоть сейчас полюбуюсь.

Я смутилась. Родерик столько всего сделал для меня, а я капризничаю из-за того, что он не вываливает на меня всю свою жизнь! В конце-то концов, он прав, я тоже о многом молчу и буду молчать и дальше.

Я снова активировала иллюзию, покосилась в зеркало, которое пока не развеялось. Платье не настоящее? Да и пусть! Никогда у меня не было такого красивого!

– Можешь всем хвастаться, что твое платье создавала сама госпожа Бертэн, и пусть завидуют. – Он словно читал мои мысли.

– Мне никто не поверит. – Я покрутилась перед зеркалом, и платье покрутилось вместе со мной. – Лучше буду загадочно молчать. Хотя все равно поймут, что это иллюзия.

И поднимут меня на смех. Да и плевать! Кто сказал, что на студенческий бал нельзя являться в иллюзии поверх парадного мундира? Сейчас, под теплым взглядом Родерика, мне было все равно, станет ли кто-то перемывать мне кости.

– Может, поймут, что иллюзия, а может, и нет. – Родерик покачал головой. – Но развеять ее первокурсникам точно не удастся.

Я снова глянула на себя в зеркало.

Платье выглядело совершенно настоящим, юбка колыхалась с каждым моим движением, приоткрывая… туфельки? Я попыталась подтянуть подол, напрочь забыв, что он иллюзорный, но юбка потянулась вверх за моими руками, показав обтянутую той же тканью, из которой платье, туфельку и мою лодыжку в белом шелковом чулке.

– Ты волшебник, – повторила я.