сообщить о нарушении
Текущая страница: 45 (всего у книги 131 страниц)
Девушка выбегает в прихожую, обливаясь слезами и наспех обуваясь. Она боится так, будто в другой комнате не Сальваторе, а какое-нибудь привидение или другое мифическое существо, против которого нет оружия. Она боится так, будто за ней гонится та толпа уебков, которая подкараулила ее в парке.
Она еще никогда так сильно не боялась.
Схватила сумку, открыла дверь и скрылась на лестничной пролете. Сальваторе слышал быстрые шаги и рыдания. Он равнодушно вышел в коридор, закрыл дверь за своей гостьей, а потом…
А потом придался остервенению. Ворвался в спальню, в которой жила Гилберт, скомкал простыни, содрал пододеяльники, наволочки, все это наспех стал засовывать в мешки для мусора. Рисунки ее рвал в клочья, на маленькие частицы. Он стирал следы присутствия этой шибанутой в своей квартире. Он хотел отмыться от ее запаха, от ее прикосновений, преисполняясь ненавистью к себе же за тот поцелуй. Он открыл окна, хоть в квартире и так было очень холодно. Слишком.
Он рвал и метал, испытывая злорадство, презрение, ярость и отчаяние. В его словах звучали ее слова: «Я думала, что под позолотой скрыта чернота. А оказалось, что под чернотой скрыто золото», а в памяти всплывали все воспоминания их тактильной близости.
Он ее из мыслей своих выдрать пытался, из сердца, из души. Но эта сука настолько прочно там засела, что оставалось лишь смиряться, ненавидеть и негодовать.
Чертовка! Это еще не конец.
5.
Девушка открыла дверь сразу же, как раздался стук. На пороге стоял улыбающийся Локвуд с новым букетом цветов. Елена бросилась ему на шею, давая волю рыданиям и чувствам. Тем чувствам, которые думала, что не испытывает.
— Эй, Мальвина… Ну, ты чего?
Он сумел войти на порог, закрыть за собой дверь, чтобы не впускать холод, а потом ответить на объятие. Девушка, заливаясь слезами, не давала возможности задать вопросов. Она плакала, прижимаясь к Тайлеру и стараясь не думать о своем вновь разбитом сердце. Локвуд не понимал, в чем дело, но отложил цветы на рядом стоящий комод и обнял девушку. Елена отстранилась, взглянула в глаза парню, который был единственным человеком, не требующим ничего взамен. Она приникла к нему, зная, что он за это ее никогда не упрекнет и никогда не ударит.
— Дай мне разуться, родная.
Она отстранилась, хоть и нехотя. Парень быстро избавился от обуви, скинул куртку, а потом обнял девушку. Ласково. Бережно. И никакой требовательности, никакого насилия, никакой боли. Так и должно быть в нормальных отношениях. Из-подо льда обиды и разочарования живительной энергией пробивалась симпатия к Тайлеру. Она согревала кровь и тело. Она заставляла сердце биться.
Он был нежным, аккуратным, внимательным. Он молчал, обнимая ее в полумраке, не лез с расспросами, советами и любопытством. Просто молча стоял рядом, пока девушка глядела на него, плача и чувствую вину.
— Ну? Что случилось?
— Я дико скучала, — прошептала она, приближаясь к лицу парня. — Пожалуйста-пожалуйста, не бросай меня больше, Тай. Прошу…
Он поцеловал ее. И в этом поцелуе отразились все их чувства: тоска, извинения, сожаления, симпатия, нежность, желание быть рядом. Он целовал, а она отвечала, стараясь убедить себя, что ей наплевать на Добермана, что она хочет все забыть и может это сделать. Она надышаться Тайлером не могла.
За окном бушевала гроза, дождь нещадно бил по окнам, а Елена чувствовала себя затравленной и напуганной до сих пор, хоть Локвуд вселял мнимое чувство безопасности.
— Не оставлю, — будоражащим шепотом в перерывах между поцелуями. — Если расскажешь мне правду про свою ангину.
Она вновь заплакала. Скоро должна прийти Дженна. Наверное, она обрадуется возвращению племянницы, обрадуется, что та встречается с нормальным парнем, а не с прокуренным ублюдком. Обрадуется, что Елена смогла вернуться в родные стены дома.
Елена еще раз впилась в губы парня. И пусть с Доберманом ее связывает слишком много «впервые», зато с Тайлером — цветы, нежность, взаимность и теплота. Настоящая, непритворная теплота.
— Пошли на кухню, — она схватила его за руку, увлекая за собой, не в состоянии оторваться от Локвуда. Все ведь познается в сравнении. — Я сделаю чай и все тебе расскажу. Все.
Все. Кроме того, что она была с его другом слишком близко.
========== Глава 23. Окурки ==========
1.
Она оторваться от него не могла. Елене раньше не нравились целующуюся парочки в парке, не нравилось то, что люди свои эмоции напоказ выставляют. Но теперь Гилберт стала одной из тех, кого когда-то недолюбливала. Она целовалась с Локвудом на виду у всех возле его машины возле колледжа. Не было желания мчаться на пары, сидеть на них в ожидании следующей встречи.
Всю свою боль Мальвина превращала в нежность к единственному человеку, который ничего не требовал взамен. С самого начала с ним было легко, непринужденно и спокойно. Никакого гейзера чувств, никаких сумасшествий, никакой боли. Только искренняя и обнаженная привязанность, опутывающая нитями нежности, опьяняющая вином доверия и насыщающая энергией взаимности. Вчера Гилберт рассказала все, что было на душе: обиду на отца, разочарование в подруге, так ни разу и не позвонившей, боль от потери матери. Она рассказывала все, что было на уме, нарушая хронологию и последовательность, путаясь в словах и фразах, смешивая слезы с отчаянием. А Тайлер слушал, обнимая и успокаивая своим присутствием. Избиения и поцелуи, может, и хорошие методы, они действенные. Но иногда не стоит рыть глубже. Иногда надо просто высказаться. И становится намного легче.
Следующим утром Гилберт уже не думала о Сальваторе. По крайней мере, не так фанатично как вчера. Рассказывать о близости с ним девушка не решилась. Но чувство обиды и вины все равно не покидало. Будто вспороли душу и вшили туда разочарование…
Шатенка с силой оторвалась от парня. Ей сейчас было плевать на чье-либо мнение, на чьи-либо взгляды и сплетни. Она просто хотела забыться, раствориться.
— Ты должна идти, — произнес он хрипло, не сводя взгляда с любимой и нужной как воздух девушки.
— Уйду, а ты снова исчезнешь на неделю.
Они оба не видели никого вокруг себя. И может, оно было к лучшему, потому что возле самых ступенек стояла девушка, сумка которой валялась на асфальте. Бонни во все глаза смотрела на своего спасителя, тающего в объятиях ее лучшей подруги. Бонни не могла оторвать взгляда от этой сладкой парочки, а острые мысли пронзали спицами, впивались в сердце и душу. Беннет чувствовала, что земля уходит из-под ее ног, что она сама падает в какую-то пропасть, из которой уж точно больше никогда не выбраться.
Закружилась голова. Девушка устояла на ногах, но на миг весь мир перевернулся вверх ногами. Беннет медленно нагнулась, подобрала свою сумку, прижала ее к груди в какой-то безумной попытке защититься от чего-то. Или кого-то.
Тайлер был счастлив. Блеск в его глазах говорил больше, чем могли б сказать слова. Объятия, поцелуи — он готов был бросить мир бисером к ногам Елены. Он готов был вознести ее до небесного пантеона, а сам пойти на верную гибель к самому черту. Он готов был каждый день доказывать ей свои чувства.
И Бонни чуть не лишила его этого. Если Елена узнает о том, с кем провел ее парень минувшую неделю — последний близкий человек канет в Лету. Такое не прощают. Такое не забывают.
Девушка увидела, что Елена прощается со своим парнем и направляется к колледжу. Беннет быстрым шагом поторопилась к автомобильной стоянке, шествуя по той дорожке, по которой Гилберт не пошла. Так шанс встретиться сводился к слишком малому проценту. И пора бы предупредить Локвуда…
Или он знал? Неужели Елена не рассказывала ему о своей подруге? Не показывала фотографии? Не делилась секретами? И если он знал, почему же с самого начала вел себя так, как будто не имеет понятия о близости своей подопечной и своей возлюбленной?
Злоба вспыхнула в душе Беннет как спичка. Девушка не могла контролировать эмоции, собираясь высказать все, что было на душе, собираясь поставить Локвуда на место. Поэтому ее так воротило от его идеальности, потому что она знала, что в этом парне кроется какой-то подвох.
Елена скрылась в здании колледжа, а Бонни ринулась к Тайлеру. Она его толкнула так, что чуть с ног не сбила. Не стоило привлекать излишнее внимание, но иначе не получалось. Человек не властен над своими эмоциями, желаниями и стремлениями. Он — как сломанная кукла в чьих-то руках, которая иногда дает сбой.
Бонни бракованной была изначально. Постоянно нарывалась на неприятности. И вот опять — все теряет смысл.
— Чертов ублюдок! — последние силы, чтобы не завопить на всю улицу кончались. Бонни шипела как разъяренная кошка. Вот-вот ринется, выпустив когти. — Я знала, что с тобой что-то не так, но не думала, что ты настолько отвратительный!
Локвуд опешил, но как только он пришел в себя после толчка, так сразу получил звонкую пощечину. Теперь все мысли окончательно перемешались и сбились. Тайлер не знал, в чем он снова виноват перед этой несносной девкой, но и его терпение начинало медленно трещать по швам.
— Боннита, я тоже рад тебя видеть!
— Сукин сын! — она прижала его к машине. Тайлер даже удивился, откуда это в ней столько сил? — Паршивец!
— Когда ты не могла пошевелиться, ты мне больше нравилась, — терпение лопнуло, но сердиться Тайлер не привык. Он вообще не умел сердиться. Пока что, по крайней мере.
У него девушки были лет с четырнадцати, но сейчас он понятия не имел, что творится в голове у его знакомой и какого лешего она опять бесится. У него впервые серьезные отношения, а он даже после этого не знал, как понимать женщин. Наверное, Доберман бы что-то подсказал.
— Клинья подбиваешь к моей подруге, одновременно заботясь обо мне? Решил за двумя зайцами сразу погнаться, да? Только знай, мать твою за ногу, — она приблизилась к нему настолько близко, насколько не приближалась еще никогда, — если ты думаешь ей мозги поподурить, а потом кинуть, то я тебя изуродую!
Тайлер схватил девушку за плечи и впечатал в машину, на время выбивая ярость и порождая недоумение. Бонни терпеть не могла насилие над собой, но тело все еще болело, а силы исчезли так же внезапно, как и появились. Взгляд Локвуда завораживал: были в нем и надрыв, и прежняя внимательность, и разочарование, смешанное с добротой.
— Понятия не имею, о чем ты! Пора бы тебе становиться более дипломатичной.
— Дипломатичной? — она скинула его руки со своих плеч, процеживая слово сквозь зубы. В ее глазах ненависть плескалась игривым шампанским, а в ее словах — какая-то отчаянная скрытая просьба, детская обида и самая обнаженная ревность. — Ты трахаешься с Еленой, втихую от нее ухаживая за мной. Это низко! Низко — дарить заботу нам обеим.
— Ты знаешь Елену? — недоуменно и громко. В принципе, как всегда — в духе Тайлера Локвуда.
— Мы подруги, очнись! И не делай вид, что ты этого не знаешь!
Он не знал. По крайней мере, его взгляд об этом говорил. Такое ощущение, что Тайлера попросили извлечь кубический корень из какого-то двадцати пятизначного числа без помощи калькулятора и таблиц. Локвуд отчаянно смотрел на Бонни, пытаясь понять, шутит она или нет.
У Беннет были нелады с юмором.
— Черт, - все, что вырвалось в ответ на последнюю реплику. — Вот же вляпался!
Он не претворялся — Тайлер не умел претворяться. Бонни прищурилась, сбавляя свой пыл и беря свои эмоции под жесткий контроль. Теперь она ощущала себя соучастницей, теперь было чувство, будто она и Локвуд убили кого-то, а теперь вынуждены скрывать свои улики.
Снова горькое разочарование. Единственный хороший человек, — и тот оказался ближе, чем предполагалось. Хорошо, что хватило ума не рассказать про историю с отцом.
Бонни огляделась, но с успокоением обнаружила, что всем окружающим плевать на их разборки. Большинству, по крайней мере.
— Ты, правда, не знал? — с осторожностью и почти шепотом. Шок можно было объяснить двумя причинами: во-первых, с Тайлером теперь придется ограничить все контакты, потому что иначе он потеряет Елену, да и сама Бонни ее тоже потеряет. Наживать лишних врагов ни к чему. А во-вторых, тихоня-Елена завела страстные отношения, о них слова не сказала, так за всю эту неделю даже не пробовала отыскать подругу. Горькое разочарование, игольчатая пронзительная боль в районе сердце и едкое равнодушие. Что ж, мир не перестает удивлять.
— Понятия не имел, Бонни, — он посмотрел в ее глаза, ища в них отзвучие своей души. Не находил. Такой взгляд был только у Елены.
Казалось бы, что тут серьезного? Он же ведь просто присматривал за Бонни, выхаживал ее и заботился о ней. Он же ведь просто помогал, потому что больше помочь было некому, и ничего запретного и постыдного в их отношениях не было.
Возможно, можно было бы рассказать всю правду, Елена бы приняла ее и не сердилась. Но после вчерашнего откровения на такой исход не стоит даже надеяться. Она не простит такую измену. И вряд ли сможет принять правду.
Теперь Локвуд стал единственным, кто знал о сложившийся ситуации в жизни обеих подруг. И впервые он согласился с тем, что неведение иногда лучше знания.
— Мы не станем ей об этом рассказывать, — произнес он уверенно и тихо. — Она не заслуживает такой правды.
— А мне как ей в глаза смотреть, ты не подумал? — прищурилась Беннет, снова поддаваясь опиуму злобы и ненависти. Еще не все отрицательные эмоции в ее душе нашли отток.
— Так же как и раньше. Знаешь, видимо не такие уж вы и лучшие подруги, раз понятия не имеете, что у вас происходит.
Бонни снова бы ринулась, снова бы с кулаками, но сдержалась в самую последнюю минуту. Ей пора было возвращаться в колледж, сделать вид, что она все еще понятия не имеет о новом увлечении своей подруги и претвориться апатичной, курящей стервой.
— Не смей лезть в наши отношения, понял? Было бы лучше, чтобы ты вообще исчез!
Ушла. Гордо и уверенно. Что ж, в этом вся Бонни. Не умеет она быть вежливой и спокойной — полная противоположность Елены. И как эти двое спелись, учитывая их разительную разницу в характерах? Или Бонни лишь прикидывается сукой?
Или Елена лишь прикидывается ангелом?
Бонни вошла в аудиторию вовремя. Успела все-таки. Елена сидела как ни в чем не бывало. Только цвет одежды не соответствовал образу — черный. Но это даже придавало элегантности.
Беннет натянула рукава, чтобы скрыть синяки, а потом отправилась к подруге. Она села рядом, тихо поздоровавшись. Оба питали обиду друг на друга. Обе не знали, что их драмы случились в одну и ту же злосчастную неделю.
— Как дела, подруга? — хрипло спросила Бонни. От нее пахло сигаретами, а Елена сразу же вспомнила о другом человеке, от которого веяло тем же запахом.
— Как всегда, а у тебя? — равнодушно спросила Елена.
— То же самое.
И больше ничего. Дальше девушки записывали лекции, не зная, что в их душах бушует один и тот же ураган.
Ураган недосказанности, обиды и разочарования.
2.
Она вышла из здания ближе к трем часам. Бонни затерялась где-то в прокуренных коридорах, не желая объясняться с подругой, не желая поинтересоваться ее жизнью и ее проблемами. Елена даже не расстроилась: к терпкому привкусу недовнимания она уже привыкла. Им пичкали ее с детства: родители отца, отец, псевдоподруги, парни и другие люди, не исполняющие в жизни Гилберт никакой роли. Поэтому отчаиваться было даже глупо. Все ведь разворачивается так, как должно было.
Девушка поежилась. Холод октября обволакивал, опутывал, как страстный любовник. Елена бы рада согреться в машине Локвуда, согреться в его объятиях и его заботливости, да вот только холод роднее. В душе как-то легче становится. Внутренне состояние соответствует погоде.
Возле колледжа, возле самого входа, красовалась пахабная надпись, которая вызывала всеобщий ажиотаж и пристальное внимание. Елена, видя, что Тайлер еще не приехал, тоже поддалась коллективности. Не спеша она подошла к этой надписи, вырисованной белой краской. Яркие пятна кляксами распластались по асфальту. Казалось, что кто-то просто выплескивал лишнюю краску, испытывая то ли дикую безумную радость, то ли раздражение. Шатенка усмехнулась. Неймется же кому-то.
«Мы тебя поймаем, шлюха!», — огромными буквами. Гилберт усмехнулась. Пора уходить отсюда — пусть другие зеваки любуются.
Девушка сделала несколько шагов, а потом одна-единственная идея заставила ее повернуться, подойти к надписи и сфотографировать ее.
