сообщить о нарушении
Текущая страница: 47 (всего у книги 131 страниц)
— Елена не посещает подобные заведения, да? — она затягивается. Волосы ее растрепаны, рассыпаны по обнаженным плечам и спутаны. Красивое тело укутано в ткань шифонового платья. А во взгляде — апатия и безразличие. Чарующая девушка. — А она тебя не ревнует к клубным девицам? — произнесла она, чувствуя колющую боль выше лопаток. Спина стала болеть от напряжения. Но Беннет уже плохо помнила, когда в последний раз расслаблялась. — Парень-то ты видный.
— Она не такая, — он опирается о стену, скрещивает руки, разглядывая свою знакомую. А у той во взгляде — горькая усмешка, высокомерие и отчаяние. И сигареты она курит, чтобы заполнить душевную боль дымом. И сукой претворяется, чтобы не признаться в том, о чем мечтает с детства: ей сильно хочется полюбить и быть любимой. — Она… Черт, она вообще из другой вселенной.
— Ну да, — усмехается, стряхивая пепел на пол. — Все мы не такие. Все мы — лишь вечные странники, вынужденные скитаться в поисках пристанища, где бы нас поняли и приняли…
Ее голос хриплый. Бонни растягивает слова, произнося их нарочито медленно, словно желая растянуть этот момент, раствориться в нем…
— В прошлый раз тебя здесь избили, — Локвуд решил перевести тему. Бонни всегда кусается, когда речь заходит о ней. Может, и в этот раз снова ощетинится и исчезнет, оставив после себя шлейф разочарования и вины. — Не боишься возвращаться сюда?
— Молния не бьет в одно место дважды, — пожимает плечами, снова затягиваясь. Кажется, эта девушка нуждается в никотине больше, чем в воздухе. – Ну, а даже если и бьет — что мне с этого? Новые увечья, новые слезы, но те же эмоции, к которым у меня уже наступает привыкание. Ничего серьезного. Или ты думаешь, те ублюдки, избившие меня, впервые меня унизили? Да я ведь — девушка, Тайлер Локвуд, и я уже привыкла чувствовать и делать то, что мне совсем не хочется…
Он улыбнулся, отошел от стены и подошел к девушке слишком близко. Сейчас в ее глазах был вызов, было что-то вроде: «Как далеко ты готов еще зайти?». Локвуд же лишь забрал сигарету, бросил на пол и растоптал.
— Кончай с этим, — произнес он.
— Курить — не любить. Сложно бросить.
— Я не про сигареты, хотя с ними тоже стоило бы завязать.
Он был серьезен и убедителен. И это Тайлер Локвуд! Парень, с губ которого не сходит улыбка, который редко задумывается над смыслом жизни — просто живет, дышит, балуясь иногда наркотиками! Он был настолько… внимателен и проницателен: Бонни казалось, что этот человека каждую грань ее души видит, каждый ее оттенок. Видит как провидец: не всегда понимает, что эти видения означают, но попадает в точку. В цель.
— Клубы, выпивка и никотин блокируют боль, но не уничтожают ее. Оставь это.
— Да? — разозлилась, стала шипеть как дикая кошка — предсказуемая реакция. — А что тогда уничтожает, подскажи мне?! Потому что я ебанных пять лет пытаюсь найти эту чертову панацею, но что-то нихрена не получается! Или прощение — такая же ложь как философский камень, а?!
Он отрицательно покачал головой, улыбаясь. Бонни обескуражена — она ему душу открывает, а он улыбается! Идеальный сукин сын просто! Беннет хмыкает, собираясь уйти и покончить с этим разговором, но Локвуд останавливает ее: легко и аккуратно касается талии, привлекая к себе. Никакой жесткости, никакой требовательности. Лишь нежность, обезоруживающая и испепеляющая.
— Найди себе кого-нибудь, — шепчет над ухом, терзая свою жертву неподдельной заботливостью, пытаясь приручить ее… Опасно. — Полюби, и прежнее исчезнет, Бонни. Полюби.
Он убирает руки, явно не придавая значения этому прикосновению, а потом дарит улыбку и исчезает где-то в толпе. Бонни растеряна, обескуражена и уничтожена.
Опять.
Опять из-за Тайлера.
Она покидает клуб двадцатью минутами позже. Выходя на улицу, наспех застегивает куртку, отмечая про себя, что осень начинает потихоньку злиться: дни все холоднее, солнце уже не такое ласковое, а деревья совсем остались без листьев. Зима медленно подкрадывается со своими праздниками и чудовищной погодой. Время мчится, не щадя и не жалея никого, а Бонни с ужасом осознает, что застряла в бездвижии. Она не видит смыслов и целей: курит только, грубит и пропадает ночами на этих вечеринках. Беннет в страхе: жизнь проплывает мимо, а обиды прошлого все еще не отпускают.
Голова кружится. Видимо, температура повысилась. Ноги ватные — сказывается выпитый алкоголь. Все звуки приглушены — три часа безумного темпа и разрывающий музыки напоминают о себе. Только резкие запахи заставляют трезветь и плестись домой.
Но домой не хочется. Сигареты скурены, нежность раздроблена, а настроение похоронено где-то под пластами этих сгнивших и почерневших листьев.
Бонни делает несколько шагов, за углом ее резко хватают и прижимают к стене. Страха нет. Только боль на лице — удар в челюсть был слишком сильный. Девушку швыряют в стену, она скатывается вниз, но ее перехватывают, прижимают к зданию клуба.
Клаус. Собственной персоной.
— Чертова молния, — шепотом срывается с губ. Девушка чувствует привкус крови во рту. Эти ублюдки всегда слишком больно бьют.
— Не слишком ты умная девочка, раз возвращаешься сюда.
Бонни сплевывает кровь в сторону. Ее тошнит. Тошнит так сильно, что девушку выворачивает наизнанку: она выблевывает весь выпитый алкоголь, с сожалением думая о деньгах, потраченных в пустую. В воздух воцаряется отвратительный запах рвоты и крови. Беннет утирает рот рукой, а потом пытается выпрямиться. Она не может — сил не остается. Изображение перед глазами плывет. Стоило все-таки отлежаться дома еще пару дней.
Кто-то из людей Майклсона хватает девушку за руку, отводит подальше, а потом заставляет выпрямиться. Глаза слезятся. Изображение двоится.
— Я больше не работаю с Ребеккой. Не видела ее уже давно, — хрипом и шепотом. Бонни чувствует новый приступ тошноты и горького разочарования. — Просто оставь меня в покое!
Последняя фраза — выкриком и отчаянием из горла. Бонни связалась не с теми людьми, попала не в ту компанию! Такое случается, когда тебе девятнадцать, и ты желаешь доказать всему миру, что способен сам строить свою жизнь. Глупая ошибка.
Клаус подходит ближе, хватает девушку за подбородок. Его пальцы впиваются в лицо Бонни, корчащейся от боли и беспомощности. Она еле-еле стоит на ногах — и то, благодаря тому ублюдку, что скручивает ее руки за спиной. Она не может смотреть на своего врага, не может хамить ему, не может противиться. Она устала.
Он приближается. От него пахнет дорогим парфюмом и алкоголем. От него веет опасностью.
— Еще раз увижу в этом клубе или с моей сестрой — я вырежу свое имя на твоем прекрасном личике!
Его угроза — не блеф. Учитывая, как в последний раз ее отделали, Бонни и не сомневалась в правдивости слов. Оправдываться — не в ее компетенции, но она просто очень устала.
— Я не работаю с ней. Не работаю…
Ее швыряют в грязь, унижая и превращая в ничтожество. Смеются, пока девушка глотает слезы, пытаясь подняться. Тело не поддается контролю. Любые попытки встать — жалки и тщетны. Красивая и гордая птица захлебывается в агонии. Она и закричать не может и смолчать тоже не в силах. На лопатках появляются красные шрамы — крылья отобрал Бог. За неверие. За злость. За то, что терпит унижение. За то, что не может простить.
Садняще и больно.
Девушка вцепляется пальцами в кирпичную стену, пытаясь поднять и слыша, как хлопают двери машины. Клаус уезжает. Тайлер вряд ли появится опять. Вряд ли заберет, выходит и приласкает. Он влюблен. Он счастлив. Он уже однажды помог, но не услышал слов благодарности. Зачем ему наступать на одни и те же грабли дважды?
Она поднимается, вытирает кровь, размазывая ее по лицу, вытирает слезы и выше поднимает подбородок.
Полюби, и прежнее исчезнет, Бонни. Полюби.
— Полюбишь тут, — она чувствует тупую головную боль, ощущает головокружение и начинает медленно тащиться в сторону такси. — Как же!
Когда Бонни находит того, кто соглашается подвезти такую пассажирку, она заваливается на заднее сиденье и закрывает глаза.
В ее видении она снова куда-то карабкается. То ли вверх по лестнице, то ли снова пытаясь выбраться из могилы. Сил все меньше и меньше, слабость сковывает, и девушка сдается: падает в бездну, смиряясь со своей ненавистью, с обидой, со своим испорченным детством, которое сейчас отравляет настоящее. Смиряясь с пустотой внутри себя и с тем, что Тайлер занимает слишком много места в ее очерствевшем и прогнившем сердце.
========== Глава 24. Не забирай ее ==========
1.
Елена так сильно боялась лишь тогда, когда покидала квартиру Сальваторе в последний раз. Этот страх буйствовал под кожей, отдаваясь дрожью и холодом. Девушка замерзла, хоть в страстных объятиях Тайлера было тепло. Было тепло и в его машине, к которой Елена привыкала заново.
Но в душе царил лютый мороз. Вчерашняя выходка сегодня казалась Елене безумием, чем-то иррациональным и неправильным. Нет, она, конечно, знала, что Доберман мотивирует ее совершать самые разные поступки, заставляет испытывать колорит самых ярких эмоций. Но чтобы настолько — Гилберт и предположить не могла! Со страстью отдаваясь Локвуду, отвечая ему нежностью, поцелуями и объятиями как бы говоря: «Ты мне очень нужен!», она в мыслях была в парке. Вспомнила слова и эмоции Деймона, вспоминала, как он пришел к ней, поверив, выслушав и начав думать, что делать, чтобы помочь ей. Вспоминала, как секундой позже она растоптала его чувства, заставила почувствовать себя обманутым и использованным. Да, он тоже был хорош в предшествующую этому событию их ссору, но ведь… Но ведь он выходил Мальвину, бережно охраняя от любой угрозы.
А она на все это наплевала, отправив его в полицейский участок и забыв про все свои откровения. Как-то совсем уж бесчеловечно.
— Стой, стой. Что ты творишь?
Тайлер оторвался от девушки через силу. Он, правда, терял голову от своей подружки, правда, дорожил ею, и он хотел нечто большего в их будущем, но сейчас страсть Елены его пугала.
Девушка оглядела, в каком положении она оказалась. Одна рука парня на ее талии, другая — на колене. А сама Елена засунула руки под рубашку Локвуду, даже не заметив этого. Невольно вспомнился другой поцелуй… С другим человеком… В другое время…
В другом мире.
— Я… — она вытащила руки, отстранившись от Локвуда, хоть тот не соизволил отпустить девушку из своих объятий. — Я в последнее время слишком импульсивная…
Импульсивная. С этим словом в воспоминаниях мелькают слайды: ссоры с Сальваторе, просьба остаться на ночь, объятие, тот злоебучий поцелуй, подстава вечером в парке… Это не просто импульсивность. Это безумие какое-то.
Слишком плохо Деймон на нее влияет. Пора закончить эту дрянную игру и выкинуть этого человека из своей жизни.
— Не знаю, — Елена решилась на ложь только потому, чтобы самой отвлечься от мыслей о Добермане. — Может, это после пережитого. Ну, хвататься за жизнь, чтобы ощутить ее. Чтобы чувствовать себя живой.
Тайлер приблизился к девушке, оставив поцелуй на ее шее. Гилберт вздрогнула — слишком уж откровенное и компрометирующее касание. Так близко к ней еще никто не подбирался.
Разве что только…
Хватит!
— Я чертовски люблю тебя. Ты знаешь?
Любит. Елена переводит ошарашенный взгляд на парня, с которым планировала серьезные отношения, но которых теперь боялась. И что ей ответить на его слова? То, что она тоже любит его?
Но ведь не совсем любит… Вернее, она влюблена, но не более. Не чертовски.
Он коснулся ее лица. Так нежно и бережно, как не касался еще никто. И Елена видела, что слова этого человека полностью совпадают с его чувствами: никакой лжи, никакой ненависти, никакого притворства.
— Тай, я… Я вот долж…
— Знаю, — перебил он. — После моего отсутствия ты… Тебе нужно время, да?
Девушка кивнула, чтобы не говорить слов: не хотелось с головой окунаться в ложь. Вообще-то ей не нужно время. Ей нужно спокойствие. Желательно, чтобы Доберман оставил ее в покое, а Бонни, наконец, поинтересовалась, что с ней случилось за эту неделю. Ей нужна страсть. Всепоглощающая и не дающая времени для обдумывания. Страсть не обязательно от противоположного пола, не обязательно влекущая сексуальное возбуждение. Ей нужна страсть жизни: погружаться на самую глубину, выныривать, улавливая каждое мгновение.
— А как насчет клуба? Помнишь, мы договаривались…
— Хорошо, — кивнула она, снова чувствуя нежность к Тайлеру, снова ощущая то, что это единственный человек, которому она, и вправду, нужна. — Мне… Мне пора.
Она вышла из его автомобиля, улыбаясь напоследок, и направилась к колледжу.
Елена была взбудоражена: новые эмоции тиранили, разъедали как щелочь. И в основном их буйство было вызвано Деймоном Сальваторе напрямую или косвенно. Вина за вчерашний поступок теперь просто рвала и метала. А еще слова Локвуда… Он не обрадуется, когда узнает, что его любимая девушка не только подставила его друга, но еще и жила с ним, спала с ним, целовалась с ним. Сальваторе может в отместку все рассказать. И тогда он не просто снова будет выигрывать.
Он получит два очка за свой ход.
— Привет, — сухо бросила девушка, проходя мимо Бонни и скрываясь за дверями здания.
Бонни не ответила, но Елену это не волновало. Да и Беннет тоже не терзалась угрызениями совести. Она смотрела на машину Локвуда. Тайлер всегда задерживался минут на двадцать, когда Елена уходила.
Он ждет ее. Любит ее. Дышит ею. Бонни тоже хотела бы попробовать, а каково это — быть любимой.
Она отправилась к парню, напрочь забывая о своей грубости и о том, что они договорились держать их обещание в секрете. Да Локвуд сам виноват — зачем надо было вчера ее в клубе одергивать? Может, она бы тогда осталась подальше, подцепила какого-нибудь парня, вышла с ним, и Клаус тогда, может быть, не стал бы снова ее прессовать. Елена была импульсивной, а ее подруга — отчаянной. И это стимулировало обоих совершать те поступки, на которые бы они не решились еще месяц назад.
Беннет открыла дверь, запрыгнув в машину Локвуда, не сказав при этом ни слова и даже не смутившись. Отправляться на занятия не хотелось — куда с таким-то лицом? А похамить снова Тайлеру, вдохновившись его словами — перспектива в принципе неплохая.
— Нам надо ограничить контакты, Бонни, если мы оба хотим сдержать наше общ… — он прищурился. — Когда?
Беннет повернулась к парню. На левой части лица красовался мощный кровоподтек сине-лилового цвета, губа разбита, а во взгляде — то же разочарование, только теперь к нему приплюсовалось и безразличие. Абсолютное безразличие к абсолютно всему.
— Снова те уебки, что и в прошлый раз, да?
— Это ты сглазил, — просто ответила девушка, пожимая плечами. Казалось, что произошедшее ее никак не волновало. — Не важно…
— Важно, Бонни, — он развернулся к Беннет, внимательно оглядывая ее: такая же привлекательная, как и вчера. Не вызывающая, но откровенная и дерзкая. И Тайлеру это понравилось в этой неудачнице: она бросала вызов всему и всем, проигрывала, сдавалась и снова кидалась в бой. Такие отчаянные и красивые девушки никогда не оставляют равнодушными. — Ведь ты можешь обратиться в полицию…
— Не сыпь мне соль на рану, Локвуд, — перебила собеседница, открывая бардачок, ища там пачку сигарет. Она не курила уже больше двенадцати часов — ее дробило. — Однажды я обратилась, а в итоге получила разбитое сердце вместо защиты. Сама справлюсь как-нибудь…
Она оглядела Локвуда, впервые смотря на него как на мужчину. Он был хорошо слажен, статен и привлекателен. С такими чувствуешь себя как за каменной стеной, таких не стыдно показать родителям, с такими не страшно пройтись по аллеям парка. И такие слишком хорошо знают женское тело. Бонни вспомнила, как переспала с ним в клубе. Она плохо помнила, что чувствовала, потому что ее мутило от наркотиков, выпивки и бешеного ритма. Но помнила нежность. Не грубость, не желание получить свое, а нежность.
Девушка отвела взгляд. Чувствовать влечение к парню своей единственной подруги — какое-то извращение. Уж лучше тогда еще раз прочувствовать всю жестокость людей Клауса — в этом хоть какая-то логика есть.
— Слушай, давай я попрошу Добермана, он отделает твоих врагов под первое число!
— Это тот, кто ворвался в твой дом в последний раз? — быстро спросила она, закрывая бардачок и расстраиваясь из-за тщетности своих поисков.
— Ну, да… Он немного вспыльчив, но…
