сообщить о нарушении
Текущая страница: 35 (всего у книги 131 страниц)
Он отстранился, но все еще нависал над матерью, все еще морально давил на нее и продолжал шептать, заставляя мать концентрировать на себе внимание:
— И я влюбился в нее. Понимаешь? Влюбился, но так сильно боюсь ее разочаровать, что решаюсь выходить грубую, но отчаянную девушку, чтобы доказать себе: я могу быть сильным рядом с женщиной, а она может быть слабой рядом со мной. Я просто пытаюсь перебороть те комплексы, что появились в результате твоей опеки, ясно? И, пожалуйста, больше не лезь в мою душу! Не лезь, мам!
Он отстранился и, выдержав паузу в несколько секунд, направился на улицу.
Елена услышала, что Деймон поднялся, но не обратила на это никакого внимания. А потом она почувствовала, что Сальваторе склонился над ней, и уже приготовилась к очередным ударам.
Но вместо этого Деймон лег сверху на девушку, прижав шатенку своим телом к полу. Тяжесть его тела снова стала душить. Но Елена, лежа на животе, не имела ни возможности, ни желания скидывать с себя своего врага еще раз.
И она смирилась. Сделала вдох, сделал выдох и выкричала последнюю тоску. То, что причиняло боль — вырвалось и растворилось в воздухе.
Теперь в душе воцарилось безмолвье. Там было пусто и темно, но тихо и спокойно. И Елена закрыла глаза.
Тайлер сел на скамью, стоящую во дворе, достал сигареты, прикурил. Он тоже чувствовал себя освободившимся. И эта ссора была не только способом высказаться и быть услышанным, но еще и способом понять собственные мотивы. Эмоций не осталось.
Остались лишь сигаретный дым, чувство обреченности и тоски по Елене.
И он готов был рвануть сейчас прямо к ней, но вновь помешала Кэрол. Она тихо подошла к сыну. Так же тихо села рядом и расплакалась.
Локвуд обнял мать за плечо, откинув сигарету, и… простил. А женщина, найдя в себе силы перебороть рыдания, тихо прошептала:
— Расскажи мне о ней. О девушке, которую ты любишь.
— Потрясающая девушка, мам. Чистая, искренняя и красивая…
И он рассказал ей события, произошедшие не так давно в его жизни. Он рассказывал и рассказывал, впервые ощущая, что его слушают. Впервые был искренним и впервые был рад поделиться с кем-то своей радостью. А Кэрол делала то, что делает любая любящая мать: прощала и слушала, радовалась и плакала…
2.
Спустя пятнадцать минут Елена вышла из ванной. Холодная вода, и правда, способна отрезвить, Деймон был прав.
Сальваторе вновь отвел девушку в ванную, но в этот раз она разделась сама. Однако дверь Доберман все равно запретил закрывать.
Выйдя, Елена остановилась возле Деймона. Подошла к нему слишком-слишком близко и взглянула в его глаза. Теперь это был осознанный взгляд. Разочарование и отчаяние все еще можно было узреть, но не было отрешенности и пустоты. Сальваторе видел царапины и синяки, которые украшали теперь все тело, но которые излечивали душу. Он беспокойно оглядел свою подопечную и только потом посмотрел ей в глаза.
— Я все поняла, — прошептала она, опуская взгляд, обнимая мужчину за талию и кладя ему голову на плечо. Ей было плевать на его ненависть, на его презрение и на свою фамильярность. Она знала только одно: этот человек вырвал ее из плена. — Часть бремени и боли надо скинуть. Она жалит, сбивает с ног, но можно сопротивляться и бороться… Часть же останется, и с этим надо смириться. Верно?
Он обнял ее в ответ, успокаивая как ребенка и понимая, что хоть поступил и жестоко, не по-мужски, но смог спасти еще одну душу. Еще одну. В прошлый раз это было сложнее…
— Да, милая. Так и есть.
Она хотела перебороть слезы. Не сумела. Обняла крепче своего врага, — друга? — и тихо прошептала:
— Ударь меня еще раз. Последний. Чтобы я окончательно убедилась в том, что я жива.
Он сильно сжал ее талию. Так сильно, как никогда. Потом отстранил девушку от себя, прислонил к стене и приблизился к ней.
Заплаканное личико и ее взгляд… Так смотрят дети на своих защитников. Так смотрят люди, которые чудом спаслись от катастрофы. С благодарностью. С благоговением. С неверием.
Потрясающий взгляд. Чертовски потрясающая девушка… И впервые Сальваторе пожалел, что его связывают с ней только негативные воспоминания.
— Хорошо. Я ударю тебя.
Он за талию привлек ее к себе. От нее пахло корицей. Ошеломляющий аромат… Лишающий рассудка. Сальваторе думал, что если удовлетворит свое желание избить ее, ему станет легче. Но вместо этого стало еще хуже: теперь хотелось подчинить себе эту девочку морально. Сделать из нее наркоманку, которая бы не могла жить без его помощи, поддержки и его заботы. Которая бы зависела от него…
Он справился со своими желаниями. Вернулся к разговору.
— Несколько раз, если захочешь. Но только при одном условии: если мы будем на равных.
Он схватил ее за запястья. Руки были покрыты сеткой царапин, но оба словно и не замечали этого.
— Пойди на какую-нибудь спортивную секцию, получи навыки и умения, а потом можем с тобой хоть сутками с ринга не сходить. Ты поняла?
Елена кивнула, освобождая руки и вытирая слезы.
— Тебе надо заснуть. Был тяжелый вечер.
И, не говоря ни слова, он повел ее в спальню.
Девушка устроилась в уютной и теплой постели. Ей показалось, что только сейчас она стала ощущать мир тактильно. Сальваторе включил ночник рядом с кроватью.
— Так не будет темно, — пояснил Деймон, стоя возле Елены.
— Спасибо, — прошептала она.
Сальваторе кивнул и развернулся в сторону, но почувствовал хватку руки девушки на своем запястье. Он развернулся медленно и неторопливо, опустил взгляд, обращая свое внимание на Елену.
— В последний раз, — прошептала она, закрывая глаза и свыкаясь с той мыслью, что боль — вполне привычное состояние организма.
Он сел рядом. Опять же — медленно, словно растягивая секунды. Им обоим больше не было куда бежать. Их бег остановился, отдался жуткой болью и бессилием. Пора начать привыкать к этому состоянию.
Елена держала его руку. Она медленно открыла глаза, посмотрела на Добермана и тихо прошептала:
— Останешься?
И он понял в этот момент один неоспоримый факт: он не может не исполнять просьбы — приказания? — этой девчонки. Не может, и сила воли тут не причем.
Сердце не позволяет.
— Конечно, Мальвина. Я же обещал…
Она убрала руку, плавно опустилась на простыни, не накрываясь и больше не пронзая своего врага взглядом. Кажется, она тоже поняла, что находится в надежных руках.
Сальваторе лег рядом, но обнимать в этот раз не стал. Уже было незачем. Девушка закрыла глаза, даже не меняя позы своего тела. Деймон же рассматривал эту загадочную девушку, приходя к выводу, что даже Хэрстедт в нем такого водоворота чувств не вызывала как Елена.
Просто вихрь в душе, сносящий все на своем пути: и предрассудки, и убеждения, и принципы…
И презрение.
========== Глава 19. Профессионалы ==========
1.
Закончился шестой день пребывания Елены под опекой своего врага, вытащившего ее из пропасти. После вчерашнего срыва Елена вела себя адекватно: питалась по-прежнему плохо, но уже узнавала Сальваторе.
А еще она рисовала. Рисовала на альбомных листах простым карандашом. Один рисунок за другим — без остановки несколько часов. Искусство поглотило девушку, и вся чернота души Гилберт трансформировалась на бумагу. Стили лавировали: от импрессионизма к кубизму. Лавировали и сюжеты: от стройных тел девушек до натюрмортов. И лишь цветовая гамма оставалась прежней — черно-белая, размазанная, мрачная, темная…
Под вечер Деймон заглянул в спальню своей подопечной. Пол был усыпан листами бумаги, карандашными стружками… Вокруг — хаос, беспорядок, над которым гордо возвышается девушка, чьи руки от запястья до локтя испачканы карандашом. Казалось, что Гилберт ничего вокруг себя и не замечает.
Доберман вошел в комнату, поднял один рисунок… Он не разобрал сюжета, откинул лист и подошел к девушке. Сел рядом. Елена оторвалась от занятия, обратила быстрый взгляд на парня. У него дрожь по коже прошла, от этого взгляда. Что-то кошачье. Что-то хищное.
Что-то, что было свойственно прежней Елене, но что по-настоящему проявляться стало только сейчас. Едва уловимое, но такое значимое… Что-то, что прячется под маской страдания и безупречности.
Фальшивая сука.
Шатенка вновь сконцентрировалась на своем занятии. Она была по-своему прекрасна, по-своему ничтожна. И Доберман больше всего на свете сейчас желал свалить от этой девчонки куда подальше.
Но его остановил тот факт, что только благодаря этой трагедии, он наконец-то сможет поставить эту дрянь на место.
Сальваторе крепче сжал ручки спортивной сумки, которую принес с собой и демонстративно поставил эту сумку на рисунки девушки. Гилберт вздрогнула от неожиданности, но впадать в истерику снова не стала. Она вопросительно посмотрела на парня.
— Вещи моей бывшей, когда она еще не напоминала швабру… Выбери себе что-нибудь.
Елена не двигалась. Взгляд девушки был осознанным, и Гилберт в себе больше не замыкалась, но это не означало, что от депрессии и следа не осталось. Она все еще плакала, она все еще кричала по ночам, хоть уже и не так громко… Она все еще молчала, просила не выключать свет и быть рядом.
— Пора бы нам подышать свежим воздухом.
Гилберт вновь обратила на мужчину свой взгляд, от которого Добермана бросило в дрожь во второй раз.
— Это обязательно? — казалось, строптивость ее немного поубавилась. — Мне что-то не хочется…
— Собирайся, — сказал, как отрезал. — Покажу тебе, чем дышат люди моего класса… Ну, те, которым лишь бы крушить, ломать, калечить… Как ты там дальше говорила?
Он оскалился, потом поднялся и скрылся за дверями.
Елена злобно взглянула на дверь, а потом все-таки сконцентрировала свое внимание на сумке. Отбросив карандаши и бумагу, девушка поднялась, схватилась за поддон сумки и выпотрошила ее содержимое. Разноцветные шмотки покрыли почти половину кровати. Гилберт пренебрежительно их оглядела, потом неторопливо перебрала…
Она больше не хотела думать ни об отце, ни о матери. Шатенка усмехнулась, поднялась, стащила с себя растянутую футболку, а потом схватила первое, что попалась ей под руку.
Дизайнерские привычки вмиг дали о себе знать. И вскоре Гилберт стояла перед зеркалом, улыбаясь как парцеляновая кукла и думая о том, что теперь в ее сердце больше нет места для любви.
2.
Он увидел Елену уже в коридоре в наброшенном на плечи пальто, с засунутыми в карманы руками и в сапогах на невысоком каблуке. Растрепанные волосы ниспадали на плечи, завершая образ.
Ничего утонченного или изящного. Ничего женственного.
«Да эта сука мне одолжение делает!».
Но Сальваторе решил больше не срываться. Он открыл дверь, выпустил девушку, закрыл квартиру на несколько оборотов.
Когда они ехали в лифте, Елена прижалась к стене, смотря куда-то сквозь пространство. В прошлое ли, в настоящее или в будущее — Сальваторе не знал. Он думал только об одном: в этой девочке есть шарм. Бракованный, изуродованный, но все же шарм. И в этом заключается ее притягательность. Истинная красота только тогда достигает своего апогея, когда в ней присутствует хоть малая часть несовершенства или уродства.
Обворожительно.
Она не задавала вопросов, куда они едут, не смотрела в окно. Лишь молчала, погруженная в просторы своих мыслей.
3.
Сальваторе взял девушку за руку, когда они шли мимо длинной очереди молодежи на входе в какой-то клуб. Елена не видела перед собой ничего. Кажется, в ее мыслях были незавершенные рисунки, наброски и непродуманные образы.
Он подвел девушку к высокому и мускулистому парню, проверявшему паспорта на входе. Вышибала выглядел грозно и устрашающе. Ребята, которых он проверял, нервно поглядывали на него, держа пальцы крестиком и молясь, чтобы их впустили.
— Здорово, Доберман, — сказал он, быстро взглянув на Сальваторе, а потом снова обращая внимание на паспорта.
— Позволишь?
Громила посмотрел на Елену, которая кусала губы, разглядывая небо над головой и походя на умственно отсталую. Парень усмехнулся, вручил паспорта группе молодых людей и отрицательно покачал головой. Зарекаться и спорить с ним никто не осмелился, и подошла следующая группа людей.
— Ты-то можешь пройти, а вот твоей малышке остаться придется, — бесчувственно промолвил мужчина, отдавая паспорта и кивая молодым людям. Те прошли в клуб.
— Я за ней присмотрю, не сомневайся, — так же безучастно произнес Доберман.
— Не в этом дело. Облавы на наш клуб сыплются как манна небесная. Вопрос о моей профнепригодности уже два раза обсуждался руководителем клуба.
Сальваторе усмехнулся, сильнее сжал руку девушки. Елена, словно проснувшись, отвлеклась от созерцания неба и перевела взгляд на знакомого Сальваторе. Ее взгляд, правда, как-то изменился. И охранник обратил внимание на шатенку, так внимательно его рассматривающую. Гилберт была обворожительной, странной, и этим сегодня заслуживала особое внимание.
— Хорошенькая, — он попустил еще несколько человек, а потом скрестил руки, показывая, что на сегодня вход в клуб для остальных закрыт. — А где же предыдущая?
— Там, куда мы пытаемся понять. Ты же знаешь ее заебы… Ну, так что? С меня вискарь, а за девчонкой я присмотрю.
Елена не сводила взгляда с вышибалы, который, ухмыляясь, тоже с любопытством оглядывал пассию своего знакомого. Потом охранник кивнул, но перед этим сказал:
— В случае облавы — девай ее куда хочешь, но чтобы она на глаза не попалась. Иначе дорога нам обоим сюда закрыта.
Сальваторе кивнул и, поблагодарив, вошел в открытые двери. Сзади послышались возмещенные крики, однако никто на них внимания не обратил.
Но вместо прожекторов, кожаных диванчиков, стеклянных столиков и прочей атрибутики, характерной для клубов, Елена увидела нечто другое.
Сальваторе вел ее по длинному коридору, который походил на пещерный лаз, минуты две. Потом они зашли в маленькую гардеробную. Елена вручила свое пальто женщине, забирала номерок и спрятала его в карман джинс.
И только сейчас Сальваторе обратил внимание на внешний вид своей подопечной. Джинсы в обтяжку, коротенькая кофточка, оголяющая плоский животик, поясницу, плечо, большая пряжка на ремне, множество браслетов на руках и этот взгляд, который обычно бывает у обдолбанных наркоманок или аутистов — определенно это особа будет привлекать внимание.
Деймон схватил девушку за запястье и повел за собой. Вновь коридор, вновь минута ходьбы. После — дверь, которую Деймон любезно открыл.
Взору Гилберт предстало необычное зрелище. Никакой оглушительной музыки, никакой толкотни, никакого стриптиза. По периметру зала, больше походящего на пещеру, располагались барные стойки, за которыми люди спокойно и тихо общались. Под потолком висел огромный шар, освещающий пространство белолунным светом. Группа молодежи танцевала на небольшом танцполе в… наушниках. Помимо этого — многочисленные столики с мягкими стульями и уютные кресла.
Сальваторе подвел девушку к столику, усадил ее и разместился напротив. Елена зачарованно оглядывалась, все еще больше походя на Британи Мерфи из фильма «Не говори ни слова».
Деймон подозвал официанта и обратился к Гилберт.
— Нравится?
Шатенка задрала голову, обнажая шею и разглядывая потолок. Потом она плавно повернулась к мужчине и, положив руки на стол, приблизилась к мужчине.
— Клуб в катакомбах. Красиво, правда? Единственное, что запрещено — громкая музыка. Поэтому танцуют в наушниках… Но знаешь, есть в этом какая-то магия, на мой взгляд.
Сальваторе пожал плечами. Тут подошел официант, Доберман что-то быстро ему сказал, и служащий удалился.
— Это очень опасно? — спросила Гилберт, обращая свое внимание на своего собеседника.
— Все меры предосторожности приняты, не волнуйся. Ну, а даже если и случится обвал, то, по-моему, ты давно мечтаешь о смерти.
Девушка отстранилась, зарылась руками в волосы. Ее обнаженное плечо не могло не привлечь внимание. Шатенка резко выпрямилась, еще раз огляделась. Ее движения были плавными, медленными и магическими… Что-то изменилось в этой девчонке.
— Знаешь, — она снова посмотрела на Деймона, — а я больше ничего не хочу. Ни жизни, ни смерти. Мне не думать лишь бы…
Доберман оскалился.
— Вторая стадия, что ж… отлично.
Официант принес один бокал, наполненный жидкостью яркого цвета. У Сальваторе же был двойной виски со льдом. Хоть где-то его вкусы постоянны.
— Пей, — произнес Сальваторе, подвигая девушке бокал. — Теперь тебе можно.
— Что это?
— Абсент. Сильная вещь. Помощнее вискаря и водки…
Девушка сделала несколько глотков. Горло приятно обожгло, но никакой горечи не осталось. Елена ухмыльнулась, потом внимательно оглядела Сальваторе. Она попробовала абсент еще раз, после чего решительно поднялась и, подойдя к Доберману, нависла над ним.
— Знаешь, что я делала раньше?
