сообщить о нарушении
Текущая страница: 118 (всего у книги 131 страниц)
— Мы уже больны, — ответила она, утыкаясь в его плечо. Деймон стиснул зубы. Осознание действительности резануло по чувствам острой бритвой. Реальность позволила сделать перерыв, но теперь вновь требовала вернуться к правилам.
— Мы не больны, — он сдавил ее талию, а потом поднял девушку, заставляя ее подняться. Елена медленно поднялась, недоуменно взглянув на Сальваторе. Он поднял куртку со снега и надел ее. Холод был нежным и ласковым. Его покалывания напоминали слабые разряды тока.
На самом деле, это не холод. Просто Елена и Деймон — Мальвина и Доберман — они перегорели как лампочки. Приступ страсти — короткое замыкание болезненным уколом в вену.
— Мы отравлены, — он засунул руки в карманы, остановившись напротив нее. Осколки, что были талыми водами еще пару секунд назад, теперь вновь превратились в смертоносные острые наконечники. Елена почувствовала, как они начали ее пронзать. Она закрыла глаза, стараясь превозмочь слезы. Не получилось.
— Зачем? Зачем тогда ты разыгрываешь эти пьесы, если не намерен их заканчивать?
Он подошел ближе, коснулся ее шеи, но Елена, резко открыв глаза, ударила его по рукам. Она стала чувствовать себя использованной и избитой. Смотреть в глаза Сальваторе было уже не так больно, но все еще невыносимо.
— Так у нас будет шанс встречаться вновь… Мы будем знать, что не закончили. Что у нас есть повод остаться наедине.
Елена улыбнулась, опуская голову. Слезы вновь скатились по ее лицу. Она вспомнила, как с упоением читала романы, в которых на каждой строчке были вмонтированы такие слова как зависимость, одержимость, наркотик… Любовь сравнивали с чем-то, без чего прожить было невозможно, что вызывало привыкание. Она вспоминала, как мечтала о чем-то подобном. Хотела тоже думать о ком-то двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю. Она понятия не имела, что получит это, но вместо обжигающей сердце любви будет испытывать опаляющую разум ненависть. И это совсем не так сладко, как она представляла себе.
— Я никогда не прощу тебя, — взглянула из-подо лба. — Если ты не скажешь сейчас, что солгал, я никогда не прощу тебя.
— Ты нужна мне, — произнес он, разбивая ее недавние выводы. — Именно поэтому я не хочу все портить.
— Все и так испорчено, — выплюнула она, — знаешь, я думаю, что ты — это моя расплата. Все это время я думала, что в тебе спасение, но ты — это лишь то, что всегда заставляет меня оглядываться назад. Я не смогу быть счастливой после того, что случилось с Тайлером, с Бонни, с моими родителями, с Десмо…
— Прекрати, — процедил он сквозь зубы. Елене показалось — ей вновь стало казаться — что она все-таки не безразлична ему. Просто Деймон любил лишь одну девушку, просто он не способен полюбить второй раз, просто у него в голове сидит этот тошнотворный принцип дружбы, который он не может нарушить. Это не делает его плохим или хорошим. Это делает его обычным. — Жизнь — не математика, перестать уже все пытаться выровнять!
— Да я не пытаюсь! — закричала она охрипшим голосом. Она не чувствовала пальцев ног, она околела, но не могла сдвинуться с места. Ее сводило с ума это хождение по кругу, эти вечные объяснения и разговоры, которые все равно заканчиваются ничем. — Пару минут назад по крайней мере точно не пыталась. Проблема не в том, что мы кому-то что-то должны или перед кем-то виноваты, проблема в том, что мы нужны друг другу, и это пугает! Мы боимся быть счастливыми среди остальных, — она подошла ближе. Она внимательно на него посмотрела. Ей лучше все высказать именно сейчас, потому что «потом» не будет. Потому что они и так превысили лимит. Они и так уже задолжали Вселенную.
— Эти события — это черные пятна в их биографиях, — Елена вглядывалась в его глаза, она больше всего хотела увидеть там понимание. Она хотела увидеть там прежнюю теплоту. Не страсть, а теплоту, которую Деймон себе слишком редко позволял. — Эти пятна — они как чертовы мотыльки. Все бьются под лампами и тебе вроде бы не мешают, но напоминают о своем существовании… И мы так любим тех, кому сделали больно, так хотим искупить свою вину, что запрещаем себе любить друг друга. Именно поэтому мы ненавидим друг друга — потому любить нам не позволено.
Она запахнула полы пальто, перекрывая доступ к своему телу, закрывая все пути для отступления. После этого разговора у них точно ничего не получится. Не в этой жизни по крайней мере. Они упустили свою возможность…
— Может, оно и к лучшему, — произнесла она, отворачиваясь и направляясь вперед. Поблескивающий снег был единственным, что разбавляло этот мрак. Скрестив руки на груди, Елена шла вперед, сжимая зубы и находя в себе силы не закричать. Она плакала, она чувствовала, как ее согревает нечто новое, более теплое, но продолжала идти вперед.
3.
Когда Тайлер повернулся к ней, Кэролайн осталась на расстоянии двух или трех шагов от него. Она, скрестив руки на груди, внимательно смотрела на парня. Ртуть в венах бурлила уже не так, как раньше, но Б-52 еще притуплял разум, а эмоции еще были на пике.
Локвуд улыбнулся, повернувшись к девушке. Он огляделся, а потом вновь уставился на Форбс, а на его губах все еще была эта глупая улыбка. В глазах парня Кэролайн прочитала недоумение.
— Брось, — она закатила глаза, пройдя мимо. От нее пахло морозной свежестью. Мельпомена. Или Тайлеру просто нравятся имена на «М»? — Это же… Это великолепно!
Она подошла к краю платформы, уставившись на исписанную баллончиками грязную стену. Тайлер подошел и встал рядом. Он пытался увидеть тоже, что видела Кэролайн. У него не получалось. Потому что в Кэролайн еще жил ребенок, верующий во что-то хорошее. В Тайлере этого ребенка уже не было. Не стало, вернее. Не стало совсем недавно. В Мексике.
— Ты серьезно? — он посмотрел на девушку. Кэролайн улыбнулась, а потом повернулась к парню всем корпусом. Завтра у нее будут болеть голова и руки. Скорее всего, она даже пожалеет об этом моменте. Но в эту минуту, Тайлер готов был поклясться, она была бесконечной.
— Ты ожидал другого, да? Ожидал какого-нибудь живописного и захватывающего дух вида города? Ожидал спрятанное озеро? Заброшенные галереи? — она прищурилась. Весна ее взгляда была промозгло-теплой. От такой весны хотелось лезть на стены, наслаждаясь при этом первыми лучами солнца. — Ты же вроде бы не любишь банальности?
— Я не люблю приукрашать то, что нельзя приукрашать. Заброшенная станция метро — это не то, что меня может переубедить.
Кэролайн вновь повернулась к исписанной стене. Рельсы, которые поржавели и поломались, кривыми линиями уходили в глубину тоннеля. Полумрак стягивал пространство, делая его зрительно очень маленьким. Мигающие лампы заставляли вспоминать фрагменты из фильмов ужасов.
— Не заброшенная, а конечная закрытая станция. Ты представляешь, когда-то здесь ходили люди… Суетились. Бежали домой… — она пошла вдоль линии рельс по самому краю платформы. Тайлер устало поплелся за ней, за девушкой, которая будто сахар таяла в безвкусном черном кофе. — Встречались, целовались, дрались… Даже не запоминая лиц друг друга.
Она остановилась. Тайлер остановился в метре от нее. Он не устал. Он не был вымотан. Исчезать в лабиринтах города среди ночи — это чисто в его стиле. Чисто в его стиле знакомиться с девушками, с которыми он никогда не будет счастлив. Чисто в его стиле тоже таять подобно Кэролайн. Но таять не сахаром, а воском, раскаленными каплями падая на чьи-то обнаженные души.
Кэролайн повернулась к Тайлеру. Она внимательно и как-то слишком серьезно на него смотрела. Она была его откровением в это мгновение.
— А больше сюда никто не ходит, — произнесла она, разбивая прежнее молчаливо таинство. — И никто не вспоминает об этом месте.
— И что ты хочешь мне этим сказать? — с усмешкой спросил Локвуд. Девушка шагнула вперед. Она въедалась в него взглядом, медленно пробираясь под кожу. Некоторых людей тяжело забыть. Некоторых просто невозможно. Кэролайн — она из последних.
— Эта станция не работает, и никто сюда не ходит. Никто не наслаждается пребыванием здесь, потому что обломки не успокаивают и не восхищают. Понимаешь? Тебе тоже надо уйти с твоих заброшенных конечных…
Тайлер улыбнулся. Потом — еще раз. Потом он рассмеялся, как-то слишком вымученно и отчаянно. Форбс видела в нем бесчинствующее одиночество. Именно то одиночество, которого все так боятся. Именно то одиночество, из-за которого ты не можешь никому ничего рассказать. Да и некому собственно…
— То есть ты считаешь, — он отрицательно покачал головой, не переставая безумно улыбаться, — что из-за твоей шикарно обрисованной метафоры что-то изменится, да? И мне сразу станет легче?
— Нет, — ответила она тут же, даже не задумываясь над своим ответом. — Не станет легче. Но ты должен смириться.
— Смириться с чем?! — Тайлер повысил тон голоса. Воспоминания из треклятой Мексики вскружили голову. Время, когда он кусал локти, прошло. Время продолжительных запоев и кутежей в притонах — тоже. Настало время для самобичевания, самокопаний, осознания, что только ты сам виноват в том, что случилось с тобой. Ты, и никто другой.
— С тем, что ничего не изменить. С тем, что иногда даже самый дерьмовый результат — определенный этап твоей жизни. И ты должен пройти его. Должен, потому иного выхода у тебя нет.
Она сделал еще шаг вперед. Она кивнула, пытаясь убедить Тайлера. Кэролайн говорила стандартные фразы, говорила то, что в теории знает каждый, а на практике не применяет никто. В Кэролайн не было ничего особенного, и несмотря на то, что она была лучше Елены, она была чем-то с ней похожа — такая же нашпигованная афоризмами из дешевых книг, такая же не по годам мудрая и такая же обреченная как и все ее сверстницы.
Но она не просто видела его боль. Она хотела ее облегчить. Она хотела избавить его от нее. Ни Бонни, ни Деймон, ни уж тем более Елена этого даже не пытались сделать. Кэролайн Форбс — как новый уровень.
— Так просто?
— Так просто. Обычным людям нравятся усложнять.
— А мы, значит, необычные? — спросил он, уже понимая, чем закончится для него эта ночь. Ему бы хотелось написать другой сценарий для финальной сцены этой ночи. Ему бы очень хотелось изменить концовку. Но Кэролайн ошибалась в одном — некоторые этапы невозможно перейти. И есть другой выход. Он холодный как сталь. И взрывающийся, как порох.
— А мы особенные, — она обняла его. Нет, не жалость. Скорее, нежность. Скорее желание стать друзьями на какой-то промежуток времени. Не стоит желать вечности, чтобы наслаждаться друг другом, но стоит грезить мгновением, чтобы узнать друг друга.
Девушка отстранилась. На языке вертелось что среднее между «спасибо» и «да пошла ты», но Тайлер решил пренебречь словами. Когда-то Деймон говорил о том, что чтобы воспарить, нужно упасть на самое дно. Деймон ошибался: оказавшись в самом низу, назад уже не вернешься.
Потому что внизу воронка. И она затягивает тебя.
— Тебе надо идти. Я еще побуду тут.
Он хотел запомнить ее. Он хотел, чтобы образ Кэролайн был последним, что будет в его сознании перед темнотой. Ему хотелось вшить Кэролайн в свою душу, сохранив в памяти хоть что-то положительное об этом мире.
— Все нормально? — спросила она. Тайлер не знал ради вежливости или из-за беспокойства. Да и не важно это было. Иногда не стоит искать причины. Иногда нужно принимать просто факты — нужно признавать результат, не важно проиграл ты или победил.
— Да. Теперь все нормально, — улыбнулся почти искренне. Девушка улыбнулась в ответ. Весна ее взгляда была такой… родной. Такой правильной. Тайлеру показалось, что Кэролайн сюда просто кто-то отправил. Отправил для него. Не потому, что он нуждался в промывке мозгов. Не потому, что он был каким-то особенным, или Кэролайн была какой-то необычной.
Просто так правильно.
— Спасибо, — все-таки произнес он. Кэролайн развернулась и направилась к выходу. Она смотрела на лестницу, которая вела на улицу, к небу, усыпанному плеядой звезд, к Вселенной, усыпанной плеядой душ.
А Тайлер смотрел на предмет, валяющийся под ногами.
Это было поблескивающий кусок металла с заостренными краями.
4.
Порш был готов через час. Пахло краской и дорогой обивкой. Елена устало наблюдала за тем, как Деймон рассчитывался со своими помощниками, к которым не обращался по именам. Он вообще к ним никак не обращался. Лишь местоимения иногда приходили на помощь, стирая яркость неопределенности.
На улице шел снег. Елена, облокотившись о капот, ждала. Они решили вернуться в мотель и выписаться, сославшись на то, что хотят дальше мчатся автостопом в свой медовой месяц. Машину оставят на порядочно расстоянии от мотеля. У них должно получится. К четырем утра они должны покинуть город.
— Здесь больше, чем мы договаривались, — произнес мужчина, даже не заглянув внутрь конверта, будто он определил сумму на ощупь. Гилберт стало воротить от дешевизны этой сцены.
— Вы нас не вспомните. Просто нас не существовало никогда.
Деймон замолчал, уставившись на старика, тот кивнул. Сальваторе пожал ему руку и направился к машине. Елена открыла дверь со стороны пассажирского сиденья. Она устала. Она привыкла к этой слабости по всему телу, привыкла к бессонным ночам и каким-то бесконечно-длинным сутками. Она не могла привыкнуть, что основной причиной ее усталости является Деймон. Он вытягивает из нее эмоции, выпивая ее энергетику и будто изнашивая ее.
— Ты как? — спросил Деймон, подойдя к девушке. Та захлопнула дверь переднего сиденья. Она смотрела на Сальваторе, стоящего в темноте. Падающий снег создавал иллюзию некой гиперреальности, компьютерной игры про вампиров, дешевого фильма в стиле нэонуар.
— Я в норме.
Деймон коснулся ее руки. Опять. Елена посмотрела вниз. От его прикосновений больше не подкашивались ноги, больше не замирало сердце, и кровь в венах не застывала. Мальвина не чувствовала ничего. Ей просто хотелось закончить со всем этим.
— Я поеду на заднем, — она выдернула руку, разорвав тактильную близость. Некоторые сказки никогда не заканчиваются, поэтому они не очень популярны. В некоторых фильмах не бывает титров. Бесконечный сериал. Бесконечная франшиза, которая насчитывает уже больше десяти фильмов. Бесконечная книга, в которой бессчетное количество страниц. Бесконечные отношения, о которых мечтают пятнадцатилетние девочки и от которых бегут девятнадцатилетние девочки с пустыми амбициями.
Елена открыла дверь и села в салон автомобиля. Ее тут же обволокло тепло, пробудив сонливость. Девушка плотнее закуталась в пальто. Еще одна остановка — мотель. А после — бесконечно-длинная дорога, в которой будет бесконечно-длинное молчание.
Когда Деймон сел в автомобиль, Елена отвернулась, скрестив руки на груди. Она легла на сиденье. Она не собиралась спать. Она хотела спрятаться. Девушка закрыла лицо руками, и весь мир сузился до пределов этой остоебневшей уже машины.
========== Глава 51. Обнаженная правда ==========
1.
Кэролайн вернулась. Она не поднялась даже до середины лестницы, когда решила, что ей нужно вернуться. Форбс развернулась и быстро спустилась по лестнице. Она улыбнулась. Ей хотелось выйти с этой заброшенной конечной вместе с Тайлером. Нельзя задерживаться в подобных местах даже на пару секунд.
Девушка подбежала к тому месту, где стоял Тайлер, но его там не было. Он стоял чуть дальше. Он смотрел на надпись на стене, и ржавые полосы рельс как-то странно блестели во мраке. Кэролайн нахмурилась. Она тихо подошла к нему, остановившись на расстоянии вытянутой руки.
— Тай…
Она поняла, что дело не в полосах рельс. И не в надписи. Дело в Тайлере. Он напоминал застывшую статую или одержимого бесами человека — просто стоял, весь напряженный и сосредоточенный. Вены на его предплечьях вздулись. Грудная клетка часто приподнялась из-за сбившегося дыхания. Создалось впечатление, что Локвуд видит призрака.
— Уходи, — сквозь зубы процедил он. — Уходи, Кэрри.
Продолжал стоять боком, вглядываясь в пустоту. Форбс сглотнула, но не поспешила выполнить его просьбу. Ей казалась искусственной такая перемена в настроении. Искусственной, но вполне закономерной. Кэролайн ощутила страх. Она невольно сжала руки в кулаки, и кольцо на безыменном пальце болезненно впилось в кожу.
— Я сейчас поднимусь.
— Не поднимешься, — быстро ответила она, медленно опуская взгляд, ожидая увидеть труп, пистолет или что-то в этом роде. Но в своей руке — в той, что была доступна взору Форбс — Локвуд сжимал лишь свою слабость. А в другой? — Тайлер! — произнесла она, поднимая взгляд и повышая тон своего голоса. Она приехала сюда чтобы предаться терпкой ностальгии и наладить отношения с Еленой, а не для того, чтобы быть лекарем для чьей-то искалеченной души. Форбс на это не подписывалась. И ею начала овладевать злость.
