сообщить о нарушении
Текущая страница: 123 (всего у книги 131 страниц)
Майклсон спустился вниз поцелуями. Его губы касались груди девушки, и Бонни выгибалась навстречу каждой ласке. Когда руки Клауса проскользили на талию, Бонни дотронулась до плеч мужчины, сжала напряженные мышцы, будто только так могла убедиться, что все происходящее — не сон. Хриплое дыхание стало сбитым и прерывистым. Язык Клауса коснулся затвердевших сосков. Бонни прикусила губу, издав тихий стон, а Майклсон тут же отстранился. Прохладная кожа обивки под спиной стала нагреваться. Жар охватил тело, и истома накрыла волной. Бонни приподнялась в рвении приблизить мужчину к себе, но Майклсон резко надавил на плечи, заставляя девушку лечь. Такая резкость взорвала нежность и трансформировала ее в страсть. Ладони с плеч проскользили на грудь и сжали ее. Девушка согнула ноги в коленях, сжала ладони в кулаки, тут же разжала их… Провела сломанными ногтями по обивке, ощутила саднящие покалывания, а следом — губы Клауса на шрамах, которые он же ей и оставил. Она хотела его остановить, хотела пропустить эту прелюдию, но не могла не поддаться искушению. Майклсон целовал каждый шрам, словно ему действительно было жаль ее, словно он действительно желал ее по-настоящему, словно он ее любил. Может, любить можно и в течение нескольких секунд? Может, настоящая любовь — мимолетная? Может, в этих минутах правды и искренности намного больше?
Клаус спустился еще ниже, дотронулся до белья любовницы, резко потянул вниз… Потом отбросил его в сторону, развел колени девушки в разные стороны. Он вновь поцеловал ее израненный живот, вновь сжал грудь, пальцами дотронулся до сосков, заставив Бонни вновь прогнуться. Девушка сделала еще один глубокий вдох, на выдохе — рваный стон. Она уже давно уничтожила себя, и ей не казалось постыдным быть настолько близкой со своим врагом. В конце концов, они уже давно не враги. В конце концов, они неплохо знают друг друга, они хотят друг друга, и им остоебенело придумывать отговорки. В конце концов, они взрослые люди, они сами нормируют дозу своих желаний и их осуществлений.
Майклсон опустился вниз, его ладони проскользили от коленей до внутренней поверхности бедер. Девушка рефлекторно чуть сжала ноги, Клаус эту попытку пресек, тут же раздвинув ноги девушки. Он поцеловал низ живота, а затем коснулся языком промежности любовницы. Бонни выгнулась, тут же сжавшись. Язык Клауса проник внутрь, Бонни застонала, начиная извиваться под натиском нахлынувшего удовольствия. Смысл был не в том, что Клаус оказался более опытным любовником, чем Тайлер. Смысл был даже не в том, что Бонни действительно получала удовольствие, которого она ранее не испытывала.
Смысл был в том, что ей важно было внимание само по себе. Как концепт. Как спасательный круг. Ей важно было каждое прикосновение, каждое движение языка внутри, каждый вдох и каждый выдох.
Клаус коснулся бедер, затем — талии, пальцами касаясь каждого шрама. Пальцы Бонни сплелись с пальцами Майклсона. Девушка ощущала широкие ладони, вздутые вены на запястьях и предплечьях. Она царапала его кожу, желая оставить хоть какие-то напоминания о себе. Желая при следующей встречи убедиться, что ей не показалось, что ей не приснилось. Еще одна прикосновение — и стоны Беннет становятся громче. И надорванее. И страстнее. И они его возбуждают…
Он медленно отрывается. Девушка замирает. Клаус тянется к ней, касается ее лица, целует губы. На языке Беннет ощущает специфический привкус, и поэтому она еще сильнее прижимает мужчину к себе. Ей отчего-то кажется, что одного раза им будет недостаточно, а двух — слишком много. Бонни расстегивает ремень, спускает джинсы с бедер Майклсона. Она касается ладонью члена мужчина, совершает первое фрикционное движение, а потом тут же слышит хриплый стон Клауса у своего плеча. Она делает еще одно движение рукой — более резкое, затем — еще одно. Теперь Майкслон уже не маскируется. Его пальцы впиваются в и без того растерзанную кожу. Мир теряет былую четкость, цветы расплываются, разорванное дыхание наполняет пространство. Девушка еще ниже спускает джинсы, а потом ощущает резкое и для нее неожиданное проникновение. Беннет прокусывает губу до крови, а Клаус тут же целует девушку, и металлический вкус крови окончательно лишает разума и святости. Если честно, то и нет пороков. Если честно, есть просто проблемы и искаженное мировоззрение. Если честно, уже наплевать хороший ты или плохой, праведный или распущенный, благородный или беспринцпиный. Если честно, когда ты находишь кого-то с кем можешь дышать пару минут без кислородной маски — ты и не задумываешься над тем, что сделал, где проиграл, куда не вернулся. Если честно, им хорошо вместе, и им наплевать, если кто-то против них.
Резкие толчки сменяются медленными. Перемена темпов подрывает сердцебиение и учащает пульс. Двери не были закрыты, их могли застукать в любую минуту. Они бы даже хотели, чтобы это произошло. Они бы хотели, чтобы их, таких низких и грязных, кто-то увидел вместе.
Бонни обхватывает ногами Майклсона, сгиб ее колена оказывает на сгибе его локтя. Глаза в глаза — всего на пару секунд, после которых следует короткий, но чувственный поцелуй, а после — разорванное дыхание и мелькающие слайды из вспышек воспоминаний и картинок настоящего. Хаос в мыслях, хаос в буднях, хаос в движениях — все перемешалось и слилось в единую какофонию, из которой уже трудно вновь все разложить по фрагментам… Клаус останавливается, девушка замирает. Мужчина прижимает руки девушки к дивану, его ногти вонзаются в ее вены. Ему наплевать на то, что она больна туберкулезом. Ей наплевать на то, что он когда-то ее уничтожил. И это обоих сводит с ума. Это делает их равными друг перед другом.
Девушка толкает Клауса в грудную клетку, отодвигая его от себя. Она всматривается в него в этих перерывах, которые они себя позволяют. Она пытается запомнить его, запечатлеть в своей памяти как можно подробнее. Ведь уже через пару мгновений все исчезнет…
Мужчина вновь прижимается к ней, вновь целует, а потом запускает руку под ее спину, заставляя Бонни прогнуться ему навстречу. Он поддается оттенку его желанию. Она касается спины мужчины, затем — его ягодиц, чтобы сдать очередной ритм и раствориться без остатка в этой порочной, случайной и обреченной на испепеление связи.
3.
Елена умылась холодной водой. Она оперлась об умывальник и уставилась на свое отражение в зеркале. Вода шумела, головная боль не утихала. Гилберт видела напротив себя жалкого, уставшего и совершенного потерянного человека. Гилберт усмехнулась, отрицательно покачала головой и снова засунула руки под холодную воду.
В действительности, ночные кошмары — не так уж страшно. И вообще, как думала Елена, ночные кошмары — это даже очень неплохо. По крайней мере, в кошмарах бывает хоть какая-то логика, хоть какая-то причинно-следственная связь. В кошмарах ты точно знаешь, от чего исходит зло, чего ты боишься, куда хочешь убежать. В кошмарах есть цель. Цель — найти пристанище и покой. В кошмарах есть эмоции, в кошмарах ты чувствуешь, как бьется твое сердце, как все мыслительные процессы сводятся лишь к одному — надо уберечь себя.
В действительности, ночные кошмары — это ничто по сравнению с бессвязными снами, в которые врываются твои собственные мысли, в которые врываются образы и воспоминания. И вот в два ночи ты мечешься по кровати, ты не можешь проснуться, не можешь открыть глаза. Тебе не страшно, тебе не боязно, но эти навязчивые мысли, эти доводящие до тошноты воспоминания заставляют думать об одном — скорее бы наступило утро. Кошмары кажутся чем-то запретным и манящим, а мысли все вьются и вьются подобно озлобленным осам, мозг не отдыхает, и в результате ты просыпаешься уставшим. В голове — бессвязный поток мыслей, в сердце — тревога, а в теле — усталость. И все, что тебе остается — лишь смотреть на свое отражение в зеркале и надеяться, что этой ночью ты будешь спать мертвым сном.
Елена вытащила руки из-под воды, закрыла кран и пошла к выходу. Февральские холода все еще были цепкими, а часовой сон-воспоминание в машине — мучительным. Может, это отвратительное состояние было вызвано звонком Бонни, кто знает? Но Елена ощущала себя пропущенной через мясорубку.
Она вышла на улицу. Деймон и Коул о чем-то беседовали. Передача денег состоялась минут пятнадцать назад. Теперь всем троим предстояло пересечь границу в сопровождении Майклсона и постараться забыть то, что случилось.
Коул улыбнулся, когда увидела вышедшую девушку. Не сказать, чтобы Елену передернуло (она видела злодеев и похуже, достаточно вспомнить пытки соленой водой), но ей стало противно. Будто по коже проползли скользкие слизняки — мерзкое чувство, вызывающее лишь желание принять душ и подумать о чем-то хорошем.
О хорошем не думалось.
Сальваторе проследил за взглядом Майклсона, потом покачал головой в ответ на какие-то свои мысли и направился к своей давней знакомой. Настроение Елены, и без того мрачное, спикировало вниз по оси ординат. Девушка скрестила руки на груди и из-подо лба уставилась на Сальваторе. На какие-то мгновения ей показалось, что эта командировка никогда не закончится.
— Нужно поговорить, — произнес он, взял ее под руку и повел в сторону туалетов.
— Знаешь, — произнесла Гилберт, желая выдернуть руку, — я читала одну книжку, в которой писалось о том, что один парень…
Елена попыталась втащить руку, но попытка увенчалась провалом. Сальваторе был силен, да и к хватке его давно стоило бы привыкнуть.
— …и он съел трех жуков, при этом сумев подавить рвотный рефлекс. Когда я смотрю на тебя, мне кажется, что я тоже съела трех жуков.**
— Это мило, — ответил Сальваторе, заводя девушку в туалеты. Елена не спала больше суток, сон урывками лишь ухудшал ситуацию, а выпитый алкоголь в конец портил все положение, но энергетика Гилберт оставалась прежней. Будто бы она и не уставала вовсе.
— Только я с трудом сдерживаюсь, чтобы не выбле…
Деймон резко открыл дверь кабинки, втолкнул туда девушку и затем зашел следом, быстро защелкнув замок. Гилберт забыла, что она недоговорила и молча, даже с неким недоумением, уставилась на Сальваторе.
Они остановились на придорожной заправке, тут же «слили» по словам Коула, порш и получили выручку. Задерживались они так надолго лишь по одной причине — машину Майклсона осматривал какой-то сердобольный механик и устранял причину неполадки. Растворимый купленный кофе и черствая булочка утолили голод и прибавили сил, но не насытили. Утоление голода и насыщение — абсолютно разные вещи, теперь в этом Елена не сомневалась.
Туалет, на удивление, были чистым и просторным. Так что в этой чистой кабинке находилось место для них двоих.
— Какого хрена ты творишь? — наконец выплюнула Елена. Деймон улыбнулся, стал расстегивать молнию на куртке. Эта сцена ему напомнила их откровенный разговор в исповедальной. Нужно сказать, что тогда обстановка радовала больше, хотя события были тоже дерьмовыми.
— Коул думает, что сейчас у нас будет секс, — и он расстегнул молнию куртки. Слово «секс» прозвучало как-то слишком просто и легко, словно оно ассоциировалось ни с чем необычным. Необычным для них двоих. Елена скрестила руки на груди и прижалась к стенке кабинки. Она внимательно глядела на Сальваторе.
— Коул ошибается, — произнесла она. Она не боялась, что Деймон может осуществить то, что задумал. Она боялась, что не сможет, как пару часов назад, устоять. Тогда она была зла, тогда она была в отчаянии, но теперь эмоции немного отступили. Терзали образы бессвязного мрачного сна, и Елена знала, что она сможет от них избавиться, если позволит Деймону к себе прикоснуться.
Просто прикоснуться. А потом наступит забвение.
— Думаешь? — спросил он, сокращая расстояние между собой и ней и касаясь молнии ее куртки.
— Не сомневаюсь, — быстро ответила она, положив руки на его руки, чтобы скинуть их. Прикосновение затянулось, время замерло в воздухе. Елена перевела взгляд на Деймона. Она подумала о том, что, быть может, все сейчас происходящее — тоже сон. Может, они все еще едут по темной пустынной трассе. Может, они вовсе никуда не уезжали. Может, она еще там, в том подвале. Или на той дороге. Или в той больнице. Может, ее не существует вовсе.
— Я тоже, — холодно сказал он и резко рванул замок вниз, расстегивая приталенную куртку. Деймон отодвинул полы куртки, увидел внутренние карманы и улыбнулся. Он с осторожностью посмотрел на замок, а потом вытащил из карманов своей куртки пачку денег. Елена посмотрела на солидную сумму, тоже взглянула на замок.
— Что ты делаешь? — прошептала она. Деймон снял резинку с пачки, взял половину налички, вручил ее девушке в руки. Другую половину стал распихивать по карманам.
— Знаешь, как мы познакомились с Викки? — тихо спросил он, все еще временами поглядывая на замок.
— Мне на это наплевать.
— Я попытался ограбить ее дом, — ответил он так, словно она действительно поинтересовалась. Внушительные суммы в банкнотах занимают не так уж много места. Елена позволяла Сальваторе проводить свои манипуляции лишь по одной причине — он тщательно обдумывал свои действия. Он не позволил пустить ей все на самотек этой ночью, значит, он и сейчас знает, что делает. Гилберт его ненавидела, времени презирала и желала (во всех смыслах), она хотела то разорвать его и уничтожить, то собрать по осколкам для себя, то выбросить и забыть, то беречь в памяти как можно дольше. Но она всегда доверяла ему. Доверяла с того момента, как он впервые встретил ее у театра, довез до дома. Доверяла, когда он защищал ее от хулиганов, когда отогревал и выхаживал в своей постели…
Воспоминания взгрели кровь в жилах. Голова заболела еще сильнее, голод вновь стал царапать желудок.
— А потом мы познакомились лучше и стали грабить вместе… И с моей бывшей было так же, только это она меня ограбила. Понимаешь ли, вор вора чует издалека.
Он взял ее маленькую, висевшую через плечо сумочку, расстегнул, вырвал вторую половину денег и заснул в потайной карман. Гилберт не дергалась, по-прежнему позволяя Сальваторе больше, чем это было положено. В ее мыслях крутились образы минувшего сна, и Елена поняла, что эти бессвязные мысли — результат не звонка Бонни, а чрезмерной близости Добермана.
— А ты не воровка. И тебя он не заподозрит, — застегнул сумку. Елена горько усмехнулась. Она снова — лишь прикрытие, лишь способ реализации для кого-то. Девушка взглянула на мужчину.
— Решил прикрыться мною?
— Это твои премиальные, — тихо ответил он, снова прикасаясь к ее куртке, вдевая собачку в замок. — Хотел отдать при возвращении, но решил сейчас.
Медленно вдел, потащил замок вверх. Медленнее обычного. Елена внимательно смотрела на него. Им обоим стало плевать на окружающую их обстановку. Все, в конце концов, случилось в соответствии с канонами жанра: потерянные он и она на потерянной заправочной станции где-то у потерянных городов и потерянных границ. Все правильно. Ощущение правильности с рассветом не улетучилось, как предполагала Елена, а лишь усилилось.
— Мне не нужны твои деньги, — произнесла она.
— Они не мои. Они твои, — он застегнул ее куртку, стал застегивать свою. На Елену не смотрел. Но Елена смотрела на него, и это говорило о многом.
— Зачем?
Он усмехнулся, засунул руки в карманы. Вот он, такой же как и раньше, только немного лучшее. Для нее лучше.
— За потраченные нервы и бессонные сутки. Да брось, купишь себе красивое нижнее белье или второсортное женское чтиво в дешевых обложках.
— Я больше не читаю, — быстро ответила она.
— Но с парнями-то все равно знакомишься. Значит, подойдет первый вариант.
Елена все еще внимательно смотрела на него. Наверное, их выдуманный секс затянулся, наверное, уже пора бы заканчивать с этим разговором. Но что если их вымысел может стать реальностью? Еще одна дешевая развилка дешевых событий: дешевые он и она в дешевом туалете дешевой парковки решили-таки попробовать дешевый секс, чтобы вернуть дешевых себя в дешевую моду.
— Я не сплю ни с кем, — она могла этого не говорить, но решила, что это необходимо. Елене было наплевать на деньги, ей было не наплевать на заботу Сальваторе этой ночью, на чрезмерную близость, на колкие уставшие фразы и желание достучаться-таки до друг друга.
Сальваторе усмехнулся. Он хотел сказать что-то в духе: «Будет повод начать» или еще что-нибудь колко-ядовитое, но ему банально не захотелось. Как раньше банально хотелось, так теперь банально не хотелось.
— Купишь что-нибудь другое, — произнес он, решая все-таки нарушить эту тишину. Они безнадежны. Их попытки заранее провалены, их возможности заранее упущены, их шансы — потеряны. Им просто не предначертано быть вместе. Им просто не предначертано напиваться, — лишь пить по глоткам, по чуть-чуть царапая глотку, хмелея, трезвея и снова хмелея.
