сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 131 страниц)
Деймон думал… Деймон Сальваторе точно был уверен в том, что ничто не способно оживить убитой души. Время не лечит, но учит свыкаться с болью, и однажды ты просто перестаешь ее чувствовать, потому что привык к ней… Сродни холодной воды моря. Вначале — холодно и невыносимо. Потом — потом привыкаешь и не чувствуешь… И сейчас он убедился в этом окончательно. Елена еле волочила ноги, каждый раз порываясь вырваться и упасть на пол, закричав то ли от бессилия, то ли от внутренней боли.
Когда они спустились на первый этаж, Сальваторе схватил девушку за плечи и развернул к себе. Елена плакала… Елена плакала, пустыми глазами всматриваясь в какую-то только для нее зримую точку и пытаясь что-то там рассмотреть. Деймон обхватил лицо девушки руками, но Елена ничего перед собой не видела. Ничего и никого.
— Да что за херня произошла с тобой, а?
Она была испугана, затравлена, обессилена и уничтожена. Сбылось то, чего Доберман больше всего в жизни желал — Мальвина растоптана. Заклятый враг превращен в пыль и прах. Больше не существует надменной и ядовитой Елены, больше не существует фальшивой сучки, которую хочется разорвать на куски…
Но где же освобождение и наслаждение? Где же та сумасшедшая эйфория, напоминающее что-то среднее между героином и экстази?
Или Деймону Сальваторе хотелось еще большего уничтожения прекрасной и ненавистной девушки лучшего друга? Или Деймону Сальваторе было недостаточно ее боли?
А может, ему не хотелось причинять ей боль?
Снова этот вопль, вырвавшийся из горла.
Нечто нечеловеческое.
Сумасшедшее.
Не поддающееся контролю.
Сальваторе поднял девушку на руки и, толкнув дверь ногой, направился на улицу. Было холодно. Елена не чувствовала холода — ее душа была сейчас в агонии. Но вода, ветер и октябрьское неласковое солнце могли сыграть плохую шутку. Деймон нес девушку на руках как мертвую спутницу. Шатенка не держалась за плечи мужчины, не вырывалась и не устраивала истерики. Она плакала, смотря в серое и бесчувственное небо, которое всегда апатично к чьим-то драмам.
Он нес ее до машины, казалось, вечность. И эта вечность была беспощадной. Елена смотрела вдаль, пребывая в глубинах своих мыслей и своих просторов. Она слушала внутренний голос, который чертом что-то шептал над ухом. Она слушала шепот собственного бессилия и падала…
Падала навсегда.
Деймон открыл дверь и посадил девушку на переднее сиденье.
— Какого черта ты свалилась на мою голову? — прошептал он, закрывая дверь со стороны пассажирского сиденья и затем направляясь к водительскому месту. — Будь ты проклята, Джоа. Из-за тебя я в полном дерьме теперь.
Сев в машину, Сальваторе включил печку. Елена сидела так, как ее посадили. Она смотрела в лобовое стекло, продолжая плакать. Вид девушки, всегда такой аккуратной, привлекательной и притягательной, был сейчас отвратительным. Мокрые волосы спутались, прилипли к лицу. Запах рвоты был уже не таким ярким, но все еще напоминал о себе. Одежда — помята и скомкана. Глаза — пусты и бесстрастны.
Сальваторе завел машину и вывел ее на дорогу. Елена не дергалась, смотрела в одну точку, не реагируя на все происходящее.
Всегда есть что-то, способное уничтожить нашу душу. Должно быть что-то, способное излечить нас…
Но сгораем мы за секунды.
А для того, чтобы ожить, и вечности может быть мало.
3.
Он открыл дверь и подтолкнул Елену, чтобы та сделала несколько шагов. Девушка вошла в квартиру, остановилась на месте. Сальваторе, заперевшись на замок, разулся, снял кофту с плеч девушки и, аккуратно взяв Елену за локоть, повел в ванную.
Душевная тоска достигла своего апогея. Теперь не было истерик, криков и воплей. Теперь была апатия. Сущая апатия ко всему происходящему. В такие моменты кажется, что человек исчезает — остается его оболочка, что душа будто испаряется.
Елена склонилась над раковиной, засунула руки под холодную воду и несколько секунд просто не двигалась. Деймон был рядом. Смотрел на потерявшую себя девушку и молчал. Что он мог сделать? Что, в действительности, может сделать человек, если душа твоя превращается в золу? Как помочь девушке, которую всем сердцем люто ненавидел и за которой обязан присматривать? Чьей натуры не знал?
Елена нагнулась еще ниже и мокрыми ладонями коснулась лица, провела руками, размазывая косметику. Потом девушка еще раз заснула руки под воды — снова умылась. Снова под воду — снова к лицу. Действия начинают приобретать частый и истеричный характер. Сальваторе хватает девушку за плечи, отстраняет и отводит от раковины. Он сжимает ее плечи сильнее, чтобы удержать, если Елена решит сбежать.
Но бежать ей некуда.
Деймон снимает куртку, сбрасывает ее на пол, потом закатывает рукава футболки и, хватая девушку за плечи в очередной раз, заставляет посмотреть на себя. Елена переводит стеклянный взгляд на парня.
— Ты слышишь меня? — произносит он обычным, спокойным голосом. — Ты слышишь меня, Елена?
Девушка кивнула один раз.
— Давай, родная, сделай это.
Он приближается к ней, берет ее руки и кладет на обнаженные плечи. Елена мутным взглядом смотрит на свои руки и переводит взгляд на Сальваторе, пытаясь понять что от нее требуют.
Души нет. Но оболочка осталась.
— Выпусти это дерьмо наружу, — он берет ее руку, сжимает в своей и пальцами ее проводит по своей коже. — Так сильно, как можешь. Так сильно, как тебе больно.
Слезы начинают подступать… Потом они скатываются по щекам, опаляют кожу, напоминают о боли, раздирающей душу на части.
— Давай, родная, — повторяет Деймон, обнимая девушку за талию и привлекая к себе, — сделай это. Просто сделай…
Елена пальцами впивается в руки мужчины, пустыми глазами смотря на Деймона. Тот кивает. Девушка закрывает глаза и, выпуская наружу рваный крик, ногтями раздирает кожу Сальваторе. Ее ухоженные и крепкие ноготки впиваются в кожу и оставляют продольные кровавые царапины. Крик вытекает из горла, как кровь — из вены, а Елена, отчаянная, брошенная и испуганная, все сильнее впивается в плоть мужчины, как обезумевшая и рассвирепевшая кошка, как зверь, желающий разорвать свою добычу не из-за голода, а из-за ярости и неконтролируемой злости.
Боль, которую испытывает Сальваторе, сильная, но вполне терпимая. Что, в действительности, может сделать человек, если душа твоя превращается в золу?
Просто быть рядом.
— Еще, — сквозь зубы процеживает Сальваторе. — Еще! Еще!
Она снова впивается в плечи, снова царапает кожу, выпуская наружу всю свою боль. Деймон крепко сжимает талию девушки, крепко держит Елену в своих объятиях, не позволяя отчаянной и фальшивой Мальвине упасть в бездну!
Руки покрываются уродливыми царапинами и ярко-алой кровью. Елена обмякает в руках мужчины. Все слезы выплаканы. Все слова сказаны.
Осталась пустота.
Деймон прижимает девушку к себе еще крепче, не позволяя той упасть. И так они стоят в ванной минут десять, если не больше.
Десять минут. Иногда это напоминает лишение свободы.
Потом Деймон отводит девушку в спальню и наливает виски в стопку. Елена не хочет вливать эту гадость в свой организм. Не хочет приглушать боль, потому что знает, что потом порция будет двойной.
Сальваторе берет стопку и подносит к губам девушки.
— Тебе нужно это.
Она, зарываясь руками в волосы, отрицательно качает головой. Деймон не знает что сломило ее. Не знает что случилось. Но это не важно. Оставляя бокал, он укладывает девушку на кровать, накрывает пледом. Садится рядом и сжимает руку Елены. Царапины болят.
Девушка аккуратно выдирает руку из руки Деймона и, зарываясь в плед, закрывает глаза. Она не произносит ни слова, но Сальваторе знает, что в такие моменты страшнее всего одиночество. Страшнее всего остаться одному. А после случившегося Елену вообще нельзя бросать.
Парень выдыхает и устраивается поудобнее. Так ему сидеть еще долго.
4.
Вечером Деймон сидел возле подъезда своего дома, поглядывая то на часы, то на окна своего дома. Он боялся оставлять Елену дома одну надолго, хоть та все еще спала. Но и уйти он тоже не мог.
Номер Дженны Соммерс он нашел в телефонном справочнике Елены. Вытащить сотовый из кармана джинс не составило труда. К тому же, надо было предупредить родственников и объяснить ситуацию. Когда Сальваторе позвонил и обрисовал ситуацию, Дженна сказала, что приедет в любую точку города и заберет свою племянницу. Сальваторе возражать не стал.
Но объяснения он желал услышать. Все-таки не просто так таблетки жрут и в истерики впадают. К тому же, произошло это уж точно не из-за безответной любви.
На улице смеркалось. Становилось холодно. Осень дошла до своего пика: золотистые листья превратились в гниль, дожди не прекращались, ветер завывал с каждой ночью все злобнее, а стрелка термометра катилась вниз. И в душах тоже становилось холодно.
Из-за угла появилась рыжеволосая женщина. Она не чувствовала холода совершенно, судя по распахнутой куртке и легкой кофте под ней. Женщина тоже выглядела не очень привлекательно: измученно, устало, поникше. Деймон узнал Дженну — в этом помог фотоопредилетель в сотовом Елены. Поднявшись, мужчина подождал, пока Дженна подойдет ближе, а потом окликнул ее.
Она обернулась и, увидев Сальваторе, несмело подошла.
— Вы мне звонили? По голосу я вас не узнала.
Дженна каждое утро провожала свою племянницу и уж вряд ли не разглядывала водителя. Теперь ей эта возможность представилась. Не зря ведь говорят, что надо быть осторожным с желаниями.
— Мы можем присесть? — Сальваторе указал на скамейку, стоящую возле подъезда. Дженна кивнула. Когда они оба сели, женщина внимательно посмотрела на друга, — как ей сказал сам Деймон, — Елены.
— Где она?
— Она спит. Мне не сразу удалось ее успокоить, — спокойно произнес Сальваторе. — Я должен был забрать ее в колледж. Елена сказала, что она заболела и не придет…
Он решил, что не стоит медлить и играть в эти глупые игры, типа: «Вам лучше не знать этого», какие часто изображают в кино. В жизни каждая секунда может уничтожить твою душу, и поэтому все выложить лучше сейчас. Ожидание убийственно.
Деймон посмотрел на Дженну.
— Меня насторожил ее взгляд и ее речь. Когда я вернулся — она была… В общем, она напилась каких-то таблеток и…
— О боже, — устало произнесла Соммерс, зарываясь руками в волосы. Сальваторе замолчал.
Сегодняшний его день сложился не вполне удачно. Сложился отвратительно, и теперь возиться ему с это девчонкой еще очень долго. Меньше всего Доберману хотелось присматривать за пассией своего друга, пропадавшего неизвестно где и неизвестно с кем! Меньше всего ему хотелось успокаивать сучку, которая когда-то дарила ненависть и презрение.
Однако иногда просто не остается выбора. Ты должен что-то сделать, потому что это необходимо, черт возьми.
Дженна выпрямилась, выдохнула.
— Снова. Теперь таблетки.
Сальваторе развернулся к женщине.
— Что вы имеете в виду? — спросил он, ощущая, как шок начинает по-настоящему охватывать его сердце. Дженна достала сигареты, но закурить не решалась. Наверное, бросила давным-давно, а сегодня вот купила, чтобы унять взбунтовавшуюся тоску или боль.
— Елена… Непростая она. И любовь ее уничтожает ее изнутри.
— О чем вы говорите? — произнес Сальваторе спокойно, стараясь держать свои эмоции под контролем.
— О любви, — устало повторила Дженна, все так же смотря на сигареты. — О любви моей племянницы. Знаете, она ведь стойко перенесла многие обстоятельства. Но вот последнее не выдержала. Когда я вчера вечером вернулась домой — застала ее за тем, как она лезвие сжимала в руке. Сжимала так крепко, что кровь проступила. Потом повернулась ко мне, посмотрела на меня как затравленный зверек и сказала, что… Что боится, хоть очень хочет. Теперь вот таблетки…
— Ей сейчас нельзя домой, — Деймон решил, что причины пока он не выяснит, но попробует настоять на своем. — Родные стены лечат, но не в ее случае. Поверьте, я не сделаю вашей племяннице ничего плохого, и… Вы можете навещать ее каждый день… Только не везите ее сейчас домой. Поверьте, я знаю, о чем говорю.
Джена повернула голову в сторону Добермана, усмехнулась. Усмехнулась так, как обычно усмехаются люди, которые твердо убеждены в своей правоте.
— Думаете, сможете помочь ей?
— Уверен.
— Елена потеряла семью. Отец ее предал. А мать ее умерла прошлой ночью. Елена могла вытерпеть первое, могла снести инвалидность Миранды, — но не ее смерть. Гибель матери разбила ее сердце. Понимаете?
Более чем. Но говорить об этом Деймон не собирался. Он получил то, чего так хотел.
Но легче не стало.
— Доверьтесь мне, Дженна, — произнес он, поднимаясь. — Просто доверьтесь и дайте немного времени. Я верну ее. Сам через такое проходил. Звоните на мобильный Елены, я буду звонить, мы будем поддерживать связь. Но домой ей нельзя.
Развернувшись, он медленным шагом направился к двери. Дженна резко поднялась и прокричала вслед:
— Зачем вам это?
Он остановился, словно обдумывая ответ. Словно в списке пытался выбраться наиболее значимый и весомый пункт, но не мог найти подходящий.
Деймон открыл кодовую дверь и, обернувшись, произнес:
— Я не сделаю вашей племяннице зла, поверьте. Но у каждого поступка есть свои мотивы, в этом можете не сомневаться.
Оскалившись, Сальваторе скрылся.
========== Глава 14. Вакуум ==========
1.
Закрой глаза. Закрой глаза и выкинь все плохое из своих мыслей. Ты — это просто чья-то выдумка. Иллюзия. Герой на страницах книг. Вымышленный персонаж. Закрой глаза и ни о чем не думай.
Это должно помочь.
Должно.
Бонни не помогало. Она мучилась от сильных болей и пыталась отвлечься от плохих воспоминаний. Но когда лежишь с закрытыми глазами целые сутки, а спать не хочется, не остается ничего другого, как оценивать свои поступки. Совесть это или здравый смысл — значения не имеет. Важно то, что внутри нас кто-то не прекращает шептать нам о наших пороках. Важно то, что кто-то внутри нас словами, как иглами, пронзает нашу душу. Нет ничего ужаснее тоски и тревоги… Эти две суки приходят под вечер. Когда в комнате темно. Когда ты наедине с самим собой. Когда ничто не способно тебя защитить.
Личные церберы.
Просто закрыть глаза и выкинуть все плохое из мыслей. Лишь чья-то выдумка. Иллюзия. Вымысел.
Но как это может быть вымыслом, если страхи — реальны? Если воспоминания такие живые, что их яркость не утратилась и по истечении нескольких дней? Если каждая клеточка тела/души безумно болит? Ты видишь это, чувствуешь и слышишь — так, как это может быть иллюзией?
Тайлер днем был всегда рядом. Что-то рассказывал, обещал, что познакомит Бонни со своей девушкой, заверял, что все наладится. Этими монологами Бонни и спасалась. Она абстрагировалась и, несмотря на то, что не видела окружающего мира, не теряла картины мира… Ее такого малого мира. Тайлер смеялся, и Беннет была уверена, что улыбка с лица этого парня не сходила. И поначалу девушка надеялась, что это долго продолжаться не будет — кошмары заканчиваются.
Однако ситуация ухудшалась.
Шрамы Бонни не заживали, и обезболивающие не помогали. Мередит упорно твердила одну и ту же мантру: девушка нуждается в госпитализации. Помимо этого, организм Бонни ослаб: температура поднялась до тридцати семи и восьми, головные боли стали ежечасными. Это было ужасно: терпеть головную боль и ощущать, как что-то тяжелое давит на тебя, подобно стальной пластине. Это было ужасно: осознавать, что никакие витамины и таблетки не помогут. Это было ужасно: мучиться дерьмовыми воспоминаниями и угрызениями совести.
Физическое состояние ухудшалось. Душевное — достигло апогея. И хоть внешне Бонни оставалась спокойной и невозмутимой, внутри девушки царил хаос.
Вечером Мередит Фелл напичкала Бонни таблетками и сказала, что если утром температура не спадет — она отправит девушку в больницу. Проводив ее, Тайлер вернулся и сел рядом с Беннет. Он молчал.
— Я умираю, да? — спросила Бонни хриплым голосом. Она большую часть своего времени лежала на спине, поднимаясь лишь за тем, чтобы отправится в туалет или выпить воды. За последние сутки Беннет поела всего два раза, и то, через силу. Теперь же девушка хотела открыть глаза и взглянуть на того человека, который подобрал ее, как бездомную кошку, и сейчас пытается выходить.
Хотела взглянуть, чтобы увидеть эмоции, чтобы увидеть взгляд… Чтобы убедиться, что это не сон и не иллюзия.
— Ты слишком отчаянна, чтобы так просто умереть, — ответил Тайлер, садясь рядом. — Иногда мне кажется, что встретишь ты сучку в черном латексе не в глубокой старости и не в теплой постели.
— А как же я ее встречу? — голос был сиплым и хриплым. Горло ужасно болело, и каждое слово отдавалось сумасшедшей болью. Будто кто-то тер наждачной бумагой по ранам…
Девушка повернула голову в сторону голоса Локвуда.
