сообщить о нарушении
Текущая страница: 115 (всего у книги 131 страниц)
— Что ты мать твою делаешь? — сквозь зубы процедил Доберман, хватая Елену и резко поворачивая к себе. Музыка разрывала слова в клочья, но Гилберт их все равно услышала. Судьба или рок просто не позволят не услышать этих слов.
Виски вновь вскружил голову.
— Верь мне, — произнесла она, выдергивая руку и отталкивая мужчину. Ее настроение улучшалось. Стимулы жгли душу, и смелость получила бразды правления. Алкоголь притуплял страх, а чокнутый темп жаркого клуба вдохновлял. У Елены были отличные декорации. — Я постараюсь отвести его в туалет.
Девушка вновь направилась куда-то, но Деймон вновь остановил ее. В этот раз — резче. Его руки оказались на ее талии. Жесткое объятие вряд ли можно было бы назвать проявлением заботы, вряд ли можно было бы охарактеризовать как страсть. Сальваторе порывался сказать правду. Но не стал. Он внимательно посмотрел девушке в глаза. В них не было сомнения, в них была жесткая решимость. Сальваторе кивнул и отпустил Елену. Та исчезла в толпе.
Руку Кэролайн вывернуло вправо, уколола неприятная боль. Кэролайн услышала восторженный крик невесты. Девушка медленно поднялась, вновь расправляя волосы. Весна ее взгляда медленно трансформировалась в бунтующую весну. Тайлеру это понравилось.
— Ты расстроена? — спросил Тайлер. Быстрый речетатив в сочетании с буйной музыкой создавал отличную атмосферу. Саундтрек их разговора стал бы популярным, если бы тут был отличный режиссер.
— Хочу еще, — произнесла она, снова садясь за столик. Ей было важно не выиграть, ей было важно почувствовать напряжение в мышцах, боль в суставе, силу в своем теле. Алкоголь и столь глупый досуг стали причиной дрожи по коже. Девушка недоверчиво посмотрела на свои руки, покрытые мурашками.
— Я вижу тебя пробрало, — произнес Тайлер, подвигая стул и садясь рядом. На его губах вновь появилась улыбка, и Кэролайн, увидев эту улыбку, улыбнулась в ответ.
— Еще хочу! Я хочу больше!
Тайлер засмеялся. Появилась еще одна желающая, и промозглая весна Кэролайн стала палящий. В глазах появился огонь, девушка поставила руку на стол, решив подойти к этому процессу более ответственно.
Елена была в самом центре, когда ее вновь отыскали. Отыскал тот, кто был нужен. Девушка улыбнулась. Она медленно подошла к нему, почти вплотную, застенчиво подняв глаза. Она умела дурить голову, в этом сомнений не было. Суть заключалась в том, что Мальвина этому даже не училась. Она просто пробудила это в себе. Просто родилась с врожденной способностью. Не все таланты в этом мире порождают лишь благородное и высокое искусство.
Он коснулся ее руки, потом сжал ее запястье и притянул к себе. Обнял за талию, прижав к себе. Елена не спешила дарить ответные объятия. Она просто внимательно процеживала взглядом этого человека с необычным цветом глаз и самыми обычными стандартами. Он был не так уж плох собой. Гилберт подумала, что все может быть не так мерзко.
Гилберт медленно приблизилась к мужчине. От нее пахло алкоголем и закрепощенностью. От нее веяло свежестью. Девушка положила свои руки на плечи парню и, приблизившись, прошептала ему над ухом:
— Я не умею танцевать.
Отстранилась, опустила руки. Была такой ленивой, была такой непринужденной. Волосы струились по обнаженным плечам. Выпирающие ключи привлекали внимание.
— А что умеешь? — спросил он. Шарм момента развеялся как дым. Грязь вновь пятнами запачкала и душу, и тело, и магию ситуации. Елена усмехнулась. Она умела привлекать внимание. Но все видели лишь Мальвину, лишь идеальную девочку, готовую плясать под чью-то дудку, готовую саму пускаться в пляс.
Не видели Елену.
— Рисовать, — ответила она, уже понимая, что ее не слышат, что ее только лишь рассматривают. — И ненавидеть.
— Шикарное сочетание, — произнес он. Елена посмотрела вперед. За спиной этого ублюдка она видела Сальваторе. В его глазах была вина. И Гилберт показалось, что он готов ринуться прямо сейчас. Не потому, что хочет ее защитить, а потому, что не хочет ее ни с кем делить. Он тоже видел лишь Мальвину.
Отчаяние захлестнуло. Девушка улыбнулась, а потом перевела взгляд на мужчину. Она не стала ничего ему говорить. Больше слова не имели значения.
Елена положила руки ему на плечи и, предавшись отчаянию и декаденсу, подарила себя, поцеловав его и окончательно запечатлевшись в его памяти.
Кэролайн вскрикнула, когда сумела победить. Ее эмоции, и без того раскаленные, теперь заискрили. Девушка подскочила, издав радостный вопль. Хриплый голос Мэнсона проникал под кожу, а вместе с ним под кожу попадал и Тайлер со своими принципами. Кэролайн не была в него влюблена. Она не была даже заинтересована им. Но ей он нравился. Ей нравились его глаза, полные какого-то горького одиночества, нравилось отсутствие запретов. Нравилась распахнутость его души.
Просто нравился. Без всяких «если» и «потому что».
Девушка запрокинула голову, рассмеявшись. Б-52 окончательно стер действительность, и теперь Форбс осталась лишь в контексте этой ночи, осталась наедине со своими ощущениями, наедине со своими эмоциями, наедине с самой собой. Это было в новинку.
— Ну, и что ты чувствуешь? — спросил он. Спрашивать о таком было слишком рано. Все чувства базировались в основном на алкоголе. Но тем не менее, они были. И умалчивать о них тоже было глупо.
— Чувствую, что нет рамок, — согласилась она, все еще продолжая улыбаться. Действительно, не важно кто мы — друзья или любовники, враги или конкуренты, — важно что что мы делаем, важно как мы это делаем. Смысл заключается не в нас, а в наших поступках. — Но есть кое-что, где результат все равно важнее.
— И что же это?
Кэролайн опустила взгляд, словно решаясь на что-то, словно обдумывая, а потом, схватив парня за руку, повела его к выходу. Будь что будет. Все равно завтра утром все вновь потеряет смысл.
4.
На деле все оказалось намного проще. И Елене потребовалась лишь десять минут, чтобы завлечь этого ублюдка в туалет. При этом его руки были уже почти под ее юбкой. Он не был груб, но девушка не получала от этого удовольствия. Алкоголь не произвел желаемого эффекта. Мальвина вновь стала Еленой.
Когда он оторвался от нее и повел ее в сторону уборной, девушка обернулась, чтобы найти взглядом Сальваторе, но его не было. Даб степ стал причиной головной боли. Страх сжимал сердце. Руки стали холодными.
Девушка остановилась, притянула мужчину к себе и снова впилась в его губы. Она решила затмить страх страстью, и пусть эта страсть была пластмассовой и ненастоящей, но она была необходима. Елена обняла его за плечи, всем телом прижимаясь к нему. Ногой она уперлась в его пах, почувствовав, что парень возбужден.
Елена ощутила омерзение.
И поэтому стала целоваться еще развязнее. Она даже предположить не могла, что способна на такое. Ее пальцы коснулись обнаженной шеи. Гилберт оттянула края футболки, впилась ногтями в плечи, желая оставить царапины.
У нее не получилось. Но у нее получилось снова взять себя в руки.
Он оторвался, вновь схватил ее за руку и повел за собой. Гилберт озиралась по сторонам, но не видела Сальваторе, будто тот провалился сквозь землю. Даже если он упустил их из виду, это ничего не меняет. Елена сама украдет ключи, передаст их Деймону после. Максимум это займет еще десять минут, не больше. Максимум Сальваторе выедет чуть позже. Черт с ним. Главное — вытащить ключи, главное — не думать.
Они зашли в туалет. Тут было пусто. Мужчина хлопнул дверью, толкая девушку к кабинкам. Отвращение и омерзение увеличилось. Девушка откинула голову, лишь бы перебороть слезы. Она ощутила его губы на своей шее. Ей было почти приятно, что она все еще была для кого-то желанной.
Елена выпрямилась. Она положила ладони на лицо парня. В его глазах был дым. Девушка улыбнулась, вновь хотела приблизиться к нему… А потом она заметила человека, стоящего за спиной. Человек подошел в считанные мгновения, подошел бесшумно. Он замахнулся, и следующее что увидела Гилберт — стеклянные глаза своей жертвы, которые тут же закрылись. Ноги подкосились, и руки упали. Этот парень бы упал, но Деймон перехватил его.
— Помоги мне! — рявкнул он. Елене будто дали пощечину. Она вышла из каматоза, наверное, потому, что адреналин стал циркулировать по венам. Девушка ринулась к кабинке, быстро открыв дверь. Деймон затащил парня внутрь, усадил его на крышку унитаза и, схватив девушку, дернул ее на себя, а затем закрыл дверь.
Елена ошарашенно посмотрела сначала на парня, потом на Сальваторе. Она бы рада начать кричать и истерить, но в горле будто что-то пересохло. Деймон спрятал шприц в карман, из которого тут же вытащил таблетки, которые ему предоставила Елена. Одну таблетку он спрятал в карман, другую аккуратно положил в ладонь.
— Что ты делаешь? — прошептала она, начиная осознавать в насколько дерьмовой ситуации они оказались. Горло все еще болело, словно Елена мучилась гриппом. — Ты понимаешь, что только что натворил?
Сальваторе вытащил ключи из кармана, затем спрятал их в свой и, встав напротив Елены, внимательно на нее посмотрел.
— Когда мы вернемся, ты можешь спать с кем захочешь и как захочешь. Но сейчас я не позволю тебе этого!
— Ты понимаешь, что он начнет меня искать?! — зашипела она, хватая Сальваторе за шиворот. Ее страх стал еще сильнее, но теперь причина его появления была другая. Девушка приблизилась к мужчине, встав на цыпочки. Им даже обоим показалась, что ее былая ненависть вновь вернулась.
— Не начнет, — ответил Сальваторе сквозь зубы. — Таких как ты за ночь у него дофига, не обольщайся. Он очухается к утру, и у нас есть время.
Деймон приоткрыл дверь, внимательно осмотрел, а потом схватил девушку за руку и рванул вперед. Когда они вновь оказались в клубе, их оглушила музыка. Елена готова была закричать от безысходности. Она уже сейчас чувствовала, что они влипли. Такие ситуации не остаются без внимания. В лучшем случае ему отшибет память. В просто отличном раскладе обстоятельств его не обнаружат, и он действительно придет в себя. Но лучших случаев и отличных раскладов обстоятельств в их Вселенной не бывает. Гилберт прекрасно знала это, и ее не переставала мучить тревога, которая плавно перетекла в злость, а затем — в бешенство.
Они пробирались к выходу. Пальцы Деймон крепко сжимали запястье девушки. «Я хочу быть твоим псом» заводила публику. Молодежь вопила во всю глотку, заливая тут же в нее первосортное пойло. Девушка прекрасно понимала, этот побег — последний. В этот раз им не выбраться.
Они выскочили на улицу и ринулись к автомобильной стоянке. К счастью, Сальваторе быстро увидел машину. К счастью, тут не было охраны этого парня. После таких везений точно наступит черная полоса. Все просто по определению не может быть так легко. Не может так несложно.
«Я хочу быть твоим псом» — хит шестьдесят девятого года. Хит прошлого. Потому что будущего у них больше не будет. Потому что они не вернутся, а в настоящее, и эта песня будет преследовать их вечность. Вечность — это слишком много.
— В машину, — снова приказал Сальваторе. Девушка обежала автомобиль, села на пассажирское сиденье, а Деймон тут же нажал на газ. Им было опасно возвращаться в мотель, но не возвращаться было еще опаснее. И Доберман решил пойти на риск. В конце концов, свою-то шкуру ему не жалко, а Елена выйдет сухой из этой водой, Викки расплатится наличными из заначки. Жаль только что весь труд пойдет насмарку, ну да не первый раз.
Они выехали на дорогу и помчались вперед. Деймон, правда, вместо того чтобы повернуть направо, поехал прямо.
— Черт возьми, куда ты едешь?! — закричала Елена, понемногу приходя в себя. Ужас ситуации охватил ее только сейчас.
— Менять номера и покраску, — произнес он, меняя передачу на более высокую. Стрелка спидометра поползла верх. Они перешли все границы и только что перешагнули последнюю. Теперь они точно потеряли былой вкус, точно вышли из моды.
Зато вернулись к своим прежним отношениям, хоть какой-то плюс.
— Все кончено, — прошептала девушка, зарываясь руками в волосы. — Это финал.
— Это начало, Мальвина, — произнес Сальваторе. Теперь, когда они оказались за чертой города, стало немного легче. Теперь осталось немного-немало — довести дело до конца. Довести дело до конца и не попасться.
========== Глава 50. Обугленные крылья ==========
1.
Кэролайн открыла портфель и, улыбнувшись, посмотрела на парня. Тот улыбался — он всегда улыбался, потому что важен процесс, абсолютно любой процесс, но все же был уверен в своей правоте.
— Ты понимаешь, что это вандализм? — он внимательно посмотрел на девушку, та резко поднялась, скрещивая руки на груди. Кажется, она тоже была опрометчивой. Создавалось впечатление, что в этом городе почти каждый импульсивен и искрометен.
— Вандализм — это запрещать литературу, которая не соответствует принятой идеологии, а это, — она посмотрела на портфель, а потом снова на Локвуда, — это не вандализм. Это искусство.
Он видел подобное. В Мексике много подобных исписанных стен, да и в этом месте их тоже предостаточно. Граффити — вовсе не то, что может развенчать многолетнюю теорию о первостепенности и важности процесса. А граффити среди остальных граффити — тем более. Но Кэролайн была убеждена в обратном. Она достала из сумки баллончик, повернулась к стене и улыбнулась. Предвкушая дальнейшее, находясь под воздействием Б-52, все еще ощущая алкогольное опьянение, она чувствовала себя легко и непринужденно. Ей захотелось выполнять свои желания. Если не все, то многие.
— Отвернись, — произнесла она, снимая колпачок с баллона и подходя еще ближе. — Выполни мою просьбу, как я выполняла твои.
Локвуд пожал плечами и отвернулся. Честно, ему было плевать. Ему нравились окраины города, на которых они оказались. Ему нравились не прочищенные улицы, заваленные снегом, нравилось усыпанное бисером звезд небо, нравилось пребывать в этом эйфорическом состоянии и беседовать с малознакомой особой.
— И что ты мне расскажешь о себе, Пенелопа?
Девушка провела первую яркую полоску, которая окрасила ночь в ярко-абсентный цвет. Запах краски наполнил пространство. Мрак ночи стал разбавляться колоритом яркого оттенка. Такого яркого, что немного заболели глаза.
— Я — Кэролайн.
Тайлер рассмеялся. Он с горечью подумал о том, что даже не пытался придумать прозвища Бонни. Наверное, Бонни и не должна была быть никем другим. Она шикарна в своей первозданности, в своей неповторимости и типичности одновременно. Бонни — как новый тип героинь в какой-нибудь литературе. Бонни как собирательный образ. Даже фамилия ее уже перестала быть ее фамилией. Просто Бонни. Просто девочка, вскружившая голову и оставившая после себя легкую тошноту.
— Что ты любишь, Кэролайн?
Кэролайн провела еще несколько полос дугообразной формы. Ее опьянение усилилось. Теперь — от цвета и запаха краски. Девушка уже и не помнила, когда она в последний раз позволяла себе подобное. Дело было не в том, что Форбс имела какую-то загнанную жизнь, полную душевных терзаний и вечных проблем. Дело было в том, что она имела свободное время, способности и желание. Но у нее не было предлогов и причин.
— Цвета, — ответила Форбс, замедляя процесс и прорисовывая новые полосы, которые напомнили совокупность хаотично разбросанных линий. В любом хаосе есть порядок. Теория заговора. Идеалистическая концепция. Да Форбс было плевать, ей просто нравилось хаос превращать в плавную и такую прекрасную гармонию.
— На слова ты не щедра, — Тайлер засунул руки в карманы, вдыхая воздух полной грудью. Ему на мгновение захотелось мотаться по границам, процеживая виски и не имею в кармане ни цента*, ему захотелось не иметь ничего, кроме ветра и дорог. Да у него ничего в сущности и не было. Воспоминания, оставшиеся после возвращения из Мексики, несколько притупились, но сейчас взыграли вновь.
— Я щедра на цвета, — произнесла девушка, беря другой баллон, в этот раз — с ярко-желтой краской. Смешение зеленого и желтого посреди ночи порождало ощущение неестественности, искусственности. Амбивалентность ночи увеличивалась, индикатор повышался. Терялась всякая связь с реальностью. Б-52 все еще бил по мозгам. А полосы, завитки продолжали пачкать ночь ослепительными колоритами.
— Понимаешь, — она затянула свои слова, словно не знала что сказать. Может, так оно и было, кто знал? Кэролайн была сосредоточена лишь на линиях, лишь на переливах красок. Ее поглотил процесс, девушку будто загипнотизировали. — Ведь в конечном итоге ты хранишь не нитки, а ткань, не краски, а полотна, не ноты, а мелодии. Я-то не отрицаю, что важно помнить составляющие, но, Тайлер, целое всегда больше, чем сумма его частей…
Она рисовала. Она рисовала, погружаясь в какое-то состояние прострации. Кэролайн были чужды меланхолия и депрессия. Она напоминала Тайлеру его самого, когда тот еще не знал Елены. Кэролайн была счастлива.
