сообщить о нарушении
Текущая страница: 55 (всего у книги 131 страниц)
— Ты должен исчезнуть из нашей жизни, — выплюнула она, даже не шелохнувшись. Раньше она дрожала в его руках. Раньше в ее взгляде был страх, смешанный с безумным желанием убежать как можно дальше, исчезнуть и больше никогда не появляться в его поле зрения. А теперь вот она ведет себе нахально, нагло, вызывающе! Сальваторе отстранился от девушки. Он прекрасно понимал: в их общении все от начала и до конца иррационально. Черт возьми, но противиться он этому не мог. Ему нравилась игра, которую они начали еще тогда, в метро, и продолжают до сих пор, каждый раз повышая ставки и усложняя правила.
— Из-за тебя все рушится, — сквозь зубы процедила Гилберт. Маска неприступности и бесчувственности держалась надолго. Искренние эмоции снова стали выходить из-под контроля. — Я не могу быть с Тайлером, не могу смотреть ему в глаза, не могу разговаривать с ним. И вчера вечером у нас все было бы хорошо, если бы не ты!
Ее голос еще не сорвался, но он уже начал становиться громче. И в ее взоре была эта строптивость, которая подкупала его с самого начала, за которой скрывалось лишь одно: «Усмири меня».
— Ты поступил жестоко со мной. С Тайлером. И лучший способ искупить свою вину для тебя — исчезнуть, — она нагло смотрела на него. Ее глаза были подведены черным карандашом, хищный взгляд впивался, приковывал внимание, заставляя падать в бездну соблазна.
Он ничего не говорил. Молчал, предоставляя возможность высказать сразу все. Гилберт, осознав, что пауза затянулась, выдохнула и произнесла уже более смиренно:
— Послушай, я ценю то, что ты сделал для меня. Но… Но ведь это не сгладит вражду между нами…
«Между нами» прозвучало как-то слишком… интимно. И когда это, собственно спрашивается, «между мной и ней» или «между мной и ним» переросло в «между нами»?
Сальваторе отрицательно покачал головой, усмехнулся.
— Ты пришла сюда не за этим, милая, — он направился в зал, проходя мимо Елены намеренно близко, — мне не ври.
От него веяло сигаретами. Елена ненавидела запах никотина. Ненавидела курящих людей с их глупыми предрассудками, мол, сигареты успокаивают. Курение — просто вредная привычка. Как она может быть панацеей?
Он скрылся в зале. Гилберт сжала зубы, решив стерпеть это пренебрежение, а потом развернулась и направилась за Сальваторе. В комнате Деймон сидел на диване, готовясь снова закурить. Елена кошачьей и развалистой походкой подошла к дивану и села рядом. Деймон тем временем достал сигарету из пачки.
— Ты разрушил меня, — смиренно произнесла она, поворачивая голову в сторону мужчины и сжимая края дивана. Сальваторе на нее принципиально не смотрел: нагляделся уже вдоволь. — Я признаю это. Вчера вечером мы с Тайлером были вдвоем и…
Она ожидала, что он ее остановит. Бросит что-то типа: «Избавь меня от подробностей», но вместо этого Доберман с кривой усмешкой уставился на говорящую, явно наслаждаясь плодами своей работы.
— И я не могу с ним забыться, понимаешь? Потому что чувствую себя лгуньей…
— М-м-м, — он улыбнулся, медленно оперся о спинку дивана и зажал сигарету между пальцами, - так, он тебя еще не трахнул, да?
Раньше бы ее эти слова исполосовали. Раньше бы эти слова ее испепели, уничтожили, причинили жгучую боль. Но теперь девушка не чувствовала ничего, кроме одного: азарта. Ей хотелось еще и еще: этот безумный фламенко ей хотелось продолжать до тех пор, пока не наступит отдышка, пока не начнут подкашиваться ноги, пока сердце не начнет выпрыгивать из груди.
Пока она не испытает наслаждение и удалость.
— В том-то и дело, — она прикусила нижнюю губу, опуская взгляд и сжимая ноги. Она делала это преднамеренно, потому что ей очень хотелось отплатить той же монетой. — Но получилось не так, как мы того ожидали.
Она не смотрела в его глаза. Лишь повисшая пауза в воздухе говорила о том, что информация была воспринята… на полном серьезе. В начале так показалось, по крайней мере.
— И думаю, — продолжала девушка тихим голосом, — что это и не будет получаться, пока ты тут. Я уничтожена, так что твое желание сбылось.
Доберман затянулся. Он приблизился к девушке, желая выпустить дым ей в лицо. Желая увидеть, как эта врунья корчится в ласковых приступах удушья, как слезятся ее глаза, как она пытается откашляться.
Но он не стал этого делать. Его дым и так впитается в нее. Этого будет вполне достаточно.
Елена подняла взгляд. Она уже не впервой видела его так близко, не впервой чувствовала, что ее бросает в жар, что в ней пробуждается неопредолимое и неконтролируемое желание сделать что-то сумасшедше неправильное.
— А что тебе известно еще о моих желаниях? — его тембр в тишине с хриплыми нотками нашел отзвучие в ее душе. Девушка еще сильнее сжала ноги, но в этот раз она сделала это бессознательно.
Сальваторе медленно опустил взгляд с глаз этой мерзавки на ее губы, задерживая на них внимание. Он сидел близко по отношению к ней. Так близко, что эти оставшиеся ничтожные миллиметры будто и не существовали. Потом его взгляд спустился на ее грудную клетку, часто поднимавшуюся из-за сбитого дыхания. Доберман позволял себе так откровенно разглядывать ее уже не в первый раз.
Их «впервые» приобрели другой характер — «постоянные».
А потом в его внимании оказалась ее до неприличия короткая юбка. Слишком короткая для того, чтобы приходить в квартиру к одинокому мужчине, с которым Елену связывают столь амбивалентные отношения.
— Я тебя ненавижу, — прошептала она на выдохе, отворачиваясь в другую сторону, не в силах терпеть это внимание и не желая избавляться от него. — Если бы ты только знал как я тебя…
Она не договорила последнее слово. Определенность растворилась в сигаретном дыме сигарет Добермана, как и скромность. Как и трезвость ума. Мальвина хотела устроить скандал, но снова попала под воздействие азарта.
— Я тебя тоже, — он отрывается от созерцания ее, медленно опираясь на спинку дивана и тоже не договаривая необходимых слов. — Но это не мешает нам общаться.
— Это не общение… — уточняет она, сильнее сжимая ладонями края дивана. Ее дыхание окончательно сбилось: голос сникал на полуслове, а телу стало настолько жарко, что появилось чувство, будто кто-то повысил температуру в этой тесной комнате.
— Так зачем ты приходила? — спросил он, делая затяжку и смотря на напряженную ровную спину собеседницы. — Чтобы в очередной раз сказать мне то, что я и так знаю?
— Я решила бросить Тайлера, — выпалила девушка, все также не шевелясь. Понимая, что перебивать ее никто не собирается, Елена продолжила: — После всего, что случилось, я не могу с ним быть.
Она выдержала паузу. Она знала, что на нее смотрят в упор, что ее сверлят взглядом. Более того, Елена даже знала какой именно взгляд у Деймона. Но оборачиваться девушка не смела: она продолжала идти ва-банк.
— Так что можешь праздновать.
Она быстро поднялась. Она хотела было уйти, хотела, чтобы ее остановили, но ни тому ни другому не суждено было случиться. Шатенка медленно повернулась к Сальваторе, смотря на него сверху внизу, гипнотизируя его, концентрируя на себе все его внимание. Деймон прекрасно понимал, что Мальвина блефует, что ей в очередной раз просто нечего делать, и она пускается в этот пляс декаданса.
Но и ему тоже нечего делать. Он выжидает ее следующего шага.
— Ведь я рассталась с ним… Из-за тебя.
Сальваторе прищурился, выпустил дым из легких и медленно поднялся. Он хотел посмотреть в ее наглые глаза, увидеть там хоть толику человечности или благоразумия. Хотел, но не увидел. Лишь настырность. Лишь вызов. Лишь взгляд, говорящий: «Ну, попробуй приручить меня».
— Неужели ты думаешь, что я верю тебе? А? Ведь все эти твои дешевые фразы, лживые ужимки, фальшивые действия — все это я нутром чую, понимаешь? Я ведь уже предупреждал тебя, чтобы ты не провоцировала меня.
Она не изменилась. Продолжала вглядываться в его глаза, разжигая пожар их душ, разжигая фантазию и будоража сознание нехорошими фантазиями. Эта наглость стала выводить Сальваторе из себя.
— Я только понять не могу: тебе это удовольствие доставляет?
Она выше подняла подбородок, сделав шаг вперед и сократив расстояние. Его личное пространство нарушено. Ее близость запредельная. И Доберману хочется воспользоваться этим, хочется доказать этой выскочке одно: играть со спичками действительно опасно.
— Да. Так же, как и тебе.
Он сделал затяжку, отходя на некоторое расстояние, словно что-то обдумывая. И зря он наивно полагал, что эта девочка пропитана его запахом. На самом деле, он тоже впитывал ее. Все ее взгляды, все ее повадки, все ее слова — это он научил наизусть неосознанно. Ее слишком много в его мыслях, в его объятиях, в его постели, которая пропитана ее запахом.
Сальваторе разозлился. Бросив сигарету в пепельницу, он ринулся к девушке, хватая ее за талию и рывком заставляя сесть на диван. Гилберт не ожидала такой резкости, но не удивилась ее проявлению. Она была слишком беззащитной — это лишало рассудка их обоих. Она хотела подчиняться. Он хотел подчинять.
Теперь и ему стало жарко.
— Слушай меня внимательно и запоминай, — процедил он, нависая над девушкой и впиваясь в ее плечи руками, — сейчас ты собираешь манатки, сваливаешь отсюда и навсегда — слышишь? — навсегда забываешь сюда дорогу, а я, так уж быть, сделаю тебе одолжение и не расскажу твоему парню, как ты наведываешься в гости к другому мужику.
Красивая девочка Елена была слишком привлекательна, чтобы разозлиться на нее как следует. Честно, принадлежи она ему, он бы всю дурь из нее выбил. Честно, принадлежи она ему, он бы не церемонился с ней, и тогда бы эта сучка познала великую, но простую истину: не играй с людьми.
Шатенка даже не попыталась дернуться. Видимо, ей, и правда, это нравилось.
— Черта с два, Доберман! Ты воспитал меня такой! Ты сотворил из меня такую суку! Я — твое детище, поэтому даже не смей мне это костью поперек горла ставить. Я — твое отражение, Сальваторе. Твое прекрасно ужасное отражение, — и если раньше ее голос со спокойного тона переходил на высокий тон, то теперь все изменялось: с крика девушка перешла на шепот. Эта перемена была неожиданной. Действительно неожиданной за все время их сегодняшнего общения.
Им обоим это понравилось. Им обоим понравилось и то, что тип их отношений тоже эволюционировал: теперь вместо криков, истерик и исступлений был лишь холодный диалог, под которым скрывались самые жаркие эмоции. Новый уровень сложности. Ставки вновь повысились.
Гилберт схватила запястья мужчины, скинула его руки и быстро поднялась. Ее тело оказалось прижато к его телу. Тактильная близость перестала удивлять.
Будоражащий шепот — вот что теперь в моде их общения.
— Ты думаешь, я не замечаю, как ты на меня смотришь, Доберман? — она улыбнулась. Она улыбнулась так, что эту улыбку хотелось стереть с ее лица. — И если я извращенка, то стала я такой лишь благодаря тебе. Тебе ведь самому нравится это, Деймон, — она закинула руки за его шею, прильнув к нему как кошка, просящая ласки и заботы. — Так сильно нравится, что ты каждый раз позволяешь мне устраивать эти спектакли…
Она сделала глубокий вдох, прижимаясь еще сильнее. Нет, страсти или физического влечения не было. Ни у него, ни у нее. Им просто нравилось играть во врагов, в любовников, в друзей. Каждый раз они придумывали себе новые роли, каждый раз активно вживались в них, получая овации и одобрение от своих личных демонов. И сейчас, когда она была в его объятиях, когда его руки внезапно оказались на ее талии, они оба испытывали кайф от безумия их игры.
Никаких чувств. Лишь игра. Лишь увлекающая игра.
Или им просто нравится так думать…
Схватив ее за талию, он хотел ее отстранить, но не мог. Их объятие затянулось. Оба не хотели, чтобы оно прекращалось.
— Я смотрю на тебя лишь по одной причине: ты мне позволяешь это делать, — его хватка усиливается, и Елена поддается вперед, навстречу этому мужчине и этому безумию. — А посмотреть у тебя есть на что, отрицать не стану. Только вот есть разница между моим азартом и твоим.
Она ухмыляется, глядя прямо ему в глаза. Скоро он сотрет эту ухмылку с ее лица — ему уже не впер… Ему постоянно это делать приходится.
Добеман привлекает девушку к себе, и они оба растворяются в бешеной близости.
— А разница том, что ты не можешь без меня жить, а я могу. Я — твоя ебаная анорексия, милая. Кроме меня ты больше не можешь никого воспринимать, не можешь никому доверяться, не можешь кому-то отдаваться…
Недоумение в ее взгляде вызывает в Сальваторе сумасшедшее удовольствие. Оно усиливается, когда тело этой девочки в его руках начинает становиться напряженным, жарким.
Теперь Доберман ведет партию.
— Ты мне не нужна, — апатично и холодно, с легкой полуулыбкой на лице, — и никогда не была нужна. И если уж на то пошло, Мальвина, то ты — последняя, кого я бы трахнул.
Она влепила ему пощечину прежде, чем успела осознать, что это выдало ее с поличным. Доберман снова втоптал ее в грязь, снова поднес спичку к бочке с керосином, снова устроил безумное игрище.
Слишком жестоко.
Елена скинула его руки с себя, совершенно потеряв контроль над своими эмоциями. В этой партии она должна была выиграть. В этой партии она должна была сказать: «Два один», но Сальваторе украл у нее пальму первенства.
Девушка развернулась, чтобы уйти. Сальваторе схватил ее за запястье, разворачивая и снова приближая к себе. Елена вновь оказалась в стальной хватке этого ублюдка, который сводит ее с ума, который то нежность дарит, то боль, то поддержку, то безразличие. Амбивалентность способна разбивать сердца…
— Я же говорил: не заигрывайся, — процедил он, внимательно вглядываясь в ее глаза. Елена, отчаявшись, чувствуя себя в очередной раз глупой, растоптанной и униженной, могла высказать лишь одно:
— Да пошел ты на хер, понял? Пошел ты! — процедила она. Игольчатая и стихийная боль утихла. Чувствовать себя уязвленной — слишком дорогой подарок для этого дьявола с вечно отвратительным настроением. Девушка была привлекательна и притягательна, а ее сволочизм добавлял лишь шарму ее образу.
Ее курить интереснее, чем сигареты.
— Забудь сюда дорогу. И еще было бы хорошо, забудь ты дорогу к дому Тайлера.
Девушка захотела выбраться из объятий. Было в этой близости что-то порочное и неприятное ей.
Игра затянулась. Игра в псевдолюбовников. Во врагов. Пора было придумывать новые роли.
— Не смей ко мне никогда прикасаться, — ледяным и уверенным голосом промолвила девушка, сразу повышая уровень: игра в недотрог, в брезгующих друг другом людей. Это будет заманчиво. — Я уже тебе говорила: я не хочу, чтобы ты ко мне прикасался. Никогда.
Ее взгляд и ее напряженное тело говорили об обратном. Да и это коротенькое платьице надето не просто так.
Сальваторе не перестал ухмыляться, не переставал загонять под подошвы своей обуви эту маленькую сучку, наивно верующую в то, что она может отыгрываться на людях или как-то манипулировать ими. Жалкая пародия на взрослость. Даже после всего пережитого, даже после этих красивых фраз и отчаянных поступков Гилберт выглядела хоть и сексуально, но дешево и напыщенно. Эти детские романы, которые она читала — они сыграли с ней плохую шутку.
— Хорошо, тогда и ты уясни: нечего здесь тебе ловить. Не будем мы ни друзьями, ни любовниками, ни соратниками.
Он отпустил ее. Елена выше подняла подбородок и направилась в коридор. Сальваторе застыл в проходе, опираясь о дверной косяк и внимательно следя за девушкой.
Они оба знали, что эти угрозы, клятвы и обещания исполнены не будут, что срок годности их молчания слишком быстро истечет. Оба знали, насколько тленны их слова и гнилы их поступки, но оба претворялись, что они верят в обратное.
Елена оделась не спеша, ей было некуда торопиться, а кипяток души Сальваторе больше не ошпаривал. Наверное, потому, что Гилберт сама повысила температуру своей сущности.
Хорошая и красивая девочка ушла, подарив напоследок оценивающий и унижающий взгляд. Взгляд, говорящий: «Ты ничто», говорящий: «Ты все равно хочешь меня приручить, но я сделаю тебе одолжение: претворюсь, что этого не замечаю». Разжигающий пожары и вызывающий бурю взгляд.
Именно из-за подобных взглядов падали империи.
Сальваторе вернулся в зал.
Ему хотелось немного-немало: чтобы Елена снова была зависима от него, чтобы она вновь была сломленной и беззащитной девочкой. Чтобы она зависела от него. Но пока что Деймону остается лишь одно: набрать номер организатора незаконных боев и отправиться в пекло.
2.
— Ты позволишь?
Елена отвлекалась от дисплея своего сотового и перевела взгляд на Бонни, стоящую с подносом в руках. Во взгляде подруге ничего не поменялось. Ну, хоть кто-то в этой осени стабилен.
— Конечно, — безразлично ответила Гилберт, снова переключая внимание на свой сотовый.
