сообщить о нарушении
Текущая страница: 34 (всего у книги 131 страниц)
Локвуд слышал оклики своей матери, но успешно их игнорировал. Он закрыл комнату Бонни на ключ, прошел мимо комнаты матери, чем и привлек внимание, и сейчас спускался по лестнице.
— Тайлер! Нам нужно поговорить, остановись!
Тайлер не собирался разговаривать и останавливаться. Лишь ускорил шаг.
Он любил свою мать, прекрасно понимал ее крики и скандалы, соглашался с ее мнением в ссорах, но теперь не собирался выслушивать нотации. В душе — тревога и какое-то беспокойство.
— Остановись, я сказала! — она схватила сына за запястье, успев нагнать его уже в холле шикарного дома. Локвуд выдернул руку, резко обернувшись, но идти дальше больше не было смысла. Рано или поздно этот разговор должен был состояться.
— Если ты насчет Бонни, то не трать время. Это пустой разговор.
— Ах, значит, ее зовут Бонни? — вспылила мать, разводя руками. — Спасибо, что спустя столько суток хотя бы представил ее.
Кэрол была в бешенстве, она как-то яростно смотрела на сына, начиная уставать от его постоянных выходок. Тайлер смело выдержал этот взгляд, который сопровождался молчанием.
— Или теперь ты волонтером решил стать?
— Гинекологом, мам. Гинекологом, — с насмешкой произнес Тайлер.
— Это невозможно, Елена. Иначе бы я давно это сделал.
Сальваторе не смел больше двигаться. Ему пришлось прирасти к тому месту, на котором он стоял. Елена, в неприлично кроткой футболке, с растрепанными волосами и до ошеломления красивыми ногами, будоражила похлеще звезд порно индустрии. Но вот только Сальваторе не испытывал ни сексуального влечения, ни чего-либо еще. В сознании пульсацией билась лишь одна мысль: слишком долго он не выходил на ринг.
— Я спрыгну, если ты не отвезешь меня, — процедила Елена, и у Добермана создалось чувство, будто сама девушка смотрит как бы сквозь него.
— Такие длинные предложения… Значит, ты идешь на выздоровление.
Ему надо было потянуть время. Он незаметно оглядывал комнату, просчитывая все свои шаги. Давно уже он не продумывал стратегию… Аж в душе что-то всколыхнулось!
— Я спрыгну! Отвези меня, черт тебя дери, к Тайлеру! — закричала Елена. Теперь неизбежна еще одна истерика. «Что ж, — подумал Сальваторе, — повеселимся».
— Прекрати хамить, — взъелась Кэрол, подойдя к Тайлеру. Правда, смотреть на сына приходилось снизу вверх, что немного ухудшало ситуацию для женщины. — Я не потерплю притон в собственном доме!
С цепей сорвались все монстры, сидевшие в сердце и Локвуда и его беспокойной матери. Тайлер вспомнил Елену, которая в это время тоже рвалась на свободу, вспомнил ее серьезное к нему отношение. В контраст к этому появились воспоминания о матери. О ее терпимости и внимании, но еще и о презрении, смешанном с насмешкой.
Парень прищурился, а потом вкрадчиво спросил:
— Что тебя не устраивает на этот раз? Она живет в моей комнате, почти ничего не ест и не выходит из комнаты! Что не так?
— Она — всего лишь грязная и паршивая потаскушка, вот что меня не устраивает!
Сальваторе отступил на шаг назад, но Елена не стала отходить от распахнутого окна. Она злобно таращилась на Добермана, не помня, почему именно ненавидит этого человека. Деймон снял кофту, откинул ее на кровать. Оставшись в одной футболке, он провел рукой по волосам, словно решаясь на что-то.
Цепи оборвались. И теперь все монстры выбрались наружу. Не успокоятся они пока не получат своего.
— Хорошо, я сейчас позвоню ему. Только выйди хотя бы в коридор.
— Ты лжешь, — прохрипела Елена в ответ, руками вцепляясь в подоконник. — Не верю тебе!
— Не веришь говоришь… Хорошо, я позвоню ему при тебе, но позволь подойти к тебе.
В качестве доказательства Сальваторе показал дисплей своего сотового, на котором светилась заветная фамилия и несколько цифр. Елене, будучи еще не совсем адекватной, — это показалось убедительным, и она кивнула.
После последней реплики в холле повисла тишина. Тайлер пытался переварить услышанную только что фразу, пытался понять, что эту фразу произнесла его мать. Его! Не получалось… И все, что испытывал Тайлер: когнитивный диссонанс, смешанный с недоумением и горечью разочарования.
— Что ты сказала?
— Что слышал! — не моргнув и глазом огрызнулась мать. — Или скажешь, что она — невинная овечка? Тогда кто ее мутозит каждый раз до потери сознания? А даже если это не ее сутенеры, то явно и не баптистское общество! Я не собираюсь терпеть ее.
Тайлер отошел на несколько шагов назад, впервые чувствуя, что его душу ошпарили. Кипяток ненависти разъедал хрупкую материю любви, и обида за чувства униженной девушки, обида за собственное чувство достоинства — это стало чем-то вроде вакцины против ненависти. На места ожогов попадали холодные капли обиды. Шипение. Остывание.
Отчуждение.
— Знаешь, кто ты? — прищурившись, промолвил Локвуд. — Конченная наркоманка, сидящая на игле чужого одобрения. Дура, все время переживающая из-за того, что о ней подумают другие.
Сальваторе, медленно продвигаясь к девушке, нажал кнопку: «Вызов» и поставил на громкую связь. Оператор известил о недоступности абонента. И пока Елена отвлеклась на то, что выслушивала уже в третий раз оператора, Деймон подошел слишком быстро. Он схватил девушку за руку, рванул на себя, потом отшвырнул в противоположную сторону от окна, закрыл окна, от греха подальше, развернулся к девушке.
— Ненавижу тебя! — прошипела она сквозь слезы. — Ты — мой самый заклятый враг отныне!
Сальваторе оскалился. Он медленно направился к девушке, не в силах больше контролировать свои эмоции и поддаваясь соблазну наконец-то овладеть этой мерзавкой.
— Не оригинально. Уже проходили.
Елена не собиралась отступать. Она смело смотрела на Добермана, остановившегося на расстоянии вытянутой руки, стараясь припомнить, что связывало ее с этим человеком. Но все словно стерли из памяти. Была только обнаженная злоба.
— Пора бы нам поговорить по душам, милая.
Звук был раньше осознания. Шипение в душе прекратилось. Вместо этого — снова ожоги. Тайлер, все еще ощущая боль от пощечины, медленно повернул голову в сторону матери. Теперь он был обескуражен полностью. Но Кэрол даже взгляд не прятала. Она была вне себя от ярости.
Горечь, обида и разочарование сменились осознанием горькой иронии. Локвуд усмехнулся, потом оглядел мать еще раз, словно ища в этом какой-то подвох. Словно думая, что мать его подменили. Усмешку заменила кривая и горькая улыбка. А потом — смех. Некрасивый, полный какого-то слепого отчаяния смех. Он наполнял пространство комнаты, он вводил главу семейства Локвудов в ступор, он лишал дара речи. Тайлер смеялся, как смеются безумные или отчаянные, готовые на все люди.
Смех и горечь в душе. Скоро это войдет в норму.
Елены была приведена в чувства тем же методом, что и ее парень. Правда, она оказалась сбита с ног. Девушка вдруг сделала глубокий вдох, чувствуя, что весь мир будто проникает в ее душу, пытается уместиться там, но шипами лишь разрывает все вокруг.
Сальваторе схватил свою подопечную за локоть, рывком заставляя подняться. Лицо горело от боли, но не успела шатенка опомниться, как получила вторую пощечину, и из груди вырвалось что-то колкое и горькое. Физическая боль стала замещать душевную.
Деймон, сжав плечи девушки, вышвырнул ее в коридор. Гилберт, больно ударившись затылком и плечом, изогнулась, а затем стала медленно спускаться по стене.
Боль пульсировала, возвращая воспоминания. Блок был снят. И теперь все стало вытекать наружу как кровь из перерезанной вены.
Тайлер утих, потом отрицательно покачал головой. Он полминуты смотрел в пол, а с его губ не сходила эта жуткая улыбка.
«Ты всегда будешь непринят, — шептало что-то внутри, — пора бы уже привыкнуть к этому».
Елена… Тоска по ней стала сумасшедшей. Локвуд засунул руки в карманы, потом посмотрел на мать.
— Мы завтра же съедим, — он вновь направился к лестнице и вновь был задержан Кэрол.
— Ты не посмеешь! — в исступлении крикнула женщина, начиная уже корить себя за вспыльчивость. Но именно в моменты ярости наша душа обнажается, и все наши импульсы — чистой воды желания, стремления, не прикрытые лестью, фальшью и двуличием. — Ты не проживешь самостоятельно с этой девкой на своей шее!
— Это уже мои проблемы, не волнуйся.
Кэрол вновь сократила расстояние между собой и своим сыном. Хвататься за пустоту — дело бессмысленное, но человек всегда особенно безумен в исступлении.
— Я желаю тебе лучшего, пойми же ты наконец, — отчаянно произнесла она, сбавляя тон голоса. — А эта девка…
— А эта девка, — перебил ее Локвуд, — нуждается в помощи так же сильно, как нуждалась бы ты, если бы у тебя не было денег, положения и богатых любовников!
Елену рывком подняли и вновь впечатали в дверной косяк. Сальваторе вышвырнул девушку в зал, где теперь ему приходилось жить, захлопнул за собой дверь. Гилберт концентрировалась лишь на двух вещах: боли и воспоминаниях. Вспышками картинки из прошлого ослепляли похлеще лучей палящего солнца. Знакомство с Деймоном, странные чувства к этому человеку, — все сразу прояснилось. Вспомнились и исчезновения Тайлера…
Потом Сальваторе отвлек от слайдов, схватил девушку за шею, прижал к стене. Синяки по всему телу сразу стали проступать сине-фиолетовыми и желтыми пятнами. Воздуха в легких катастрофически не хватало. Удушье пробуждало воспоминания о предательстве отца, о гибели матери и о первой попытке суицида.
Елена не помнила, было тут зеркало, или Деймон подвел ее к нему. Она помнила лишь одно: как этот изверг развернул ее лицом к отражению и… Потом сетка царапин появилась на стекле, а на лбу Мальвины — капельки крови. Но за этим ударом последовал и еще один. Теперь нахлынуло воспоминание о второй попытке суицида.
Сейчас Тайлер четко понимал только одно: все, что накипало в течение долгих лет, вытекало наружу. Все несовершенные поступки, несказанные слова и затаенные обиды — все вырвалось наружу и раскаленной магмой поразило фальшивую идиллию. Локвуд отошел от лестницы, но выходить за пределы дома не собирался. Он расхаживал из стороны в сторону, чувствуя пристальный взгляд матери и слыша шепот, который твердил лишь одно слово: «Освободись».
— Все с самого начала было не так, мам, — начал он, словно мыслил вслух. Не смотрел на мать, не смотрел в сторону: лишь себе под ноги, расхаживая туда-сюда. — Не те увлечения, не то поведение, не та профессия. Вот только знаешь, в чем все дело?
Он остановился, потом подошел к Кэрол схватил ее за плечи, словно боясь потерять внимание своей собеседницы.
— Все дело в том, что я не в той семье родился. Не нравятся мне ни твои приемы, ни твои рауты, ни твое окружение. Понимаешь? Я не продолжу дело отца, не унаследую твоего титула. Я молод, мам! — тон его голоса вновь повысился. Только теперь — от отчаяния. Ему хотелось наконец-то достучаться до матери. — И то, что я не постоянен — это нормально. Люди — не роботы и не могут совершать выбор в считанные секунды в свои семнадцать! Я хочу заниматься музыкой, гулять и пить только по одной причине: я молод! Я хочу помочь этой девушке тоже по одной причине: я могу это сделать! Возлюбить ближнего своего — разве не это наш католический принцип, мам? И если нет, и если у тебя лишь две святыни: деньги и статус, то я могу сейчас же отречься и от наследства и от фамилии!
Сальваторе не пускал в ход кулаки, но боль пронзало тело спицами и иглами. Елена вспомнила все до конца: от второй попытки уйти из этого мира до сегодняшнего дня. Девушка не чувствовала слез, стекающих по лицу, не ощущала крови и уже не могла точно сказать, где именно болит. Ломило все тело.
Деймон отшвырнул девушку в очередной раз. Что-то упало, с грохотом разбилось. Из горла Елены вырвался отчаянный крик, который долгое время осколками пронзал глотку. Шатенку вновь подхватили. Девушка увидела взгляд Добермана, получившего, наконец, то, о чем он мечтал. Этот его взгляд, полный ненависти, удовлетворения и презрения, эти руки, бьющие и не знающие жалости, эта беспощадность — все вмиг образовало какую-то сумасшедшую и мощную энергию.
Энергия соединилась с физической болью — ураган стал сносить блоки, заставлять смиряться с горем. Елена поняла в этот миг, что только после смирения будет успокоение. Будут тишина и спокойствие…
— Еще, — прошептала, прохрипела она. — Еще!!!
И Сальваторе не заставил себя долго ждать.
Кэрол не выдержала. Потерять единственного наследника было чем-то вроде смертной казни. Женщина схватила вазу с рядом стоящего стола и скинула ее на пол. Алые розы в осколках и в луже воды были особенно метафоричными в этот вечер. Женщина заплакала.
Тайлер почувствовал укус вины. Но молчать больше не было сил. Только было он хотел оправдаться, как его мать снова сделала ход:
— Вечеринки, машины и увлечения — ты это получаешь не потому, что молод, а потому что богат! — закричала женщина, расхаживая из стороны в сторону. — И в двадцать надо определяться, Тайлер! Прекрати же шляться по клубам и девкам и строить из себя альтруиста!
— А я не строю, — тут же отозвался сын, пользуясь паузой. — Я просто хочу помочь, вот и все!
— Это не серьезно, как ты не поймешь?! — она словно с цепи сорвалась. Вся прислуга вмиг куда-то испарилась, боясь стать очевидцем семейной драмы. Но даже учитывая факт отсутствия людей, Тайлер чувствовал, что ему тесно в этих просторах. — Ты понимаешь смысл слова серьезность?
Он решился на последний импульс. Пора бы поставить точку и завершить затянувшийся разговор по душам.
Елена прикусила нижнюю губу от боли до крови. Потом она вскрикнула, когда Сальваторе размахнулся и нанес финальный удар. Правда, рассчитать силу не вышло. Хотя, может, оно и к лучшему.
Девушку отнесло в дальний угол комнаты, где стоял стеклянный стол. Она упала на него. Стекло разбилось, и Гилберт упала на осколки. Она прогнулась, закричала. Руки покрылись царапинами. Шатенка выдохнула последнюю боль и теперь затихла. Деймон не давал время для передышки. Он схватил жертву за руки, заставляя подняться, потом толкнул ее на пол. Елена попыталась подняться, но была сбита. Она попыталась еще раз, но снова оказалась сбита. И сил сопротивляться не было, ровно как и желания.
Сальваторе навис над своей подопечной как коршун. Развернул девушку, перевернув ее на спину, и руками схватился за шею. Елена уперлась в плечи мужчины, но откинуть его не могла. Ее попытки были тщетны.
Слезы, кровь, бессилие и унижение.
— Давай! — закричал Сальваторе так внезапно, что это полностью обескуражило Елену. Она ослабила хватку. — Давай, чертова сука! Сделай хоть что-нибудь! Паршивая дрянь, вот кто ты!
Он надавил на горло еще раз, и теперь Елена была иссушена полностью.
Локвуд подошел к матери, схватил за плечи и внимательно посмотрел в ее глаза. Казалось, он пытался заглянуть в душу Кэрол, пытался определить ее отношение к себе.
Но во взгляде души не отражалось. И Тайлер сдался.
— Я знаю смысл этого слова, — процедил он, сделал шаг вперед, и женщина рефлекторно стала отступать. — Знаю. Знаю! Знаю!!!
Кэрол оказалась впечатана в стену. В ее глазах застыли слезы. Недоумение, шок и страх просачивались, заполняя пространство комнаты и лишая доступа к кислороду.
— И я знаю, что в этом ебанном мире ко мне серьезно относится лишь одна девушка! — он привлек мать к себе, а потом толкнул ее в стену словно, заставляя тем самым пробудиться ото сна. — И у нее сейчас проблемы, а я тут пытаюсь выходить Бонни, чтобы доказать тебе и себе, что я способен доводить хоть что-то до конца! И она сейчас совершенно одна, а я тут пытаюсь донести тебе лишь одно: я хочу общаться с теми, кто мне нравится, а не с теми, с кем положено по статусу. Не важно, какая раса, какой пол и какую статус! Я просто хочу общаться, ясно?!
Елена попыталась выкрикнуть, но не смогла. Осознание пронзило острым клинком: сбросить груз, и станет легче дышать. Шатенка уцепилась в плечи мужчины, надавила и, сжав зубы, почувствовала в себе прилив силы, появившийся из ниоткуда.
Девушка оттолкнула парня, потом скинула его с себя… И груз с души она тоже скинула. Пусть не весь, но значительную его часть. Елена встала на ноги. Встрепенулась как раненная птица. Гилберт повело в сторону. Она пыталась ухватиться за что-то, но голова закружилась, слезы размыли изображение, и боль свалила с ног. Гилберт упала на пол, закрыла глаза и дала волю всем своим отрицательным эмоциям. Она вытерпела боль, унижение и бессилие.
А теперь хотела выкинуть из своей души все то отрицательное, что тянуло ее в темноту.
Тайлер приблизился к уху матери и практически прошептал над самым ее ухом:
— Знаешь, ты тут говорила, что желаешь мне лучшего. Повторяла, что любишь меня, но… Если любишь, то не только наставляешь на путь истинный, но и принимаешь человека таким, какой он есть. И Елена приняла меня! В ее взгляде не было осуждения, не было насмешки и упреков. Не было всего того, что я так часто вижу в твоем взгляде!
