сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 131 страниц)
— Я с тобой никуда не поеду, — сказала Елена и скрестила руки на груди. Ее голос с уверенного снова стал тихим. Девушка чувствовала, что чем дольше она будет с этим человеком, тем сильнее эти твари будут рвать ее душу. И вместе со смелостью пробуждалась и слабость. Гилберт не могла выносить надменности взгляда голубых глаз, в отражении которых нельзя увидеть ничего, кроме высокомерия. Ее воротило от этого запаха сигарет, и мысль о том, чтобы сесть в одну машину с Доберманом, пугала. Девушка вспомнила, как Тайлер рассказывал о том, что этот тип вцепился кому-то в глотку.
А еще шрам на шее. Справа на шее шрам длиною от подбородка до ключицы. Такой уродливый и мерзкий шрам, порождающий омерзение и брезгливость.
Сальваторе знал, что сейчас его рассматривают под микроскопом. Знал, что сейчас он в роли какого-нибудь нового микроба в руках чокнутого ученого.
— Слушай, мне тоже не очень приятно твое общество, но чем скорее мы это сделаем — тем быстрее избавимся друг от друга. Тебе же домой через парк, вроде бы? Там сейчас не очень безопасно.
Сальваторе тоже многое что не нравилось в этой девушке. Во-первых, ее внешность. Слишком уж все идеально и безупречно — такого просто быть не может в природе. Алмазы нарочно оставляют с изъянами — так их отличают от подделки. А Елена была слишком уж… Словом, в сознании Сальваторе проплыло лишь одно слово: «Фальшивка». А во-вторых, правильность характера. И не курит, и не пьет, и по клубам не ходит, и не спит с кем попало, так еще и натуру Локвуда принимает — блевать хочется. Деймон любил Джоа, потому что та была настоящей сукой, но ее выходки, ее чрезмерная худоба, ее сложный характер — словом, все ее отвратительные стороны в сочетании с положительными сводили с ума. А тут? Пресность, однородность и ничего более.
— Почему я должна верить тебе?
— Потому что ты меня вообще не интересуешь ни в каком смысле. Уж поверь, если я и решу кого-то изнасиловать — то точно не тебя.
— Если у тебя хоть что-то получится, — буркнула под нос девушка. Она знала, что играет с огнем. Более того, она знала, что смысл ее последней реплики был услышан и понят. Но Сальваторе не доставил Елене удовольствия лицезреть его ярость. Он молча направился к автостоянке позади театра, а девушка покорно поплелась за мужчиной.
Елене пришлось сесть в черный форд Добермана, пришлось пристегнуться и прикинуться пай-девочкой, чтобы не навлекать неприятностей. Сальваторе включил магнитолу, и вот приятная, мелодичная музыка начинает растекаться по салону автомобиля, немного остужая разгоряченную атмосферу.
Елена ехала в машине, стараясь свою неконтролируемую злость направить на Тайлера. Найти ей хоть какое-то обоснование или… Применение. Но злости на Локвуда, как ни странно, не было. Девушка ощущала весь спектр чувств по отношению к Доберману…
Гилберт смело посмотрела на мужчину, который казался спокойным, вежливым и внимательным. Как же все-таки обманчива бывает внешность.
— Вы работаете вместе? — спросила Елена, не сводя пристального взгляда с Сальваторе. Деймон же продолжал находиться в амплуа «а-ля я сам мистер Невъебенность», что начало выводить Елену из себя пуще прежнего.
— Мы дружим. Достаточно долго.
Елена поняла намек, но продолжила гнуть свою линию. В конце концов, Сальваторе сам виноват — его присутствие способствует открытию всех этих скрытых граней. И если раньше Гилберт не могла смелости набраться, чтобы заговорить или познакомиться — то теперь эта смелость лилась через край.
— Значит, нам придется, так или иначе, контактировать…
Навигатор запищал о повороте направо. Сальваторе включил поворотник и, сбавив скорость, сменил передачу.
Он мельком взглянул на Елену. Девушка была обута в сапожки на невысоком каблучке, но которые так отлично подчеркивали стройность ее ног. А еще — короткая юбка. Короткая юбка и приталенная коричневая куртка. Волосы распущены и завиты, локонами ниспадают на плечи… Сальваторе усмехнулся, ловя себя на том, что засмотрелся на ножки этой чертовой Мальвины. Да, может, ее внешность и притягательна.
Но Джоа была шикарней. Она была неимоверной и изящной.
Однако ноги ее были слишком худыми…
Деймон развернул автомобиль, и машина выехала на дорогу, по обеим сторонам которой стояли маленькие домики. Такие маленькие, что больше напоминали землянки и погреба, чем реальные жилища. Сальваторе прищурился, глядя то вправо, то влево.
— Я живу не здесь. Дальше по улице. До поворота. Потом еще минут десять езды, а затем маленькая улочка, и на ней третий дом от края.
Деймон вновь сменил передачу. Он прибавил скорости. Елена вновь уставилась на Деймона.
— Может, ты назовешь свое имя? Мы, вроде как, в одной лодке…
— Я не думаю, что это надолго.
Волна негодования, смущения и злости накрыла как цунами. Елена помнила только одно от того вечера: руки стали холодными как мрамор. А еще девушка была уверена в том, что этот чертов ублюдок наслаждается тем, что смог заткнуть за пояс какую-то шмокодявку.
Гилберт же решила скрыть своей эмоции и остаться под оболочкой непроницаемости и решимости.
— Откуда тебе знать? Что, если…
— Ты лишь очередная маленькая сучка с пустыми амбициями, — перебил Сальваторе. Тон его голоса был спокойным. Деймон был увлечен дорогой. Фонарей здесь не было. И просмотреть поворот можно было с легкостью.
— То, что ты унижаешь и оскорбляешь — не делает тебя мужчиной.
Сальваторе повернул и прибавил скорости. Теперь надо было перетерпеть еще десять минут. Машина мчалась по дороге с домами элитного класса. Подстриженные газоны, убранные улочки, яркие клумбы — Добермана воротило от этого вида.
— Твоя правильность тоже тебя женщиной не делает.
Елена чувствовала, что звери в ее душе выбрались наружу. Они стали кричать, демонстрируя взору свою красивую внешность: острые, гнилые, желтые зубы в несколько рядов, кожу, покрытую слизью и волдырями, вытекшие глаза и пустые глазницы. Но хуже всего был их запах — сочетание сигарет и одеколона.
Елена решила смолчать. Пусть он думает, что выиграл эту битву, пусть будет уверенным в том, что он — все за всех решил, что он сумел заткнуть за пояс какую-то девятнадцатилетнюю маленькую сучку.
Гилберт устремила взгляд в окно. Ей надо было просто выждать оставшееся время, выждать, а потом прийти домой и забыть об этом Добермане к чертям собачьим. И лучше — навсегда.
Время шло медленно, но вскоре оно закончилось. Деймон заглушил мотор. Девушка незамедлительно отстегнула ремень, открыла дверь автомобиля. Ей просто надо было съебаться отсюда, вот и все.
— Не стоит меня презирать или ненавидеть, — спокойно произнес Деймон, когда девушка поставил на асфальт одну ногу. Гилберт замерла. Сальваторе продолжил: — Я лишь отношусь к тебе так, как ты отнеслась ко мне. Немного неприятно, да?
Елена не смотрела на Добермана. Она замерла, словно кто-то ее заморозил. Еще тогда Гилберт поняла, что бросила вызов самому страшному существу. Что этот вызов будет дорого ей стоить потом.
Но сейчас было поздно уже сожалеть.
— То есть ты меня поливаешь презрением лишь потому, что я не пожала тебе руку?
Сальваторе смотрел на девушку. Она — в окно. Она прятала взгляд. Деймону это нравилось. Он молчал, не собираясь отвечать на вопрос. Вопрос не нуждался в ответе.
И Елена почувствовала, в этот самый миг, что наружу в ее душе вылезла еще одна сущность. Она была не такой ужасной и страшной, как предыдущие. Она не клацала зубами и в лицо своей мордой не тыкалась, но от ее присутствия бросало в холодный пот. И сущность эта шептала… Шептала сказать всю правду. Правду о том, что Елена хотела познакомиться с Доберманом. Что из-за его холодности и его презрения она потом неделю ходила в жутком подавленном состоянии. Правду о том, что он был ее возможностью для реализации собственных мечтаний и стремлений. Правду о том, что несмотря на уродство шрама, девушка увлеклась этим типом.
Сущность шептала, и сопротивляться ей становилось все сложнее. Елена посмотрела на Деймона. Ее взгляд был проникновенным, глубоким и… завлекающим. Что-то подобное есть во взгляде русалок, как описывалось в книгах: ты смотришь и верно идешь ко дну, даже не думая сопротивляться…
Но Сальваторе в омуте не тонул. Он бесился еще больше от того, что скрыто в этой девочке нечто нехорошее, нечто… чужеродное, внеземное и отвратительное.
— Я проявила неуважение к тебе, — произнесла Елена, сдаваясь в плен последней вылезшей твари. — Но и ты вел себя слишком бестактно, чтобы заслужить то самое уважение, отсутствие которого так сильно тебя взбесило. Именно поэтому я не стану извиняться перед тобой. Спасибо, что подвез.
Гилберт вышла из машины и быстро направилась к дому. Она шла домой, а холодный ветер обдувал, уничтожая четырех тварей и превращая их в ничто. В пепел, в прах, в тоску. Елена закрыла дверь и прижалась к ней спиной, переводя дыхание.
«Это была не я. Это была не я».
— Елена, ты вернулась? — вошла Дженна, держа в руке трубку домашнего телефона. Рассеянный вид немного насторожил тетю. Елена глупо улыбнулась, быстро сняла сапоги и принялась снимать куртку.
— Да, все в порядке, — ответила она.
— Тут тебя к телефону.
Гилберт схватила сотовый и быстро направилась к лестнице. Когда девушка поднялась на второй этаж и закрыла дверь, она поднесла трубку к уху.
— Да?
— Привет, — сказал знакомый голос. Последние остатки чьего-то присутствия исчезли. От тварей и следа не осталось. Девушка выдохнула и села на кровать. — Прости, что так вышло, — продолжил Тайлер. — Я сожалею.
— Я тоже.
Девушка легла на спину, обращая взгляд на потолок. Она чувствовала нежность. Всеобъемлющую и такую ласковую нежность, которая появлялась в глубине грудной клетки, пробиралась к сердцу и потом вином наполняла весь организм. Такая упоительная, такая опьяняющая нежность. Истома… И это было приятней того, что испытывала Елена, находясь рядом с Сальваторе.
— Доберман довез тебя?
— Да. Да, довез до самого дома.
Тайлер устало вздохнул. Спокойный тембр голоса, усталость, уравновешенность — это совсем не соответствует образу буйного Локвуда.
— Он нормально вел себя? Он странный, но…
— Он мне не нравится, Тай, — перебила девушка. — Он вел себя прилично, но что-то в нем отпугивает. Что-то есть в нем, и это «что-то» порождает во мне странные чувства.
— Понимаю. Со мной так же бывает…
— Когда ты приедешь? — спросила девушка, закрывая глаза и наслаждаясь нежностью, навевающую дремоту и приятную слабость в теле.
— У нас будет первое свидание. Настоящее, — заверил Локвуд. — Я вернусь послезавтра, скорее всего.
— Хорошо, — улыбнулась девушка. — Мне надо идти к матери. Спокойной ночи.
— До встречи, Елена.
========== Глава 8. Генералы бессмысленных войн ==========
1.
Боль по всему телу сковывала движения. Когда тебя сильно избили — ты пожинаешь весь спектр ярких и незабываемых последствий: боль, тошнота, головокружение и дикое-дикое разочарование. В чем именно — трудно определить, но все чего тебе хочется сейчас — просто исчезнуть из этого мира и появится в какой-то тихой обители, где нет места для плохих воспоминаний, бессмысленных идей и никому ненужных аксиом. Сейчас Бонни, проснувшись и ощутив боль, не сожалела о случившемся… Но ей так сильно хотелось избавиться от голоса в своей голове.
«Вот ты и свершила то, чего так сильно хотела, — шипел он, стараясь не засмеяться то ли из вежливости, то ли по каким-то другим причинам… — Так, где долгожданное освобождение, моя милая Бонни? Почему пустота не развеялась?».
— Пошла ты, — выругалась девушка и, открыв глаза, медленно поднялась. Она спустила ноги, села на край кровати и схватилась руками за голову. Обрывки воспоминаний, как яркие картинки в диафильмах — ослепляли, но не давали целостного изображения. Ребекка, клуб, Клаус, Тайлер, драка, машина, Тайлер…
Девушка открыла глаза, чтобы оглядеться. Яркий свет ослеплял, как ослепляет человека свет лампы, когда тот выходит из карцера, проведя там около недели перед этим. Глаза слезились, а боль была такой нестерпимой, что казалось, еще секунда, — и Беннет взвоет от яркости ощущений. Прошло несколько минут прежде, чем Бонни все же смогла осмотреться. Хотя осматриваться особо и не пришлось — эту планировку девушка уже видела... Выругавшись из-за своего досадного положения, она стала рыскать в тумбочке в поисках пачки сигарет. Руки были сбиты до такой степени, что они стали сине-лиловыми от ударов. А запекшаяся кровь придавала виду еще большей привлекательности.
Сигареты были на второй полке. Беннет взяла пачку, зажигалку и закурила натощак, невзирая на тошноту и головокружение.
Потребность в курении стала неотъемлемой частью жизни. И дело не в том, что так Бонни пыталась снять стресс, расслабиться или придать себе вид деловой леди, нет. Суть заключалась в том, что когда Беннет делала затяжку, то внутренний голос затихал, воспоминания о прошлом превращались в дым и развеивались… А может, и не было этого эффекта, может все это лишь выдумка — значения не имело. Главное то, что миссия выполнена, а сигареты рядом — большего не нужно.
Дверь открылась, и в помещение вошел Локвуд. Он вновь уселся напротив своей гостьи с дурацкой улыбкой на лице, в своем неизменном амплуа «а-ля, я самый добрый и хороший; давай дружить?». Беннет чувствовала, что ее тошнота, при виде на этого человека, усилилась, что к боли и разочарованию приплюсовались еще и другие эмоции: раздражение, гнев, антипатия… Было очень мало сил, чтобы ругаться, поэтому мулатка решилась быть сдержанной и твердой. Ей надо было покончить с этим раз и навсегда.
— Прекрати меня преследовать, — сказала она, стряхивая пепел на журнал с голыми девицами, который лежал на тумбочке. Бонни удивилась своему голосу, который стал хриплым и сиплым, словно Беннет вчера во всю глотку на каком-то митинге орала про независимость афроамериканского народа.
— Я тебя случайно увидел, — радостно ответил Тайлер. Он был жутко избит, но его настроение стало даже лучше. Бонни вновь затянулась, закрывая глаза и вспоминая вчерашнее происшествие… Она пока что не могла определиться в своих чувствах: радоваться свершенной акции или досадовать, ведь из-за ее успеха все тело будто кто-то наизнанку выворачивает…
Девушка, выпуская дым из легких, открыла глаза, злобно уставившись на своего спасителя.
— Я из-за тебя свиданием с девушкой пренебрег, кстати. Могла бы и поблагодарить.
— Я тебя ни о чем не просила, чтобы благодарить, — все тем же сиплым и хриплым голосом тут же перебила Беннет. — И если ты так сильно хотел встретиться со своей девушкой — какого хрена в клубах ошивался?
Тайлер молчал около минуты, стараясь прийти в себя от резкости слов Беннет. Он привык к подобному обращению и уже научился его игнорировать, но все же слова этой избитой и такой ядовитой феминистки задели его за живое… И Локвуд понял, что не Доберман неисправимый романтик, что не он всю жизнь будет мучиться от всеобъемлющей любви к миру.
Но потом ошеломление исчезло, и Тайлер снова стал прежним. Как же было бы неплохо, если бы оптимизм не покинул его и после того, как Елена разрушит его жизнь лишь потому, что она…
— Тебе не обязательно драться, Бонни, — произнес Локвуд, — иногда результат можно достичь и с помощью…
— С помощью чего? — вновь перебила Беннет, туша сигарету. Она желала лишь одного — чтобы эта тварь в голове заткнулась, и чтобы Тайлер Локвуд не анализировал ее действий. Эта сука бередила раны прошлого, пробуждала все самое отвратительное и гадкое, все самое мерзкое, от чего ты так хочешь убежать… — Послушай, вы женитесь на нас лишь потому, что вам надо иногда удовлетворять свои потребности, вот и все. А когда женщина умна или сообразительна — вы называете ее выебистой сукой. И ты бы знал, сколько раз я пыталась смотреть в глаза таким вот ублюдкам и не испытывать тошноту. Если бы ты только знал, сколько раз я пыталась мирными путями наладить все то дерьмо, что со мной приключилось, но… — она усмехнулась и, придвинувшись, произнесла еще более хрипло, сипло и ядовито: — Вы лишь глотки затыкали своими паршивыми доводами, а если я и не слушала — обращались в полицию, где меня вышвыривали как паршивую собаку. Поэтому я больше не стану доброй и милой, ясно?
Тайлер усмехнулся. Бонни увидела в его взгляде блеск. Странный блеск, которого она до этого не замечала. Но не замечала не потому, что была не внимательна, а потому, что сам Локвуд так раньше не смотрел… И сейчас девушка видела перед собой взрослого, умного человека, который не подпевает солистам, не влезает в драки, не спасает первых встречных и не лыбится так глупо и детски, что становится мерзко. И сейчас девушка видела перед собой другого Тайлера, о котором знала только она. Бонни претерпела метаморфозу чувств: раздражение, гнев и разочарование растаяли как снег под солнцем, и на их месте появилось что-то другое… Но не влюбленность, не восхищение, не симпатия, не эмпатия…
