сообщить о нарушении
Текущая страница: 113 (всего у книги 131 страниц)
Голос Бьенсе сменился на голос Хэлси. Улыбка Кэролайн растворилась, а Тайлер вновь ощутил, что он врывается в прежний ритм своей жизни. Очередной клуб, очередная выпивка, очередной спор, очередная тень в красивой оболочке, которая для него ничего не значит. «Очередное» вновь ворвалось в его действительность.
— А что насчет тебя? — она забыла о Б-52. Любопытство трансформировалось в интерес. Интерес к Тайлеру не как к представителю противоположного пола, а как к человеку, с совершенно иным мировоззрением. — Ты не думаешь о завтрашнем дне?
— Я думаю, что завтра утром мне будет паршиво от того, что я смешал в своем организме виски, Б-52 и еще кучу коктейлей, но я думаю, это не важно, потому что сейчас мне нравится быть пьяным и развязным.
— Это не важно потому, что это мелочь.
Кэролайн вносила коррективы в его теорию, именно поэтому его любопытство тоже трансформировалось в интерес. У Елены не было особых аксиом. Она просто жила-выживала, она просто умирала-вымирала, просто разъедала его как щелочь, не оставляя после себя ничего, кроме горьких воспоминаний.
Локвуд снова усмехнулся. Он уцепился двумя руками в столешницу, словно боялся упасть, а потом посмотрел на девушку. В его повадках была скованность.
— Из таких мелочей складываются судьбы, Кэролайн, именно поэтому важен процесс, а не результат, — потом парень резко подошел к девушке, схватил ее за плечи и вкрадчиво произнес: — Главное помнить не то, что будет, а то, что было. То, что скрепляло воспоминания тоненькими серебристыми цепочками, понимаешь?
— Бред, — девушка скинула руки с его плеч. Они одновременно — как-то не осознавая этого — перестали изучать друг друга, переключившись на разговор. Музыка все еще разливалась, нотами осыпаясь к ногам, и в этих тональностях хотелось утонуть… — Важно помнить самое существенное. Самое главное. Понимаешь, это как импрессионизм. Вблизи ничего, не видно, и лишь при дальнем рассмотрении собирается целостное изображение. Понимаешь, это как музыка…
Тайлер рассмеялся. Нет, не злорадство. Нет, не насмешка. Горечь. Кэролайн ощущала горечь на своих губах, и ей было не столько неприятно, сколько грустно от того, что этот парень был насквозь пропитан горечью. В неоновом полумраке она почти прониклась к нему…
— Да. Но помнить. Знаешь, почему распадаются браки? — резко повернулся к ней. Он выглядел вполне трезво, несмотря на количество выпитого алкоголя. — Почему дети уходят от родителей? Почему друзья становятся конкурентами, а любовники — врагами?
Он подошел снова ближе. Казалось, что он пытается объяснить ей то, что не мог объяснить никому. У Тайлера был интересный взгляд на жизнь, и Кэролайн хотела узнать его в полной версии.
— Потому что они забывают, сколько эмоций испытывали, когда придумывали новую ноту, когда рисовали новый мазок, когда создавали новое движение для танца. Понимаешь? Важен процесс, ведь только он позволяет ощутить жизнь в полной мере и заставляет понять, что негативные воспоминания — ничто, потому что их всегда меньше. А результат заставляет нас вечно смотреть в будущее, упуская настоящее…
Девушка отступила на шаг. Она взяла бокал Б-52, поднесла его к губам. Слова Тайлера показались ей оправданием, показались лишь попыткой объяснить необъяснимое. Но кто сказал, что эти оправдания и попытки не понравились Форбс? Кто вообще придумал, что оправдания — это низко? Что желание объяснить свои поступки — это дешево? В неправильном мире были неправильные законы, это вполне ожидаемо. Неожидаемо то, что эти неправильные законы все равно кем-то замечаются.
— И тем не менее, не стоит циклиться на мелочах…
Тайлер выхватил бокал из ее рук, а потом схватил девушку за запястья. Кэролайн округлила глаза, чувствуя подступающее к горлу возмущение. Девушка хотела вырвать руки, мимолетное очарование растворилось…
Но Локвуд встряхнул девушку, вновь концентрируя ее внимание на себя.
— Давай на спор, Пенелопа. Что важнее — процесс или результат? Не будет победителей и проигравших. Давай просто попробуем переубедить друг друга?
Кэролайн замерла. Внимательно — и все еще ошарашенно — глядя на парня, она почему-то смогла выдавить лишь одно:
— А давай! — и это решение в этом неправильном мире казалось ей вполне логичным, будто именно в эту ночь все имело право на логику и рациональность. Может, дело заключалось в том, что и Тайлер, и Деймон с Еленой, и даже Кэролайн вдруг приняли жизнь такой, какая она есть. Просто перестали ориентироваться на шаблоны. Просто перестали цепляться за те иллюзии, что навязало общество.
— И с чего начнем? — произнесла она, внимательно смотря на парня и уже забывая о своих руках в его руках. Кэролайн увидела улыбку на его губах и загорающийся огонек в глазах.
— С Б-52, который мы не допили, — ответил Тайлер, а потом перевел взгляд на дымящийся напиток. Когда Кэролайн тоже посмотрела на коктейль, она тоже улыбнулась, уже и не вспоминая о своей обиде на Мэтта, который слился в самый разгар вечеринки. Ей отчаянно захотелось распробовать, а каково оно на вкус, одинокое веселье.
2.
Когда дым вновь проник в легкие, поломанная ностальгия причинила приятную боль. Алкоголь и никотин вновь вернулись в его жизнь как верные любовницы. Любовницы, иссушающие его сущность.
— Я думала, ты бросил.
Деймон взглянул на девушку, которая прислонилась к стене и внимательно на него смотрела. Она скрестила руки на груди то ли из-за холода, то ли из-за желания не раскрываться до конца. Глупая, не понимала ведь, что все ее загадки им уже разгаданы.
— Я тоже так думал, — произнес он, делая очередную затяжку. Было немного странно, стоять вот так в прокуренном коридоре совсем близко, делая вид что ничего не произошло примерно час назад. Было странно больше не претворяться, больше не скрывать своих эмоций и чувств. Было странно рассказывать о них. Теперь у обоих будто появилось время для задушевных бесед. Им некуда было бежать, некуда было торопиться.
Они остановили время.
— Почему снова начал? — Елена приблизилась к нему. Нет, теперь ей не казалось это кощунством. Теперь ей казалось это правильным. Они ведь имеют права нравиться друг другу, имеют право говорить об этом. Пусть у них нет возможности быть вместе по-настоящему, но у них есть право на откровение.
— Не начал, — обнял ее за плечо, прижимая к себе, — просто на пару минут решил вернуться к прежним привычкам…
Елена обняла его, положив ему голову на плечо, желая согреться в его объятиях. Курящий Деймон вновь стал ее Деймоном на какие-то вырванные пару минут. И его объятия, столь непривычно-нежные, успокаивали, возвращали в прошлое. В то прокуренное-поруганное прошлое, в котором они жили в одной квартире, спали в одной постели, вдвоем встречали блеклые рассветы и провожали тусклые закаты.
— Я — тоже твоя привычка? — Елена ощутила его руки на своей талии. Она понимала, что они давно вышли из моды, что они выдохлись, что они потеряли былой вкус. Она понимала и продолжала стоять рядом с ним, наслаждаясь какими-то дружескими и теплыми объятиями. Может, у них получится нормально общаться? Без ненависти, страсти и истерик? Может, у них все-таки получится?
— Ты — моя головная боль, — сделал затяжку, а потом выбросил окурок. Аромат сигарет въедался в Елену, вновь как бы ставя печати, вновь как бы приписывая ее ему. Она пропитывалась его запахом, перенимала его привычки, пришивалась к нему. От этой мысли становилось как-то спокойно на душе. Будто жизнь постепенно возвращалась на круги своя…
Елена отстранилась, положила руки ему на плечи. Ей хотелось о чем-то спросить его, хотелось что-то узнать, но они уже давно вышли на ту стадию отношений, когда слова не нужны. Слишком много слов было в прошлом, и в настоящем в них нет необходимости. В настоящем нет необходимости ни в чем. Деймон обнимает ее за талию, она его — за плечи, и в прокуренном тесном коридоре им находится место для уединения. И в прокуренной тесной Вселенной для них находится отдельная галактика.
— Я могу тебе задать личный вопрос? — девушка прижалась еще плотнее. Желание поцеловать тоже казалось правильным. Пусть всего на одну ночь, но все же…
— Спрашивай… — хриплый прокуренный тембр довел бы ее до дрожи, если бы она позволила себе расслабиться. Если бы она позволила.
— Тогда… в метро… — голос Елены сник до шепота не из-за страсти, а из-за страха быть услышанной. Из-за желания сконцентрировать его внимание на себе. Все его внимание. Глупая, не знала ведь, что оно и так сконцентрировано, — в первый раз… — подняла глаза, почему-то боясь спросить, но все же не в состоянии промолчать. Им надоело молчать и кричать что-то лишнее, лишь бы утаить главное. — Я тебе понравилась?
Она увидела улыбку на его губах. Улыбку, а не усмешку или ухмылку. А еще она увидела дым в его взгляде. Впервые. И ей это понравилось, и она тоже улыбнулась, и они будто стали единым целым, будто обрели что-то неподдельное, подлинное, истинное и важное.
— Я женат, Елена…
Гилберт обняла крепче, сцепив руки за его спиной. Его руки с ее талии проскользили на поясницу. Воспоминания не кружили голову, ассоциации не нападали оглодавшими коршунами, каждая секунда становилась бесценной.
Они приобретали новое воспоминание.
— Отвечай.
Деймон приблизился к ее лицу, а его улыбка все еще не сходила с губ. Он закрыл глаза, и Елена последовала его примеру. В их пространство ворвалась музыка, мелодичная, порванная битами, но проникающая под кожу. Под кожей вены стали напоминать оголенные провода, каждый рецептор приобретал большую чувствительность…
Он коснулась губами ее щеки, не спеша отрываться. Девушка прижалась всем телом, вычеркивая из этого мгновения Викки и Тайлера. Вычеркивая свое прошлое и его будущее. Елена ощутила аромат сигарет. В животе что-то заболело, а в сердце — защемило. Повинуясь инстинкту, она тоже прижалась губами к его щеке. Пальцы Гилберт с плеч проскользили на обнаженные участки шеи, коснулись шрама… Доберман привык к тому, что Мальвина — его Мальвина — не испытывает брезгливости. И ему нравилось в ней это. Ему нравилась, что такая отрицательная до мозга костей Елена не была — никогда не была — недотрогой, никогда не испытывала отвращения, никогда не боялась прикоснуться к чему-то испорченному или идеальному.
Деймон отстранился, а Елена не могла открыть глаз, не могла вернуть себя на землю и в очередной раз прикинуться, что прогрызенная кость вежливости — нечто само собой разумеющееся и не нуждающееся во внимании. Гилберт нашла силы лишь снова уткнуться в его плечо. Алкоголь разжижал кровь. Опьянение отключало разум.
— Почему не пошел за мной? — прошептала ему на ухо. Музыка, несколько депрессивная, нравилась все больше. Запах сигарет был подобен кокаину. Сердце билось спокойно. Лишь глаза было тяжело открыть.
— Если бы пошел — мы бы друг другу так не понравились. Ты понимаешь, о чем я?
Не понимает, и ее руки скользят вдоль его рук, а глаза все еще остаются закрытыми. Ритмичные удары басов задают темп ударам сердца. Пальцы скрещиваются. Язык заплетается, сказать какие-то слова становится все труднее. Внезапно ударившая усталость-влюбленность начала валить с ног. Приятная анемия пронзила ее тело.
— Ты никогда не верил в нас. И я так сильно… так сильно ненавижу тебя за это…
Деймон улыбается. Ему кажется, что эту музыку кто-то специально подобрал для них двоих. Визги девушек, которых зажимают в углах, и баритоны парней, которые зажимают в углах, — тоже музыка. Тоже проникающая под кожу и разрывающая нервные клетки. Тепло начинает растекаться по телу, виски стал клонить в сон только сейчас.
Ведь все дело лишь в виски.
— А кого ты еще ненавидишь? — схватил за талию, резко развернул девушку и прижал ее к стене. Гилберт все-таки открыла глаза, и в них было слишком много дыма. Он бы закашлялся, если бы сам не был насквозь пропитан этой отравляющей смесью.
— Только тебя.
— А Тайлер? Что ты к нему чувствовала?
Мысли о Тайлере стали безболезненными. Как и мысли о Бонни. О Десмонде. О Кэролайн и Мэтте. Сальваторе — это ее обезболивающее. Это ее вакцина. Это ее диактиватор. И Мальвина была уже не против, чтобы в очередной раз взломали ее операционную систему, чтобы вновь сровняли счет и разорвали в клочья.
— Ничего.
Девушка медленно прижалась к стене, медленно зарылась руками в волосы. Ее наркотическое опьянение обрело новый уровень, но вместо галлюцинаций девушка видела лишь слайды прошлого. И в скачущих фрагментах было слишком много Деймона, было слишком много его слов и поступков…
— Ничего и ни к кому. Ни к Тайлеру, ни к Десмонду, ни к Мэтту. Только к тебе, как ты это до сих пор не поймешь? — она ударила его в грудь в каком-то одурманивающем порыве закатить истерику. Ее попытка перетерпела крушение, когда Деймон снова поцеловал ее, но снова лишь в щеку. Нежность нахлынула и сокрушила страсть-ненависть. Истерика растопилась как в кислоте.
— Мне нужен воздух, — произнесла она, скидывая его руки со своей талии. — У меня кружится голова…
Она медленно поплелась к выходу, делая маленькие и пьяные шаги. Это все виски. Виски окончательно вскружил голову. А ей придется через час соблазнять какого-то урода, чтобы спасти маленькую девочку. Елене нужно протрезветь, у нее кружится голова и ее немного тошнит.
С Тайлером было не так. Только изредка случались взрывы. Только изредка хотелось забыться в какой-нибудь тесной аудитории на Хэллоуин. Или позвонить и услышать голос. У нее не подкашивались коленки, не пробегала дрожь вдоль позвоночника.
Девушка открыла дверь и полной грудью вдохнула морозный воздух. Раскаленный февраль снова стал подпаливать крылья, и Елена уже ощущала запах золы за своей спиной. Возрождаясь из пепла, собирая себя по пылинкам, она вновь мчалась к огню, испепелялась и возрождалась вновь.
Цикличность сводит с ума.
Гилберт обернулась, но не увидела Деймона за своей спиной и облегченно выдохнула. Оперевшись о какие-то перила, она закрыла глаза, но в этот раз уже не из-за сжимающей грудную клетку слабости, не из-за опьянения. Сознание сжигала та мысль, что завтра они вновь станут лишь партнерами, лишь оказывающими друг другу услуги врагами. Больше подобного не повторится.
Если только через пару месяцев.
От этого стало больно. Девушка открыла глаза и сделала еще один глубокий вдох. Нужно было сконцентрироваться на предстоящей задаче, выкинуть из памяти минутную слабость и вернуться к привычному цинизму.
Но как снова стать сталью, если она расплавлена под воздействием его тактильной близости? Под воздействием слов и молчания? Гилберт была раздроблена-рассыпана, собрать себя по частям как раньше не получалось, и девушка лишь медленно спустилась по стене. Холод реанимировал, хоть раны все еще болели, а капельницы насыщали кровь какими-то препаратами.
Зато голова перестала кружиться.
Елена увидела его, а потом ощутила его руки на своих плечах. Деймон заставил девушку подняться. Поблескивающее платье, что было надето, затмевало редкие звезды, а мерцающие сугробы выглядели тускло. Неизвестно как для остальных, но для Добермана было так. На какие-то пару минут, по крайней мере.
— Ладно-ладно, — избавилась от его прикосновений как-то слишком небрежно. Деймон отступил на шаг. — Я в порядке.
Он подумал о том, что будь они вместе, они бы не испытывали этот колорит эмоций. Их страсть в их невозможности насладиться друг другом. Их исступление в их редких разговорах и стычках. Их спокойствие в их безумии. Их тишина в их криках. Они нестандартны по своей природе. Они могут по-настоящему наслаждаться друг другом лишь урывками, украденными секундами, сворованными возможностями.
— Так, что ты собираешься с ним делать?
Он тоже был раздет. Зимний холод им сейчас был необходим. Им надо было остыть, надо было остудить пыл и взбунтовавшиеся эмоции.
Черт, как же не хотелось, чтобы время возобновляло свой ход.
— Привлеку его внимание, — он убрала волосы за плечи. Хрусталь холода будто обволок все тело. Кожа покраснела. Елена начала трезветь. Она обратила мутный взор на мужчину, уже не мучаясь от слабости в ногах и раскаленного воска, который забивал аорты. — Вытащу ключи, как-то передам их тебе. Ты угонишь тачку, помчишься к границе, а я приеду на поезде… Встретимся на границе.
Сальваторе прищурился, обдумывая план и пытаясь как-то представить это все в голове. Получалось плохо, но в конечно итоге, спустя пару секунд, то, о чем говорила Елена сформировалось в мыслях. Деймон сжал челюсти, а потом сделал шаг к девушке, вновь уничтожив даже малейшее расстояние между ними. Зимний холод потерял свою действенность.
— А почему бы нам не уехать вместе?
