сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 131 страниц)
Бонни крепче сжала зубы и выше подняла подбородок. Она была уверенна в своем решении.
Можно ли погибнуть за идею? Можно ли, забыв себя, стать пустотой лишь для того, чтобы доказать чью-то теорему? В современной жизни слова ничего не значат и стоят дешево. Однако когда ты отдаешь свою жизнь в обмен на исполнение безумной идеи — считай, что отдал душу дьяволу… Безвозмездно.
— Ты же просто марионетка в ее руках, малышка Бонни! — сказал Клаус, глупо улыбаясь. — Что она тебе наговорила? Про независимость женщин? Про то, что я отобрал у нее ее сына?
Бонни сжала кулаки. Дышала она часто и тяжело. Кровь, боль, агония, ощущение ближайшей смерти — все это создавало чокнутый микс. Беннет задыхалась от недостатка кислорода и изобилия ядовитого газа в воздухе…
От осознания собственной беспомощности.
«Давай же, подружка, погибни в очередной раз! Ты так давно этого хотела. Сейчас только руку протяни — и вот, долгожданная свобода! Погибнешь героиней… серых луж. Только вот Клаус тебя убивать не станет. Знаешь, почему? Руки марать не охота. Это сделает сама Ребекка, когда узнает, что ты сдала ее с потрохами! Конечно, можешь успокаивать себя, мол: «Клаус сам догадался», но мы обе знаем, что Майклсон увидит этот странный блеск в твоих глазах. Она поймет, что ты не только предала ее, но еще и солгала».
— А она рассказала, почему я лишил ее сына? Рассказала, как сидела на психотропных средствах и пропадала сутками, а? В нашей семье особой святостью никто особо не славится, но моя сестрица просто превзошла всех по декадентству!
Бонни не верила. Она отрицала. Отрицала слова Клауса, но точно знала, что Майклсону не зачем врать. Он не из тех, кто выгораживает себя и прикидывается святым ради достижения своих целей…
Он ублюдок, а те никогда не скрывают яда своей сущности.
Клаус достал очередную сигару и закурил. Запах сигаретного дыма свел Беннет с ума, и сейчас она думала, что перед своей жалкой гибелью была бы рада затянуться… Майклсон сканировал девушку взглядом несколько секунд, а потом твердо сказал:
— Вы сами знаете, что делать, парни.
Сказал так, словно отдал команду озлобленному псу напасть на добычу. И, развернувшись, медленно направилась по улице.
Бонни смело посмотрела на ублюдков, которые как коршуны нависли над нею. Их было четверо, и что бы они сейчас не сделали — будет больно. Будет больно так, что захочешь отказаться от Небес ради прекращения этого безумия.
4.
Она вошла в клуб на полусогнутых ногах, держась за живот и во все горло вопя имя Локвуда. Музыка безжалостным цербером разрывала слова в клочья. Бонни ощущала сумасшедшую головную боль, приступ тошноты стал таким сильным, что Беннет показалось еще секунду — и она потеряет сознание. Мулатка прижалась к холодной стене, закрывая глаза и медленно скатываясь вниз.
Никто не замечал избитую до полусмерти девушку с кровавыми шрамами по всему телу. Эти ублюдки так сильно порезали ее, что боль просто перестала быть яркой — все чувства стерлись. Яркие красные полоски служили украшениями, тотемами, которые будут болеть до последнего вдоха, которые будут всегда напоминать о собственных ошибках. Девушке было тяжело дышать, тяжело идти, и она вдруг подумала, что отдохнет тут еще немного, а потом отправится домой.
Девушка закрыла глаза. Перед глазами снова возник образ.
Вся толпа, хоронившая человека, стояла возле могилы, возле которой располагался открытый гроб. Все, стоящие вокруг, с опущенными головами скорбели, а вокруг царило такое сумасшедшее молчание, что можно было сойти с ума от звенящей тишины. Плакали женщины, седые мужчины качала головами, мол: «Как же так могло получиться, а? Ведь ничего не предвещало!». Глупцы! Можно подумать Небеса весточки высылают, когда хотят кого-то забрать к себе.
Бонни начала пробираться сквозь толпу. Люди толкались, словно не пуская девушку к гробу, но ей тоже хотелось взглянуть на погибшего человека, хотелось посмотреть, кто это, умер он молодым или…
Люди не пускали, и Бонни закричала во все горло, чтобы все расступились. Закричала! Но при этом не произнесла и звука. Оглядевшись, она с ужасом поняла, что люди что-то говорят, но сама девушка ничего не слышит. Беннет попыталась закричать еще громче, но никто ее не замечал, словно вся толпа внимала только своему горю, словно никто не хотел слышать душераздирающих криков, словно…
Словно самой Бонни не существовало.
Она подавила приступ паники и упорнее стала прорываться вперед. Поток людей был нескончаемым. Появилось чувство, что на эти похороны собрались все Штаты. Беннет пробиралась через эти черные бесчувственные статуи, ощущая, как головная боль становится нестерпимой.
И вот — последний рывок. Девушка подходит к гробу. Оборачиваясь, она видит, что все люди с абсолютно одинаковой внешностью смотрят на нее. Смотрят и улыбаются. Их глазные яблоки лишены радужки и зрачков, но Бонни знает, что все смотрят на нее. Она не хочет терпеть этот взгляд, отворачивается и подходит к гробу. Там лежит человек, накрытый белой тканью. Бонни тянется рукой к материи, чувствуя сумасшедший приступ страха. Чувствуя, как воздуха становится катастрофически мало.
Потом она срывает ткань, и немой крик застревает в горле. Бонни видит себя в гробу, такую красивую и молодую. Видит себя со стороны. Девушка в гробу открывает глаза — они такие же белые и ужасные, а затем кривая улыбка вырезается на ее губах.
— Никто тебе не поверит, несносная девчонка, — произносит она голосом отца, поднимаясь, улыбаясь и смотря своими глазищами. — Никто тебе не поверит, дрянь этакая! Никто тебе не поверит! Никто! Никто! Никто!
Попытки закричать бесполезны. Внутренний страх кипит в душе, не в состоянии найти точки выхода — он растекается по всей сущности и подобно кислоте причиняет дикую боль, уничтожая и Бога, и любовь, и веру во что-то светлое.
— Никто тебе не поверит, — говорит Бонни, сидящая в гробу. Она вытягивает перед собой руку с бритвой, и Беннет кожей ощущает дикий холод, который растворяет образы… Вытаскивает из тяжелого тумана забытья.
Девушка открывает глаза, чувствуя, что один глаз заплыл так сильно, что любое движение отдается сумасшедшей болью. Бонни ощущает боль во всем теле: кто-то дробит молотком ее кости и ржавым скальпелем разрезает кожу без наркоза.
Но свежий поток воздуха вновь реанимирует. Все образы — просто кошмары, просто иллюзии.
Хлопок дверью. Такой громкий. Девушка, закрывая глаза, рукой тянется в левую сторону, чтобы с помощью осязания понять, кто с ней рядом. Ее руку кто-то перехватывает и сжимает.
Феминистка не сдерживается. Горячие слезы опаляют кожу щек и причиняют еще большую боль.
— У меня проблемы, — хриплым голосом произносит девушка. — У меня проблемы, мне нельзя домой. Он узнал все… Он узнал, а потом узнает Ребекка, и у меня проблемы, проблемы…
— Нет, — произносит голос, и Беннет с трудом узнает его. — Нет, они приходили и сказали, чтобы ты больше не появлялась в городе, так они оставят тебя в покое. Нет, тебя никто не тронет.
— У них глаза белые, — хватка ослабевает. Бонни в бессилии теряет сознание. Спасительный сон без тяжелых и кошмарных сновидений сейчас лучший доктор. — У них глаза белые, Тай… Вот же сукины дети… Я не дам себя так просто убить…
Локвуд поворачивает ключ, и вскоре машина мчится по трассам города. Тайлер поглядывает на девушку, избитую до такой степени, что глядя на нее, у самого проходит дрожь по коже. Эти ублюдки измывались над ней так долго и так безжалостно!
Педаль газа — до упора, плевать на скоростные ограничения. Плевать вообще не все. Единственное, что его сейчас волнует — чтобы Бонни осталась жива. Черт возьми, не должна она так рано умирать, не должна!
5.
— Так ты будешь за ней присматривать? — уже в третий раз повторил Локвуд, глядя на свою знакомую, работающую в больнице.
— Нужно госпитализация, Тай, — с отчаяньем в голосе произнесла Мередит. — Она в жутком состоянии.
— Нельзя ей в больницу. Ты придешь завтра? Сколько тебе заплатить, чтобы ты согласилась?
Фелл устало выдохнула и покачала головой, понимая, что ничего не обойдется, что Тайлер настоит на своем, и если уж он решил что-то сделать — отговорки бесполезны.
— Не надо завышать цены. Я составила список медикаментов и оставила его на тумбочке. Купи лекарства.
— Когда она очнется? — произнес Локвуд, закрывая дверь. Он решил проводить Мередит до выхода, где ту уже давно ждало такси.
— Завтра очнется, но ненадолго. Во сне сил расходуется мало, а силы ей потребуются.
— Спасибо тебе. Приди завтра утром, ладно?
Распрощавшись и проводив девушку, Тайлер достал сотовый из кармана и нашел в списке контактов нужный номер. Он прекрасно понимал, что сейчас будет много недовольств, криков и претензий, но это в последний раз. Ведь Бонни придется выхаживать несколько дней, если не больше.
6.
Елена вышла из здания колледжа. Бонни не было на занятиях, но учителя пока что этого не замечали. К счастью.
Тайлер должен был встретить ее после занятий, и они оба должны провести еще один день вместе, учитывая, что после вчерашнего вечера между ними появилось напряжение. Но Тайлера не было.
Девушка скрестила руки на груди — погода стала ухудшаться — и встала возле входа. Она снова чувствовала себя какой-то опустошенной и брошенной. Чувствовала внутреннее смятение, ощущала какую-то тоску, только почему — пока что не знала.
Простояв так около десяти минут, Гилберт выдохнула и быстрым шагом направилась вниз по улице, чтобы, пройдя через парк, прийти, наконец, домой. Если Тайлер не может встретить — почему бы смс-ку не отправить или позвонить? Зачем надо вечно опаздывать? Зачем вообще тогда договариваться?
Ее перехватили возле входа в парк. Обернувшись, девушка вновь встретилась с этим пронзительным, холодным и унижающим взглядом. Потом она почувствовала неприятное ощущение от прикосновения этого мужчины и недоверчиво посмотрела на Добермана. Сальваторе убрал руку.
— Тайлер уехал, и мне велено за тобой присматривать.
— Не стоит, — ответила девушка, разворачиваясь и направляясь к входу. — Я сама могу о себе позаботиться.
Сальваторе быстро схватил эту дрянь за руку, развернул ее к себе и, приблизив к себе ненавистную девушку, схватил ее за плечи. Такая близость порождала еще большую ненависть, такая близость разжигала в душе сильный огонь. Языки пламени уничтожали и нежность, и трепетность, и неловкость. Гилберт подарила Деймону такой же гневный взгляд.
— Давай оставим наши симпатии друг к другу в стороне на неделю, ладно? Я просто буду привозить тебя в твой дрянной колледж и забирать после занятий, вот и все. А как ты можешь о себе позаботиться, я уже однажды видел.
Она была такой беззащитной и свирепой в его руках, что Сальваторе испытал ярость, тонко граничащую со страстью. Ярость и страсть — сумасшедшее сочетание. Словно ты сходишь с ума от жажды, стоя рядом с водопадом. И Доберман больше всего в жизни хотел сломать эту сучку, причинить ей боль, увидеть в ее взгляде изумление и шок. Увидеть, как она будет биться в конвульсиях собственной беспомощности.
— Отпусти меня, — сквозь зубы процедила Гилберт, — и не смей больше прикасаться ко мне. Никогда.
Уже сейчас в ее взгляде появляется эта неустрашимость, чуть позже ее голос станет стервозным и надменным, а еще через некоторое время вся сущность Елены претерпит метаморфозу.
Сальваторе усмехнулся и отпустил девушку.
— Садись в машину, — с нескрываемой злобой произнес он, — и дай мне выполнить свою часть работы.
— Я — не твоя часть работы, — произнесла Елена, направляясь к машине Сальваторе.
Они ехали молча до дома. Гилберт была зла. На Локвуда, на Сальваторе, на саму себя… Вот стоило же ей тогда сесть в то метро! Ну почему она села именно в тот вагон, хоть изначально хотела сесть в другой? Все бы сейчас было по-другому. И где Локвуд, мать его? Почему он так внезапно исчезает уже второй раз? Если человек заставляет тебя ждать, он уже тобой не заинтересован. Так может?..
Но потом Елена сопоставила Локвуда и Сальваторе. Потом пришла к выводу, что от добра добра не ищут, и решила смириться со своим положением. Будь что будет. В конце концов, одну неделю можно перетерпеть.
========== Глава 12. Где твои крылья? ==========
1.
Она слушала музыку в наушниках, сидя на диванчике в здании колледжа и что-то рисуя простым карандашом в альбоме. Была большая перемена, а коротать время на улице уже не очень-то хотелось — осень как-никак. Бонни тоже не появлялась в колледже, и Елена вынуждена была наслаждаться одиночеством, потому что больше ни с кем тесно из группы не контактировала. После знакомства с Тайлером уверенности прибавилось, но… Ведь Тайлер — вообще другой человек.
Елена была разочарована его отъездом на неопределенный срок, была еще больше разочарована тем, что она теперь под опекой Добермана.
Доберман. Елена один раз услышала имя этого человека из уст Локвуда. Она уже познала ненависть этого человека. Гилберт не сомневалась в чувствах Добермана к себе: ненависть легко определить. Тем более, когда ты видел ненависть в глазах своего же отца… Ненависть, презрение, злобу. У отца была причина, — хоть и выдуманная, ложная, — но была. Ненависть Сальваторе не имела обоснования, и это пугало больше всего. Гилберт приходилось садиться в машину к этому ублюдку и стараться делать вид, что витающее в воздухе напряжение не имеет никакого значения. Елена держала себя в руках: это же не всю жизнь, в конце концов, с ним ездить, правда? Лишь к колледжу и обратно.
Потому что Тайлер так делал. Потому что Тайлер уехал и беспокоился о своей Мальвине. Потому что Тайлер был отличным человеком.
Елена вчера была так зла, а сегодня она уже была растеряна, что так и не спросила причину резкого исчезновения Локвуда. Конечно, было немного глупо спрашивать о чем-то у этого ублюдка со шрамом на шее и с животными инстинктами, но… Но Тайлер не отвечал на звонки, и такое резкое исчезновение должно ведь иметь какие-то объяснения, правда?
Гилберт увидела, что рядом с ней кто-то уселся. Девушка повернула голову вправо, улыбнулась и, вытащив наушники, выключила плеер. Сейчас она была рада отвлечься от своих мрачных мыслей хоть на чуть-чуть.
— Привет, — улыбнулась шатенка, обращая свое внимание на парня, в которого когда-то была влюблена. Сейчас Елена прекрасно понимала, что никаких чувств у нее по отношению к Мэтту нет, что все ее мысли заняты Локвудом.
«И Доберманом», — ехидно добавил внутренний голос. Девушка отогнала от себя образ этого парня и переключилась на Донована.
— Привет, — ответил он, тоже улыбаясь. Видимо, он также ощущал напряжение, воцарившееся между ним и его давней подругой. — В последнее время тебя не перехватить — ты так быстро убегаешь, что я не успеваю тебя остановить.
Елена опустила взгляд. Развернувшись к Мэтту, она продолжила что-то рисовать. Почему она быстро покидала здание — Мэтт и сам знает. А Елена не собиралась делиться с кем-то еще своими сердечными тайнами.
— Есть какие-то новости, которые ты хочешь сообщить мне? — спросила она, не отрываясь от занятия.
Донован оглядел девушку, так сильно изменившуюся за последнее время. Ее внешность всегда была привлекательна, но теперь Елена предстала настоящей красавицей. Более того, после ее нашумевшего общения с Локвудом, об этой девчонке многие начали узнавать. Как это часто бывает — выходит девочка из тени, и тут появляются толпы поклонников.
Елена об этом не знала. Она была обескуражена новостями о Бонни, Добермане, была впечатлена своими отношениями с Тайлером, и сейчас ей было не до сплетен. Но Мэтта постоянно атаковывали расспросами, потому что он был вторым человеком, с кем общалась Елена. Появились поклонники. Не то, чтобы «первые парни на деревне» и не то, чтобы самые привлекательные, но… появились.
Также вырисовывались неизвестные подружки, которые хотели знать, где же серая мышка Гилберт такого парня отхватила. Так еще и с машиной.
Но Донован решил об этом не рассказывать.
— Скоро Хэллоуин, у нас тут намечается вечеринка, — парень протянул девушке два пропуска. Елена внимательно оглядела билеты, на которых были изображены ведьмы и тыквы, потом улыбнулась.
— Спасибо, — ответила она, а потом задумчиво добавила: — Наверное, Оскар был бы круче…
— Прости?
Гилберт подняла взгляд на парня, отрицательно покачала головой.
— Это мысли вслух — не обращай внимания. Спасибо за приглашения… Пускают строго по ним?
— Да. Потому что повадилась на наши вечеринки молодежь других колледжей ходить, а мы ее не очень рады видеть…
Елена взяла билеты и внимательно их рассмотрела. Она подумала, что к концу октября Локвуд точно вернется, и тогда вместе с ним можно будет сходить на вечеринку, потанцевать вместе… К концу недели он же точно вернется?
— А если я приглашу кого-то из другого колледжа?
