сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 131 страниц)
— Приглашения позволяют звать кого хочешь, — заверил Мэтт, наблюдая, с каким интересом Елена рассматривает билеты. — Главное, чтобы количество билетов совпадало с количеством человек, которых ты приведешь.
Парень заметил еще одну перемену в своей давней подруге: уверенность. Со школы Елену пугали вечеринки, вечера и концерты. Попросить ее быть ведущей — это было невозможно, позвать на дискотеку вообще из ряда «миссия невыполнима». И вот теперь Гилберт рассматривает приглашения и даже не раздумывает пойти али нет. Она просто уверенна в своих действиях.
Что на нее так повлияло?
— Спасибо, — ответила девушка, пряча билеты в сумку и вновь принимаясь за рисунки. — Я приду.
— А где твоя подружка? — на выдохе спросил Донован, не зная как продолжить беседу. Елена пожала плечами и ответила, что она не созванивалась с Бонни. А потом, отстранившись от своего занятия, внимательно посмотрела на друга.
Даже во взгляде произошли изменения. И это привлекало, как привлекали давно в школе ее робость и ее застенчивость.
— Ты хочешь о чем-то меня спросить? Если да, то не ходи заячьими тропами.
Вообще не в духе Гилберт. Мэтт был просто обескуражен. Усмехнувшись, он оперся о спинку дивана и внимательно оглядел подругу.
— Твое ледяное сердце кто-то наконец растопил? — спросил Донован без вызова и высокомерия. Он просто понимал, что перед ним сидит уже не ребенок, а красивая девушка… Так резко повзрослевшая за последний месяц.
— Мое сердце никогда не было ледяным, Мэтт, — ответила девушка так же без вызова и высокомерия.
— И как оно? — спросил он, сделав вид, что не понял подтекст реплики Гилберт. Елена что-то нарисовала карандашом на бумаге, а потом стала прятать пенал в свою сумку, отложив альбом в другую сторону. Девушка не спешила с ответом. Теперь ей некуда было спешить, теперь она не ощущала смущения и стеснения. Потом Гилберт выдернула лист, спрятала альбом, а лист сжала в руках. Внимательно посмотрев на первую любовь, Елена пришла к выводу, что эта нежность, царившая между ними, была блеклой и не животрепещущей. С Тайлером все по-другому.
— Ты хочешь узнать о моих ощущениях?
Мэтт кивнул. Елена пожала плечами и ответила:
— У меня еще много вопросов… Но я забываю о плохом, временами я чувствую яркие потоки энергии и слышу взрывы. Так что, это восхитительно.
Сомнений в этом не было. В первый раз всегда эмоции обострены… Когда ты по-настоящему что-то чувствуешь к кому-то.
И Елена была влюблена. Влюблена в парня, для которого важен процесс. В парня, который жил лишь сегодняшним днем. Который иногда исчезал ни с того ни с сего, но который оставался все таким же нужным и важным. И Елена была влюблена в парня, которому вскоре разобьет сердце…
— Ты с ним придешь на Хэллоуин? — спросил Донован, нарушая затянувшуюся паузу.
— Да. Да, с ним. Спасибо за приглашение еще раз. Мне нужно идти.
Она поднялась, отдав Мэтту листок и направилась вдоль по коридорам.
Мэтт смотрел вслед девушке. Она, как пантера, грациозно шла, уверенно смотря вперед и даже не думая обернуться. Елена всегда смотрела вперед что бы ни случилось. Это спасало ее, наверное, от таких неприятностей как разочарование, неверие, апатия.
Донован усмехнулся. То ли еще будет.
Он перевернул рисунок, и увиденное ввело парня в некий ступор. Нарисовано все было простым карандашом и нарисовано красиво — у Елены всегда были способности к рисованию. Но сюжет! Сюжет вводил в безмолвное изумление.
Война. Елена изображала кровопролитную войну. Сотни искореженных тел, оторванные конечности, солдаты, на чьих лицах застыл ужас, страх и гримасы боли. Даже несмотря на то, что изображение было нарисовано простым карандашом, можно было с легкостью определить лужи крови — их Елена не штриховала. Это были яркие белые пятна. Небо было серым и мрачным. Из-за высоких деревьев его было почти не разглядеть.
И среди этой мясорубки в центре возвышалась красивая и неуязвимая собака. Пули, казалось, облетали это животное стороной. Или по какому-то счастливому стечению обстоятельств просто не попадали в псину. Животное уверенно смотрело вперед, стоя на каком-то полумертвом солдате, который оставшимися тремя пальцами пытался схватить пистолет, чтобы застрелиться.
Собака не видела кровопролитной войны, не видела агонии и смерти, устроившей свое пиршество. Мускулы, шерсть, морда — все было прорисовано до малейшей детали.
И Мэтт вдруг усмехнулся.
Свирепое животное и есть олицетворение самой войны? Тогда возникает следующий вопрос: что вызвало эту войну в душе такой светлой и лучистой девушки? Что порождает в ее сердце такие сумасшедшие чувства? Неужели тот парень, с которым она встречается? Да нет, не такая должна быть влюбленность. Ведь Елена сама сказала, что ее парень заставляет ее забыть о плохом…
Однако есть противовес. И этот противовес порождает войну. Безжалостную войну.
А пес был чертовски красиво нарисован. И для Елены, судя по всему, нет привлекательнее и опаснее собак, чем доберманы.
2.
Она очнулась на следующее утро. Правый глаз заплыл настолько, что невозможно было его открыть. Пальцы были перебинтованы, а все остальные ушибы — продезинфицированы и забинтованы.
Но ощущения значительно отличались от тех, которые испытываешь после какой-то очередной драки. Одно дело драться с равным себе, и совсем другое — быть избитой бугаями, которые только и умеют общаться на кулаках. Бонни не могла пошевелиться — любое движение отдавалась сильным приступом тошноты и огромной порцией боли. Многочисленные гематомы расползлись по участкам тела, словно пятна краски. Цвета были впечатляющими: лиловые, синие, багровые и прочие оттенки тошнотворно-мрачных спектров. Под ногтями засохла запекшаяся кровь вперемешку с грязью. На мизинце правой руки ноготь был настолько коротким, что казалось, этот последний маленький кусочек оторвется в следующие секунды. Болело горло, хотелось пить, и головная боль была настолько мощной, что терпеть ее было просто невыносимо. Беннет попыталась приподняться, но тело ее не слушалось — оно было свинцовым, тяжелым. Сил не оставалась даже на то, чтобы открыть глаза.
Девушка смутно помнила, как она оказалась в машине Локвуда, совершенно понятия не имела, кто осмотрел ее раны и кто перенес в эту кровать. Сейчас она не хотела ничего знать. Дикая слабость сковывала ее тело, и силы покидали с каждой секундой… О еде сейчас было нельзя говорить. Бонни тошнило, и она не была в силах взять вилку в руку. А гордость не позволяла питаться через трубочки.
Никто не сломит Бонни Беннет.
Девушка смогла открыть один глаз и оглядеть уже привычную обстановку. Она обнаружила, что на улице уже утро, хоть шторы были плотно задвинуты, и солнечный свет не проникал в просторы комнаты. Рядом кто-то тихо сел. Изображение расплылось, и девушка закрыла здоровый глаз. Она попыталась поднять руку, чтобы с помощью осязания определить человека, сидящего рядом, но рука не слушалась: упала на кровать.
— Ты меня слышишь? — произнес голос. Знакомый и нужный сейчас голос. Бонни обнаружила, что не пыталась заговорить и не знала, получится ли это у нее, или все станет еще хуже…
Но на риск она шла так часто в последнее время, что сейчас просто-напросто не задумывалась о своих действиях.
— Да, — выговорила она на удивление легко. Голос был тихим, сиплым и хриплым, но разговаривать было не больно.
Отлично. Хоть что-то осталось.
Мужчины… Мужчины, разрушившие Бонни Беннет и сгубившие ее душу. Из-за них такие синяки, ссадины и боли. Все из-за них. Из-за отца. Из-за адвоката отца, говорящего о том, что девочка все выдумала, потому что сейчас она в поре полового созревания. Случайные недолгие романы, окончившиеся ссорами и кровной злобой — все это выбило почву из-под ног, заставило встать на путь эмансипации.
На неправильный и опасный путь.
И впервые за долгое время Бонни увидела по отношению к себе внимание, заботу и сочувствие. Она уже точно не помнила тех чувств, которые испытывает человек, когда о нем заботятся, но точно знала, что пытается их вспомнить… И впервые за долгое время она ощутила свою слабость и беспомощность, что так долго прятала под коркой непроницаемости и непробиваемости. Девушка ощутила как горячие слезы сожаления и горечи обжигают кожу ее щек, как впервые та долгая детская боль выливается наружу глинтвейном и согревает озябшее тело. Избитая, униженная и растоптанная Бонни оказалось нужна какому-то улыбчивому парню, который толком ее даже не знает, который влюблен в какую-то Мальвину и подпевает под радио…
Когда твой мир, — такой жестокий и холодной, с устоявшимися убеждениями и предрассудками, — соприкасается с совершенно противоположным миром, — теплым, нежным и светлым, — происходит взрыв, который не оставляет после себя ничего, кроме пустоты. Как два противоположных числа в сумме дают ноль, так и две противоположные души… И сейчас Беннет ощущала себя уничтоженной, растоптанной…
Но нужной.
Она помнила каждый удар тех ублюдков и то, как они ножом полосовали ее тело. Она помнила, как они пригрозили ей убираться из города и ничего не рассказывать Ребекке. Она помнила свой сумасшедший страх и кровь по всему телу… Она помнила и понимала, что если бы не Тайлер — она бы уже давно погибла, а ее увлечения и ее проблемы приобрели бы огласку.
— Эй, — он взял ее за руку. — Все будет хорошо, Бонни. Ты знаешь, что твое имя является по сути нарицательным?
Девушка попыталась улыбнуться, но не смогла: каждая мышца болела, каждое движение отдавалось сумасшедшим отголоском боли.
— Бонни и Клайд погибли под свинцовым дождем, — прохрипела Бонни, не открывая глаз. Слова говорить было не тяжело. И если мужчины сего мира подавляют женщин физически, то права голоса никто не отменит…
Никто не проникнет в мысли женщин, не заставит их думать иначе. А Бонни Беннет никто не заставит заткнуться.
— Зато стали легендами, — закончил Локвуд и взял руку Бонни. Девушка дернулась от неожиданности, но не от страха. — Они были невменяемыми и чокнутыми, но они жили… Назло всем. И ты живи, Бонни.
Девушка молчала. Она не спала — погружалась в поток своих мыслей. Она почувствовала странное ощущение у себя в душе… Она не могла точно описать его, могла лишь сравнить… Этот процесс, проходящий под серебристыми пластинами души, напоминал движение льдов на реке. Одна льдина откололась — и ее понесло по течению. Вторая откололось — и вот уже холодные, но быстрые волны раскалывают лед как дробильщики камня.
И Бонни вдруг сильно захотела избавиться от внутреннего груза. Хотя бы чуть-чуть побыть слабой и почувствовать себя в безопасности.
Вновь эти слезы, текущие по щекам и ломающие льдины души.
— Ты первый парень, который относится ко мне никак к вещи, — сказала она обычным тоном, которым всегда говорила, когда еще была обычной девушкой: немного надменности и высокомерия и море уверенности в себе. — Меня это жутко пугает, — дополнила она, пытаясь сжать руку под рукой Тайлера в кулак, мол: «Я сильная еще». Не получилось.
— Пугает, что я, вопреки твоим ожиданиям, оказался хорошим человеком?
Бонни не видела лица парня, но знала, что тот улыбается и находится в своем неизменном амплуа «а-ля я добрый и веселый парень». Бонни бы улыбнулась, но вспомнила прошлую попытку и решила все свои усилия направить в другое русло.
Она повернула голову в сторону голоса Тайлера, как бы слепо глядя на своего спасителя. Она все еще ощущала движение вод в душе и горячие слезы на своих щеках.
Но больше не было страха.
— Пугает, что меня начинает это привлекать. Всю жизнь я жила с принципом ни к кому никогда не привязываться. Я потеряла так много, что уже привыкла к своему одиночеству. Ребекка подарила мне возможность не чувствовать себя полным ничтожеством, ощутить свою значимость. А ты разбил все мои стремления, заставив чувствовать себя глупой и наивной девчонкой, но… Но при этом тобой не унижаемой.
После каждого предложения следовала двухсекундная пауза. То ли для того, чтобы сделать передышку, то ли для того, чтобы собраться с силами, то ли потому, что каждое предложение имело огромный вес.
Утро близилось к полудню. Плотно задвинутые шторы не позволяли залить солнцу пространство комнаты, а звукам — ворваться и нарушить тишину. И обоим этого было сверх достаточно.
Тайлеру было жаль девушку, потому что она была унижена и одинока, а такие люди особенно отчаянны в борьбе. Локвуд решился пренебречь отношениями с Еленой на какое-то время, чтобы… Просто потому, что он хотел помочь Бонни. Просто потому, что он боялся серьезных отношений с Еленой…
Доберман о ней позаботится. Елена сама может о себе позаботиться.
Бонни брошена на произвол судьбы. Она покинута, а покинутые люди заслуживают помощи… Неизвестно что и кто нас заставляет прыгать с небоскреба. Порой, люди даже если и знают, кто это сделал — молчат и никому особо это не говорят… Когда ты прыгнул вниз — обратного пути нет.
Но ведь можно схватить падающего за руку и не позволить ему уничтожиться, верно? Ведь можно быть просто другом. Хорошим другом без всех этих сентиментальностей, кровных клятв и признаний. Настоящие друзья ведь в грудь себя не бьют и обещания пустые на ветер не кидают. Они просто рядом. Они рядом, когда тебе плохо или хорошо. Они не спрашивают, нужна ли помощь — они помогают. Они не говорят прав ты или нет — они выслушивают. Они молча держат за руку и плотно задвигают шторы, чтобы яркий свет не слепил глаза.
Бонни плакала, чувствуя слабость и секундное освобождение. Она ощущала руку Локвуда на своей руке и точно знала, что на несколько дней ее падение прекратилось, и, быть может, больше не повторится. Она плакала, а ее ненависть ко всем мужчинам таяла, а чувство благодарности и трепета к Тайлеру Локвуду — рождалось, возрастало, увеличивалось… Она плакала, а Тайлер молчал, не осуждая девушку за слабость.
Он держал ее за руку, пока Беннет не заснула. Когда она проснется в следующий раз — возможно, душевные раны начнут затягиваться, в отличие от физических. Девушка начнет оправляться и переосмыслит свое свирепое и ярое увлечение феминизмом, которое, на деле, не значит ничего.
Тайлер поднялся и сел в кресло напротив. Он тоже жутко устал и вымотался. Он закрыл глаза, выдохнул и встал вспоминать те секунды, когда обнимал и целовал Елену — девушку, так красиво улыбающуюся и так звонко смеющуюся. Девушку, целуя которую, испытывал сумасшедший поток энергии, желал близости душевной и физической.
Просто-напросто переставал терять себя. В отдалении зазвучал голос Бет Харт, а сам Тайлер погрузился в глубокий и крепкий сон.
3.
После занятий Доберман встретил девушку возле колледжа и проводил до машины. Сев в салон автомобиля, Гилберт отвернулась к окну. Она не получала известий от Локвуда, а говорить с Деймоном не решалась. Когда он забирал ее утром — то даже и слова не вымолвил. Елена говорила: «Спасибо», когда выходила из машины, но это было максимальным достижением.
Однако женское любопытство взяло верх. До дома оставалось совсем чуть-чуть, и Елена решила, что кто не рискует…
Она посмотрела на Добермана, с которым знакома была лишь фактически. Девушка еще раз взглянула на мерзкий уродливый шрам и решилась задать вопрос как можно вежливее. В конце концов, Доберман пока ее не убьет, потому что Локвуд попросил присмотреть.
— Могу я спросить, когда Тайлер вернется и надолго ли он?
Вновь эта кривая ухмылка на губах, от которой пробегает холодок по коже и закипает сумасшедшая злоба в душе. Елена уже знала, что испытает это, а потому не особо удивилась своей внутренней реакции.
— Через неделю-другую, — сухо и холодно ответил Сальваторе, не удостаивая свою собеседницу и взглядом. Елена думала о том, что можно попробовать помириться с Доберманом и начать хотя бы с извинений про «вгрызаться в глотки», постараться прийти к консенсусу. Она думала об этом всю дорогу до колледжа и решила, что за эту неделю должна попытаться разговорить этого… типа и представиться уже наконец.
Но теперь все надежды рухнули. Никогда перемирия не будет. А уже после сказанных Доберманом слов в тот вечер, когда он спас ее в парке, последняя вера подыхала в предсмертной агонии.
Выдохнув, шатенка отвернулась. Теперь она точно знала, что все усилия будут напрасны, и даже пытаться не стоит.
Когда они подъехали, Доберман не заглушил мотор своей машины. Елена отстегнула ремень и на секунду задержалась. Она неуверенно посмотрела на дом, — как на чужое здание, — и на какие-то мгновения забыла о Сальваторе.
«Лучше уж здесь, чем там», — какой-то незнакомый голос проговорил в голове. Лучше уж здесь, чем там? Что это значит? Что это значит, мать вашу? Что может быть хуже компании Добермана?
— Не зависай, — грубо произнес Сальваторе. Девушка открыла дверцу машины, сухо поблагодарила и пошла по направлению к дому.
