сообщить о нарушении
Текущая страница: 109 (всего у книги 131 страниц)
— Можешь не стараться, — произнесла она, — ему и так наплевать на меня.
— Но тебе на него — нет.
Бонни резко надавила на педаль, включая заднюю передачу. Клаус не ожидал, его резко повело в сторону, но он смог упереться руками в приборную панель. Беннет затормозила. Она подумала о том, что наворачивать круги по объездным трассам может снова стать отличным досугом. Ну, если захочется курить или пить.
Девушка включила первую передачу, развернула руль и вновь нажала на газ. Она быстро подъехала к дороге и снова затормозила, переключая внимание на Клауса.
— Мы в расчете, — произнесла Бонни. — Можешь больше не мучать себя по ночам.
— Ты — мое творение, и я не хочу, чтобы его разрушил какой-то глупый мальчишка.
Она — не его творение. Бонни — творение ее родителей, ее окружения. Она — творение Деймона, Елены и Тайлера. Она — протеже Ребекки. Она принадлежит кому угодно, но только не ему. И Бонни это отлично знала. Клаус — тоже, но ему нравилось пришивать ее к себе. Нравилось избивать уже морально.
— Да пошел ты, — выплюнула она, обращая на него все свое циничное внимание. Благодарность себя исчерпала. Бонни желала избавиться от всего, что соединяло ее с прошлой жизнью. Ей пора было научиться заново жить.
Заново дышать.
Новым кислородом.
— Напоследок, — он достал что-то из внутреннего кармана куртки и положил на приборную панель, — приглашение на открытие одного из моих клубов. Приходи, тебе понравится.
Бонни улыбнулась, почти теряя свою ярость. Бонни была более разумной, более осмысленной и не такой ослепшей как раньше, но стержень остался прежний — дикость, приправленная колким цинизмом и редкой привязанностью. Беннет аккумулировала в себе лучшие и худшие качестве. Она была высокой и низкой, глупой и мудрой.
Но в ней не было ничего лишнего. Бонни была настоящей, со всеми своими плюсами и минусами, со всеми пороками и достоинствами. Бонни — как конфета с коньяком: она сладкая, но не приторная, крепкая, но не высокоградусная.
— Неужели ты думаешь, что я живу этими грязными, дешевыми и паршивыми тусовками? — улыбка все еще была на ее губах. Бонни была бы шикарной, если бы умела держать мужчин на коротком поводке, как это отлично получалось у ее подруги. — Я, может, и дешевая, но не такая однообразная.
На самом деле, однообразная, но уже не дешевая. Клаус понимал это. Бонни — нет. И этим она вновь его подкупала — она не осознавала собственную цену.
— Нет, я не думаю, что ты живешь этими грязными, дешевыми и паршивыми тусовками, — он открыл дверь автомобиля, пропуская внутрь салона морозный воздух и ставя последние точки над «i». Теперь оба понимали, что серии с их совместным участием закончились. — Но я думаю, что в этих грязных тусовках ты можешь быть собой.
Она все еще была полна раздражения и некой ярости. Она уже не ощущала усталость, что сваливала с ног, не ощущала свою ничтожность, но сейчас вновь начала испытывать покинутость.
— Тут мы чем-то похожи.
— Мы никогда не будем похожи, Клаус, — прошипела она, одергивая себя за излишнюю сентиментальность. Контроль над собственными чувствами и эмоциям был дорог, Бонни не хотела снова продавать его за бесценок.
— Напитки бесплатные, — произнес он, натягивая улыбку, а потом поспешно выходя из машины. Беннет мигом перевела взгляд на дорогу, нажимая на педаль газа и выруливая на проезжую часть. Ей надо было отрезать себя от внешнего мира. Теперь уже — окончательно. Пусть Тайлер, Елена, Клаус, Ребекка и родители станут лишь титрами в этом фильме нескончаемой франшизы ее жизни.
5.
Сутки прошли довольно быстро. И к вечеру город озарился фонарями, а души — желаниями забыться. В этой немного пошлой действительности не нашлось места для разговоров и душещипательных бесед. В этой дохлой Вселенной не нашлось времени для взглядов украдкой и внимательных, раздевающе-изучающих взглядов.
Не нашлось времени даже для перебранок. К черту все.
Елена расправила волосы, которые спадали на плечи завитыми локонами. Из зазеркалья смотрела уверенная, красивая и бросающаяся в глаза особа, у которой во взгляде было столько холода и мороза, что тело начинал бить озноб. Гилберт не нравилась девушка в отражении, потому что в безупречной внешности было слишком много порочности, греховности и притворства. Было слишком много штампов и печатей. Такие вот, яркие и колкие, они как украшения на витрине ювелирного магазина — внимание привлекают, но продадутся только если будет скидка.
Гилберт сделал глубокий вдох, затем — выдох. Она подошла к двери, открыла ее и вышла в комнату. Деймон ждал ее здесь уже около двадцати минут, не торопя и не подгоняя, не бросая колких реплик. Наверное, он просто исчерпал лимит своего цинизма. Наверное, просто вышел срок годности.
Девушка подошла к кровати, взяла пальто и накинула его на плечи. Пальто и платье — не по сезону. А еще не по сезону ее разгоряченная душа, которая шпарит словно кипяток. Мальвина обратила внимание на Сальваторе. В его пристальном взгляде не было пошлости или страсти, но было оценивание. Гилберт не знала, положительное оно или отрицательное, она только видела, что его взор медленно проскользил снизу вверх, словно запоминая мельчайшую деталь, словно фиксируя каждый элемент. Когда его глаза встретили с ее глазами, Гилберт, к сожалению или облегчению, не увидела в его взгляде ни малейшего стеснения.
— Я могу задать тебе один личный вопрос? — он сидел на кресле, подперев подбородок рукой и будто никуда и не собираясь. Девушка смотрела на него, одетого тоже довольно элегантно, но не ощущала ни страсти, ни влечения, ни даже азарта. Будто в раз все эмоции покрылись коркой льда.
— Задавай, — она захлопнула полы пальто, стала завязывать ремень. В повадках Мальвины не было волнения и стеснения. Красивые девочки всегда привыкают к тому, что на них смотрят, что их замечают среди толпы, выделяют среди остальных.
— У тебя было с ним что-то? — его голос словно трескался в пространстве этого маленького мира, словно рвался по швам, как рвется шелк. Медленно… Так медленно, что это способно доводить до раздражения. — С тем преподавателем по искусству психологии?
— Психологии искусства, — поправила Гилберт, засовывая руки в карманы и устремляя взор на мужчину. Она была почти что притягательной и идеальной. Смахивала на модель, что демонстрировала новую коллекцию двадцатых. Киноактриса немого кино.
— Было? — спросил он, медленно поднимаясь. Он был привлекателен, статен и уверен в себе. Такие тоже выделяются из толпы. Такие задают колорит серой массе. Таких желают и не забывают. Отрицательных мужчин любят. Женщин — нет.
Деймон медленно подошел к девушке. Он тоже не испытывал страсти. Им обоим вдруг показалось, что все, что случилось, правильно. Пусть немного коряво и безнравственно, но правильно. Они перегорели еще в октябре, они растворили всю свою страсть и ненависть в осени. Не прикасаясь друг к другу, они научились наслаждаться просто взглядами и репликами, научились слушать и слышать друг друга. Научились понимать друг друга, больше не кидаясь в омут с головой, но наслаждая раскаленной магмой, что иногда согревала их вены.
— Нет. Я не спала с ним.
Он прищурился, улыбаясь, снова опуская взгляд вниз. Елена всегда позволяла рассматривать себя. Позволяла любить себя. Позволяла ненавидеть себя.
Она не могла себе позволить такого же.
— Ты врешь, — произнес он, обращая внимание на то, что дым в ее взгляде снова начинает исчезать. И на смену не приходили ни искры, ни пожар. Лишь пустота. — Он спал с тобой, да?
— А в чем разница?
— О, я думаю, ты понимаешь.
Девушка взяла сумку, надела ее через плечо, а потом вновь расправила свои волосы. Деймон наблюдал за ее повадками. Они напоминали давних любовников, которые уже устали друг от друга, но не могут представить себя с кем-то еще.
— Я как экспонат, Деймон, — сказала девушка, тоже начиная ломать свой голос. — На меня смотрят, но ко мне не прикасаются.
— Ну да, — он направился к окну. Девушка поспешила закрыть дверь номера на замок и подпереть ее стулом. Им надо было выбраться через окно, поймать встречку и добраться до центра. Можно заказать такси. — Я и забыл, что ты чертовски красивая, чтобы прикасаться к тебе.
Она подошла к нему, предварительно выключив еще и свет. Сальваторе распахнул окно, поворачиваясь к девушке.
— Дело не в красоте.
— А в чем? — он сел на подоконник и перекинул ноги на обратную сторону. Смотреть на нее ему было во все не обязательно. Они успели выучить мимику друг друга. — В редкости?
— В дикости, — произнесла она в ответ, и Сальваторе спрыгнул. Девушка обернулась, оглядывая пространства номера, будто что-то ища в этих кубических метрах, будто проверяя, ни чего ли она не забыла. Потом девушка сделала тоже самое, что и Доберман.
Когда она перекинула ноги, Сальваторе подошел к стене. Высота была ничтожно малой, но Деймон привык страховать Мальвину всякий раз, когда она в этом нуждалась. Дело не в благородности. Дело в привычке. Они ведь — пыльные, давно знающие друг друга любовники. Они ведь уже настолько пришиты друг к другу, что их не разорвешь. Вот почему в этом испепеленном мире им никогда не расстаться.
Девушка наклонилась в сторону мужчины, уперлась руками в его плечи, а тот, в свою очередь, схватил ее за талию. Стальная хватка взорвала гейзер воспоминаний и повысила температуру тела. Деймон помог ей спуститься, и когда Елена ощутила землю под ногами, одновременно она почувствовала, что эта самая земля плавно начинает уходить из-под ног. Они были непозволительно близко друг к другу. Ее руки покоились на его плечах, его — на ее талии, и между их телами почти не было расстояния. Новые «почти» радовали больше прежних.
— А у тебя? У тебя было что-то с ней?
Не спешили выбраться из-за этих объятий. Он ведь просто помогает, просто проявляет галантность. Как тогда, в исповедальной. Много лун назад. В их взглядах была честность. Вулканы эмоций остыли.
— Один поцелуй, — чуть сильнее прежнего сжал ее талию почти незаметно привлекая к себе. В нескольких милях — Викки и Кристина, а еще — Тайлер и Мэтт. В несколько миллиметрах…
— Понравилось? — они вырабатывали тепло, но ему некуда было выйти. Не было больше оттоков, не было ненависти, злобы, слез и истерик. Не было иссушающих взглядов и пьяного одиночество. Тепло начинало ломить кости. Наступал парниковый эффект.
— Я не успел распробовать вкус.
Девушка усмехнулась, опуская руки. А Сальваторе не хотел следовать примеру грешного божества, не хотел больше идти на ее поводу и все время кого-то слушаться. Ему просто жизненно необходимо было вернуться в амплуа себя прежнего, вновь став доберманом ее кошмарных суток.
— Ты снова начинаешь распускать руки, — произнесла она. Им некуда было спешить. Вернуться в номер и выписаться из него они смогут только утром. У них была целая ночь для свершения своего плана и целая вечность чтобы узнать друг друга еще лучше.
Может, даже глубже.
— А ты снова начинаешь надевать короткие юбки, но я же ничего не говорю.
Она улыбнулась, опуская взгляд. Мальвина сбросила его руки, не ощутив ничего от прикосновения к его коже. Они ведь — как мигающие лампочки в пустой комнате: то загораются, то снова потухают. В их вселенной отрубили электричество. Резервное питание обеспечит свет и заряд на чертовски малый промежуток времени.
— Нам пора, — она пошла вперед, а он последовал за ней. Резервное питание обеспечит сверят и тепло на чертовски малый промежуток времени. Но кто сказал, что вечность — это приятнее и лучше, чем мгновение? Вечность как жевательная резинка — вкус приедается, интерес пропадает. Вечность — это привычка, это рефлекс, это усталость.
Мгновение — это факел, что вспыхивает и тут же потухает, но оставляет после себя пронзительное воспоминание, мучительно-приятный ожог и незабываемый привкус на губах. Жить надо ради мгновений, а не ради вечности.
Книги соврали. Снова.
Стоило бы сжечь их все еще давно.
========== Глава 48. Правильные решения ==========
1.
Она скрестила руки на груди и подняла голову, устремляя взор в небо. Громкая музыка и радостные возгласы не улучшали настроения. Наоборот, непонимание себя сменилось на раздражение. Она понятия не имела, зачем пришла сюда, зачем вновь вернулась на место преступления, вновь согласилась прыгнуть в эту воронку.
Просто некоторые ошибки нравится повторять. Просто в некоторых воронках хочется тонуть, захлебываясь морской пеной, безысходностью и слезами. Дело не в человеческой извращенности. Дело в том, что вырабатываются своего рода привычки, рефлексы, инстинкты. Мастерство оттачивается. Стимулы больше не нужны. Ты просто ныряешь, не задумываясь о последствиях.
— Воу, ты тоже здесь? — девушку одернули за плечо, и та быстро обернулась. Вспыхнувшая злоба сменилась вспыхнувшим разочарованием. Музыка, играющая на заднем фоне, не нравилась. И окружение тоже.
— У меня приглашение, — произнесла девушка, поворачиваясь к подошедшим. Ей не хотелось быть в этой компании, но когда Бонни спрашивали о том, чего она по-настоящему хочет?
— Повезло, — Мэтт улыбнулся. Было странно, что он с ней заговорил. Он больше тусовался с Еленой и этой светленькой, которая стояла сейчас рядом, чем с ней. Вернее, он вообще с ней не общался. Ну, знали друг друга, ну, здоровались иногда по праздникам, но не больше. Бонни перевела взгляд на светленькую, что стояла рядом с Мэттом. В ее голубых глазах можно было увидеть спокойствие и открытость. Это дикое сочетание было для Бонни совершенно чужим. Совершенно инородним.
— Это Кэролайн, — произнес Мэтт, заметив, что девушки друг друга рассматривают. — Приехала по обмену. Наша с Еленой одноклассница.
Бонни быстро взглянула на Мэтта, и было в этом взгляде то же, что во взгляде Деймона — осколки. Но осколки не ледяные, а стальные, больше похожие на лезвия, больше напоминающие прежнюю Бонни. Потом Беннет снова посмотрела на Форбс.
— Я Бонни. Ваша однокурсница, — она не считала нужным протягивать руку и называть свою фамилию. Форбс и Беннет — как две противоположности, как две полярности, которые каким-то образом умещались в контексте одной и той же вселенной. Бонни и Кэролайн — это весна и осень. Это вечность и мгновение.
— Приятно познакомиться, — произнесла девушка. В Кэролайн не было издевки. В Кэролайн была простота. Это тоже было дико. Не то, чтобы Беннет вернулась к своему прежнему поведению, но она будто преображалась, становясь волчицей.
— Я видела Елену с вами… Она не придет на открытие? — Бонни вновь обратила внимание на парня. На Мэтта было проще смотреть. Легче. Мысли о Гилберт больше не разрывали сердце на куски, но осадок вновь будто поднимался, побуждая тягучее и зыбучее чувство тоски. Они ведь перестали все-таки общаться.
— Она уехала с отцом на отдых, — произнес Мэтт так быстро, будто он ждал этого вопроса. — Налаживает отношения.
Ложь. Бонни знала, что это ложь такая же чистая, как вода в роднике. Елена не сможет простить своего отца. Потому что Беннет помнила эти звонки посреди ночи, эту тупую боль, эти слезы в глазах лучшей некогда подруги. Потому что Беннет помнила каждое слово Елены. А еще Бонни отлично знала, что грехи отцов простить тяжелее всего.
— Приедет через пару дней, — завершил Мэтт. Девушка натянула улыбку, взглянула еще раз на Форбс. В какой-то степени Бонни была рада, что Гилберт не смогла довериться своим новым друзьям, как доверяла когда-то ей. Иногда длительность отношений — вовсе не показатель их прочности.
— Ладно. Хорошо вам повеселиться. Было приятно познакомиться, — Бонни отвернулась, а потом направилась сквозь толпу. Ей удалось быстро пробраться к самому входу, сжимая в руке флаер, пытаясь сжать в руках еще и свои нахлынувшие эмоции. Елена сбежала. Снова. Ей просто нравилось срываться в другие миры, оставляя пепел и хаос в тех, в которых она уже побывала. В которых должна существовать Бонни.
Нечестно. И жестоко, если честно.
Девушку впустили, и та вошла внутрь. Она вновь погрузилась в пространство совершенно иного мира. Бонни привыкла к клубам, она стала ходить туда после того, как ей исполнилось шестнадцать, как она впервые познала алкоголь на вкус. Алкоголь и послевкусие клубных ночей. Бессмысленных, самозабвенных, но отчего-то отчаянных и приятно-томительных.
Беннет осматривалась и удалялась. От цветового, непривычно яркого, колорита, от мелодичности музыки, проникающей в душу и задевающей пыльные струны. От неона, который проникал в самые темные углы души и все на миг будто освещал. От мебели, отличающейся особой уютностью. От роскоши и комфорта. Бонни не была в таких клубах, и Бонни боялась предположить, сколько же сюда стоит вход.
