сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 131 страниц)
— У вас проблемы, граждане?
Полицейский словно появился из ниоткуда. Елена все еще раздувалась от злости — ну, ей же надо было сорваться на ком-то из-за собственной неудачи, вот и представился повод. Деймон же, повернувшись, внимательно посмотрел на полицейского и, убедившись, что тот никакой опасности не несет, спокойно ответил:
— Леди пытается поблагодарить меня за то, что я спас ее от хулиганов, набросившихся на нее в парке.
Полицейский недоверчиво посмотрел на Елену, которая, психанув, быстрым шагом направилась вдоль по улице, а потом недоверчиво взглянул на Сальваторе.
— Что-то не похоже это на благодарность.
— Просто она от меня в захвате. Разрешите, я провожу ее?
Оставив позади пораженного полицейского, Сальваторе направился за девушкой. Он решил, что сейчас действительно прибегнет к угрозе, потому что после ее появления его дружба с Локвудом стала трещать по швам, а его собственное настроение ухудшается донельзя. Деймон схватил девушку за руку, заставляя обернуться. Гилберт хотела вытащить руку, но Доберман лишь крепче привлек девушку к себе и процедил над ее ухом:
— Оставь Тая в покое, слышишь? Исчезни!
— Иначе что? Ударишь меня? Давай! Так ты только докажешь собственное ничтожество.
Сальваторе почувствовал неописуемую злость. Схватив девушку за плечи, он сдавил их с такой сильной, чтобы та самая Мальвина прочувствовала весь спектр яркой боли. Гилберт сжала зубы, уставившись на Добермана, чувствуя неимоверную силу выдерживать этот зрительный бой и желая доказать, что она не боится Сальваторе, и что ей плевать, что он спас ее жизнь. Один благородный поступок еще ничего не означает. В книгах обычно после подобного все идет к перемирию и симпатии, но Елена ощущала лишь злобу.
Он чувствовал свою силу, сжимая ее плечи, глядя в ее заплаканные и испуганные глаза. Он почувствовал необъяснимое желание уничтожить жизнь этой самозванки, растоптать все ее мечты и грезы, чтобы она корчилась в осколках своих фальшивых звезд и пожинала весь спектр боли. Да, тогда бы Сальваторе был счастлив!
Как же ему хотелось уничтожить ее!
Злоба переросла в необузданную ненависть, и Деймон не мог ее контролировать. Это все равно что озлобленному псу бросить кусок мяса в метре от того расстояния, до которого может растянуться цепь.
— Или в глотку мне вцепишься? — произнесла она сквозь зубы, тоже выплевывая слова. — Как ты уже однажды это сделал?
Это не входило в его планы — быть обескураженным. Деймон ослабил хватку, чувствуя себя вбитым в нокаут. Елена ударила по самому больному месту — по воспоминаниям, и сейчас со всей радостью смаковала вкус победы. Сальваторе ослабил хватку, а Елена выбралась из цепких объятий Деймона и отошла на шаг. Доберман зло посмотрел на девушку. Он хотел сказать ей какую-нибудь гадость напоследок, чтобы унизить, но слова будто исчезли разом — временная амнезия.
Гилберт сглотнула. Она видела перемену в Сальваторе. Всегда уверенный, спокойный и контролирующий ситуацию, сейчас он выглядел рассеянным и будто разбитым. Потом Елена вспомнила, как он схватил ее за руку, отвел за свою спину, вытащил из неприятностей.
Елена почувствовала дикое раскаяние, возненавидев Сальваторе еще больше. Зачем он каждый раз заставляет ее испытывать этот безумный поток чувств? Зачем уничтожает, заставляя чувствовать себя полной мразью?
Деймон отрицательно покачал головой и тоже сделал шаг назад. Позже, лежа в кровати, она думала о том, что его последние слова были хуже угрозы тех ублюдков и ранили они мощнее даже расставания с отцом. Позже, ворочаясь из-за бессонницы и потока тяжелых мыслей, Елена думала, что лучше бы она молчала, не начинала тот разговор. Тоска грызла ее, как крыса. И каждый раз, когда Елена пыталась усмирить ее, эта тварюга словно растворялась в воздухе.
— Ты — мой самый заклятый враг отныне, — вновь спокойно произнес Деймон, засовывая руки в карманы. — Это был последний раз, когда я вытащил тебя из дерьма. В следующий раз еще посодействую.
Развернувшись, он пошел обратно. Елена медленно поплелась по улице, кляня себя за излишнюю эмоциональность и ненавидя Сальваторе. Сейчас она готова была разрыдаться от собственной глупости, от неприятностей.
«Ты — мой самый заклятый враг». Самые страшные слова. Елена знала, что такие как Доберман слов на ветер не бросают. И она боялась. Боялась, потому что знала, что если один человек называет другого «врагом», то ни к чему хорошему это не приводит. Хуже было всего то, что она никому не могла рассказать о реальной угрозе. Ни матери, ни Бонни, ни уж тем более Тайлеру.
Вот только оба ошибалась. Елена в том, что Сальваторе несет с собой угрозу. Сальваторе в том, что поклялся себе никогда не помогать этой сучке.
========== Глава 11. Am I The One? ==========
1.
Ее чувства были вполне понятны. Она только училась привыкать к току на кончиках пальцев, к теплу, появляющемуся в животе и растекающемуся по всему телу. Она только училась привыкать к страстным, требовательным объятиям и к той мысли, что теперь она влюблена, что теперь она кому-то принадлежит. Ей нравилось чувствовать ответственность, нравилось переживать за их отношения, нравилось отдавать себя по крупицам и, наслаждаясь, растворяться без остатка…
Его чувства казались ему непостижимыми. Что уж проще — обнимать девушку за талию, целуя ее в загородном уютном кафе, пока на улице рвет и мечет осень? Что уж проще — встречаться с юной и привлекательной особой, которая точно будет верной и послушной. Но он терял голову от каждого ее прикосновения, робкого и неуверенного, но наполненного нежностью и трепетом. Он терял голову от каждого ее поцелуя… Ее улыбки пленяли его, и Тайлеру казалось, что ничего подобного он раньше не видел… Но больше всего ему нравился смех Елены.
Локвуд встречал девушку у ее дома, довозил до колледжа и забирал с занятий практически каждый день. Ему нравилось, как она выбегает из здания, бросается на шею и, после поцелуя, с улыбкой на губах говорит, что скучала и рада его видеть. Ему нравилась, как она смеялась, что-то рассказывая о своих новостях. После того разговора в машине Елена перестала бояться окончательно и теперь общалась с Локвудом так, словно всю жизнь его знала. Смеялась искренне и заливисто. Иногда она выходила из колледжа расстроенной, все сваливала на придирки преподавателей и конфликты с одногруппниками. И Локвуду нравилась ее задумчивость, ее меланхоличность.
Уж, казалось бы, Тайлер Локвуд, мальчик из богатой семьи, с привлекательной внешностью и харизмой, не обиженный ничем и не обделенный вниманием женской половины должен вести образ жизни типичного Дона Жуана или разгильдяя. Уж, казалось бы, Тайлер Локвуд, парень, для которого всегда важен процесс, никогда не будет опускаться до таких сентиментальностей как серьезные отношения. Он всегда был уверен, что следует испытать как можно больше ярких ощущений, что не следует никогда связывать себя прочными отношениями. Что любовь есть, но она сродни фанатизму и ничего хорошего от нее не будет…
И тут этот самый Тайлер Локвуд влюбляется в обычную девушку, не имеющую ни статуса, ни серьезных перспектив в будущем построении карьеры. Елена ничем не отличалась. В городе, даже в самом маленьком и провинциальном, можно было найти привлекательных и обаятельных девчонок, читающих современную литературу и любящих гулять по парку по пустынным аллеям. Елена ничем не отличалась, но Тайлер впервые стал задумываться о завтрашнем дне. Что будет, когда пройдет несколько месяцев их отношений? Что будет, когда Елена познакомится с его родителями, а он — с ее? Он впервые хотел чего-то стабильного и серьезного. Нрав Локвуда не изменился ни на чуть: он по-прежнему раздражал охранников, брызгался на прохожих из водного пистолета, доставал стариков и с криком носился по улицам, если что-нибудь доводило его до крайней степени изумления.
Только теперь он думал о завтрашнем дне. Сам Тайлер в себе эту перемену не замечал. Никто ее не замечал. Лишь по прошествии некоторого времени мы, оглядываясь, видим, что сделали с нашим привычным укладом жизни те или иные люди. Изменить, как правило, ничего нельзя.
Его тяготило одно: сама Елена. Иногда парню казалось, что он не может дать Елене то, что ей реально нужно, помимо близости и нежности. Иногда ему казалось, что именно эта девочка заинтересована в другого вида отношениях. Ей не нужны были деньги, признания и дорогие подарки… Ей нужно было что-то иное.
Тайлер заметил это, когда был с ней в загородном кафе. Они сидели за уединенным столиком в самом укромном местечке. Здесь на них никто не обращал внимания, здесь их никто не мог потревожить. Телефоны — на беззвучный. Слова — вон из головы. Лишь ощущения, лишь спектр чувств. Мелодичный, надрывной голос Бет Харт, кричащий: «Единственная ли я?», разносился по зданию кафе. Прекрасный блюз проникал под кожу, доводил до мурашек… За окном бушевал злой дождь, швыряя мусор и остатки листьев по улице. В здании — полумрак… Свет чуть приглушен, разбавлен синим цветом прожектора. В здании еще несколько посетителей, которые сами наслаждаются уединением. Официанты заняты подсчетом чаевых.
И пока Бет Харт продолжала растворяться в нотах, Тайлер растворялся в своей новой девушке, в которую влюбился за такой короткий промежуток времени так сильно, что самому не верилось. Елена стала уверенней в поцелуях, но все так же боялась лишний раз прикоснуться, боялась лишний раз не сдержать стон… Вот это и настораживало Локвуда: Гилберт рядом с ним не забывается. Он с ней — да. Но она с ним — нет.
Локвуд отстранился. Девушка смотрела на него затуманенными глазами, сохраняя молчание и ожидая чего-то. Она была хорошенькой. Она была искренней и не умела врать. Только не забывалась.
Елена выпрямила позвоночник и теперь сфокусировала свое внимание на Локвуде.
— Я что-то не так сделала? — спросила она робко. На столе стояли две кружки: одна — с чаем, другая — с американо. Девушка обхватила чашку руками и, сделав несколько глотков, снова переключила свое внимание на Локвуда.
— О чем ты думаешь? — спросил он, хоть вовсе не собирался это спрашивать. Само собой получалось как-то. Елена была несколько удивлена вопросом.
— Что ты имеешь в виду?
— О чем ты думаешь? — спокойно повторил Локвуд. Сейчас он был серьезным и уверенным. Наверное, его характер и станет причиной всех раздоров. Елена будет уверена, что такой открытый и жизнерадостный человек сможет с легкостью забыть боль. Что он сможет справиться и жить дальше, потому что важен процесс. — Когда мы вместе?
Елена снова напряглась. Она удобнее устроилась на диванчике. Тайлер еще крепко обнимал Гилберт за талию и был по-прежнему очень близко, но шатенка ощущала холодок, пробежавший по ее телу после этого вопроса.
Она не могла рассказать своему парню о Добермане и боялась не рассказать. Локвуд может разозлиться, если его друг поведает ему о своем общении с его возлюбленной. Однако сказать о том, что ее гложет, Елена не решалась. Та угроза окончательно выбила ее из душевного равновесия в последнюю неделю. Бонни не появлялась и не звонила. Парк Гилберт обходила стороной, предпочитая идти домой более длинной дорогой.
— Ни о чем, — ответила Елена после затянувшейся паузы. — Я, правда, забываюсь… Будто меня и не становится вовсе.
— А когда мы не вместе — о чем?
Девушка быстро взглянула на Тайлера. В ее глазах был странный блеск, которого ранее Локвуд не замечал. Что-то говорящее: «Я не хочу ничего рассказывать тебе о себе. Зачем ты задаешь ненужные вопросы?». Потом этот блеск исчез, и Тайлер увидел прежнюю Елену: нежную, ласковую, трепетную… Девушка отрицательно покачала головой, как бы говоря: «Это не имеет значения» и, приблизившись к Тайлеру, обняла его за плечи, поцеловала.
Свет снова выключили. Как и звук. Остались лишь прикосновения, осталось лишь осязание, с помощью которого познавая другого человека, мы доходим до высшей степени безумства. Особенно, если этот человек заставляет тебя думать о завтрашнем дне.
Он обнял ее в ответ, привлекая к себе еще сильнее. Он почувствовал, как ее пальчики неуверенно проникают под его футболку, дотрагиваясь до шеи и плеч, доводя до эйфории. Потом Локвуд осмелился переместить руки с талии на бедра, потом — поцеловать шею, ключицы, медленно опускаясь ниже. Ему понравилось, что девушка откинула голову назад, предоставляя больший доступ к своему телу. Ему понравилось, что ее дыхание сбилось. Ему понравился ее аромат духов, ее собственный запах, и Тай впервые подумал о том, что будет, если они однажды останутся вдвоем и позволят себе близость.
Елена кладет ладони на лицо парню и, приближая Тайлера, снова целует. Локвуд окончательно теряет рассудок. Теперь он крепко прижимает к себе девушку, понимая, что не хочет ни Бонни, ни кого-либо еще. И вот, он становится заложников философской концепции, которую когда-то доказывал Доберману — он фанатичен этой девушкой. Может, это слишком быстро. Может, слишком неправдоподобно, но факт оставался фактом. И эта музыка, это кафе, этот дождь — все ведь существует, все реально. Значит, и чувства — тоже…
Он кладет руку на ее колено. Елена вздрагивает, но не отстраняется, продолжая упоительные ласки. Тайлер прижимает девушку еще крепче, а его рука скользит все выше и выше… Девушка резко сжимает ноги… Тогда Локвуд убирает руку и кладет ее на бедро…
— Постой, — прошептала она, кладя свою ладонь на его руку и прерывая страстное уединение.
Девушка делает глоток воздуха, выпрямляется и, убирая руку Локвуда, хватается за кружку чая. Ей надо было перевести дыхание.
Она была влюблена в Локвуда, на самом деле. И ей нравилось его внимание. Ей нравились эти ощущения, этот ток по всему телу и полумрак, творящийся вокруг. Она прекрасно понимала, что подобного не избежать, но вдруг резко осознала, что большей близости не хочет. Не то, чтобы она не готова к ней, нет. Просто не хочется. Просто страсть не накрывает с головой.
И вот открывается другая грань идеальной Мальвины — любит она по-своему, не в общепринятом смысле. Девушка ставит кружку на стол.
— Прости, я не хотела тебя обидеть, но пока что не могу, Тай.
Локвуду тоже не стоило сильно давить. Но делал он это не потому, что желал уже сегодня вечером видеть ее в своей постели… Он лишь убедился в своем предположении: Елена Гилберт не поддается власти.
Зато легко поддается гневу… К счастью, об этом Локвуд не знал.
— Это ты меня извини, — произнес он, чувствуя дикую досаду. Девушка, в которую он влюблен, не может ответить взаимностью. Или прошло, и правда, слишком мало времени?
Елена развернулась к парню, схватила его за руки так сильно и так неожиданно, будто сейчас собиралась сказать, что у нее рак последней степени и жить ей осталось буквально несколько дней.
— Я не не пренебрегаю тобой. Просто в моей голове столько всего происходит, что водоворот этих мыслей служит чем-то вроде… Не важно, просто я не могу так быстро переключаться, понимаешь?
Локвуд кивнул. Объяснение Елены показалось ему убедительным, но от своей версии объяснения он не отказывался.
— Ты обижаешься?
Тайлер улыбнулся. Он предпочел отогнать все тревоги, позволив себе быть эгоистом. Если Елена так сдержанна с ним, то других вообще должна шарахаться.
— Нет, Мальвина, — заверил он девушку, доставая деньги и расплачиваясь за ужин. — Пойдем, я отвезу тебя домой.
И, поднявшись, он протянул руку девушке. Елена с облегчением выдохнула и, вложив свою руку в руку парня, решительно поднялась.
Они оба были неправы. Оба совершали самую главную ошибку — держали в секрете свои мысли. Если бы не эта чертова недосказанность, если бы не самоуверенность и не эгоизм — Тайлер бы не полез на рожон в этот вечер, Елена бы не встретила Добермана на следующий день…
Но человек глуп и напыщен. Это ведет к необратимости.
2.
Она танцевала в свете софит в центре танцпола под быструю музыку. Яркие прожектора, освещающие ее, быстро мигали, не позволяя в полной мере насладиться будоражащими танцами. Девушка в ярком и коротком топе и в джинсах сейчас приковывала внимание. Было чувство, что эту заядлую танцовщицу долгое время держали на цепи, и вот спустя годы после долгого заточения, наконец, выпустили… Сумасшедше, привлекательно.
Многие думали, что она под действием каких-то лекарств, многие пытались этим воспользоваться и увлечь танцовщицу… Но Бонни Беннет сходила с ума не из-за наркотиков. Она как никогда чувствовала себя живой и свободной. Ей было плевать, что о ней подумают, ей было плевать, что ее ожидает завтра… Сегодня она хотела вдыхать воздух полной грудью, чувствовать пульсацию и, растворяясь в виски, не думать о том, что порой родные отцы могут стать палачами и судьями…
