Текст книги ""Фантастика 2025-178". Компиляция. Книги 1-19 (СИ)"

Автор книги: Артур Гедеон

Соавторы: Екатерина Насута,Евгений Бергер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 67 (всего у книги 359 страниц)

А не как некоторые тут.

Яйцо раскололось на две аккуратные половинки, скорее даже раскрылось, как шкатулка.

– Ишь ты, – Женька наклонился и попросил. – Дай платок?

И Калина Врановна протянула ему платок. Он же, накинув ткань на содержимое яйца, подцепил его и вытащил.

– А на иглу и не похоже… – в голосе послышалось разочарования. Но прав Женька. Не похоже. Скорее уж обломок какой-то. Или нет, шип. Точно. Чёрный, чуть изогнутый шип с мизинец длиною.

– Это что? – спросил Наум Егорович.

– Это? А это… это, если я правильно понял… – Женька осторожно обернул шип тканью. – Это наш демон. Точнее призрак его. Как-то они умудрились суть в коготь загнать, а ту – в оболочку? Экспериментаторы хреновы.

И Наум Егорович согласился.

– Ладно, Калина. Теперь он твой. Сейчас на улицу вынесем… Наум, подсобишь?

– Куда ж я денусь. А он вообще проснётся?

– Дома, – Калина коснулась грязных волос. – Вот вернёмся, печку истоплю, положу добра молодца на лопату да и прожарю хорошенько, чтоб всякая дрянь из него вышла. Тогда-то и разбужу.

– Помощь нужна? – Женьку этакое описание будущего мальчишки ничуть не смутило.

– Нет. Есть у меня помощники. Как тебя почуяла, так и попросила печку истопить. Ждут вон, небось. А ты, братец, просто в гости заходи. И ты, воевода, заглядывай. С мужем своим познакомлю. Глядишь, и найдётся для него местечко какое… мается он у меня без службы.

И улыбнулась тепло-тепло, как только может улыбаться женщина, которой не безразличен мужчина.

– Договорились… ну, Наум, бери и потащили. Тут уж недолече. Потерпи. Всего ничего осталось.

Не соврал.

Там, снаружи, ветер был живым. Он ластился, что дурное щеня, норовя облизать Наума с головы до ног, растопить ледяную броню смерти. И успокоившись, лёг под крыла огромных птиц. Наум никогда таких не видел. Они кружили над «Синей птицей» и все-то, кто был живым, собрались во дворе, глядя на этакое диво. И когда белоснежный то ли лебедь, то ли гусь, опустился, Наум Егорович осторожно положил мальчишку на широкую спину его, заглянул в круглые, но совершенно не птичьи глаза, и сказал:

– Ты только гляди, не урони.

Лебедь ответил шипением. И оттолкнувшись от земли, с лёгкостью поднялся в воздух.

– А ты подумай всё-таки, – сказал Женька, задравши голову. – На лебедях в Мексику однозначно интересней.

– Да мне уже… этого интересу… по самое не хочу.

Наум махнул рукой, представляя, как будет писать отчёт обо всём вот этом вот. Это ж не отчёт будет, а какая-то сказка. Одна радость, что бы ни написал, всё засекретят.

– Вот и славно, – Калина Врановна оглянулась. Люди по-прежнему не замечали ни их, ни мертвецов. – Что ж, братец дорогой, обещанное я исполнила. А теперь и их черед пришёл. Аль передумал?

– Нет, – Женька молча полоснул клинком по руке, выпуская кровь. И Наум, подавив вздох, – не по закону оно, но внутри крепло убеждение, что пускай и не по нынешнему закону, но по какому-то иному, который древнее нынешних. И потому Наум Егорович протянул свою. Женька глянул и кивнул, принимая.

Одно движение и вот уже его кровь льётся на землю, да не касается её, подхваченная многим руками. По капле. По крошке. По искре силы разбирают мертвецы, обретая подобие жизни.

– Спасибо, братец. И ты, воевода, тоже.

И взметнулись белые руки, столкнулись ладони. И звук вышел громким, будто в бронзовый бубен ударили.

– И да получат мёртвые того, чего желают, – это услышали все. – И времени вам – до третьих петухов.

– Жень, так… а где теперь петухов-то взять? – запоздало обеспокоился Наум Егорович. – Она в курсе, что их тут нет?

– Думаю, что не особо… Калина! До рассвета! Повывелись ныне петухи.

– Да? – удивилась Калина Врановна. – Вот же… довели хозяйство до разрухи. И такой момент испоганили. Ладно, до рассвета так до рассвета. Им хватит.

[1] Здесь и далее Бессонов П., «Детские песни», 1868 г. Была на Руси традиция петь детям такие вот «смертные» колыбельные. Фольклористами записано их огромное количество.

Глава 44
О способах и путях решения проблем

Когорты с легионерами, были равномерно расставлены по всему войску северян.

О некоторых особенностях фэнтезийной тактики

За дверью обнаружился коридор. Но стоило подумать, что это не то, чего Ульяна ожидала, как стены раздвинулись. И вытянулись, выталкивая из себя изящные колонны. Такие Ульяна видела в кино, кажется. Потолок выгнулся аркой и на нём проступили цветные картинки.

– Это… это что?

Это мир, который она видит теперь? Точно. Её мир стал больше. И светлее. И ещё в нём не пусто. Вот Василий. И здесь он человек, а не демон. Только не в костюме, а в римском хитоне. Белое на белом отлично смотрится, если так…

Ляля. С русалочьим хвостом. Но это воображение шалит. А ещё, как и положено русалке, она полуголая, но с фатой, которой Ляля стыдливо прикрывает грудь.

Кошко-шпиц чудовищных размеров, окруженный стаей волков. И волки, рассевшись кружком, внимательно слушают вожака.

А чуть дальше бледнокожий упырь широко распахнул края чёрного плаща.

– Как эксгибиционист какой-то, – Ульяна поморщилась. Вот неужели у неё в голове такой бред? Бабушка похожа на дерево, растопырила узловатые ветки-руки… и сплелась с другим деревом, которое было огромным, оно распустило ветви по всему потолку-куполу. И там, в этих ветвях, скрывались другие люди.

Те, кого Ульяна пока не знала. Но ей нужны были не они.

Данила.

Он тоже был. Он лежал огненным фениксом, в котором почти не осталось огня. И Ульяна точно знала, когда последняя искра догорит, феникс обратится прахом.

– Нет, – она приняла решение и протянула руку, пытаясь добраться до картинки. – Нет, я не позволю.

И пальцы выхватили из воздуха струну чужой жизни. Такую тонкую, звонкую, натянутую до предела, чуть надави и не выдержит, лопнет, откликнувшись тихим звоном.

Но… нет.

Ульяна не позволит. Теперь она видит. Нити в том числе и их безумно много. Судьбы? Мира? Какая ей разница, главное, она нашла правильную. И теперь всё изменит. Пальцы скользят, осторожно, чтобы не оборвать, до первого узелка, перебирая минуты прошлого. И… если так? чуть в сторону?

Или перевязать. Немного изменить реальность?

Ульяна ведь может. Она видит, где поправить. И вот Данила выпускает радугу. И смеется, делает шаг назад, чтобы споткнуться. Он нелепо взмахивает руками и начинает заваливаться на спину.

И вспыхивает огонь.

И пуля, которая пролетает, почти касаясь его, во мгновенье ока обращается в пепел. А выстрел в ночи звучит запоздало…

Отличный вариант.

Или… нет? Что тогда будет с самой Ульяной? Узел готов рассыпаться, однако она медлит. Если Данилу не ранят, то… то она не решится сделать шаг навстречу источнику. Не попадёт сюда.

И не поймёт того, что поняла про себя. И не станет тем, кем стала.

Василий не превратиться в настоящего демона. А источник снова замрёт на грани. Теперь Ульяна видела не только прошлое, но и возможное будущее.

И настоящее.

Оказывается, можно столько всего увидеть, если коснуться нитей, которые связаны с её собственной.

…вот небо, в котором кружат огромные птицы, то ли гуси, то ли лебеди. И кажется, на спине вожака лежит мальчишка. Как только не падает? Чудом.

Или магией.

Или правильнее волшбой, потому что не вся магия – волшба. И не всякая волшба – магия. Это Ульяна тоже теперь знала. Здесь.

Куда они летят?

Куда-то на изнанку мира? Или это просто тоже часть его, которая продолжается в другое пространство. Есть же теория многомерности? Вот пусть будет ещё одним измерением. И там, в этом измерении, преграждая путь, течёт огненная река, несёт воды свои, облизывая пламенными языками каменные опоры мостов.

А дальше – забор.

И как в сказке страшной – черепа на заборе. А за забором – терем высокий, на ступеньках которого сидит бледная девчушка в драных джинсовых шортах. Одной рукой она держит за шкирку огромного кота, небось, иные рыси поменьше бывают, а другой водит по угольно-чёрной шерсти его щёткой, приговаривая:

– Потерпи, Бандит, потерпи, родимый… скоро станешь красивым, гладким…

И кот делает вид, что терпит, но сам блаженно щурит жёлтые глаза.

– Алён, – из дому вышел мужчина. – Не мучай животину.

– Мра, – сказал кот, нервно дёрнувши хвостом. Мол, кто тебя просит вмешиваться в чужие межличностные отношения.

И Ульяна тихонько засмеялась.

Да.

Она видит.

И ещё видит место, откуда улетели гуси-лебеди. И что место это заволокло туманом изнутри, а снаружи, осторожно пока ещё, но всё одно с решительностью подбираются к забору плети колючей ежевики. И вот уже дрожащие зеленые листочки касаются бетона.

Робко.

А потом смелее.

Коричневый корень обшаривает фундамент, выискивая малейшую трещину. И находит. И впивается. Ульяна слышит даже треск, с которым поддаётся бетон. Корень не один. Лес тянется к забору, готовый перебраться на ту его сторону, потому что то дурное, что было, исчезло.

А память осталась.

И лес желал бы стереть это место, ставшее вещественным воплощением памяти. Разве Ульяна может отказать ему? Как и тому, кто прячется в тенях. Уже не человек, но всё одно у него получилось сохранить обличье.

И не только его?

Он стоит, опираясь на резной посох, и у ног его свернулись чёрные гадюки, а на голове, на бархатной шапке, устроился чёрный ворон.

– Доброго дня, государыня ведьма, – это существо кланяется, и ворон, чудом удерживаясь на макушке, раскрывает крылья, отвечая протяжным сиплым:

– Ка-а-ар!

Их тоже… нет, они не исчезнут, если Ульяна исправит нить Данилы. Но уснут? Не сейчас, а позже, когда она не решится на встречу с источником. А она ведь не решится. Она, та, прошлая, совсем не верила себе.

В себя.

И оттягивала бы эту встречу всеми немыслимыми способами, пока источник не уснул бы, утянув бы её с собой. Она бы решила, что это проклятье. И вряд ли поняла бы хоть что-то. То, что поняла здесь. Тогда… как? Позволить Даниле умереть?

В тумане видно плохо. Но там дядя Женя, совсем не похожий на себя прежнего. И люди. Много людей… одни обступили других, и Ульяне интересно. Но женщина с узким бледным лицом ловит её взгляд и качает головой, мол, не надо тебе тут быть.

Возможно.

И Ульяна отступает.

Краем глаза она видит и машину, что летит по опустевшей трассе. Спешит туда, где ещё держится под тяжестью дикого винограда забор. Плети уже заволокли всю стену, спеша подняться выше, на смотровые площадки.

Но… как тогда быть?

Думать.

Если не исправлять судьбу, то… проклятье! Просто силой воли приказать жить? Ульяна держала ниточку. И наклонившись, подула на неё, пытаясь сделать так, чтобы крупицы силы прилипли. Ну же…

Кажется, ничего не изменилось.

Она потянулась к источнику, зачерпнув из него столько силы, сколько сумела, а потом направила всё Даниле. И феникс-огонёк вспыхнул было, но ненадолго. Свет его будто в чёрную дыру уходил.

Ульяна попыталась было приказать ей затянуться. Но не вышло.

А если…

Совет! Ей нужен совет. Она ничего не знает о силе! То есть о мире знает. И о том, что может этот мир менять, тоже знает. Но почему получается глобально перекроить прошлое, но не выходит залечить одну-единственную рану? Почему её великая сила, как и сила источника, бессильны? И что она вообще тогда может? И о способностях. А они есть, только толку, если пользоваться не умеешь.

И спросить…

Стоп.

Её ведь увидел или почуял Леший. И та, бледная, как смерть, девица… и значит, другие могут. Бабушка?

Она стояла во воротах, словно спеша заступить дорогу чему-то… кому-то.

Источнику? Она не верит, что Ульяна справится? И поэтому заранее готова к выбросу силы? Принять эту силу? Забрать?

Передать?

Перенаправить?

– Я здесь. Я справилась, – Ульяна знала, что её услышат. – Почти. С источником – справилась. И бояться нечего.

– Это хорошо, – бабушка выдыхает с огромным облегчением и прячет под фартук древнее веретено, в котором тоже спрятана сила.

– Но Данила ранен. И у меня не получается его спасти. Я пробую, пробую, а не получается. Василий сказал, что это какой-то демонический яд. Поэтому не выходит?

– Да. Если яд не нашего мира, то сила нашего от него не спасёт.

– А… другого? Их мира?

– А что твой демон сказал?

– Сказал, что средства нет… Но ты сможешь его спасти?

– Нет.

– А я?

Молчание.

Значит, всё-таки может? Значит, способ есть? Но почему тогда бабушка молчит?

– Что мне делать?

Молчание длится. Значит, способ этот чем-то опасен. Или просто нехорош. Или… главное, что бабушка не скажет. Ульяна видит это ясно. И потому отступает.

А нити дрожат.

Нити тянутся, привязывая то ли Ульяну к миру, то ли мир к Ульяне. Главное, что ответа в них тоже нет. И того, кто бы помог. Бросили в воду и плыви, как хочешь… пусть бабушка не врала, но как и мама не говорила всей правды.

Мама?

А если… глупость какая. Но… кто ещё остаётся? И стоило подумать, как мир радостно развернулся, выталкивая Ульяну в… парк? Она была уже в нём. И вот снова. Мама сидела на скамейке, глядя в тёмную воду пруда.

– Пришла, бестолковая моя девочка?

– Пришла, – Ульяна могла бы дотянуться и потрогать мамины волосы. – И я не бестолковая.

– Наверное, так.

– Данила ранен.

– Знаю.

– Откуда?

– Видела. Он забрал почти все силы, осталась лишь эта нелепая способность… предвидеть.

– Почему нелепая?

– Потому что вижу я на пару часов вперёд от силы. Да, для игры на бирже вполне неплохо… или вот скачки. Или казино… в казино меня не хотят видеть.

– Ты играла?

– Чего я только не делала. Откуда, думаешь, у моего супруга состояние? Когда внутри пустота размером с тебя, хочется её чем-то заполнить. Будь я нормальной, заполнила бы любовью к тебе. Но… ты была слишком на него похожа.

– На отца?

– На очередную мою ошибку. Я их совершила великое множество.

– Жалеешь?

– О некоторых разве что. Ошибки тоже бывают разными. Одни нужны, чтобы научиться чему-то и жить дальше. Другие… другие отрезают возможность жить дальше. Вторых у меня получилось больше… присаживайся.

– Как? Я здесь не по-настоящему.

– Тебе только так кажется. Пока Источник кипит, ты можешь быть тут. И там. И везде… и многое можешь.

– Что мне делать? Вот только не говори, что способов нет! Я знаю, что есть. Какой-то точно есть. И бабушке он не нравится. Стой. Если ты видишь будущее, то… то ты знаешь, как… чем закончится?

– У будущего много вариантов. И возможностей.

– И какие?

– Твой Данила умрёт.

– И?

– Я же говорю, что вижу от силы на пару часов. И то тогда голова потом болит неимоверно, – матушка поморщилась. – Но если Данила умрёт, ты расстроишься. Вопрос – как сильно. Может, погорюешь и поймёшь, что жизнь продолжается. А может, горе твоё затянется и остаток дней ты проведешь в соплях и сожалениях. Или и вовсе преисполнишься гневом и выплеснешь ярость источника на город, уничтожив и виновных и невинных.

– А… другие варианты?

– Данила не умрёт, – спокойно сказала матушка.

– Этот мне нравится больше.

– Не спеши.

– Ты знаешь, как его спасти?

– Предполагаю. Как и то, почему матушка о нём промолчала. Но вариант, Уль, сомнительный. Честно… лучше дай ему умереть.

– Если бы я хотела, чтобы он умер…

– Я не про желание, – матушка перебила её. – Я про возможность. Про вариант, о котором ты спрашивала. Это приворот. Тот самый, запретный, на крови.

– Которым ты отца…

– Да.

– Но…

– Изначально это был брачный обряд, когда две души взывали к богам и силой своей, волей своей сплетались воедино, а кровью, добровольно отданной, крепили клятву. Обряд связывал их в жизни, в силе и в смерти, Уль. Если уходил один, то второй тоже ненадолго оставался среди живых.

Матушка коснулась щеки.

– Когда-то давно этот обряд использовали те, кто был уверен, что нашёл утраченную часть своей души. И узы скрепляли эти части воедино. И двое становились чем-то большим. И каждый из них обретал силу, ту самую, которая позволяла двигать горы и менять пути рек. Но и цена ошибки оказывалась высока. Тогда-то и выяснилось, что, если один из пары любит недостаточно, что если лукавит он, то и узы выходили кривыми. Однобокими.

– Приворотными.

– Именно. Это я узнала уже после, когда искала, как этот дерьмовый приворот снять… выяснилось, что никак. Что только там, за гранью, и можно рискнуть, потому как коль узы неправильны, то они и не будут прочны. Но я о другом. У тебя хватит сил провести обряд. На самом деле он несложный. И твой Данила выживет, потому что ты поделишься и силой, и душой. Но…

– Если ошибусь, он станет как отец, да?

– Да.

– А я… ты поэтому не любила меня.

– Я хотела. Наверное. Не знаю. Не хочу больше обманывать, Уль. Возможно, если бы я его отпустила… если бы позволила просто уйти. Я бы осталась матерью-одиночкой. И растила бы тебя. И мы бы жили вдвоём, всем наперекор. Но я представила, как они будут смеяться. Снова. Не в глаза, нет, но за спиной… обсуждать, что, мол, Роза такая невезучая, уже второй жених бросает. И матушка станет скорбно поджимать губы. И отец… и мне придётся вернуться домой, потому что сама я не выживу. Сил не хватит. А потом оказалось, что… лучше бы и вправду не хватило. Тогда ты была лишь обстоятельством. Ставкой, которая не сыграла в одной партии, но могла сыграть в другой. И в конце концов, ведьмы рожают легко. Так почему бы не отдать первенца демону? Тем паче, я сумела заключить договор, который не делал тебя рабыней.

– Всего-то обязывал выйти замуж.

– Поверь, тогда это не казалось чем-то ужасным. Напротив… высший демон, если подумать, партия завидная.

– Ты уже говорила.

– Да. Повторюсь. Знаешь… я бы хотела, чтобы рядом был кто-то, кто отговорил бы меня. Или раньше… много раньше… не думай, я не перекладываю вину. Хотя… и да, перекладываю. Я была ещё той стервой. Но и они не лучше. Мне ведь доставалось не за то, что я творила. Нет. За подпорченную мамину репутацию. За скандалы, у которых были свидетели. За то, что я своим невозможным поведением мешаю маминой карьере. И рушу будущее сестер. И в целом…

– Утешать не стану.

– И не надо, – матушка дёрнула плечиком. – Я пыталась доказать, что достойна их. Что не хуже… а потом – что лучше. Но всё всегда шло наперекосяк… а свадьба эта дурацкая с твоим отцом. Я же всех собрала специально, чтобы похвастать. Как же. Столичный бизнесмен. Родовитый. С именем. С состоянием. И совершенно точно никуда не денется. Я знала, что они все увидят и поймут. Именно тогда мы с матушкой и схлестнулись. И мне сказали, что я совсем заигралась, что это та черта, за которой бездна. Только поздно было. Что толку говорить, когда черту я уже пересекла? Поэтому, Уль, не повторяй моей ошибки. Если твой Данила умрёт, то такова судьба. Будет больно… но боль можно перетерпеть. А вот пустоту – нет.

– Как провести обряд?

– Приворота?

– Брачный.

– Ты же вроде не хотела замуж.

– Я и сейчас не хочу.

Ей показалось, что матушка не ответит, но она, помолчав, сказала:

– Обряд тебе не нужен. Он был нужен, чтобы дозваться до источника. По сути – посредник. Но… ты видишь нити. И держишь их. Возьми и сплети. Свою и его. И закрепи кровью. Твоей и его. Словом. Скажи, что берешь его в мужья. В горе и радости, и в целом важна суть. И он должен сказать то же. Только… Ульяна, если это не любовь, не та, которая до последнего вздоха… не рискуй.

– Спасибо.

– Как понимаю, мою просьбу ты не исполнишь.

– Я… постараюсь.

– Кстати, я знала, что выстрел будет.

– Зачем ты это мне говоришь?

– Понятия не имею. Возможно, чтобы ты перестала играть в жалость.

Игра?

Это не игра.

Это…

– Уль, если ты ошибёшься, то он всё равно умрёт. Но перед этим возненавидит тебя так сильно, что и после смерти не успокоится. Ты готова жить, привязанная к мертвецу? Подумай хорошенько.

Подумать.

Ульяна думает. Она…

Думает.

– Если я проведу обряд, то… – не стоит себя обманывать. Она не любит Данилу настолько, чтобы связать с ним всю свою жизнь. И он тоже вряд ли. Может, будь у них больше времени.

Возможностей.

Если бы им дали…

– А если не проведу, то он умрёт. И… конец.

– Ну почему же, – матушка протянула руку, касаясь волос. – Честно говоря, я как-то и не думала, но смерть – это далеко не всегда конец. Помнишь сказки? Вода живая, вода мёртвая…

– Полила Василиса Ивана-царевича мёртвой водой и срослись куски тела. Полила живой…

– Вот-вот. Но у тебя скорее Данила-дурак.

– Мама!

– Что? Кто тебе ещё правду скажет.

– То есть, эта вода, живая и мёртвая, она… она существует? На самом деле существует?

– Почему тебя это удивляет?

– Но где её взять?

– А это уже другой вопрос. Говорят, что где-то там, меж мирами, отделяя живых от мёртвых, течёт река Смородина, воды которой – живой огонь, ибо не может мертвец пересечь воду текущую и переступить через огонь горящий, вот и сотворили, чтобы и то, и другое разом, сплели две силы, друг другу враждебные, соединили несоединимое. И потому вода эта получилась не совсем, чтобы водой. Так-то, конечно, говорить об этом смысла особого не было бы, потому что давно уже никто не слышал ни о зачарованном лесе, ни о хозяине его, ни о той, что пути хранит да границу держит. Но раз источник пробудился, то, может, и получится.

– Получится, – Ульяна знала совершенно точно. – Я… верю.

– Верь на здоровье. Только учти. Гарантии я не даю. Средство такое, что даже у нас о нём говорят… скажем так, как о сказке.

Тут кругом, если разобраться, сказка.

– Поэтому сама решай. И иди уже… Ульяна. Мне жаль.

– На самом деле?

Матушка пожала плечами и рукой махнула. А Ульяна, отступив, задала вопрос.

– Погоди. Если… если демон расторгнет договор, то что с тобой станет?

– А тебе не всё равно?

– Нет.

– Что ж… вероятно, я утрачу свою силу. А поскольку я давно уж заёмною живу, то и твой отец всё-таки дождётся встречи. Связь наша крепка, так что не ушла душа. Небось, так и бродит где-то на берегу этой самой реки. Хоть с тобою собирайся.

– Верно. Собирайся, – Ульяна протянула руку. – Идём.

– Куда?

– Идём…

Туда, где кипит средь каменных берегов огненная река. Ульяна видела её. А ещё она теперь умеет и так. Раз. И вот парк исчезает, и тёмный ручей тоже исчезает. Этот берег высок и зарос сухой травой, которая того и гляди полыхнёт. От воды тянет жаром. И пахнет раскалённым камнем, металлом. Кружится в воздухе то ли пепел, то ли снег. И ложится на гранитные перила моста.

– Ты… – матушка замерла. – Это… что?

– Река Смородина. Идём.

– Я не пойду. Ты… Ты не понимаешь! – матушка попятилась, пытаясь высвободить руку. Но Ульяна держала крепко. – На этот мост живым нельзя. Пройти туда легко, а назад уже… и мертвецы скоро почуют нас… меня…

– Отец?

– Если бы только он.

– Что, ты кому-то ещё жизнь испортила?

Над рекой поднялся дым.

Белесый, он туманом выползал на берег.

– Уведи меня… я… я не хочу его видеть! Господи, да ты понимаешь, что он со мной сделает? Он заберет меня, Ульяна! Он заберет меня туда! А я не хочу! Я хочу просто жить. Нормально. С мужчиной, который любит меня сам, без заклятий и приворотов! В достатке, спокойствии, без этой суеты вокруг силы и способностей, без… я просто…

Дыма становилось больше. И пах он не только огнём, но и свежескошенною травой, ветром, солнцем, чем-то, чем не может пахнуть дым.

– Нет, – Ульяна покачала головой и, коснувшись дыма, наощупь мягкого, скользкого, что шёлк, сказала. – Нельзя бегать от себя бесконечно. Всё равно не убежишь. Это я поняла.

– У источника?

– Да.

– И зеркало было?

– Было.

– И кого ты увидела?

– Себя.

– Испугалась?

– Нет. С чего мне себя пугаться?

– Ну да… конечно… я… я тоже увидела себя. Знаешь. Я знала, что некрасива. Точнее не так красива, как они… не так сильна, но чтобы настолько жалкая? Нервная. Суетливая…

Туман уже укрыл и реку, и берега, и казалось, что нет ничего, кроме этого вот тумана. Но когда из него поднялась первая фигура, матушка вздрогнула.

И снова попятилась.

Ульяне пришлось взять её за руку.

– Нет. Если уйдёшь, то ничего не изменится…