Текст книги ""Фантастика 2025-178". Компиляция. Книги 1-19 (СИ)"

Автор книги: Артур Гедеон

– Я был услышан и благословлен, – сказал мерзкий старик. – Уходим!

И как неожиданно вошли сюда, так же быстро они и покинули этот бесовской храм, оставив детектива Крымова и Антона Антоновича сидеть в темноте и напряженно дышать.

– Подождем минут десять, – сообщил Долгополов.

– Ок, – коротко согласился детектив.

Но вышли они уже минут через пять – не терпелось. И на вокзал стоило поторопиться. На улице Крымов сказал:

– Если этот Молох видел нас, почему не выдал мерзкому старику?

– У меня тоже есть управа на бесовские силы, или вы забыли? – ответил вопросом на вопрос Долгополов. – Равновесие – великое дело, Андрей Петрович.

– Нам стоит опасаться этой компании?

– Я же вам сказал: это самое сложное дело в вашей профессиональной биографии, – ответил мудрый Профессор, достал телефон и набрал номер. В глубине улицы вспыхнули фары затаившегося в темноте автомобиля. – Хорошо, что я попросил моего водителя отъехать подальше от этого домика-пряника. И хорошо, что мой водитель не заметил этой компании. А то бы пошел на выручку и непременно погиб. И нас бы выдал. Стоит поторопиться на вокзал – приедем минута в минуту. – Автомобиль уже двигался в их сторону. – Впрочем, у меня не было предчувствия тревоги или беды. А вот предчувствие новых врат, открывающихся впереди перед всеми нами, еще как было и есть.

Через десять минут внедорожник остановился у вокзала. Крымов вышел первым, за ним поторопился Долгополов. Он будто ждал вопроса от своего агента.

– Вы забыли рассказать мне о видении, – сказал Крымов. – Антон Антонович? – его тон был требователен. – Я жду.

– Понимаю вас, Андрей Петрович. То, что вы видели, происходило тысячи лет назад, и вы несомненно видели самого себя. Это пока все, что я вам скажу. А теперь поторопитесь на поезд – мои люди сойдут, как только увидят вас. За вами мы не последуем. И будьте предельно осторожны на каждом шагу. Удачи!

Еще минут через десять Андрей сидел на своей нижней полке и слушал громкое сопение лежащего напротив Егора Кузьмича. Машенька по-прежнему спала с берушами в ушах почти что девичьим сном и улыбалась. Крымов вздохнул: теперь его заботы о ней поприбавится – и раз этак в сто. Никому он не позволит причинить ей вред.

Егор Кузьмич потянулся во сне, широко зевнул, не сразу открыл заспанные глаза:

– Ты где был? – сипло поинтересовался он. – Я просил самогону плеснуть. Как милостыню просил. Обессилел я сам.

– На перроне курил, – как ни в чем не бывало ответил Крымов. – Ты же все купе перегаром продышал. Вот я и отрезвлялся.

– Грубиян ты, Андрюша, – заявил Добродумов, отвернулся к стенке и вскоре вновь стал выводить носом грозные пугающие трели.

Глава пятая. По следам мироеда Растопчуна

Родное Поволжье встретило Добродумова и Крымова сладко зевающими на своих полках. Егор Кузьмич еще и недовольно кряхтел. А вскоре мужчины уже пили чай. Между ними возвышалась баклажка из-под минералки с подозрительно мутным напитком. Андрей Петрович только пригубливал, Добродумов не изменял своим правилам – часто и с охотой отпивал. Мария все еще спала на верхней полке – испытания последних двух суток истощили ее силы. Вторая верхняя полка пустовала – они ее купили, чтобы не подсадили чужака.

Быстро стучали колеса, нервно позвякивала чайная ложечка, тычась носом в стакан. До пункта назначения оставалось всего ничего…

– Ты веришь, Андрей, что эти камни оттуда? – Егор Кузьмич указал пальцем на потолок купе. – Из просторов Вселенной, в смысле…

– Да кто ж его знает, – подняв голову и взглянув на спящую женщину, пожал плечами Крымов. – Они ведь и впрямь светились, эти камни, и самым чудесным образом: что у Маши, что у Растопчина, и чем ближе их подносили к этой Небесной карте, тем сильнее был свет. А карта эта из камня, о который сталь погнулась? Жуть! Сам же видел?

– То-то и оно, что видел, – наливая в стакан самогон, кивнул Егор Кузьмич. – Как в сказке! – Он опрокинул полстакана. – В страшной сказке про вампиров. Если о наших конкурентах вспомнить.

– Ваша правда, – сонно отозвалась с верхней полки Бестужева.

– Доброе утро, Машенька, – сказал Крымов. – Вставайте, через час будем на месте.

Осень в Сермяжинске была погожая. На перроне остро смешались терпкий аромат мазута и утренней свежести. Такие запахи – к желанным приключениям.

– Я есть хочу, мужчины, – сказала Мария. – А вы?.. А-а, – вспомнила она, – у вас было время позавтракать, и не только…

– Слышу упрек в голосе, – как бы между прочим констатировал Добродумов.

– Ни в коем случае, Егор Кузьмич. Так как насчет завтрака?

– Я от пары котлет не откажусь, – заверил ее Крымов.

– А уж как я не откажусь, – подхватил Добродумов. – Проглочу только так. От пирожков с луком у меня изжога.

В одном из привокзальных кафе они плотно позавтракали, Егор Кузьмич взбодрился напитком. Гости Сермяжинска поймали такси и поехали к месту назначения.

– Директор музея краеведения – мой кузен Аполлинарий Захарович Стародумов, – по дороге объявил Егор Кузьмич. – Я вам не говорил?

– Нет, – удивился Крымов.

– Только смотрите, он – строгий, не то что я.

Краеведческий музей города Сермяжинска находился на улице писателя Ивана Александровича Гончарова и располагался в шикарном особняке русского классика.

Директора музея путешественники встретили в холле. Крымов и Бестужева глаз не могли оторвать от этого человека – он был копией Егора Кузьмича. Только чуть моложе, ухоженнее и цвет лица имел благородно-бледный. Но с такой же бородой, разве что покороче и поопрятнее.

– Представляю: Аполлинарий Захарович Стародумов. Андрей Петрович Крымов, мой друг, и его прекрасная спутница – Бестужева Мария Федоровна, из графьев, кстати, тех самых.

– И как вы его терпите? – кивнул на родственника местный директор.

– С удовольствием, – ответила молодая женщина.

– Нам нужна вся информация о вашем фабриканте – Лаврентии Спиридоновиче Растопчуне, – продолжал Егор Кузьмич.

– О мироеде?

– О нем, душегубе. Только найди для нас закуток поуютнее, чтобы никто не мешал.

– Будет тебе отдельный кабинет. И не дыши ты на меня, – мрачно возмутился он. – Как Змей Горыныч ведь.

– Кодироваться не надо было, Аполлинарий, – заметил Егор Кузьмич, – жил бы сейчас радостно, горя бы не знал. Хлопнул вечером рюмочку – уснул счастливым, хлопнул утром – счастливым пошел на работу. Благодать.

– Пошли, птица-говорун.

– Тогда уж полетели, братец.

Аполлинарий Стародумов выделил гостям из Царева отдельный кабинет, где они обложились газетами и журналами вековой давности. Был тут и компьютер с интернетом.

– Забыл сказать, – уже на пороге вспомнил директор, – у нас же в библиотеке есть спец по мироеду – Никифор Ряженцев. Он даже монографию про него написал в серии «Титаны купеческого дела Средней Волги». Нужен будет – скажите, я его к вам направлю.

– Спасибо, – за всех поблагодарила его Бестужева. – Если что, обязательно скажем. Но дело уж больно конфиденциальное – раньше времени не хочется никого впутывать.

Едва Стародумов удалился, они втроем с головой ушли в работу. Но газеты, информацию из которых пока так и не оцифровали, открывали то, что не смогла бы открыть и «волшебная коробочка» Крымова, как ее называл Егор Кузьмич. И вскоре они углубились в обрывки богатейшей биографии фабриканта Лаврентия Растопчуна. Он и впрямь скупал земли обедневших крестьян Заволжья, строил кожевенные и полотняные фабрики, кирпичные заводы, сотнями тонн продавал зерно и муку, выращивал коней, построил кумысолечебницу. Это что касалось его первой половины жизни. А вот вторую половину он вел себя довольно странно: стал вести уединенный образ жизни, часто выезжал за границу, и наконец внезапно выяснилось, что к нему то и дело наведывались иностранные эмиссары. Открыл это перед всем миром секретарь Растопчуна некто Алексей Привалов. Он-то во всем и сознался полиции. Секретарь решил, что его хозяин – немецкий шпион. Как минимум! Это было в 1904 году, накануне Русско-японской войны. Напряженная международная обстановка давала о себе знать. Газетчики разузнали, что Привалов рассказал о своих подозрениях на исповеди настоятелю церкви, священник оставил тайну на его совести, но посоветовал обратиться к властям. «Кабы чего не случилось!» Привалов так и поступил. Разгневанному Лаврентию Растопчуну пришлось оправдываться перед губернскими властями. Он заявил, что пожелал развивать экономические отношения с другими странами, в том числе поставлять на экспорт лечебный кумыс калмыцких кобылиц, которых на его пастбищах было в изобилии, но до поры до времени «хотел сокрыть это втайне, дабы не разбередить энтузиазм в умах конкурентов». Именно так отвечал купец первой гильдии Лаврентий Растопчун. Ему поверили и дело замяли. Фигурантами этого конфликта значились несколько иностранцев. Некий «сеньор Хуарес из Португалии», «мистер Болтон из США» и «сеньор Фаринелли из Рима», японец «господин Суки Яма» из Окинавы. А еще англичанин, по свидетельству журналиста, «вор высочайшей квалификации – доктор Френсис Уайкер». В родной Англии его обвиняли в краже века: якобы он похитил знаменитый бриллиант Аль-Яд Аль-Ямма, принадлежавший королям Англии и хранившийся в Букингемском дворце. «Камень найден не был», так сообщалось в статье.

– Да-а, – положив руки на подшивку старых газет, покачал головой Крымов, – однако…

– Интересная фигура вырисовывается, – согласился с ним Егор Кузьмич. – Растопчун, мать его.

– Максимилиан Лаврентьевич и Лаврентий Максимилианович могли бы им гордиться, – кивнула Мария Бестужева. – Яблоко от яблони.

Пора было отобедать.

– Я все куплю – ищите, – сказал Крымов.

Когда он вернулся с двумя пакетами, Егор Кузьмич его обрадовал:

– А Машенька кое-чего накопала – догадалась по английским сайтам пройтись!

Бестужева и сама встретила Крымова загадочной улыбкой. Она сидела за компьютером, в руках у нее была объемная распечатка.

– Я нашла интересную информацию о Френсисе Уайкере, – ее глаза так и горели, – о похитителе алмаза!

– Неужели?! – удивился детектив.

– Да, в газете «Таймс» за 1900 год и в других изданиях, даже в юмористическом «Панче»!

Крымов поставил оба пакета на стол.

– Так-так, Машенька, продолжайте…

– Заголовки такие: «Кто похитил алмаз Аль-Яд Аль-Ямма – гордость принцев Уэльских?» Или: «Король воров – Френсис Уайкер!»

– Заголовочки бьют напрямую, – усмехнулся Крымов.

– Вот именно. Или: «Похищение века в королевском доме!» И тэ дэ, и тэ пэ. Одни громкие слова и домыслы репортеров. Но все это ерунда в сравнении с тем, что я нашла в литературном журнале «Атенеум». Это популярное издание для респектабельного и читающего среднего класса. Одним словом, журнал для джентльменов. И вот тут я нашла увлекательную публикацию об интересующем нас предмете. Она называется: «Кровавый бриллиант, или “Карпатское дело” Артура Кинга».

– Артур Кинг? – нахмурился Крымов.

– Да, известный лондонский частный сыщик, к услугам которого в случае больших неприятностей прибегали даже коронованные особы.

– Кто же автор этой повести?

– Джек Хемиш, друг и биограф Кинга. С первых строк я поняла: это именно то, что нам нужно, – оживленно кивнула Мария Бестужева. – Из Букингемского дворца пропал бриллиант. И не откуда-нибудь, а из короны его величества! Бриллиант именовался «Звезда Каира». Похитителем и был, как писали в прессе тех времен, «вор высочайшей квалификации – доктор Френсис Уайкер». Кровавый след тянется через весь Лондон, всю Англию, а потом и Европу, и заканчивается он в Трансильвании на рубеже девятнадцатого и двадцатого веков. Там, в Румынии, почти в то же самое время оказался и «сеньор Хуарес из Португалии», фигурант по делу исчезнувшего камня Ал Рузим, «Звезды амазонок» или «Рычащего льва», или Беллатрикс, одной из самых ярких звезд небосвода из созвездия Ориона.

– Вы умница, Маша! – восхитился Крымов.

– Это только начало, Андрей Петрович, – кивнула Бестужева – у нее самой глаза горели в эти минуты. – Далее в Румынии очутился каким-то чудом «мистер Болтон из США», фигурант по делу украденного у семьи Дюпонов рубина «Нить жемчуга», или Альнилам. Чувствуете, Андрей Петрович? Егор Кузьмич?

– Еще как чувствуем, – перехватив взгляд Крымова, кивнул Добродумов. – Вот куда клубочек-то катится, Андрюша…

– Да, это ниточка на славу, – согласился Крымов.

– Далее у нас идет «сеньор Фаринелли из Рима», он тоже был в Румынии приблизительно в то же самое время.

– А этот пройдоха что украл? – поинтересовался Добродумов. – Какой камушек?

– Он только фигурант, – подняв указательный палец, пояснила Мария Бестужева. – По делу о похищенном изумруде из сокровищницы Ватикана, именовавшемся «Матерчатый пояс», или… Альнитак!

– Фантастика! – пропел Крымов. – Вот это расследование, Машенька…

– Но есть еще последний камушек, – почесал бороду Егор Кузьмич. – Минтака, кажись?

– Именно! – согласилась Бестужева. – И тут на сцену выходит японец Суки Яма, он проходил по делу о похищении бриллианта «Пояс», или Минтака, который украшал корону японской императрицы Цыси. Он тоже побывал в Трансильвании! И все эти бесподобные воры находились в Румынии приблизительно в одно и то же время. Понимаете почему?

– Еще бы, – кивнул Крымов. – Их ждал один и тот же человек.

– Именно, Андрей Петрович!

– И кем же был покупатель? Его имя?

– А вот имя покупателя нигде не фигурирует, – ответила Бестужева. – Мы можем только предполагать.

– Вот куда вбухал все свое состояние фабрикант Растопчун, – вымолвил Егор Кузьмич. – Теперь ясно, почему у него не нашли предполагаемых миллионов. Но кто бы мог подумать, Андрей?

– Но если у нашего Максимилиана Лаврентьевича и его сынка только один камень – Саиф, и он со всей страстью конкистадора ищет другие, значит, он ни слухом ни духом о том, куда его предок упрятал другие камни? – спросил у компаньонов Андрей Петрович.

– Зришь в корень, – кивнул Егор Кузьмич.

– И значит, мы имеем с ним равные шансы на то, чтобы отыскать все эти камни, – сказала Бестужева. – А теперь, может быть, знаем и поболее этой семейки?

– И вы зрите в корень, Мария Федоровна, – кивнул Егор Кузьмич.

– Нам известно главное: все камни у нас в России, – уверенно заявил Крымов. – По крайней мере, это наиболее вероятная версия.

– Пройдоха Растопчун умер при невыясненных обстоятельствах – асфиксия с ним приключилась, – сказал Егор Кузьмич. – Это известно всем краеведам. Еще до революции дело было. Вот тогда и обнаружилось, что больших денег у него нет. Я не сомневаюсь, что камни он спрятал, да мало ли буржуев камни прятали. Большевики все вытащили. И за границу продали – за станки и оружие.

– Как бы мне этого не хотелось! – разочарованно покачала головой Мария.

– Выходит, мы в тупике? – спросил Андрей Петрович.

Бестужева пожала плечами:

– Мне и Растопчину досталось только по одному камню, но остальные, думаю, исчезли… если не навсегда, – вздохнула она, – то еще лет на сто. Увы!

В эту самую минуту в дверь кабинета тихонько постучались. Вернее, даже поскреблись. Точно еще до конца не решились: а стоит ли беспокоить занятых людей?

– Войдите! – громко сказал Крымов.

Дверь осторожно приоткрылась, и в кабинет вошел невысокий, тихий и всем своим видом нерешительный человек. Музейная мышь!

– Здравствуйте, – мягко сказал он. – Никифор Борисович Ряженцев, – представился он. – Заведующий библиотечным архивом музея. Я совершенно случайно услышал обрывки вашего разговора и понял, что вам без меня не обойтись.

– Как это? – поинтересовался Крымов.

– Вас интересует сокровище Лаврентия Растопчуна?

Крымов переглянулся с друзьями.

– Можно сказать и так… А-а, вы тот самый специалист по Растопчуну? Это о вас говорил нам директор Стародумов?

– Наверное, обо мне. Других специалистов по Лаврентию Спиридоновичу у нас нет.

– Хорошо, – кивнул детектив, – если поможете – будем рады.

– Мой прадед служил в Министерстве юстиции Российской империи в звании статского советника и полжизни посвятил одному делу, которое напрямую касается вашего интереса. Почти все свои богатства Растопчун однажды вывез из России и простился с ними в Трансильвании. А вернулся в Россию предположительно с другим богатством – драгоценными камнями.

– Ну это мы и без вас знаем, коллега, – усмехнулся Егор Кузьмич.

– Догадываемся, по крайней мере, – поддержал товарища Крымов.

– Я знаю, куда он эти камушки спрятал, – совсем тихо вымолвил Ряженцев.

– Куда? – так же тихо спросили три кладоискателя.

– Я хочу в долю, – твердо сказал Ряженцев.

– Куда ты хочешь? – помрачнел Егор Кузьмич.

– В долю, коллега, в долю, – кивнул Ряженцев. – Я человек тихий и скромный, язва желудка беспокоит, другие болезни, для приключений не гожусь. А вы, как я вижу, совсем иные…

– Молодые и дерзкие? – спросил Егор Кузьмич.

Ряженцев с сомнением оглядел пожилого балагура, затем перевел взгляд на мощного фактурой детектива.

– Профессионалы.

– Так сколько вы хотите, Никифор Борисович? – спросил Крымов.

– Четверть, разумеется. Если, конечно, эти камушки вообще существуют, – усмехнулся он.

– Нет, Никифор Борисович, – мотнула головой Бестужева. – Не пойдет. Камни ни вам, ни нам не принадлежат. И потом, они ценны, когда собраны вместе. – Мария обворожительно улыбнулась. – Поверьте мне на слово. Но я могу вам предложить вполне приличную сумму, если вы пожелаете открыть нам свой секрет.

– И какую же? – глаза Ряженцева заблестели.

– Подойдите, – попросила Бестужева и поманила его пальцем.

Ряженцев приблизился к молодой женщине. Обняв его за плечо, она потянула его к себе, прижалась губами к его уху.

– Сколько?! – вспыхнув от волнения, воскликнул он.

– Именно, – ответила Мария Федоровна. – Вы согласны?

– А не обманете?! – шепотом спросил он.

– Даю вам честное слово потомка графов Бестужевых. – Она сняла с шеи старинный серебряный медальон в форме сердечка на длинной цепочке, куда-то надавила, и тот раскрылся. Мария Федоровна взяла оттуда пальчиками удивительной красоты камушек, отражавший свет гранями, и положила его на ладонь обомлевшего Ряженцева. – Этот бриллиант – половина обещанной мною суммы.

– Вы полны сюрпризов, Машенька, – покачал головой Крымов.

– Точно! Вы у нас как золотая антилопа, Мария Федоровна, – воодушевленно констатировал Добродумов. – У вас прям из-под копытцев драгметаллы и самоцветы вылетают.

Но Мария сейчас смотрела только на Ряженцева.

– Не подделка? – проблеял тот.

– Да как вы смеете, сударь? – ответила вопросом на вопрос Бестужева. – Камни из фамильной диадемы. Батюшка постарался – спрятал для дочки.

Егор Кузьмич и Андрей многозначительно переглянулись.

– Возьмите этот камень, как залог, садитесь и говорите, – потребовала Мария у библиотекаря. – Прошу вас.

Зажав камушек в кулаке, краевед сел в кресло.

– Ну хорошо, – живо кивнул он. – Я много сидел в архивах, изучал дело Лаврентия Растопчуна. К примеру, где и какие у него были земли. Что он покупал и что продавал. И что где строил. – Ряженцев выставил вперед указательный палец. – И вот что я обнаружил: земли у него были всюду, но в первую очередь на территории Поволжья: в Сермяжинской губернии, Царицынской, Бобылевской, а еще в Суходолове и в Копоть-на-Волге. И в каждой на хорошем земельном участке у него была построена церковь в подарок городу. На века сооружена – крепко. Что интересно, даже большевики ни одну из них не снесли. Обезглавили – да, но не снесли. В одной склад устроили, в другой – типографию, в третьей – фабрику, в четвертой – спичечный заводик, в пятой – пекарню. Только купола сбили, и все. Пожалели добро-то сносить! Вот я и подумал: Растопчун, понятно, революцию предвидеть никак не мог, да и своего краха тоже, потому знал: церкви эти тысячу лет простоят, как белокаменная на Нерли. И батюшки у него были свои, прикормленные. В списках-то значится, какие он пожертвования делал. И все церкви на карстовых породах построены были, где подвалы – настоящие тоннели. В этих пяти церквах он сокровища и разложил – не стал все яйца в одну корзину складывать. – Ряженцев потряс кулачком с бриллиантом. – Вот это и есть моя тайна, моя гипотеза, за которую я и прошу свой гонорар. – И спрятал камушек от греха подальше в карман мешковатого пиджака.

– Я так и знала, так и знала, – сказала Бестужева и посмотрела на Крымова и Добродумова. – Так я и думала! Мне нужна карта Поволжья.

И тотчас нашла ее на компьютере.

– Никифор Борисович, – обратилась к заинтригованному краеведу Бестужева, – покажите, пожалуйста, хотя бы приблизительно, где в названных губерниях расположены эти храмы. Сможете?

– Отчего же не смочь? – пожал плечами Ряженцев, поднялся и встал у нее за спиной. – Вот здесь, – ткнул он пальцем в Бобылевскую губернию, – красивая церквушка была, – и пошел далее по губерниям, – вот тут… здесь епархия назад забрала… вот была добрая церквушка… и туточки. Последняя – наша пекарня, Сермяжинская.

– Расскажите нам о пекарне, пожалуйста. Если что-то знаете.

– Немного. Рядом с церквушкой, в пристрое, крестильная раньше была. Из церкви пекарню сделали, из пристроя – хлебный магазинчик.

Мария Бестужева, выслушав его, спросила:

– А скажите, Никифор Борисович, вы пальцем приблизительно показали? Это важно. Для нас.

– Конечно, приблизительно, – улыбнулся он, – плюс минус километров пятьдесят.

– И какое между ними расстояние? – теперь уже у всех трех мужчин спросила Бестужева. – Самое короткое?

– Думаю, километров этак сто пятьдесят, – решительно ответил Андрей Петрович. – Но есть и больше.

– Но не меньше! – воскликнула Мария Федоровна. – Не меньше, понимаете?

– А при чем тут расстояния? – поморщился Никифор Борисович. – Что-то я в толк не возьму…

Мария многозначительно взглянула на Крымова, а потом бросила незаметный взгляд на Ряженцева. Крымов понимающе кивнул.

– Ну так что, Никифор Борисович, спасибо за ваш рассказ, – сказал детектив, – сейчас мы попрощаемся, а завтра утром приглашаем в сберкассу, а затем вы направитесь своей дорогой, а мы своей.

Но Ряженцев не смог скрыть догадки:

– Подождите, подождите… Уж не верите ли вы в так называемую Звездную карту царя Саула? В карту царей-лукомонов? В Небесный камень? В котором якобы должны оказаться все семь камушков, а в отпечатке руки – ладонь того человека, который собрался жить вечно?

Три старателя слишком явно и оживленно стали переглядываться – и выдали себя с головой.

– Я угадал, дамы и господа? – усмехнулся Ряженцев с чувством превосходства. – О да, я угадал!

– И что вы знаете о Звездной карте царя Саула? – спросила Бестужева.

– Да, Никифор, что ты знаешь о Небесной карте? – кивнул Егор Кузьмич.

– А еще камушек дадите? Шучу я, шучу, – дал он задний ход, перехватив взгляд Крымова. – Расскажу в качестве бонуса.

– Будьте так любезны, – кивнул детектив.

– У моего учителя, старого краеведа Поддужного, был обрывок одного средневекового восточного документа. Какой-то Феллах ал Батур посвятил его Сулейману Великолепному. Такому бы обрывку в музее лежать, под стеклом, а он хранился в целлофане дома у старика. Первой части рукописи не было – она оказалась утеряна, но вторую часть я прочитал, и то лишь тогда, когда мой учитель оказался в больнице и попросил меня съездить к нему домой и привезти его вещи. А я-то знал, что его секретер хранит много тайн, и ведал, где ключик от секретера припрятан.

– Любишь ты подглядывать и подслушивать, Никифор! – погрозил ему пальцем Добродумов.

– Не любил бы – и вам бы не пригодился, – резонно парировал тот.

– Дальше, Никифор Борисович, – попросил Крымов.

– Память у меня, как вы понимаете, очень хорошая. Я бы сказал – феноменальная. Первые строки обрывка я помню дословно: «…Тут, о великий султан Сулейман, и начинается главная история карты царей-лукомонов! Именем царя Саула и будет называться Звездная карта, потому что мы доподлинно знаем, что именно ему она и досталась…»

– Очень интересно, Никифор Борисович, – похвалила его Бестужева. – Продолжайте, прошу вас.

– Суть такова, – продолжал Ряженцев, которому польстило внимание такой красивой женщины, которая к тому же разбрасывается бриллиантами и деньгами. – На территории Малой Азии, в Анатолии, жил-поживал мусульманский владыка царь Саул. Как и все великие мира сего, он все чаще думал о бренности земного существования, и желание жить вечно все сильнее обуревало его. И однажды визирь ал Аюм открыл ему рассказанную волхвом-халдеем тайну о карте царей-лукомонов, давно известной как «Проклятая карта». Я буквально называю вещи своими именами, – подтвердил Никифор Борисович. – Эта карта и семь камней, вставленных в ее гнезда, раз в тысячу лет дарила своему обладателю вечную жизнь. В годы правления Саула как раз истекало одно тысячелетие и начиналось другое. Ал Аюм открыл хозяину эту тайну на свою голову, потому что царь Саул приказал визирю отыскать карту и драгоценные камни – суть семи планет созвездия Ориона. Саул пообещал, что не пожалеет никаких средств для этих поисков. Но и не сжалится над жизнью ал Аюма, его матери, любимой жены, трех сыновей и семи дочерей, если тот не добьется желаемого для своего повелителя. Опять цитирую на память: «Великому визирю ничего не оставалось, как надеть это ярмо на себя и открыть поиски, равных которым еще не было на земле!» Основная часть рукописи рассказывала о том, как ал Аюм потратил треть своей жизни на поиск семи драгоценных камней и самой карты, сколько преступлений он совершил, пока добывал желаемое. И сколько мучений выпало на долю его семьи, потому что стареющий царь Саул убивал одного его близкого человека за другим, торопя визиря как можно скорее добыть бесценную карту, чтобы он, Саул, мог вложить в нее руку и, получив молодость и силу, избежать смерти… Рассказываю близко к тексту, коллеги, сохраняя стилистику письма, – пояснил Ряженцев. – Сам уже глубоко пожилым человеком, с истерзанной душой, ставшей чернее ночи, визирь ал Аюм нашел Карту расенов и все ее «звездные» камни. Мать и жена его к тому времени умерли в заточении, погибли все дочери и два сына.

– Жесткач, – кивнул Добродумов. – Подожди, Никифор, дай помянуть души убиенных. – Он свинтил крышку с баклажки и сделал три глотка. – Мир их праху!

– Егор Кузьмич, – осуждающе нахмурилась Бестужева.

Ряженцев с любопытством наблюдал за процедурой поминовения.

– Пардоньте, Мария Федоровна. Не мог удержаться. Продолжай, Никифор, продолжай, менестрель, – кивнул бодрый старик.

– Продолжаю… Лишь последний, младший сын ал Аюма, остался в живых. Это он перед погибающим от старости Саулом, так долго ждавшим дорогого подарка, вставил все камни в Звездную карту – и тем самым спас жизнь себе и своему обессилевшему отцу. И еще раз цитата – так заканчивал свой трактат Феллах ал Батур: «Но одно неизвестно, кто вложил руку в отпечаток богов Вселенной. Ведь по иным свидетельствам, увидев долгожданное сокровище, царь Саул умер от разрыва сердца, тщетно протягивая руку к черному камню – Звездной карте. Кто же сумел вобрать в себя силу Вселенной и продлить свою жизнь ровно на тысячелетие? Жестокий царь Саул, визирь ал Аюм или его последний сын Кадиз? Кто до сих пор знает путь «Звездной карты царя Саула», «проклятой карты»? Кто несет эту тайну уже пятьсот лет?.. Записано Феллахом ал Батуром для его несравненного господина султана Сулеймана Великолепного, в славном городе Стамбуле, столице правоверного мира».

– Молодец, Никифор, – похвалил его Добродумов. – Правда, Мария Федоровна?

– Да, – кивнула та. – Спасибо за бонус.

– Почему мне кажется, что вам знакома первая часть того документа? – хитро прищурил глаза Ряженцев. – Я прав? Скажите?

– Много будешь знать – скоро состаришься, – ответил Добродумов.

– Завтра утром вас ждет вторая часть гонорара, – заверила библиотекаря Мария Федоровна.

– Ухожу, – кивнул Ряженцев. Он понимал, что перед ним не шутники, а именно профессионалы. И лишнего они все равно не расскажут. Но промолчать напоследок не смог: – Только я в эту легенду про карту, камушки и вечную жизнь не верю. Так не бывает!

Когда дверь за ним закрылась, Крымов покачал головой:

– Интересно, кто из трех этих людей – Саул, ал Аюм или его младший сын – вложил свою руку в Звездную карту?

– Хочешь спросить, кто тот проклятый мерзкий старик? – усмехнулся Добродумов. – Из этих трех персонажей?

Крымов опустил глаза – он решил не рассказывать ни Егору Кузьмичу, ни Машеньке, кого и что видел со своим загадочным куратором в том проклятом доме в городке Черный Рог. Меньше знаешь – крепче спишь.

– Неужели такое может быть? – сделав еще глоток самогона, поморщился Егор Кузьмич. – Мне, как и Никифору, не верится, и все тут. Хоть убей!

Зато Бестужева могла дать волю чувствам – ее глаза так и сияли.

– Эти камни должны отстоять друг от друга как минимум на сто километров, – тихо проговорила она компаньонам, – чтобы их сила не терялась, наоборот – копилась. Теперь уже ясно: мы у последней двери нашей тайны.

Крымов кивнул:

– Эту дверь еще открыть надо, милая Мария Федоровна.

А внутри голос настойчиво повторял слова Антона Антоновича: «Очень возможно, что за вами следят. На расстоянии, но неотступно».