Текст книги ""Фантастика 2025-178". Компиляция. Книги 1-19 (СИ)"

Автор книги: Артур Гедеон

– На меня тут почти все пялятся, – заметила девушка.

Старичок Роднянский – а ведь когда-то был моложав и пощипывал проходивших мимо крутобоких дамочек! – повторил фокус Мессинга с угадыванием спрятанных предметов. Испытуемый должен был думать о том, что он спрятал и где, а Роднянский угадывал месторасположение и характер предмета. Это уже было круто – тут требовалось уметь читать мысли.

– Они точно не сговорились заранее? – взволнованно спросила Юленька.

– Понятия не имею, – пожал плечами Горецкий. – От циркачки Аделаиды я бы ожидал всего. Но скоро будет индус, смотри!

После еще нескольких номеров Аделаида объявила:

– Брахман и йог Чандра Махараштра Сингх!

Она перечислила его звания, и вышел смуглый-пресмуглый «заморский гость из Индии», в белой робе, в туфлях с закрученными носами, белоснежной чалме и с большой неказистой дудкой.

– Он покажет номер «живая веревка», или «веревка-змея»!

Брахман и йог протяжно задудел на добрую минуту, а потом из его магического ящика стала подниматься толстенная веревка, похожая на корабельный канат. Это было покруче фокуса со змеей! Та хотя бы живая и поддается дрессировке, это можно объяснить, но как может поддаться дрессировке корабельный канат? Поди угадай. Тут только брахман и разберется. Когда веревка поднялась из ящика на метр, а музыка заиграла тише, сын брахмана, маленький индус в таком же белом балахончике и чалме, с ятаганом в руках, подошел к ящику, взмахнул своим мечом и резанул вертикально воздух – в одну сторону, в другую, третий раз, четвертый, пятым махом рассек воздух наискось, и все убедились, что никакая тончайшая нить не поднимает с потолка корабельный канат, что он сам идет наверх лишь по велению индуса в чалме и его волшебной дудки. А брахман задудел с новой силой, и веревка пошла еще выше, еще и так достигла потолка. Тут, надо сказать, все смотрели на представление затаив дыхание. И только восторженные перешептывания катились по гостиной «повелительницы вселенной», Аделаиды Калюжной. И когда веревка достигла потолка, индус, все делавший неторопливо, убрал дудку от пухлых губ и, прижав ее к груди, поклонился залу; все бешено зааплодировали, но и всем было понятно – закончен только первый акт представления. С толстенной веревкой посреди гостиной надо было что-то делать. И тогда брахман, по совместительству артист-фокусник, взял ее в кулак и основательно дернул вниз. Веревку как будто прикрутили к потолку. Брахман позвал сына, тот вцепился в веревку и повис на ней. Поболтавшись, как обезьянка на лиане, он встал на пол, отпустил веревку, поклонился вслед за отцом и отошел к стене. Индус сказал что-то на своем индийском, и обращался он к Аделаиде, а та, выслушав его, перевела:

– Брахман Чандра просит кого-то выйти и подергать веревку, а может, и покачаться на ней, как это только что сделал его сын.

И почему-то все взгляды обратились на молодежь – на худого сивого парня, карточного шулера, и на Юленьку. Причем на нее смотрели с большим энтузиазмом.

– Иди, повиси на веревке, – сказал Горецкий.

– Кто, я? – прошептала она.

– Ты, а кто же? Если этот доходяга с картами повиснет на ней, зрелище потеряет весь шарм. Выручай Аделаиду и себя покажи. Недаром же все фокусники берут в ассистентки красоток. Ну?

Аделаида захлопала в ладоши:

– Юленька, мы просим вас, помогите нам!

Весь зал зааплодировал, и в первую очередь доходяга-шулер. Иначе потребовали бы его.

– Ладно, – согласилась Юленька.

Она бодро встала и вышла к индусу. Тот поклонился девушке и указал на веревку. Юленька осторожно подергала веревку, она держалась крепко, без подвоха, посмотрела на Горецкого, и он ободряюще кивнул: мол, давай, девочка, смелее!

Юленька повыше прихватила веревку и, подобрав ноги, повисла на ней. Веревка была как из пластичного металла, едва гнулась в стороны.

– Опля! – сказала Аделаида.

Юленька повисела так немного, а потом опустилась на пол и поклонилась. Вместе с ней кланялись индус и его сын с ятаганом у пояса. Вся гостиная аплодировала. Но что было делать с веревкой? Индус протянул дудку сыну, а сам хлопнул в ладоши. И веревка, мгновенно став веревкой, рухнула прямо в черный ящик. Аплодисменты теперь покатились еще сильнее. Аделаида на этот раз кланялась вместе с двумя индусами – как-никак, а это она пригласила их в Москву.

Юленька вернулась на место и спросила:

– Ну, как я?

– Хоть завтра на гастроли, – ответил Горецкий. – Только бикини и коротенькая юбка нужны.

– Есть штук пять бикини, – сказала девушка. – И юбки короткие тоже имеются.

– Тогда все путем, красотка.

Пришло время выступать Аделаиде. Все это время она размышляла, что выкинет Горецкий, что за номер придумал этот тихий профессор, что, судя по его омоложению и юной пассии, что пришла с ним, изменился. Тем не менее, когда Аделаида прошла мимо него, то специально задела его бедром.

– Сейчас – я, потом – ты. Но если облажаешься – смотри у меня! – на ходу весело прошипела она. – Профессор!

Номер Аделаиды был волнующим и, как все догадывались, страшным. Для нее уже поставили круглый столик в середине сцены, а на него своими руками на подставке она вынесла хрустальный шар. Выключили свет, только одна лампа светила на шар сверху, отчего тот, если зритель хоть немного смещал угол зрения, переливался и щедро искрился, пуская в стороны лучи.

– Красиво, – прошептала Юленька.

– Да, чудный шарик. Интересно, что в нем появится? Или кто?

– А в нем должен кто-то появиться?

– А для чего он тогда тут? Конечно, девочка. Это живой шарик…

И тогда Аделаида, стоя позади столика и шара, держа руки сантиметрах в десяти от сферы, стала произносить заклинания на незнакомом всем собравшимся языке. Шар оживился – он то становился ярче, то чуть гас, переливался внутри всеми цветами радуги. Отблески света бегали и по лицу склонившейся над шаром хозяйки салона. Было ясно, что она говорит с кем-то, зовет кого-то. И вот уже в хрустальной сфере то и дело стала проглядывать зеленоватая тень. Эта тень то приближалась, то вновь отступала. А когда магические слова были произнесены, Аделаида сказала:

– Сущность, явись к нам! Мы ждем тебя!

И все в зале увидели, что в шаре появилось лицо, и оно было обращено вверх – к Аделаиде.

– Кто ты?

Гостиная ожила тревожным и восторженным шепотом.

– Ведьма Земфира, – был ответ.

Голос шел отовсюду, будто откликаясь от стен эхом.

– Мы приветствуем тебя, ведьма Земфира! – сказала Аделаида.

Юленька впилась в руку Горецкого коготками так сильно, что старый любовник сморщился, но решил с улыбкой вытерпеть эту неприятность. Ему было не до боли – он следил за шаром.

– Откуда ты пришла к нам? – вопросила Аделаида.

– Из Черного леса…

– Что происходит в вашем мире, Земфира?

– Муки…

Девушка еще крепче впилась в руку Горецкого, теперь уже не на шутку напуганная. Но таковы сейчас были все в гостиной Калюжной.

– Это все взаправду? – спросила Юленька.

– Видимо, да, – ответил Горислав Игоревич.

– Тайны! – воскликнула Аделаида. – Мы хотим узнать тайны вашего мира! Расскажи нам, откройся!

– Вас ждут муки, – пошел по гостиной гулять голос сущности, – муки и страдания…

Это было неприятное известие.

– А как же счастье?

– Не будет вам никакого счастья… Но мне больно, больно! – повторяла зеленоликая ведьма в стеклянном шаре.

Даже из зала было видно, как искажается лицо сущности.

– Почему тебе больно? – вопросила Аделаида.

– Потому что там, где сейчас вы, есть кто-то, кто сильнее меня! В сотни и тысячи раз сильнее! И он мучает меня, мучает!

– Это женщина?

– Нет! Это мужчина! И он сожжет вас, если захочет, в вашем мире! Он страшен, страшен, страшен…

Многих в гостиной Калюжной уже охватил ужас. Но азарт Аделаиды, которую уже ломало от этого диалога, пересилить было невозможно никакими угрозами.

– Но что ему надо? Что ему надо?

– Ему надо все! Все! Весь мир! Отпусти меня, жрица! Отпусти!

И вдруг шар треснул у всех на глазах – неровно, на две половины, и развалился. И последнее, что они услышали, это протяжный вой, как будто кого-то сжигают на костре живьем и в это мгновение человек расстается с душой. Сущность исчезла, две половины шара превратились в два куска стекла. И только свет, идущий сверху, освещал две эти пораженные половинки. Даже индус проглотил язык, и его сынишка тоже, сжимая руку отца. Все онемели. В гробовой тишине слышалось только тяжелое дыхание хозяйки салона – ей тоже досталось. Было видно, что она выжата как лимон после этого короткого диалога и готова рухнуть без сил.

Она только и произнесла хрипло:

– Черт, мой шар…

Горецкий понял: еще немного – и все подскочат и разбегутся кто куда. Время терять не стоило. Он поднялся и сказал:

– Я развеселю вас, дамы и господа. Кто мне поможет? Впрочем, столик я могу убрать и сам.

Но его опередили – помогли доброхоты. Горецкий вытащил из кармана небольшую шкатулку и показал ее всем.

– Тут изумрудная пыль времени, – сказал он. – Звездная пыль вселенной! Если ее бросить на поверхность зеркала, оно станет окном в то прошлое, какое вы захотите увидеть, и вызвать к себе того, кого захотите. Я не буду устраивать между вами конкурс, возможно, это будет в следующий раз, а пока что я сам выбрал того, кто мне интересен. Я хочу вызвать дух самой таинственной женщины прошлого, двадцатого века. Кем она только не была, кем ее не считали, и как ее только не называли! Она же очаровывала, покупала души мужчин с потрохами, она сбрасывала с себя одежды и танцевала голой! И зрители не могли оторвать от нее глаз… Ну так что, приступим?

«Кто она? Кто?» – уже неслось из маленькой гостиной Аделаиды Калюжной.

А сама хозяйка салона стояла в стороне, прижавшись спиной к стене, и в упор смотрела на своего гостя, бывшего любовника, стареющего интеллигента, с которым вдруг что-то приключилось. Он буквально на ее глазах превращался из белой мыши в коршуна. И в ушах Аделаиды звучал только вопрошающий голос сущности из хрустального шара: «Он в сотни, в тысячи раз сильнее меня! И он сожжет вас, если захочет, в вашем мире! Он страшен, страшен! Ему надо все! Ему нужен весь мир! Отпусти меня, жрица! Отпусти!..»

– Ты бы села в кресло, Аделаида, – кивнул он. – В ногах правды нет.

И она послушно опустилась в свое хозяйское кресло, но смотрелась в нем сейчас совсем не по-хозяйски. Она обхватила себя руками и дрожала, словно попала из тепла в стужу.

Тем не менее крышка маленького золотого ларчика, лежавшего на ладони гостя, открылась, и любопытные головы потянулись в ту сторону – всем хотелось увидеть, что же скрывает миниатюрный сундучок?

А Горецкий зачерпнул из ларчика густую щепоть чего-то привлекательно сверкающего и бросил эту изумрудно-золотистую пыль на зеркало. И эта сверкающая пыль побежала по отражающей поверхности во все стороны, стала рассыпаться по ней, стоявшей вертикально, не оставляя свободным ни одного участка. И скоро все зеркало было охвачено этим золотисто-изумрудным сиянием, а затем и оно исчезло – и большое зеркало в глубине гостиной стало одним открытым окном в другой мир. Так показалось всем, кто глаз не мог отвести от него. Потому что там сейчас творилось нечто фантастическое, переливаясь всеми цветами радуги, там бурлила своя жизнь, магическая, желанная, манящая, до которой хотелось дотронуться рукой, в которую хотелось войти…

– Перед вами двери в прошлое и будущее, и мне осталось только назвать имя той, кого я хочу увидеть, – сказал Горецкий. – Вы готовы увидеть ее вместе со мной и поприветствовать в этой гостиной?

«Готовы! Готовы! – восхищенно взвыл камерный зальчик. – Но кто она?! Кто?!»

– Два слова об этой великой женщине, – произнес Горецкий. – Она родилась в 1876 году в Нидерландах, в восемнадцать лет вышла замуж за капитана колониальной армии, но брак этот не дал ей счастья. Капитан напивался и грозился убить ее. У нее родились двое детей, и оба они умерли. Чтобы забыть такую жизнь, ей пришлось родиться заново. Но высшие силы сполна наделили ее красотой, талантами и великой силой завладевать сердцами людей. Она работала танцовщицей, цирковой наездницей, натурщицей у художников, она гадала по руке, а потом уехала на восток и вернулась оттуда другим человеком с новым именем. Она овладела искусством индийских экзотических танцев и с ними вышла на сцены Парижа, а позже и сцены других стран Европы, чтобы имя ее вспыхнуло новой звездой на небосклоне и никогда бы уже не зашло. Она превратила свое имя и свою жизнь в легенду! Я чувствую, как трепещет эфир, как она приближается к нам! Вы готовы встретить ее?!

«Готовы! Готовы!» – вновь завыла гостиная.

– Маргарита Гертруда Зеле, явись к нам! – торжественно потребовал Горислав Игоревич Горецкий. – Это ее имя от рождения. Но второе имя заново родившейся в переводе с малайского языка означает «Солнце»! Мата Хари, выйди к нам, мы ждем тебя!

«Мата Хари! Мата Хари!» – понеслось по гостиной Калюжной.

И вот уже все увидели в переливах зеркала приближающийся силуэт молодой женщины в восточном костюме, а потом и сама она осторожно прошла через зыбкую цветную преграду и оказалась на импровизированной сцене. Все ее полуобнаженное тело было покрыто золотыми украшениями. По изящной шее были рассыпаны золотые звезды с рубинами, золотые и серебряные браслеты украшали плечи и предплечья, тонкие запястья. Золотые и алые ленты и нити жемчуга были вплетены в косы, хитро уложенные на голове, и золотые рога расходились в стороны. Было видно, что женщина изумлена не менее, чем все зрители в этом зале. Что ее визит оказался такой же неожиданностью для нее самой, как и для других. Что она смущена, что она трепещет. Но она не была похожа на дух умершего человека! Она была тем самым живым человеком, которого переместили из одного времени и пространства в другое время и пространство. Вырвали и заставили быть здесь.

– Где я? – оглядываясь, спросила она. – Кто вы, дамы и господа?

– Мы – твои поклонники, – сказал Горецкий. – Станцуй для нас, богиня.

«Станцуйте для нас! Станцуйте!» – почти что заплакали все.

Но их вопли и плач не коснулись ее слуха. Она посмотрела на своего необычного конферансье и спросила:

– Этого хочешь ты?

– Этого хочу я, и этого хочет она, – был его ответ.

– Тогда я подчиняюсь, – с поклоном ответила женщина. – Но тут очень тесно, – огляделась она.

– Что теснота для гениальной танцовщицы? – безжалостно усмехнулся Горецкий. – Ты справишься.

– Я подчиняюсь, – вновь поклонилась она.

И было ясно видно, что тут присутствовала такая сила, которой она не могла перечить.

– Музыканты, начинайте! – громко крикнул Горислав Игоревич. – Прошу, великолепная Мата Хари!

Танцовщица хлопнула над головой три раза, еще три и еще три – это был сигнал для музыкантов. И вот уже из зазеркалья, издалека, послышалась музыка, и она нарастала: ритмично забили барабаны, густо зазвенели бубны, мелодично забренчали ситары и вины, протяжно загудели шахнаи, и танцовщица, встряхнув крошечными бубенцами, вплетенными по всей ее цветной одежде, на осиной талии, груди и золотых рогах, пустилась в танец. Она двигалась медленно и плавно, отступая и возвращаясь, но оставаясь на предоставленном ей пятачке. Конечно, это был танец любви, потому что только во время любовной игры женщина могла так обольстительно двигать бедрами и поводить плечами. Одни только ее руки, устремлявшиеся подобно волнам в разные стороны или друг к другу, были своеобразной музыкой. Но вот эти руки нашли себе особое занятие – во время танца пальцы Маты Хари стали незаметно расстегивать то одни пряжки, то другие, то пуговицы и ремешки, и вот уже один отрез материала, небесно-голубой, упал к ее ногам, открывая грудь, укрытую золотыми чашечками, серебряный отрез внезапно открыл живот, ярко-алый – бедра. А она все двигалась в танце, то летала, то плыла, и сбрасывала с себя новые и новые лоскуты. А потом слетел и последний, золотой, треугольный, укрывавший ее между ног, и она осталась в одних только золотых украшениях, и то лишь в тех, что укрывали ее грудь, руки, плечи и шею. А все остальное оказалось открыто жадным зрительским взглядам. Но танцовщица продолжала свои движения, и теперь наверняка было ясно, что это движения любовницы, оседлавшей своего партнера. Танец любви стал неистовым и… замер! И она рухнула на пол – в свои платья, и застыла в них. И тотчас отзвучали и последние ноты восточного оркестра, который не осмелился оказаться ближе положенного расстояния.

– Когда-то этим танцем был заворожен Париж, – объявил Горецкий. – Она придумала его сама, как и многое другое, чем смогла купить миллионы людей! И все влюбились в нее! А потом!..

Молодая женщина подняла голову:

– Прошу вас, не надо! Это потом еще не наступило! Я не хочу знать этого потом!..

– Да будет так, – сказал Горецкий, протянул руку и помог обнаженной женщине подняться, а потом и собрать ее платья. – Спасибо тебе, милая, я передам, что ты была на высоте! – Он не удержался и коснулся губами ее щеки. – Прощай!

– Прощайте, – сказала она и раскланялась перед всеми. – Прощайте все! И хранит вас Бог!

Переступила порог зеркала и скрылась в нем. А Горецкий достал из другого кармана другой ларчик, уже серебряный, открыл его, зачерпнул оттуда серебряной пыли и бросил ее в живое зеркало. И серебряная пыль рассыпалась по отражающей поверхности – и зеркало погасло, стало самым обычным, в котором отразилась гостиная Аделаиды Калюжной…

К этой гостиной самодовольно обернулся и новоиспеченный кудесник. В его глазах и требовательной улыбке читался один только вопрос: «Ну как вам, чудаки, мое чудо?»

– Как жаль, – снисходительно бросил Горецкий, – что знаменитую авантюристку и женщину великих талантов французы расстреляют в 1917 году по обвинению в шпионаже в пользу Германии. Она откажется от повязки на глаза и пошлет солдатам воздушный поцелуй. Один из солдат упадет в обморок…

Все было гораздо хуже и драматичнее, чем он мог предполагать. Можно в шутку напугать кого-то, а потом рассмеяться: вот, мол, я каков! А вы-то сдулись! А можно напугать и до смерти…

Горецкий смотрел на бледные в полумраке лица – все затихли. Ему боялись аплодировать, как боялись бы аплодировать колдуну, который на их глазах совершил нечто, что до самых основ потрясло сердца и умы людей. Чудо оказалось чересчур чудом. Зрители просто затихли от ужаса, который внушил он им своей силой и мощью.

Юленька сжалась на своем стуле и боялась пошевелиться. Она трепетала как осиновый листок на холодном ветру – еще один порыв, и ее унесет в никуда. Но не она, милая, перепуганная до смерти девочка, сейчас была ему интересна. Она просто не могла понять, что увидела и чего это должно было стоить – ему! Он увидел лицо Аделаиды – любимой и ненавидимой столько лет! – ошеломленное; она была почти парализована в своем кресле хозяйки салона, разбита, в ней едва теплилась жизнь. Она увидела того, кто сильнее ее в тысячи раз, как и сказал дух ведьмы Земфиры.

– Это был гипноз, Горислав Игоревич? – с блаженной улыбкой спросила одна из старушек, предсказательница и гадалка на кофейной гуще. – Вы нас так ловко обманули?

Как бы всем хотелось, чтобы все было именно так! Всего лишь гипноз!

– Можно тебя на минуту, – сказал Горецкий хозяйке повелительным тоном, не предполагающим пререканий и отказов. – Есть разговор.

Он открыл двустворчатые двери, вышел из гостиной и направился по коридору к дальним комнатам. Аделаида нашла в себе силы подняться и, удержавшись за подлокотник, слегка покачиваясь, двинулась за ним. Но даже шепота не понеслось им вслед – все выжидали. Аделаида закрыла двери и пошла по коридору.

– Куда мы идем, Горислав?

– А ты догадайся – ты же прорицательница.

Спальня хозяйки был самой дальней комнатой. Горецкий открыл перед Аделаидой дверь, вежливо пропустил ее вперед, и когда она вошла, закрыл за ней дверь. И провернул замок. Кажется, она все поняла, но не смела ничего сказать. Он помнил, тут всегда приторно пахло восточными благовониями. Он хорошо помнил, как она встречала его в этой комнате – снимала короткий халат и оставалась нагой. Фантастически сексуальной, настоящим магнитом для любого мужчины. Помнил, как она улыбалась – влекущей, манящей женской улыбкой.

– Ну, улыбнись мне как прежде, – приказал он.

Она не посмела его ослушаться – даже постаралась, но эта улыбка была улыбкой пленницы, битой рабыни, готовой получить новый удар плетью.

– Раньше ты улыбалась лучше.

– Раньше ты был другим, – прошептала она.

– Это верно, – согласился он. – Ты хочешь задать вопрос – спрашивай, не стесняйся.

– Это был ты – о ком говорила сущность? Тот, чья сила велика? Это о твоем присутствии в гостиной говорила ведьма Земфира?

– А там был еще кто-то, подобный мне?

– Как ты получил это могущество? – Она не спрашивала – умоляла ответить. – От кого? С кем пересеклась линия твоей судьбы? Кого ты встретил?

– Понравилось?

– Мне было страшно. – Она положила ему руки на грудь. – Дай мне немного этой силы! Прошу, дай!

– Хочешь моей силы? Хочешь еще разок обобрать меня?

– Тогда ты был другим.

– Слабым? Беззащитным?

Она опустила глаза:

– Не мучай меня. Что было, то было. Дай мне себя нынешнего!

– А ты меня вынесешь, нынешнего? Не спятишь, как твоя мать, которая после очередного сеанса у какого-то мага сунула голову в петлю?

– Я не знаю, но хочу твоей энергии.

Он рассмеялся ей в лицо.

– Что ты смеешься? Ты бы мог собирать стадионы, Горислав.

– Возможно, в ближайшем будущем. Если мне захочется. Сейчас я хочу другого – вставай на четыре точки.

– Что?

– Я поделюсь с тобой энергией – вставай на четвереньки.

– С какой стати?

– Ты слышала: делай.

Повелевающий тон буквально парализовал ее.

– А твоя девчонка?

– Моя девчонка останется моей. Да к черту! Ты слишком много болтаешь, Аделаида! Сколько можно?

– Я не хочу так по-скотски. – Она отрицательно покачала головой.

Он прихватил ее за локоть.

– Ты не поняла: я хочу. Я!

– Вот так грубо? Ты никогда не был таким.

– И жаль! Ты пользовалась моей добротой сколько могла. Пока не забрала все, что у меня было. И оставила подыхать. – Он с силой подтолкнул ее к кровати. – Вставай на четвереньки, я тебе сказал.

Она взглянула на дверь.

– Я запер ее. Давай же – не тяни. Там целый зал охреневших чудаков. Не будем давать им повод к сплетням.

– Я не дам тебе.

– Что?! – Внезапное бешенство, чувство, мало ему знакомое прежде, охватило его.

– Ты слышал.

– Да куда ты денешься, ведьма? – Он повернул ее к себе спиной, толкнул на кровать и задрал до талии ее платье, а потом и стянул до колен трусы. – И закуси подушку, я тебя знаю…

Когда-то эти любовные рукоятки он сжимал с такой страстью, что весь мир переставал существовать для него. Сейчас все было иначе: злость управляла желанием! Жажда мести. Он получал то, чего хотел все последние пятнадцать лет. И получал сполна. Бывшая любовница только закусила велюровую подушку, когда он делал это с ней. А когда отпустил ее, она медленно повалилась на бок и долго и прерывисто дышала.

– Это был не ты, – прошептала она.

В глазах ее блестели слезы.

– Это был я настоящий, – стоя над ней, ответил он.

Затем она медленно встала с кровати и одернула платье, хрипло спросила:

– Да что с тобой стало, Горецкий?

– Много чего. А что еще будет впереди!

– Возьми меня в свой полет, прошу тебя, – осторожно обняв, она умоляла его. – Возьми только меня! Горислав, возьми…

– Я подумаю.

Он вышел к гостям как ни в чем не бывало, она тенью следовала за ним. Через полчаса он чинно попрощался с хозяйкой и ее гостями, взял спутницу, которая не знала, как себя вести, готова была сквозь землю провалиться, и покинул столь вожделенный когда-то для него дом.