Текст книги ""Фантастика 2025-178". Компиляция. Книги 1-19 (СИ)"

Автор книги: Артур Гедеон

Соавторы: Екатерина Насута,Евгений Бергер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 65 (всего у книги 359 страниц)

– Так и целители это делают.

– Целители забирают у мёртвых. Или у тех, у кого душа ушла. И не всякое смогут. А эти берут здоровых людей и согласия, как сам понимаешь, не спрашивают…

– Я… не помню, – голос Богдана прозвучал жалобно. – Ничего. Я тогда маленький был. То холодно, то жарко… то опять нехорошо.

– Но это ненаучно! – Ниночка была возмущена таким подходом. – Некромантия не способна исцелять! И даже целители не любой орган пересадить способны, а избавиться от кист или образований в мозгу пересадкой вовсе не получится…

– Иногда это и не пересадка. Бывает, что тянут просто жизненную силу. Правят тело изнутри.

– Тёмная волшба, недобрая, – согласилась Ягинья. – Но да, есть такая.

– Некроманты, что с них взять…

Наум Егорович подумал, что как-то раньше его мир был проще и понятней. И главное, некроманты с их чёрными чудесами жить не мешали. А теперь вот придётся ехать, иначе совесть замучит.

– Не знаю… про некромантию в карте ничего не писали, но главное, что к трём годам мальчик фактически вышел в норму! Я, честно говоря, отнеслась скептически. С такими-то диагнозами! – Ниночка была и поражена, и удивлена.

И задумчива.

Учёный, чтоб её.

– Но… – произнесла она неуверенно. – Дальше… его осматривали. Регулярно. И ребенок развивался. Да, он сильно отставал от сверстников по параметрам роста и веса, с трудом дотягивал до нижней границы нормы, а порой и не дотягивал. Но и только. Это же мелочь. Ерунда сущая… рост вообще не показатель, как и вес. Главное, что в остальном он был нормален!

Ребенок, родившийся от матери, которая беременной словила передоз? Родившийся с кучей нарушений и вылеченный некромантами?

Нормален?

Хотя…

В том, что происходило тогда и на другом континенте, он точно не виноват. И если Ниночка утверждает, что парень пришёл в норму, то так и есть.

А значит, что бы ни пробудило жуткую его силу, случилось это позже.

– Они пришли за мной? – Богдан указал на мертвецов. – Я их вижу. Помню, правда, не всех… но вижу. И мне жаль.

– Не за тобой. За другими. И вообще, не смотри на них. Вон, лучше собой займись, – Женька поднял руку и заставил мальчишку растопырить пальцы. – А ногти ту тебя… ну чисто когти. И когда ты в последний раз мылся-то?

– Не помню. Я почти всё время сплю. А… так… ко мне боятся подходить… раньше Лев Евгеньевич заглядывал. Учил меня. И ещё другие. Но тогда легче было. Я мог сдерживаться и чувствовал, когда становилось опасно. Предупреждал. И они уходили. А теперь никак… сила… она… и жжётся, внутри там…

Он положил руку на грудь и поморщился.

А из носа потекла кровь.

Красная такая. Яркая.

– Извините. Иногда случается. Лев Евгеньевич говорит, что это внутричерепное давление повышается.

– Но… но если его лечили… и это помогало, то почему… – Ниночка остановилась. – Или не помогало.

– Помогало. Думаю, его отец знал… может, не про свои способности, но что-то да ведал.

– Отец… говорил, что прадед мой был некромантом, – встрял Богдан и тут же смутился. – Извините, что перебиваю. Я очень давно ни с кем не разговаривал…

– Ну, в Кощеевом раду, да чтоб и без некроманта, – Женька потрепал светлые волосы. – Некроманты, как и ведьмаки, разными бывают. Я их не люблю, но это так… силы наши разнятся, вот оно порой и бывает… неприятие.

– Да, ваша… тёплая. Зеленая. Обычно люди меня боятся. Я… когда сюда кого-то приводили, я старался лежать смирно. И спать. Во сне легче всё это сдерживать. Только всё равно…

Он вздохнул.

– Я знал, что я некромант. Как мой прадед. Отец рассказал. Мне было или восемь, или девять. Сила начала пробуждаться. Вот и пришлось ему меня учить, как надо силу прятать. Некромантия – это… это нехорошо. Люди её боятся. И меня будут. И поэтому мне нужно учиться контролю. Я учился. Старался.

В это Наум Егорович поверил.

Серьёзный паренек.

И… поймал себя на мысли, что не получается воспринимать его как взрослого.

– И что произошло? – спросила Ниночка. – Почему… тебе было двенадцать, когда тебя поместили… в изоляцию. Так там написано. Что у тебя был нервный срыв и… и появились сложности с контролем дара. Такие сложности, которые потребовали изоляции.

Сложности.

Пожалуй, можно сказать, что и сложности. Когда дар убивает всех вокруг вне зависимости от желания владельца, это однозначно сложность. Вопрос, правда, чья.

– Я… – Богдан сглотнул и сгорбился. Грязные пряди упали, закрывая лицо. – Я не хотел. И он… так получилось. Просто получилось. Отец убил маму. Случайно! А я… я просто…

– Ты просто не хотел, чтобы она ушла? – тихо спросила Калина Врановна.

– Да, – паренек кивнул. – И я понял, что могу… сумею… если захочу… а все умерли. Все вокруг, кроме меня и папы. И он тогда сказал, что… что с этим надо что-то делать.

И запер мальчишку в подвале, в хрустальном гробу.

Как-то вот не так Наум Егорович представлял себе родительскую любовь.

Глава 41
В которой речь идёт о любви

Дочь князя царевна Всеволода стояла рядом с отцом. Она была очень стройная, с высокой торчащей вперед грудью и манящими острыми сосками, выпирающей из-под худых девичьих плеч.

О странной привлекательности отдельно взятых дев

Сила, как вода?

Или скорее огонь? Или всё и сразу, потому что в огне не утонешь, а вода не сожжёт. Ульяна же чувствовала, как одновременно захлёбывается в круговороте силы и сгорает в ней же.

Но…

Нельзя.

Она не имеет права.

Она должна. Не ради себя…

Тук-тук-тук.

Сердце, её ли, источника, стучало быстрее и быстрее. Мелким таким сухим звуком, будто костяшки домино сталкивались друг с другом, чтобы уронить. Следующую. И ещё следующую. И так вот раз за разом.

За-р-р-аза.

Кажется, она произнесла это вслух. Или всё-таки кажется? Или нет, всё-таки вслух? Какая разница… надо идти. Дорога вот. Теперь Ульяна её видит отчётливо. Точнее знает, потому что это не про зрение. Это просто по желанию.

Взмахнула Василиса-премудрая рукой, и расступились горы.

Или в сказках это не Василиса была? И почему обязательно, если премудрая, то Василиса? Ульяна Премудрая тоже хорошо звучит. Надо мысли собрать. Оградить. Иначе она потеряется.

Тук-тук-тук.

Данила жив. Пока. А Василий похож на демона. Он держит Данилу на руках, осторожно так, бережно даже. Если бы Ульяну назвали Василисой, получилось бы красиво. Василий и Василиса. И два лебедя на вершине свадебного торта. Демонических. Интересно, у демонов есть свои лебеди?

Ляле бы понравилась идея.

Мысли.

Источник.

Тук-тук-тук. Сила уже наполнила тела. И переполнила его. И почему Ульяна решила, что если источник, то это непременно про воду? Там, дыра в земле, ручеёк… и наверное, не она одна так думала. Мама вот искала.

Искала-искала. А не нашла. И Ульяна не нашла бы, потому что искать нечего. Потому что это не ручеёк и не родник, и вообще другое.

Это всё и сразу.

Она теперь знала. Камни, которые там, глубоко в земле, которые основание дома или даже скорее корни. Да, на корни больше похоже. Уходят куда-то вглубь земли.

И подземелья, из них сложенные.

И сталактиты со сталагмитами. И сам дом. И земля. И трава. И воздух даже. Это всё и есть Источник. И она, Ульяна. Она тоже источник. Часть его. Малая капля, которая просто взяла и забыла, что она не сама по себе.

– Тоже является частью вселенной…

Смешок.

И смех разрывает грудь, заставляя согнуться. Вселенная… она огромная, необъятная, и сложная. Но в то же время всё просто. Ульяна может захотеть и вернуться.

Это же легко.

От неё ничего-то по сути и не потребуется. Ни бумаг, ни договоров, ни прохождения паспортного контроля. Одно лишь мысленное желание. Не мысленное. Внутреннее.

Нет.

Она не будет.

Ульяна сунула руку в рот и вцепилась зубами. Она не поддастся. Это не её желания. Это сила. Сила, сила, сила… сила дурманит, сила мешает думать. Сила не разрывает, нет. Растворяет её личность.

А есть ли что растворять? Есть ли личность?

Была ли она когда-нибудь?

И если так, то такая ли личность, чтобы за неё цепляться.

Данила умрёт?

Смерть не конечна. Теперь Ульяна это знает точно. Он вернётся. Потом. Когда-нибудь. Если, конечно, захочет, потому что когда ты часть вселенной, то с личными желаниями как-то сложно. Но это всё равно не смерть. Это… это ведь отличный вариант.

Ни забот.

Ни тревог.

Ни проблем с разочарованиями. Не надо ни о чём думать. Куда-то стремиться, разбивая коленки о злую действительность. Не надо мучиться, что не выходит. И что ты не соответствуешь чьим-то ожиданиям. Нет, всё… просто.

Ты есть.

Ты здесь.

Но ты ли?

– Нет, – Ульяна сжала зубы. Дурная детская привычка. Когда и как она появилась? И только стоило подумать, как она вспомнила.

…хватит меня мучить! – крик отца вырывает из сна, заставляя замереть в кровати. На подоконнике тени, на полу – дорожка луны. И дверь скрипит, приоткрытая. Нянька всегда её закрывает, и проверяет даже, чтобы хорошо захлопнулась. Но если проснуться ночью, то дверь всегда приоткрыта.

Скрип-скрип.

Невидимый ветер качает створку.

– Ты меня не любишь!

– Прекрати, – матушкин голос такой… другой. Усталый? – Я тебя люблю.

– Неправда! Я вижу! Я знаю! Что ты со мной сделала, а?

– Тише, дочь разбудишь.

– Дочь… да… дочь… она на тебя не похожа! И на меня не похожа! Чья она?

– Твоя. И ты делал анализ. Сколько раз? Пять или шесть?

Страшно. И жарко. И тени в углу шевелятся. И крик рвётся из груди, но нельзя. Отец сейчас… не такой. Другой. Порой с ним случается. И тогда надо вести себя тихо-тихо. Поэтому Ульяна, чтобы не закричать, закрывает рот ладошкой. Но пальцы проваливаются в приоткрытый рот, а зубы сами впиваются в кожу.

Больно.

Но зато боль отвлекает.

– … ты меня…

Звук удара почти и не слышен. Но зубы сжимаются.

– Тварь… сама ты тварь… и твоя дочурка такая же! Повесила мне на шею чужого ублюдка. Думаешь, я не знаю, что анализы эти все куплены! Не знаю, чем ты за них расплачивалась…

Выдохнуть.

Вырваться. Это тоже просто, достаточно лишь захотеть, но липкая паутина воспоминаний ощущается на лице. Почему Ульяна этого не помнит?

Отца?

Ночных скандалов? Почему…

Потому что не захотела? Или… или кто-то помог не запомнить? Кто? Нет, не она… она не могла. Она всегда была себе на уме.

– … нет, дорогая, спину надо держать прямо. Вот так. И волосы на лице не сделают тебя загадочной, скорее уж глупой. Не надо показывать миру, что ты глупа, даже если это так…

Щетка скользит, и Ульяна замирает. Она не хочет смотреть в зеркало, но и пошевелиться не смеет.

– И занавесившись прядями, ты не спрячешься, как и не решишь проблему, делая вид, что её не существует…

– Почему, – собственный голос был тих. – Почему ты меня ненавидишь?

– Я? – матушкина бровь поднимается. – Нет, дорогая. Я не ненавижу. Это ты себя ненавидишь.

– Хорошо. Тогда почему ты меня не любишь?

– А почему ты не любишь себя? – матушка никогда не отвечает прямо. – Посмотри в зеркало. Посмотри и подумай.

О чём?

Но дальше спрашивать бесполезно. Щётка впивается в пряди и дёргает, кажется, нарочно раздирая запутавшиеся.

– Запомни, дорогая, если ты хочешь, чтобы тебя любил кто-то… кто-то действительно стоящий, тебе стоит для начала полюбить саму себя.

От этого воспоминания отмахнуться легче. Крошечный эпизод. Один из многих, но почему-то забытый. Не потому ли, что он действительно один из многих.

Полюбить себя.

А Ульяна… любит?

Да или нет?

Или это не важно?

А что тогда важно? Что вообще может быть важно в этом мире? И стоит ли за него цепляться? Сила, частью которой Ульяна была, не бросит.

Не предаст.

Не обманет.

Потому что сила – это Ульяна. А Ульяна – это сила. Просто ещё не до конца. Малости не хватает, решения. И… и надо принять.

Надо.

Или… нет?

Контроль… но как можно контролировать океан? Даже не отдельно взятый, а необъятный мировой? Так что эти фокусы с медитацией, не помогут.

А что поможет?

Она заставила себя выдохнуть сквозь зубы. И ощутила, как ноет в груди. Сколько она не дышала? Долго. Так нельзя. Человеческое тело не предназначено для таких фокусов.

Оно вообще слабо.

И легко ломается.

Данила! Мысль резанула наотмашь. И тут же угасла искрой. Он не умрёт.

Ему будет хорошо.

Наверное.

Или нет? Он ведь исчезнет, тот Данила, который боялся темноты и чудовищ под кроватью. Который упал в первом классе перед самой линейкой. И который доводил её до нервной истерики в университете. Исчезнет весь, целиком, с памятью, со своими дурацкими шуточками.

Глупостями, которые всегда не вовремя.

И теплым огнём.

А даже если вернётся, когда-нибудь в необъятном «потом», он всё равно будет другим Данилой. А… а родители. Его родители расстроятся.

И отец.

И…

И Стас тоже. Василий…

Стоило подумать, и Ульяна обернулась, чтобы с облегчением увидеть огромную фигуру существа, которое чем-то всё же напоминало человека. Демон. Он теперь стал выше и всё одно худой. А ещё белый. Белоснежная чешуя, покрывавшая и лицо, и шею, отливала перламутровым блеском.

Эле бы понравилось.

А Данила? Тоже здесь. Ульяна не знает, где это «здесь» теперь, но хорошо, что они тут. Рядом.

– Вась… я… кажется, себя теряю. Я… не хочу! – глупо просить помощи у того, кто изначально чужд этому месту. Источник видел демона.

Обнимал его.

Воспринимал как чужака, но без враждебности. Скорее с интересом.

– Я… я не понимаю, где мы… и что со мной.

– Позволишь? – ей протянули руку.

Нечеловеческую.

Такая тощая и несуразно вытянутая, покрытая всё той же чешуёй. И с когтями. Когти опасно отливали белизной. Но Ульяна с облегчением вцепилась в хрупкие с виду пальцы.

– Я… я сейчас потеряюсь! Что мне делать? Только не говори, что я должна успокоиться! Я и так слишком спокойна, настолько спокойна, что сейчас соглашусь стать частью этой грёбаной вселенной!

– Тогда попробуй наоборот.

Пальцы его сухие и тёплые. Чешуя как у рептилии. Ульяна как-то погладила змею, в зоопарке. Толстый ленивый питон грелся под лампой, и она помнит это ощущение… ещё одно ощущение, которое принадлежит лишь ей, Ульяне, а не миру.

И миру, конечно, тоже, но в первую очередь ей. Пусть Ульяна и часть мира, но она имеет право быть особенной частью. Немного отдельной.

– Наоборот – это как? – рука демона давала ощущение надёжности.

– Если ты ощущаешь, что испытываемые тобой эмоции аномальны, тебе нужно попробовать вызвать другие. Хотя мне сложно судить, но сугубо логически путь от обратного давно доказал свою эффективность.

– Мне захотелось тебя треснуть между рогов…

Ульяна даже обрадовалась.

Демон же склонил голову.

– Не буквально. Но… да… я… где мы?

– Это твой мир. Ты должна решить, где мы.

– То есть, я пока не могу решить, поэтому всё такое неконкретное?

– Именно.

– Источник… он…

– Тоже будет таким, как захочешь ты.

– Если я сумею?

– Да.

– А его воля… хотя… да, у него нет воли… он просто существует. Весь. И… у меня никогда не было воли.

– Ложь.

– А ещё я не уверена, что хочу… что… может, так действительно будет лучше? Для всех?

У кого она спрашивает? У демона? Демоны никогда не посоветуют хорошего. Они ведь даже в сказках только запутывают, обманывают. И с чего Ульяна взяла, что этот другой? Нет, точно такой же, как остальные. Хитрый. Коварный.

Он желает завладеть источником.

И Ульяной.

Притворяется другом.

Все притворяются.

– Уль, – белые руки обняли её, такие сильные, как капкан. И теперь не выбраться. – Не поддавайся.

Кому?

Чему?

– Сила всегда пробует на прочность. Не со зла. Просто такова природа.

– Я знаю, – говорить тяжело, потому что этот вот голос в голове нашёптывает, что вовсе не надо разговаривать. А надо стереть демона. Она сможет. Она здесь всё сможет. И… и если так, то почему бы и нет? Взять и захотеть.

И его не станет.

Проклятье ожило? Ну да. В груди. Заворочалось, заскребло суставчатыми лапами, раздирая её на клочки. И требуя немедленно сделать хоть что-то. К примеру, стереть демона.

Само воспоминание о нём.

– Я рос в мире, где небо отливало сталью, а ночью становилось чёрным, как уголь. И звёзды на нём казались проталинами. Когда я был маленьким, то думал, что это небо твёрдое, а звёзды – дыры, которые проковыряли в небосводе. И я мечтал, что однажды, когда я обрету крылья, я поднимусь и выгляну, узнаю, что там, за ним находится.

Нельзя слушать.

Демоны…

Да и люди не лучше. Бабушка? Добрая понимающая. Именно такая, какая Ульяне и нужна была. Ляля, Игорёк, Никита… она мечтала о семье? И ей подсунули воплощённую мечту. А Ульяна, глупая, и поверила.

Проклятье, подпитываемое силой источника, разрасталось. И вот уже чёрный паук оплёл сердце.

– Когда мне исполнилось пятнадцать, отец пришёл за мной. Он сказал, что пришла пора взрослеть. Мы отправились на границу Доминиона. Вселенная расширяется и растёт, и каждое мгновенье в ней рождаются новые миры. Из огня и Хаоса. Они нестабильны. И разные, все разные…

– Я не хочу тебя слушать!

– Но слушаешь.

– Я…

– Я впервые вышел вовне и вдохнул воздух, раскалённый настолько, что кожа моя стала красной, а потом покрылась чешуей.

– Как сейчас?

– Не совсем. Это была детская чешуя…

– Молочная? Как зубы?

– Вроде того…

– А она выпадает?

– Это называется линька. Честно говоря, так себе ощущения. Всё чешется страшно, кожа трескается… у нормальных демонов оно как-то легче.

– А ты не нормальный?

– Было время, когда думал, что да.

– А теперь?

– Теперь думаю, что я такой, какой есть.

– А я?

– И ты такая, какая есть.

– В голове… ты можешь продолжать рассказывать?

– Постараюсь. Тогда граница истончилась. Это как будто… представь линию горизонта. Красная земля. Воды нет, только песок и камень. Камень и песок. И песок пребывает в постоянном движении. Закрой глаза.

– Зачем? – в душе шелохнулось подозрение. А если он воспользуется слабостью? Если… возьмёт и свернет Ульяне шею?

Нет, глупость. Если бы хотел убить, мог бы сделать это давно.

И мысль успокоила. Она закрыла глаза.

– Проклятье… как от него избавиться?

– Песчинки касаются друг друга с тихим шелестом, рождая волны, одну за другой. Они, напоённые первородной энергией Хаоса, спешат прочь от разлома. И разбиваются о чёрные скалы. Но порой сила, которую несёт волна, такова, что камни трескаются. Я слышал, как гудят они от натуги, каждый на свой лад. И при зарождении бури звук завораживает. Это песня самого мира…

– Проклятье! – перебила Ульяна.

– Тогда отец оставил меня одного. Там, на границе…

– Почему?

– Таков обычай, – демон ответил спокойно. – Он появился на заре цивилизации, потому что изначально мир был жесток. Он и сейчас недобр. Сказывается близость Хаоса, пусть за тысячи лет граница и сдвинулась. Пустыня исторгает не только песок, но и орды тварей. И эти орды подобны живой волне, которая спешит стереть всё-то, что встретит на своём пути. С ними, как и с Хаосом, нельзя договориться. Нельзя заключить перемирие. Начать торговлю. Взаимовыгодный обмен. Дипломатические отношения тоже не наладишь. Их можно только убить. Или хотя бы устоять и выжить. И слабые не выживали. Слабые становились обузой.

– И их бросали в пустыне?

– Оставляли, – поправил Василий. – И ребенок или добирался до заставы, доказывая свою силу, или…

– Ты… добрался?

– Нет. Я бы погиб. Я ведь не настоящий демон. Но отец пришёл за мной. Оказалось, что прошло три дня. Я тогда и не заметил, честно говоря. Знаешь… она меня заворожила тогда, эта бескрайняя пустыня. И небо. И огонь, там, вдали… это было одновременно и ужасно, и в то же время неописуемо. И захватило меня настолько, что, вместо того, чтобы поспешить домой, я сел там, на вершине скалы, и смотрел.

Ульяна хихикнула, представив себе эту картину.

Белый демон на вершине чёрной скалы.

– И в какой-то момент ощутил, как там, далеко, зарождается буря. Ветра силы, которые дули со стороны пустыни, развернулись и потянулись туда, вглубь её. Они оставляли на песке след. Он был похож на удары огромных когтей, и это было… странно. А потом снова ударил ветер. И воздух зазвенел от собравшейся в нём силы. На небе закипели облака. Алые, как кровь. И силы стало больше. Её прибывало и прибывало. И она… тогда я понял, что ещё немного и исчезну.

– Но ты здесь?

– Здесь.

– И… как?

– Просто. Я понял, что не хочу исчезать. Что мир – куда больше, чем мне представлялось. И что пусть звезды – совсем не дыры в чёрном куполе неба, но выглянуть за пределы его у меня получится. Если я захочу.

– И ты захотел?

– Да. Я встал. Я… не стал противиться силе. Я позволил ей увидеть меня. А ещё увидел себя её глазами. И это тоже было необычно. Я понял, что я слаб. И никогда не сравняюсь по силе ни с отцом, ни с братьями. Ни с другими демонами. Я понял, что я странен для них. И они не понимают меня. Но и я порой не понимаю их. И многое другое понял. Главное, что я понял, что я таков, каков есть. Это ни плохо. Ни хорошо. Это просто факт.

Факт.

– И сила забрала твои эмоции?

– Не совсем верно. Скорее я воспользовался ситуацией, чтобы изменить себя. Сделать лучше. Во всяком случае тогда мне казалось, что я стану лучше.

– Но теперь ты не уверен?

– Да.

– И что будешь делать?

– Меняться.

– Сам?

– Да. Источник для этого не нужен. И сила тоже.

– А я? Я смогу…

– А это только ты способна понять, – кольцо рук разомкнулось. – Никто, кроме тебя, не поймёт тебя и того, что ты сможешь. И что тебе нужно.

– А… если я не смогу? Не справлюсь? Я погибну? И Данила? А остальные, что с ними будет?

– Не знаю. Что-то будет. Но они – это они. А ты – это ты.

– И что мне делать⁈

– Решаться. Или нет.

– А… а если… если не получится… нет, – Ульяна сама вцепилась в чешуйчатую руку. – Я… а проклятье? Оно нашёптывает. Оно…

– Оно – это тоже ты, – Василий не пытался освободиться.

Демонов нельзя слушать.

Но Ульяна заставила себя разжать пальцы.

– Даня… не умрёт, пока я тут? Разбираюсь.

– Нет. Место силы тем и хорошо, что оно вне законов мира. Так что не умрёт. Пока ты не позволишь.

Она? Значит… нет, Ульяна не хочет.

Или…

– Я… вернусь.

Она всё-таки отпустила руку и сделала шаг в сторону.

– Я постараюсь.

А демон ничего не ответил.

Демонов всё-таки нельзя слушать.