Текст книги ""Фантастика 2025-178". Компиляция. Книги 1-19 (СИ)"

Автор книги: Артур Гедеон

Соавторы: Екатерина Насута,Евгений Бергер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 64 (всего у книги 359 страниц)

Глава 39
Где приходится принимать решение

Три трупа и паралитик лежали у ног победителя, а один дезертир блевал в кусты неподалеку.

Суровые будни героев.

Сердце стучало.

Быстро так.

Тук-тук-тук. И это было не её, Ульяны, сердце. Другое. Оно находилось рядом, но почему-то никто, кроме неё, не слышал.

– Да вы поймите, нет нужды что-то откладывать! Эта контора точно завязана в делах по самые уши! – горячился Данила, доказывая усталому лысоватому человеку, что коллекторов никак нельзя оставлять в покое. И надо брать, причём прямо сейчас. – Вам и делать ничего не придётся! Мы с Вильгельмом всё спланировали!

Коллекторы.

Люди.

Суета.

Вот к чему суетится, если можно просто сидеть и слушать, как стучит сердце. Тук-тук.

И ещё – тук.

Оно рядом. Ульяна знает, что если захочет, то может взглянуть. Но не знает, хочет ли смотреть.

– Я понимаю ваш энтузиазм, молодой человек, однако любая операция должна быть тщательно подготовлена…

Тук-тук-тук.

Кто там?

Никого. Все тут. На лавочке у стены Стас устроился, прислонился к этой самой стене и изо всех сил старается не пялится на Лялю. Только взгляд его рассеянный то и дело возвращается к ней. И тогда на губах появляется совершенно идиотская улыбка. А вот Марго и Элька держатся за руки, будто боятся, что снова потеряют друг друга.

И немного завидно.

У Ульяны никогда не было таких подруг.

У неё вообще не было подруг. И эти… они, как и все другие, не друзья, а просто решают свои проблемы за счёт Ульяны. Всегда так было. И ничего не изменилось.

Тук-тук-тук. Будто быстрее.

– Смотрите, мыши тайно проникнут в хранилище и вынесут все документы, затем…

Данила излагает бодро. Но от его голоса внутри вспыхивает раздражение, потому что голос этот перекрывает стук сердца. Ульяне же хочется слушать сердце, а не Данилу.

Бестолочь.

Что он себе вообразил? Постоянно действовал на нервы, изматывал, издевался, а теперь вот жених. Он и прощения-то не попросил за то, что было. Выкинул из памяти и всё. Решил, что ему, как жениху, всё прощено и дозволено? Вон, распоряжается в её доме, как в собственном. Планы какие-то строит. И даже не поинтересовался, что Ульяна об этих планах думает. Думает ли хоть что-то.

Она коснулась головы, пытаясь справиться с этими мыслями.

– Медлить нельзя! Как только поймут, что «Птица» всё, то и начнут заметать следы.

– Не заметут. Мои люди ждут приказа. И поверьте, у них большой список объектов. За господином Потыниным мы также ведём наблюдение. И «Вектру» возьмут быстро.

– Так тем более… Вильгельм готов к завоеваниям! Пользуйтесь!

Что-то говорят.

Обсуждают.

Как они все надоели. Ляля, что уселась в углу, забравшись на табуретку с ногами. Сгорбилась над телефоном. Что она разглядывает? Свадебные наряды? Ульяна тоже посмотрела бы, но…

– Прошу простить за вторжение в личное пространство, – голос демона отвлёк от злости, что вспыхнула внутри. – Однако я ощущаю колебания силы. И мне слышится в них некоторый диссонанс.

А ему что надо?

Что им всем от Ульяны надо?

– Тебе плохо? – Василий склонил голову. А рожки подросли. Смешные. Чуть загибаются и выглядят совершенно несерьёзными.

– Да. Это…

– Сила источника вступает в конфликт с печатями.

– Да нет. Просто… просто всё непросто. В том смысле, что сложно. У меня голова трещит, – пожаловалась Ульяна. – Все тут и…

Игорёк о чём-то тихо разговаривает по телефону. А Никита забрался на колени к Марго и растянулся, притворяясь обычной собакой.

Но Ульяна их всё равно ощущает.

Здесь.

Всех и каждого.

– Избыток одарённых в малом объеме пространства может оказывать негативное влияние на энергетическую стабильность данного пространства, что в свою очередь будет сказываться…

– Вась…

– Тебе стоит сменить место дислокации, – он вдруг понял то, что не понимала сама Ульяна. – Я могу тебя сопроводить. Кроме того, я бы хотел поговорить с тобой.

– Хорошо…

Она встала. И все вдруг замолчали.

– Я выйду, – сказала Ульяна. – Во двор. Просто во двор. И не надо меня сопровождать! Пожалуйста… и грабить коллекторов тоже не надо. Это была идея, но… но сейчас в ней особого смысла нет. А вы лучше в подвал сходите. Познакомьте Фёдора Фёдоровича с Вильгельмом. Пусть устанавливает дипломатические отношения и совместно решают, кого и когда завоёвывать.

А если установит?

И посольство откроет? Вот прямо в подвале. Ладно, мышиная империя. Она не особо и мешает, если так-то. Но посольство – совсем другое дело.

И тьма колыхнулась.

Опять заныло, что надо их прогнать. Всех. Что никто-то из них Ульяне не нужен. Сама справится. Всегда ведь и со всем справлялась, и значит, сейчас тоже.

Она поспешно выскочила во двор, кажется, даже дверь за собой не придержав.

– Уль… – Данила выставил руку и дверь хлопнула о неё, а не о косяк.

– Он испытывает волнение, – заметил Василий, выходя следом. – Я поставил его в известность, что мы будем иметь приватную беседу. Он сказал, что набьёт мне морду. Мне показалось, что это очень личное.

– Да… – на улице действительно стало легче дышать. – Бить морду – это очень личное.

Трещали кузнечики в траве. И пахло ночью, а ещё сыростью и прудом, который, кажется, подобрался вплотную к участку. Ещё не хватало, чтобы тут болото появилось.

– Я… сейчас. – Ульяна облизала губы. И вправду стало немного легче.

– Если позволишь совет, то дышать надо осознанно.

– Это как?

– Если полностью сосредоточиться на ритме дыхания и движениях мышц, то разум очистится. Эмоциональная сфера плохо поддаётся контролю, но при необходимости и с ней можно справиться.

– Как справился ты? Ты ведь не всегда был таким?

– Я… да. Пожалуй. В тот момент решение представлялось мне отличным.

– Идём? – Ульяна не стала брать Василия за руку. А он не стал отстраняться, просто держался рядом, очень близко. – Мы к забору. К забору же можно, так?

– Уль… – голос Мелецкого звучал жалобно…

– Вась, если тебе не хочется говорить при нём.

– Я не уверен. Мне сложно иметь дело с эмоциями, но его присутствие не порождает негативного отклика. А тема беседы в конечном итоге затрагивает и его интересы.

– Ага, – Данила оказался рядом. – Мы тут собрались с Васькой фирму открыть! Он будет поставлять товары… разные там. Ну, варенье из ежиных почек…

– Только назовите его по-другому, – посоветовала Ульяна. Она дошла до калитки и толкнула её. – Вы не против? Когда идёшь, то как-то легче…

– Фирму назвать?

– Варенье. Иначе зоозащитники вам житья не дадут. Устанете доказывать, что вы не причастны к повальному сокращению поголовья ежей.

– Это да… – Даника поскрёб макушку. – Подумаем. Там много чего надо подумать…

– Проект обещает немалую прибыль вследствие уникальности предлагаемых товаров, равно как и услуг.

– Ага, будем поставлять рабов.

– Это незаконно!

– По трудовому договору на краткий срок! – уточнил Данила. – Оформим как услуги аниматоров. Сама подумай. Белоснежкой там можно, или Терминатором, или каким-нибудь Смурфиком. А у нас будут рабы. И заметь, никаких ростовых кукол… в общем, там ещё детали надо обсудить, но мне кажется, что мы сработаемся. Правда?

– Мне данное направление также представляется перспективным, особенно при расширении количества предоставляемых услуг. К примеру, салоны красоты или ортопедии… – Василий потрогал рога. – Сервисы доставки подарков. Но поговорить я бы хотел не об этом.

– А о чём?

Просёлочная дорога уходила во тьму. То ли строители по незнанию повредили какой-то кабель, то ли его повредили по знанию, но фонари не горели. Правда, в собственном доме Ульяны свет имелся, и вот в том, где жила тётка Марфа, окна тоже светились мягким жёлтым, но Ульяна решила подумать об этих странностях завтра. Сегодня же дорога была темна.

И пуста.

И хорошо.

– Верно ли я понял, что ты не испытываешь ко мне глубокой личной привязанности и сердечных чувств? – уточнил Василий.

– Глубокой – нет, – подумав, ответила Ульяна. – Точнее… знаешь, я к тебе привязалась, но подозреваю, что ты имеешь в виду другое.

– Я не слишком хорошо разбираюсь в эмоциях. Поэтому мне нужно объяснение.

– Мне бы тоже, но… знаешь, я всегда хотела брата. Такого, чтоб спокойный и надёжный, и проблемы умел решать. И… и Вась, я не хочу за тебя замуж.

В груди болезненно кольнуло.

– Но и не жалею о том, что мы познакомились. Ты замечательный… демон. И родной даже. В конце концов, почему бы и нет… ты друг. И почти родственник, если так-то. Но… это да, сложно. Если ты уйдёшь, я буду скучать.

Главное, что Мелецкий помалкивал, не спешил с комментариями.

– Когда-то давно отец и матушка ругались, – Василий нарушил тишину. – Часто. Много. Громко. И страшно. Всегда страшно. Порой рушились стены. И пламя было. И тьма. И многое иное… и когда я спрашивал, почему так, мне все говорили, что это от любви. От эмоций. Что эмоций много и они не всегда способны с ними справиться. И я подумал, что в таком случае от эмоций исходит лишь вред. Они алогичны. Не поддаются контролю. И причиняют боль. Маме было больно, когда он уходил. Как и ему. Но и вместе они находиться не могли. Или могли, но тогда всё вокруг гремело и рушилось.

– И ты решил, что тебе эмоции не нужны.

– Я очень сильно захотел их не испытывать.

– И начал использовать дыхательные практики?

– А ещё медитацию. Воспитывать сдержанность. Сперва у меня не слишком хорошо получалось. Но я старался. Хотя порой требовались немалые усилия, чтобы не поддаться. Но с каждым годом становилось легче. А когда мне исполнилось тринадцать, я… – он запнулся, но продолжил. – Оказался в одном месте, которое мне помогло.

– Это в каком же? – Мелецкий, конечно, не устоял.

– Там было много силы. И я смог воспользоваться ею, чтобы убрать то, что мне представлялось лишним.

– Ты тоже балбес, – заключил Данила.

– Да, – Василий не стал спорить. – Теперь я понимаю, что всё далеко не столь однозначно. Но следует отметить, что мои способности очень мне помогли. Я научился пользоваться разумом, и оказалось, что он тоже сила. Но теперь я не знаю, что делать дальше, – Василий потрогал рог. – Мне кажется, что у них разный угол наклона?

– Хочешь, потом померяем? Транспортиром. Или этим… штангенциркулем! Во! Уль, а чем рога меряют?

– Понятия не имею. Это не у меня. Это к ветеринарам, наверное.

– Почему?

– Ну а кому ещё нужно замерять чьи-то рога?

– Не, – Мелецкий потряс головой. – Не думаю, что ветеринары будут готовы принять у себя демона. Вась, извини, что перебил… мои тоже вечно ругались. Сколько себя помню. А потом мирились. И ходили оба такие довольные… а потом ругались. Но со временем ругани становилось больше и больше, а периодов, когда тишина и счастье, меньше.

– Так вот, в продолжение основной темы беседы. В настоящий момент времени я не уверен в правильности выбранного пути.

– Элька?

– Элеонора, – поправил Василий. – Мне нравится находится рядом с ней. А мысль о том, что кто-то способен причинить ей вред, вызывает ярость. И мне сложно справиться с этой яростью.

– Так… это и нормально.

– Я не знаю. Я не уверен. У меня не выходит думать в рациональном ключе. С точки зрения логики мне выгоднее настоять на исполнении договора, что даст доступ не только к миру, но и к источнику. Это поспособствует возвышению нашего рода…

– А по рогам? – Мелецкому идея не понравилась. – Между прочим, я тоже есть.

– Нюансы внутрибрачных отношений могут быть урегулированы в правовом поле. Более того, мы можем заключить дополнительный договор, который позволит мне завести гарем или хотя бы фаворитку.

– Ага… а Элька заведет своего фаворита. И будет у нас не большая дружная семья, а сплошной разврат и вызов общественной морали. Нет, я не согласен.

– Вот когда я думаю о наличии фаворита у моей фаворитки, мне хочется кого-нибудь убить, – признался Василий.

– Наконец, у тебя появились нормальные человеческие желания!

– Скорее демонические. В любом случае я осознаю возникновение конфликта между рациональной и эмоциональной сферами своей личности. И мне не хочется быть рациональным. Почему?

– Это любовь, Василий! – возвестил Данила.

– Это нарушение договора, – радости Василий, похоже, не испытывал. – И потому я пытаюсь понять, как выйти из данной ситуации. Единственное, что приходит в голову – это обратиться к отцу.

– Но тебе не хочется?

– Дело не в желании. Дело… скажем так, допустим, я сумею добиться его согласия и договор будет расторгнут. Во-первых, пострадает твоя мать, Ульяна. Как сторона, не выполнившая обязательства. В лучшем случае она утратит силу, которую, как мне кажется, продолжает использовать в том числе на поддержание своего существования. Во-вторых… мне выдвинут встречные условия. Не знаю, какие, но отец постарается сделать так, чтобы я вернулся.

– А ты не хочешь?

– Нет. Но… не во мне дело. Я не уверен, что Элеоноре понравится в мирах хаоса. Она очень упорядоченная женщина.

Прозвучало определённо похвалой, но несколько странноватой.

– А ещё я не уверен, что она в принципе захочет пойти за мной. Я готов сделать ей предложение. Я готов отстоять своё право на жизнь и на женщину, которая мне интересно, перед всеми…

На кончиках рогов появились огоньки. Тоже белесые, перламутровые.

Красивые до невозможности.

– Но… я не хочу её принуждать. Чтоб… чешутся!

– Растут! – Данька протянул руку, но получил по ней.

– Трогать чужие рога неприлично! Это позволительно только существам очень близким…

– Я второй жених твоей невесты! Куда уж ближе.

Василий пощупал.

– Всё-таки они несимметричны.

– И в этом своя прелесть, – Ульяна улыбнулась. Чужое сердце всё ещё билось, но звучало теперь приглушённо, да и та пакость внутри Ульяны затихла. – Вась, тут решать вам. Тебе и ей. И для начала надо её спросить. И да…

Раньше она бы ни за что не сказала бы это.

И в целом не рискнула бы возражать. Как возражать, когда договор? Долг? Обязательства? А теперь…

– Ты можешь вынудить меня к браку. Или вот твой отец. Вряд ли я сумею противостоять демону. Мы с тобой даже поженимся. Поставим всем по дворцу. Начнём жить… только это будет тяжёлая жизнь. Те же скандалы, но без любви и тепла. И чем дальше… знаешь, я не хочу. Оно, то, что внутри меня, и так вот шепчет гадости. И сдаётся, что дело не в одном лишь проклятии. Что… что это проклятье – тоже часть меня. Как мама и говорила. Старые обиды никуда не исчезают. Копятся, потом варятся и это варево… оно любого с ума сведет. А я не хочу, Василий, сходить с ума. И превращаться в чудовище тоже не хочу. Поэтому… извини, но я буду сопротивляться.

– А что делать мне?

– Решать. И да, если про Эльку, то спроси.

– Ну… тут… я, может, и раздолбай, но вот мыслишка одна возникла, – Мелецкий умудрился втиснуться между Ульяной и Василием. – Слушай, а если тебе пока не возвращаться? Смотри, компания совместная, но какой-то представитель нужен будет. А ты – оптимальный вариант. Ты на человека похож. И с людьми ладишь. И нервы у тебя крепкие. И понимание процесса есть. Поживёте тут. Будете по делам заглядывать и туда. Время появится осмотреться, привыкнуть. И решать уже с открытыми глазами.

– Мелецкий…

– Чего? Опять не то сказал?

– То, – Ульяна улыбнулась. – Именно, что то… Вась, вы ведь по сути друг друга не знаете. Симпатия – это… это хорошо, но мало. И она может перерасти во что-то большее.

– Любовь, – подсказал Мелецкий.

– И в неё. Или не перерасти. Но шанс у вас появится. Чтобы ты привык к ней. И к эмоциям. И в целом, к людям. А она – к тебе…

– И к демонам, – Василий кивнул. – Я понял. Это… это очень разумно. Благодарю.

– Вот! Одной проблемой меньше. Вась… – Мелецкий сгрёб Василия в охапку, а потом и Ульяну. – Уль… если б вы знали, до чего вы классные…

– Мелецкий, ты…

Василий застыл.

И кажется, растерялся. Ульяна его понимала. Она сама растерялась. Но не сказать, чтобы это было плохо. Просто было. И… и хорошо было. Здесь и сейчас.

– И Вась, я буду рад, если у вас сложится. Она хорошая. Только… и вправду очень уж упорядоченная. Кстати, её вполне можно поставить в компании нашей, директором там или хотя бы управленцем. От этого она точно не откажется, а дальше там цветы, шоколадки… головы если что. Короче, потихоньку и в светлое будущее. Уль… и не думай, я тоже всё понял. Я… договор договором, но тут как сама решишь. И… дашь мне шанс? Обещаю, в кустах прятаться не стану…

– Зачем в кустах? – тут Ульяна не очень поняла.

– Так, с креативным предложением руки и сердца. Скажем… рука или жизнь! Или лучше – сердце или жизнь⁈

– Маньяк… – она фыркнула и, представив, рассмеялась. – Не слушай Лялю, я тебя прошу!

– Да это так. Навеяло просто. А вообще… ладно тебе критиковать, в мире полно сумасшедших. Откроем агнетство. Скажем… «Последний креатив».

– Ага, и маленькими буковками ниже дописать «в твоей жизни»… – смех душил. И Василий хмыкнул, а потом вдруг рассмеялся, хрипловато так, низко. И на кончиках рогов опять вспыхнули огоньки. Демон разжал руки Мелецкого и сказал:

– На самом деле демоницы очень ценят тех, кто умеет рисковать.

– Вот! Видишь… Ляля будет помогать демоницам найти своё личное счастье и не умереть. Нет… что-то меня… прёт прямо!

– Это сила, – Василий коснулся рогов. – Рядом с источником и ведьмой сила всегда прибывает.

– Точняк! – Данила отступил на шаг и раскинул руки. – Во мне столько огня отродясь не было…

Он вспыхнул ярким белым пламенем, будто украв его, перламутровое, у Василия. И это пламя змеёй обвило ноги, потянулось выше, охватив руки и уже на ладонях развернуло крылья. Белоснежная птица сорвалась в чёрные небеса. И звездопад горячих искр коснулся волос и щёк, и одежды. Только не опалил. Искры пахли дымом и свободой.

И ещё чем-то совершенно замечательным.

– Дань…

– Уль! Ты только посмотри, как я умею! У меня получилось! Эй, у меня… – он развёл руки, создавая меж ладонями радугу, только переливалась она от жемчужной белизны к синеве. И стоило Даниле отпустить, как радуга рассыпалась сонмом бабочек. – Как я…

Выстрел она услышала уже потом.

Точнее поняла, что это выстрел. Просто Данила вдруг покачнулся и уронил свою радугу из бабочек. А потом как-то, словно недоумевая, поднял руку.

И…

– Знаешь… а это было хорошее приключение, Уль… – он ещё горел, только часть огня стала алой.

И тут же взвилось другое пламя.

Злое.

Резкое.

А низкий глухой рык демона перекрыл стрекот кузнечиков. Именно тогда Ульяна выстрел и услышала. Второй. И увидела, как пуля разрезает воздух. И испытала ярость, которую никогда-то не испытывала прежде.

Тук-тук.

Она подняла руку и сжала пальцы, скручивая воздух жгутом. И повинуясь воле её, он смял треклятую пулю. А затем, протянувшись по следу, ударил и стрелка.

Опрокинул наземь.

И приковал к земле тонкими нитями корней.

Вот так.

– Назад! – голос и воля её остановили рванувшегося к стрелку демона. И тот послушал.

Тук-тук-тук.

Она обернулась.

Мелецкий ещё дышал. Он ведь одарённый, он сильнее прочих. И значит, справится. Он просто обязан справиться!

– Дань, ты…

Пламя его догорало. Ульяна видела, как дар уходит в дыру, которая становится лишь шире, будто пуля разъедает его изнутри. И поняла вдруг, что ничего не сделает.

Никто ничего не сделает.

– Вась!

Демон покачал головой.

– Это чёрная кровь. Откуда у вас такой яд? Он и демона свалит.

А Данька не демон. Данька… просто Данька и вот.

– Целитель…

– Не спасут. Его никто не спасёт.

В этом обличье у Василия голос другой. Низкий и хриплый. Скрежещущий даже.

– Никто, кроме тебя. Если ты решишься.

Она? Ульяна никогда и ни на что не могла решиться. А тут… тут ведь речь даже не о смене работы или чём-то таком. Она не сможет! Она не справится! У неё никогда ничего не получалось толком.

Но если она не справится, то Даня умрёт.

Тук-тук-тук…

Ульяна вдохнула.

– Вась… ты хочешь увидеть источник? Бери Даню. И… и не уверена, что мы сумеем вернуться. Поэтому я пойму, если ты откажешься. Я тогда сама. Как-нибудь.

Что она сможет сама-то? Никогда и ничего… и тут тоже. И как так вышло? Как?

Демон с белоснежными рогами, которые загибались изящными полудугами, наклонился и поднял человека.

Тук-тук.

Кто там?

Ведьма.

Ведьма-неудачница.

Глава 40
О родительской любви и некромантах

Навстречу шёл эльфийский стражник, одетый в лёгкую броню из тёплой кожи ленивого медведя, что живут около городов, потому и называют ленивыми, чтобы напасть на еду из-за огромных кустов, не бегая за добычей.

О тяжкой жизни крупных хищников в фэнтезийных мирах

Наум Егорович ожидал увидеть… А сложно сказать, что он ожидал увидеть. Чудовище? Монстра со щупальцами и чешуей? Бледную тень с горящими глазами?

Нет.

Но и не обычного паренька.

Сперва-то Наум Егорович и его не увидел. Он не очень понимал, что сотворила Калина Врановна, как она одним шагом преодолела двери высочайшего уровня защиты, а что-то подсказывало, что не только их, но главное, что это преодоление завязало кишки тугим узлом. И Наум Егорович даже икнул, пытаясь сдержать тошноту.

Ну а потом, как получилось не опозориться, и огляделся.

Комната эта на первый взгляд мало отличалась от прочих. Разве что была побольше. Конкретно побольше, просто окрестная белизна мешает оценить размеры. И не сразу понятно даже, что белизна эта не от побелки. Камень белый. Прям как снег, даже искрится будто бы. А по камню чернотой расползаются рунные узоры, разглядеть которые почему-то не выходит. Наум Егорович пытался. Но чем пристальней он вглядывался, тем сильней начинала болеть голова. И уже вот не руны, не узоры, но словно черные пауки копошатся, цепляясь друг за друга суставчатыми лапами. И он опустил взгляд, пытаясь избавиться от этого мельтешения перед глазами. А когда поднял, то и увидел треноги со светящимися камнями в навершии. И гроб хрустальный.

То есть, он понимал, что глыбина эта – вовсе даже не гроб. Ну или очень пафосный. Как у египетских фараонов, этот, как его, саркофаг.

Точно.

Ему ещё дочь снимки показывала, тогда, когда Наум Егорович их с супругой отдыхать отправил. Самому ему Египет заказан, а вот они очень довольны остались. И про музеи говорили много.

Тут… а чем не музей?

Правда, в отличие от египетских саркофагов, этот был без крышки. И с постельным бельём в голубую полосочку, чему фараоны могли бы только позавидовать.

– Не подходите, – раздался звонкий нервный голос. – Пожалуйста.

И в комнате разом похолодело.

Он сидел в этом гробу, бледный мальчишка со светлыми волосами, которые отросли ниже плеч. Пряди падали и на лицо, почти скрывая его, и на плечи. Видна была огромная, не по размеру, майка, и тощая рука, что вцепилась в край саркофага.

– Позвольте мне? Меня он знает. И уж точно не навредит, – Нина вышла вперёд. – Богдан, это я…

– Ты? Я тебя убил! Прости, пожалуйста, я не хотел… я…

Он запнулся и выгнулся. Бледные пальцы впились в край, а из тела донёсся низкий приглушённый рык.

– Назад, – ведьмак заступил путь. – С ним что-то не так!

– Вижу, – отозвалась Калина Врановна. – Братец, ты тоже этот смрад чуешь?

– Ещё бы. Его сложно не почуять.

Наум Егорович принюхался. Да, пованивало. И главное, не понять, чем именно. То есть пованивало и канализацией – белый унитаз почти сливался с белыми стенами, но всё-таки Наум Егорович его заприметил, как и умывальник, и душевой поддон. Но пахло не оттуда. Пахло чем-то настолько чужим и чуждым, что волосы на руках поднимались дыбом.

– Я… я не хочу… я удержу его… пока держу… пожалуйста… уходите, пожалуйста! Я устал! Я…

– Тише, – Калина Врановна в один шаг оказалась рядом с саркофагом. – Дай мне руку.

– Тогда ты умрёшь.

– Нет. Я заберу часть твоей силы. Пока. Дашь?

– А ты… кто?

– Был бы ты постарше, сестрицей назвала бы. А так, пожалуй, что тётка.

– У меня нет тёток.

– Ты просто не знаешь. Больно?

– Да. Оно… там… оно требует, чтобы я их убил! Вас… а… я не слушаю. Не хочу слушать. Но иногда не получается.

– Руку, – её ладонь накрыла его пальцы, чтобы слегка сдавить. – Отпусти. Это тебе не нужно. Ты тут давно?

– Давно, – он кивнул. – Очень.

А всё-таки лица не видать. Волосы падают, такие, засаленные, слипшиеся прядями. Выгляди мальчишка совершенно одичалым. И главное, делать-то с ним что? С одной стороны, Богдан признался, что убивал. И Ниночка то же сказала. И другие улики найдутся, нормальные, а не показания покойников. Что-то подсказывало, что показания покойников в суде не примут.

С другой… ну ребенок же.

Какой с ребенка спрос?

Да и явно он не своей волей.

– Давай, – Калина Врановна протянула вторую руку. И паренек решился, вложил в неё ладонь. – А теперь вставай. Сможешь?

– Д-да… я… я постараюсь. Я делаю упражнения, как мне говорили, но…

– Ты тут живёшь?

– Да.

Он поднялся, неловко, покачиваясь, и стало ясно, что кроме майки на мальчишке ничего-то и нет. Что сам он тощ и слаб. Кожа обтягивала вялые мышцы, что с трудом держали даже это худое тело, и неестественно раздутыми гляделись колени.

– Расскажешь? Как тебя зовут?

– Богдан…

– Погоди, сестрица, давай я его вытащу… – предложил Женька.

– Нет! – Богдан попытался отшатнуться.

– Это тоже наш родич. Ему твоя сила не навредит. А вот то, что внутри тебя, оно мешает. Ты это чувствуешь, братец?

Женька подхватил мальчишку под мышки и вытащил из саркофага. И Наум Егорович не сдержал вздоха. Это ж надо было ребенка до такого состояния довести! Сколько ему лет? С виду не больше двенадцати, и то с натяжкою…

– Вы меня заберете, да? – он, явно поняв, что не убивает, вцепился в Женькины руки и было видно, что теперь ему страшно их отпускать.

– А ты хочешь?

– Если… если я никому не причиню вреда.

– Сколько тебе лет? – спросил Наум Егорович.

– Я… не уверен. Отец говорит, что скоро двадцать четыре, но… я не уверен.

Двадцать четыре?

Да быть того не может. Или… и если так, то он совсем не ребенок. А значит, и спрос с него иной.

– Не спеши, служивый человек. Тут иначе время идёт… – Калина Врановна поняла, о чём он думает. – Двадцать четыре весны минуло, как он появился на свет, да только прожил он хорошо, если половину.

Возможно.

Но уголовный кодекс руководствуется конкретными датами, а не ощущениями.

– Я… у меня с памятью плохо. Оно… из-за него провалы. Часто надолго. Я пытался вести дневник, как Лев Евгеньевич просил, но оказывается, что порой я выпадаю на недели и даже месяцы. И тогда какой смысл? Да и вообще какой смысл, если здесь один день от другого не отличается. Во сне хоть сны иногда снятся, – парень откинул волосы. И стало видно, что лицо у него тоже худое, с детскими чертами лица.

Да не может, чтоб ему было столько.

– А то, что было раньше, до того, как сюда попал, помнишь?

– Помню… помню, что мы жили. Я, мама и отец. Он редко появлялся, а мама… она болела… много болела. Мне сказали, что это ещё до моего рождения началось. И я вот думаю, что, возможно, я и виноват, что она так болела?

Спрашивал он у Калины Врановны, глядя на неё снизу вверх.

– Нет, дорогой, ты не виноват, – ответила за него Нина. – Я… понимаете… извините, что вмешиваюсь, я тогда не знала, о ком речь… мне поставлена была задача… анализ. Истории болезни. Наблюдений… болезни и наблюдений? Да, пожалуй… он был обозначен как объект номер один.

Это Нина сказала, словно извиняясь.

– Если верить документам, то… его матушка имела проблемы с контролем дара. И пытаясь их решить, начала принимать препараты. Изначально речь шла о некоторых седативных средствах, которые разрешены к применению. Но, как мне кажется, они не помогали. И тогда она рискнула использовать… сомнительные средства. К сожалению, в карте не указано, какие именно, но стоит пометка, что у неё случилась передозировка, с которой она и оказалась в больнице. И в этот момент она уже была… в положении.

Ниночка отвела взгляд.

И продолжила.

– Ситуация была сложной. Есть упоминание о клинической смерти… и я, честно, не знаю, каким чудом ей удалось сохранить беременность!

Удалось.

К счастью ли? Или наоборот? Если б мальчишка не родился, то, может, не было бы ни «Синей птицы» с её тайнами, ни остального дерьма, которого тут много и которое только предстоит разгрести. Но с другой стороны, как говаривала бабка, свинья грязь везде найдёт.

Не одно, так другое.

– Ребенок появился на свет недоношенным. Критически малый вес. Лёгкие не работают. И первые недели он проводил на ИВЛ. А такие дети, даже когда выживают, они всё одно… там много проблем. Кисты головного мозга, врождённые пороки сердца, судорожная активность… извини, Богдан.

– Ничего. Я знаю, что должен был умереть.

– Лечение он получал самое лучшее из возможных. Однако и современная медицина далеко не всесильна. К сожалению. Несколько раз его вывозили за границу…

– Дайте угадаю, – перебил Женька. – В Мексику?

– Да, а откуда вы…

– Да так, совпало просто. Хорошее место, Мексика… думаю, не наведаться ли туда в отпуск. Наум, ты как?

– Я? – удивился Наум. – А я тебе зачем?

– Да я к тебе как-то привыкнуть успел. И в целом… чтоб отпуск более деятельным был. Вдвоём всяко веселей. А то ишь, устроили там невесть что… хотя, полагаю, мальцу оно на пользу было?

– Д-да… – Ниночка удивилась.

Наум тоже удивился, но не сказать, чтобы активно, потому что у любого нормального человека есть предел эмоций. И он уже, похоже, удивляться устал.

– Поймите, я не видела его тогда. Только документы. Бумаги. Анализы. Но и по ним было видно, что ребенку становилось лучше! – Ниночка всплеснула руками. – Много лучше! К примеру, если изначально была диагностирована гидроцефалия и выраженная, которая требовала операции, установления шунта, то после визита в Мексику она прошла сама собой! А главное, ни слова о методиках, ими использованных… и уже тогда это показалось донельзя странным! Это ведь серьёзная проблема! В мире каждый день рождаются дети, которым необходима помощь, а если они нашли способ…

– Он не всем подойдёт, – мягко перебил Женька. – Да и правительство не одобрит.

– Но… почему?

– Потому что правительство не одобряет, когда одних граждан приносят в жертву, чтобы спасти других. Подтверди, Наум.

– Подтверждаю, – сказал Наум, подумав, что в Мексике ему бывать не случалось, а жаль. И что вряд ли поездка получится семейной. Хотя… нет, тащить с собой жену туда, где кого-то приносят в жертву, неразумно. Разве что жена надоела.

– Но… – Ниночка хлопнула. – Это… это же дикость.

– Что за Мексика? – поинтересовалась Ягинья.

– Это страна. За океаном. В Южной Америке, – Наум Егорович ответил за Женьку. – Такая… туристическая. Там… ацтеки, пирамиды…

– Во-во, старые традиции. Некромантов там и раньше хватало.

– Да? – нет, всё-таки резервы удивляться ещё остались.

– А ты думал… ацтеки вон издревле жертвоприношениями баловались. Кормили бога-Солнце, ну заодно и жрецов со знатью. И жили те до ста лет, а некоторые и до трёхсот. Правда, сложно сказать, оставались они людьми или уже нет. Так-то некромантия от медицины далека, но и у неё свои секреты есть. Читал, что можно забрать больное сердце и поставить здоровое. Или вот не сердце…