Текст книги ""Фантастика 2025-178". Компиляция. Книги 1-19 (СИ)"
Автор книги: Артур Гедеон
Соавторы: Екатерина Насута,Евгений Бергер
Жанры:
Боевая фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 359 страниц)
Глава 3
Где начинается знакомство с родственникам и иные приключения
– Аккуратно! Чтоб тебя… Женька, ты можешь хоть что-то сделать нормально?
Ульяна сидела на лавочке и наблюдала за тем, как спокойная жизнь её превращается в хаос. Не то, чтобы так вот и сразу, но очевидно, что превращается.
Желтый бусик, пыхтя и выплёвывая клубы дыма, кое-как протиснулся в ворота, заняв небольшой пятачок перед гаражом. Задние двери его распахнулись, и Ульяна увидела гору каких-то коробок, свёртков, мешков и, кажется, даже лыжи. Во всяком случае лыжные палки совершенно точно выглядывали, этакими пиками, готовыми отразить нападение.
Чьё – не понятно.
– Улечка, деточка… мы потом поговорим, – сказала тогда Антонина Васильевна и сунула Ульяне в руку что-то мягкое и живое. – Иди вон, пока, посиди с Никиткой.
Никиткой оказался рыжий шпиц с огромными печальными глазами.
Он нервно дёрнул хвостом и уставился на Ульяну вопросительно, будто сомневаясь в чём-то.
– Я сейчас и Лялю пришлю, чтоб… Фёдор Степанович, будьте любезны, проследите за процессом. Уж на ваше-то благоразумие…
Первым из автобуса выбрался козёл.
Натуральный такой.
Чёрный и с рогами.
– Это… что? – спросила Ульяна у шпица. А тот снова шевельнул хвостом и ответил:
– Гав.
– Понятно…
Козёл был лохмат и слегка взъерошен, впрочем, оказавшись на улице, он сделал несколько осторожных шагов и, втянув воздух открытою пастью, склонился к кустам.
– Фёдор Степанович! – с укоризной воскликнула бабушка. – Вы бы сказали, что вам дурно, я бы вас раньше выпустила… Улечка, ты иди… видишь, укачало человека.
– Он же козёл.
– И что? Думаешь, это мешает ему быть человеком? Поверь, в иных козлах есть бездна человечности…
– А в людях козлистости, – завершила цитату Ульяна. Ей почему-то вспомнился Данила. – Мы… пока вы тут, в саду побудем. Только… извините, я гостей не ждала… у меня тут… не убрано.
– Ничего, – бабушка махнула рукой и подпрыгнула, успев подхватить какой-то ящик. – Женька, если ты мне побьёшь аппаратуру…
В саду было тихо.
Спокойно.
Ну, почти. Главное, лавочка имелась, на которую Ульяна и села, осторожно опустив на неё же шпица.
– Не убежишь? – спросила она.
– Яв, – шпиц и головой мотнул, будто и вправду понял.
– Ошейник тебе надо будет купить. На всякий случай.
Шпиц по имени Никита склонил голову, развесив треугольные ушки.
– И брелок с телефоном. С адресом так… ну, если вдруг убежишь или потеряешься, чтоб могли найти и вернуть. Хотя, конечно, тут бы тебе вообще из дома не выходить. В сад – максимум…
– Почему? – поинтересовался у Ульяны мягкий женский голос. А когда Ульяна обернулась, то увидела протянутую руку. – Привет. Я Леля, но можно – Ляля…
И девушку увидела.
Такую вот…
В общем, Ульяна обычно людям не завидовала. Старалась. А тут вот взяла и позавидовала. Прям так позавидовала, что самой стало стыдно. Но зависти от этого не убавилось.
У девицы было…
Всё было, чего не было у Ульяны.
Идеальные черты лица с пухлыми губами и огромными глазищами яркого, какого-то непередаваемого сине-зелёного оттенка. И даже что-то подсказывало, что дело вовсе не в линзах. Глаза эти, которые так и тянуло именовать очами, взирали на Ульяну робко и с трепетом.
Опахала ресниц.
Курносый носик.
Длинная шея.
Волосы почти белые… такой платиновый блонд матушка как-то делала. Жаловалась, что целый день ушёл и безумные деньги. А у девицы вот…
Ещё девица была хрупка до полупрозрачности.
– Ульяна, – Ульяна руку осторожно пожала. – А ты…
– А я тебе двоюродная сестра, получается, если так-то, по материнской линии… Никитка, двигайся. И вообще, иди вон, погуляй…
– Яв, – возмущенно тявкнул шпиц и соскочил на землю.
– Куда… он же убежит!
– Далеко не убежит, не дурак ведь.
Шпиц крутанулся, а потом, прежде чем Ульяна успела поймать его, нырнул в заросли смородины.
– Сиди… ему, небось, тоже приспичило… фу-х, пока доехали… жарень такая! А главное, я говорю, что куда спешить, но…
– Ты и вправду двоюродная сестра?
– А то! Клянусь своею чешуёй! – гордо произнесла Ляля. – А Никитка – брат.
– Двоюродный?
В кустах слышалось ворчание и шелест.
– Не… если так-то… его матушка приходится бабушке внучатой племянницей…
Матушка шпица?
Ульяна моргнула. Издевается? Но нет, красавица хмурилась и шевелила пальцами, явно пытаясь вычислить степень родства.
Бред какой.
– Ладно, – Ляля сдалась. – Потом у бабушки спроси. Она точно скажет, а то у нас там всё сложно и запутано.
– Никита! – позвала Ульяна приподнимаясь, потому что в кустах стало тихо. – Никита, ты где? Никита, ко мне! Надо его найти…
– Зачем?
– Так… ещё убежит.
– Куда?
– Хоть бы к соседу…
– И что? Он у нас воспитанный и никого кусать не станет.
– Зато его могут. У соседа кавказец, ему твой Никита на один укус…
Но Ляля не впечатлилась. Вытянула длиннющие ноги, благо, коротенькие джинсовые шорты не скрывали идеальной формы их, и сказала:
– А у тебя душ есть? А то я давно уже без воды… потом начнёт чешуя слоится, облазить… это такая морока!
– Есть… какая чешуя?
– Обычная. Вот, – Ульяне сунули под нос руку и… и нет, так не бывает, чтобы руки у людей покрывала чешуя. Причём на чешую совсем даже не похожая… – Не бойся, если хочешь – потрогай. Только осторожно, а то с перегреву я всегда чесаться начинаю…
Чешуйки были мелкими-мелкими, и друг к другу прилегали плотненько, и вообще если моргнуть, то… кожа как кожа. А второй раз – чешуя.
– Ещё молочко не помню, куда засунула, а пока ба разгрузится и до моих сумок доберется… так покажешь?
За забором зарычал кавказец, и грозный голос его заставил Ульяну подскочить. Правда, рык тотчас перешёл в тоненький визг.
– Никита…
Ульяна бросилась к забору. Вот как… нехорошо… и ветеринарки поблизости нет, если, конечно, там останется, что в ветеринарку везти.
– Да успокойся. Нет такой собаки, которая бы рискнула разявить пасть на оборотня, – Ляля перехватила руку.
– Оборотня?
Скулёж перешёл в тявканье, жалобное такое. А потом послышалось грозное и чуть визгливое, но вполне знакомое уже:
– Гав!
– Ага… а ты чего подумала?
– Я… знаешь… мама… она сказала, что вы уроды… не обижайся только. Я… просто… оборотни – это же мифология…
– Ещё какая, – согласилась Ульяна и, встав, заорала: – Никитка! Оставь животное в покое! Домой! Да и не обижаюсь я… так-то она даже и права. Мы ещё те уроды… потому и приехали вот.
В кустах зашелестело, и меж веток просунулась донельзя довольная физия шпица.
– Ты чего Улю пугаешь, дурень? – Ляля подхватила шпица под брюхо. – Пойдем лучше дом посмотрим. Бабушка говорила, что он большой… с виду и вправду немаленький…
– Немаленький, – согласилась Ульяна. – Только… тут… есть кое-какие… обстоятельства…
За домом что-то громыхнуло и следом раздалось:
– Женька, если ты чемодан с зельями уронил, то я тебе…
– Идём, – Ляля подхватила Ульяну под руку, при том не выпуская шпица. – В доме расскажешь. Слушай, так у тебя есть молочко для тела? Только гиппоаллергенное… поделишься? Честно, мне немного надо, пока кожа… Никитка, а Игорёк где? Попроси, чтоб мои сумки тихонько посмотрел.
Данила чувствовал себя странно.
Не то, чтобы неправым… ну не может он быть неправым и вообще, если разобраться, то ему нос сломали, а он просто пошутил. А мог бы и в полицию заявить.
И моральный ущерб взыскать.
И вообще…
Но чувство не отпускало.
– Куда едем? – поинтересовался водитель, старательно глядя в сторону. Смеяться станет? Или нет? Сплетничать точно будет. Данила даже представил, как Серега в красках расписывает эту дурацкую ситуацию. Присочиняя, конечно. А горничные хихикают. И лакеи тоже. И даже повариха вздыхает так, что всё её объемное тело приходит в движение. Только, пожалуй, водитель отца смеяться не станет.
Да и было бы с чего.
Глупость же…
С каждым случиться может. Наверное.
– Давай в «Перекрестки», – решился Данила.
По-хорошему, стоило бы, конечно, в центр вернуться и заняться работой. Те же отчёты взять, потому как вечером отец спросит всенепременно, и будет ворчать, что для Данилы работа – не работа, и что он бездельник, в отличие от драгоценных сыночков дяди Вити, и что… нет, он займётся.
Потом.
Позже.
Сейчас сунься и чего? В лицо, конечно, никто не посмеется, но вот за спиной обсудят. И…
Машина плавно тронулась с места.
Перед Таракановой Данила извинится. Завтра. И премию скажет выписать. Допустим, за успехи в работе. Какие? Какие-нибудь. Должны же у этой заучки ненормальной хоть какие-то успехи быть. Вот пусть… конечно, тоже слухи пойдут…
И вообще сама виновата, что шуток не понимает.
Данила поёрзал и, поймав в зеркале взгляд водителя, сделал вид, что задумался. Он ещё в школе научился держать вдохновенно-печальную рожу, которая другими воспринималась как-то… странно, что ли. Вот и сейчас водитель поспешно вперился взглядом в дорогу, а так…
Да.
Пообедать и за работу.
К вечеру порядок навести в делах. Ну или хотя бы его подобие. И пить он не станет.
– Данька! – в «Перекрестках» несмотря на середину дня было людно, шумно и весело. Что-то булькало, что-то играло, по стенам растекалась очередная иллюзия, на сей раз тропического леса. И выложенная жёлтым булыжником дорога манила в самые дебри, откуда Стасик и выглянул. – Какие люди в неурочное время…
В отличие от Данилы, Стаса работать на благо семьи не заставляли. Отец его предпринял пару попыток, но после решил, что куда дешевле просто платить содержание, чем спасать очередную компанию от банкротства. И главное, Стасик ведь не специально так. Он искренне хотел помогать.
Двигать бизнес.
И сотворять реформы. Компании почему-то не двигались, а реформы… в общем, Данила где-то Стасикова отца понимал, а вот Стасу завидовал. Немного.
Небось, ему не надо думать, как вывернуться из идиотской ситуации без репутационных потерь.
– Привет, – Данила пожал руку, но Стас дёрнул его на себя и обнял.
– Сымай свой пиджак! Слушай, я тебе думал звонить, а ты вон… тут такие девчонки… чего у тебя с рожей? Кто дал? Тот из клуба? А ты слышал…
Следить за скачками Стасиковой мысли было сложно. Сопротивляться девицам, что вынырнули из джунглей, чтобы сунуться под руки, невозможно. И пиджак остался где-то в иллюзорных зарослях, как и галстук. Коктейль будто сам собой возник в руке.
– … я ему и говорю…
Стас болтал, не умолкая, правда, при этом успевал пить, курить тонкие пахитоски лазурного цвета и жмякать девиц, которых было куда больше, чем хотелось бы. Данила с неудовольствием отметил, что вообще предпочёл бы без девиц обойтись.
Вот откуда они вылезли, спрашивается?
И главное, такие… бесят прямо. Глазастые. Темненькие-светленькие с одинаково узенькими лицами и пухлыми губками. Остро воняющими какими-то новомодными духами. От запаха в свежезажившем носу свербело, потом вообще захлюпало, хотя чтоб у мага и насморк…
– А вы дру-у-у-г Ста-а-асеньки? – томно потянула брюнетка, закатывая глаза и пытаясь устроиться на коленях.
– Друг, – подтвердила совсем уж не трезвая блондинка, пристраивая голову на плечо. И судя по обилию блёсток, рубашку можно будет выбросить. Отстирать эту хрень не реально.
Вот что Данила тут делает?
Он же просто пообедать собирался.
– Друг! – Стасик чудом услышал и выцепил самое, с его точки зрения, главное. – Ещё какой друг! Наилучший. Правда?
– Правда, – возражать не хотелось.
Хотелось уехать.
Куда вот только… не на работу же, в самом-то деле. Не поймут. Тот же Стасик первым и не поймёт. Да и вообще… как-то оно… ну не так.
– Вот! Пыхнёшь? – из кармана цветастой Стасиковой рубахи появилась сигаретка. Он подмигнул кому-то и заговорщицким тоном произнёс. – Особая…
– Воздержусь. И тебе не советую, – Данила вытащил сигаретку из рук приятеля и сдавил, выпуская пламя.
Пытаясь выпустить, потому что сила, обычно податливая и хорошо контролируемая, вдруг не отозвалась. Это было настолько невозможно, что Данила даже не поверил в первую минуту.
Во вторую тоже.
Переложил треклятую сигарету в другую руку. Пошевелил пальцами и попытался вытянуть хоть что-то. Огонёк хлопнул.
И поднялся над ладонью ворохом искорок.
– Ты ма-а-а-г? – удивлённо хлопнула ресницами блондинка. Ресницы были неестественной длины и такой же неестественной густоты, а потому цвет глаз девушки рассмотреть не получалось.
– Маг, маг… – отмахнулся Стас и из второго кармана достал горсть разноцветных круглых конфеток. – Он у нас сильный…
– А ты?
– И я сильный, – Стас ущипнул подружку, и та захихикала. Смех её вдруг резанул ухо ненатуральностью. – Сейчас поедем ко мне, я покажу, какой я си-и-ильный.
Данила мотнул головой.
Да что за ерунда такая…
– Что, не встаёт? Силушка богатырская…
Стасик, кажется, совсем перебрал.
– Переутомился, – Данила ладонями растёр сигаретку и отряхнул руки. – Ладно, поеду я…
Куда точно, он не решил, главное, чтобы подальше, потому что… потому что не хотелось ему оставаться здесь. И сила… накурено тут. Или внешние подавители включили, хотя по ощущениям не скажешь. А может энергоконфликт?
Нервное перенапряжение?
С чего бы, конечно, но… должно же быть объяснение. Данила снова потянулся к силе, пытаясь зацепить за хвост, чувствуя себя совершенно беспомощным, будто ему снова десять и он пыхтит от натуги, стараясь не опозориться перед отцом и понимая уже, что как раз и позорится.
– Куда⁈ – вот только у Стасика имелись другие планы. – Не, дружище, так не пойдёт. Гулять, так гулять. Правда, девочки
Девочки хором захихикали.
Как игрушки заводные.
Чтоб…
Сила поддалась, с трудом, через силу. Поток её направился в пальцы… и кажется, Данила и вправду переутомился. Перебрал с упражнениями. Наставник ведь предупреждал, что перегореть куда проще, чем Даниле кажется. А потому с прокачкой надо бы аккуратней.
– Сейчас идём в клуб.
– Извини, но…
– Никаких извинений не приму, – воскликнул Стас и зачем-то ткнул под рёбра, а когда Данила открыл рот, чтобы возмутиться, в этот рот поспешно что-то засунули. И перекинув руку через шею, зажали да так, что не дёрнешься. Потная ладонь прижалась к губам, не позволяя выплюнуть. – Вот и всё… да не вырывайся ты…
Стас был больше.
Сильнее.
И дурнее.
А ведь отец предупреждал, что не стоит с ним связываться, что… Данила попытался вывернуться.
– Скушай конфетку и…
Язык обожгло кислотой, а потом он словно замёрз. И следом накрыло жаром, да таким, что прямо до самых костей ломануло.
– Погодь, сейчас проберет…
Голос донёсся откуда-то со стороны. В ушах шумело. В голове звенело. Данила тряхнул и едва удержался на ногах.
Надо…
Позвать.
Кого?
Выбираться. Сила, ещё недавно неощутимая, теперь ожила.
А Стас руку убрал, прихихикивая.
– Стас… что за… дрянь…
– Да так, кой-чего расслабиться, а то ты вечно с мордой мрачною. Правда, девчата? Повеселишься хоть раз по-человечески…
– Стас… уходи…
– Чего
– Уводи. Всех… кажется…
Рубашка вспыхнула первой.
– Ой, – совсем другим трезвым голосом сказала блондинка. – Он горит.
– Данька…
– Контроль… – Данила стиснул зубы, пытаясь обуздать клокочущую внутри силу. Бездна на неё… чтоб вас всех… что за дрянь… – Теряю…
– Мамочки… волосы…
Кожа тоже загоралась. Язычки пламени расползались и гасли, чтобы снова вырваться.
– Данька… ты это… – Стас, кажется, протрезвел. – Девчонки, на выход!
– А он…
– Бегом! – Стас умел орать. И голос его пробился сквозь шум в ушах. На какой-то момент Даниле показалось даже, что он сумеет удержать волну. – Данька, дыши… давай, со мной…
– Уходи…
– Хрена. Извини… дурацкая шутка, – руки Стаса легли на плечи и завоняло паленым волосом. Это для Данилы огонь не страшен. – Давай, сливай потихоньку. Я щит поставил… и наружный, даже если долбанёт, то не страшно… далеко не пробьёт. Щиты у меня нормальные.
Сила притихла.
На долю мгновенья. А потом внутри, под сердцем, Данила ощутил боль. Резкую и нарастающую, такую, будто в самом сердце дырку высверлить пытаются. И боль эта оглушила, лишив остатков контроля. А сила, подстегнутая болью, хлынула…
Наружу.
Зашипел Стас, окутываясь облаком пара. И пламя облепила щиты, превратив приятеля в огненного человека. А потом огонь свернулся тугой спиралью, которая распрямилась, выбивая внешнюю оболочку.
Крепкий
Хрена с два. Зато Данила, кажется, третий ранг взял…
С хрустом раскололся потолок. Взвыли сирены, зашипела система подавления, накрывая зал облаками удушливого дыма. И Данила, глотнув его, покачнулся.
Упал.
А потом подумал, что это же цветок! Роза. Аккурат, как та, которую он подарил Таракановой… только большая. Очень-очень большая.
Но красивая.
Подумал и захихикал…
Глава 4
О родственниках разной степени близости
Так вот, каждый новый рывок заставлял космолет соплами загребать только что переработанный ими же газ, а точнее, то, что не успело раствориться в вакууме открытого космоса.
Очень душевная история о том, как корабли бороздят просторы Вселенной.
– Ой, тут такое, что прям сразу и не знаешь, с чего рассказать, – Ляля сунула ноги в тазик с водой и пальцы растопырила. – В туфлях перепонки сохнут со страшной силой, а если шелушится начнут, то вообще мрак…
Ульяна кивнула.
Кажется… кажется, это всё-таки не бред. Блондинка, устроившаяся на кухне, точно была вполне материальною. И тазик. Тазик, к слову, старый, с трещиною, но вода в нём держалась, не спеша трещиною пользоваться.
– Болтаете? – на кухню заглянула бабушка. – Правильно, знакомьтесь… а дом, конечно, подзапустили…
Мягко говоря.
Ульяне он и достался в не самом лучшем состоянии, а за прошедшие годы постарел ещё больше. Нет, она старалась, но… оставленных папой денег хватало на обучение и жизнь, но никак не на ремонт.
Потом ещё и кредит этот.
И главное, сама же виновата, но всё равно обидно.
– Ничего, разберемся… так, я чайку поставлю?
– Только у меня к чаю ничего… хлеб вот. И батон, – Ульяна вздохнула, признаваться в собственной несостоятельности было… в общем, неудобно было.
– У меня найдётся. Чай, пирожки не все съели, да и так-то… ты вон, возьми Лялю и погуляйте…
– Ба, у меня ноги!
– Вижу, что не руки. Зальин пруд ещё стоит?
– Это… который за деревней? Я просто не знаю, как он называется, – Ульяне снова стало неловко. Вообще ей довольно часто становилось неловко и по самым дурацким поводам, и она честно пыталась работать с этой своей чертой характера, да без толку.
– Вот, своди, пусть искупнётся, а мы пока с Женечкой поработаем. Мальчики помогут…
– Яв, – возмутился шпиц, пытаясь спрятаться под столом, но был пойман за шкирку.
– Игорёк… твой приятель опять сбежать собирается, – сказала бабушка громко.
– Здрасьте, – в дверях показался парень.
– Здравствуйте…
– Он не сбегает. Он просто перенервничал, – парень забрал шпица и прижал к груди. – Ба, ты ж знаешь, что у него на нервах оборот клинит…
И погладил Никитку.
– Это Игорёк, – Ляля указала на парня. – Игорёк, это Ульяна. Наша… в общем, какая-то там родственница, бабушка потом скажет, какая именно.
– Доброго дня, – повторился Игорёк, чуть пятясь, точно опасаясь, что Ульяна захочет познакомиться поближе. А вообще странный он. Длинный, на полголовы выше Ульяны, и ещё очень тощий. Из майки, которая висела этакою хламидой, торчали болезненно-худые обтянутые кожей руки с круглыми мозолями локтей. На неестественно-тонкой, будто из одного позвоночника состоящей, шее чудом, не иначе, удерживалась вытянутая голова.
Кожа Игорька была фарфорово-белой.
Глаза – красными.
А изо рта проглядывали клыки. И он, поймав Ульянин взгляд, смутился, поспешно прикрыв рот рукой.
– Да она нормальная, – поспешила заверить Ляля, выбираясь из тазика. – Прикольная…
– А Игорёк… ты… извини, если о таком не спрашивают… ты тоже оборотень?
– Вампир, – отозвалась Ляля.
– Это если на заграничный манер, – бабушка склонилась к духовке, в которую Ульяна уже год как не заглядывала. А чего в ней смотреть, если всё равно не работает. – По нашему если, по-простому, то упырь.
Упырь Игорёк виновато потупился.
– Да ты не думай… он хороший… и вообще молодой совсем. маленький. Даже не упырь. А так, упырёк.
Упырёк Игорёк.
Оборотень Никитка. И кузина-русалка. Может, это у Ульяны от столкновения с Данилой Антоновичем сотрясение приключилось? И теперь вот мерещится всякое.
– И на кровь у него аллергия…
– Как аллергия? – удивилась Ульяна. Нет, с вампирами она прежде не встречалась… ну, разве что в кино, только Игорёк до киношных определённо не дотягивал, и ужасности ему не хватало, и лоску.
– Ай, говорю же ж… длинная история…
– Так, молодёжь, – бабушка вытащила противень и решётку, крепко обжитую пауками. – А сходите-ка все прогуляйтесь. Пообщаетесь, познакомитесь. Обсудите, а то всё одно от вас толку… Я ж пока осмотрюсь, если Ульяна не против…
Что-то подсказывало, что выражать протест уже поздно.
– Идём, не стоит тут мешаться, а то сама не заметишь, как очнёшься на чердаке с веником в руках и желанием окна помыть, – сказала Ляля, шлёпая босыми ногами по полу. – Боже, какая благодать… ненавижу босоножки.
– Ага, а кто трещал, что они прелесть и каблук совсем не чувствуется, – не удержался Игорёк, поспешно, впрочем, отступая.
– А… ему не опасно. Там солнце ведь…
– Так у него на кровь аллергия, а не на солнце, – ответила бабушка, с грохотом выбрасывая содержимое нижнего кухонного короба на пол. Кажется, там были кастрюли. – Иди, Улечка, иди… чую, твоя матушка скоро прибудет. Побеседовать. Не надо оно тебе пока с нею…
И вот эти слова заставили поторопиться, потому как с матушкой Ульяна встречаться не желала.
Категорически.
– … и вот все на свадьбу собрались, – Ляля устроилась на старой коряжине, сунув длиннющие свои ноги в зелёную муть пруда. Игорёк сумел спрятаться в тени, причём он был рядом, но стоило отвести взгляд, и упырь пропадал.
Просто брал и пропадал. И всякий раз Ульяне приходилось снова и снова выискивать его взглядом.
– Ну, оно ж водится, чтоб все на свадьбу… ты фотографии же видела?
– Нет, – Ульяна с опаской опустилась на камень.
Пруд этот существовал, пожалуй, столько же, сколько стояла деревня. Он начинался сразу за околицей, вытягиваясь этакою подковой, что упиралась одним краем в огороды, а другим – в дальний лес. И главное, что пруд этот, неглубокий, умудрялся одинаково игнорировать и летнюю засуху, и весенне-осенние разливы, никогда и ни при каких обстоятельствах не меняя своих очертаний.
– Не видела?
– Мама говорила, что фотограф напился, а потому снимки пропали. Все… и потом тоже… у нас из фотографий есть, как меня из роддома забирали.
– А… – Ляля явно хотела что-то сказать, но закрыла рот. Правда, ненадолго. – У бабушки есть. Если хочешь, попроси, она покажет.
– Попрошу, – Ульяна отмахнулась от комара. – Значит, вы поехали на свадьбу…
– Не мы. Меня тогда ещё не было. И их вот тоже не было. Родители наши, значит. Они тогда ещё дружили, твоя мама и моя… и с тётей Беляной, это Никиткина мама. А у Игорька – Теофилия.
– Необычные имена.
– Ага, она сама не отсюда… в общем, они поехали…
– Тяв…
– Сейчас отпущу. Чур лягушек не жрать! Никитос, ну я серьёзно. Ты как их нажрёшься, так потом всю ночь живот болит…
– Он что…
– Оборотень всё-таки, – пояснила Ляля, бултыхая ногами в темно-зелёной, какой-то густой воде. – Инстинкты… братья его старшие, те за косулями носятся, кабанами. А вот Никитка… ну где он, а где кабан.
И вправду, если по размерам, то лягушка – самая подходящая для Никитки добыча.
– Стрекоз вот ещё ловит, – Ляля вытянула ногу. В сумерках вода стекала и чешуя поблескивала зеленью. – Приехали ещё до свадьбы. Там стилисты заказаны, примерки платьев и всё такое. Саму вовсе во дворце каком-то гуляли, который сняли на два дня…
– А мама сказала, что просто расписались и вот… что она сирота, и отец тоже. Почему?
– Так… поругалась она, с бабушкой. Из-за чего – не спрашивай… вот прямо на свадьбе и поругались. И с бабушкой. И со всеми нашими тоже. О ней, честно, и не говорили… ну… когда мы засобирались, то заговорили. А так – не говорили.
Где-то далеко громыхнуло.
Или не далеко?
Главное, небо ясное, не облачка, а гром вот… и силой пахнуло, холодною, будто ветер кто-то призвал.
– Не, – Лялька перехватила Ульяну за руку. – Ты это… не лезь под горячую руку. Бабушка, она хорошая, но всё ж ведьма.
– В каком смысле?
– Да в прямом. Вот как ты.
– Я?
– Р-р-р, – из густой прибрежной травы раздалось грозное рычание, которое смолкло, а слева мелькнул рыжий хвост. И уже в другой стороны.
– Не жри только! – взмолился Игорек, ныряя в траву.
– Дети, – важно ответила Ляля, сама на эти игры глядя со взрослым снисхождением и некоторой завистью. А так-то… ну ты ж ведьма.
– Я – ведьма? – Ульяна подошла к пруду и заглянула. Конечно, искать в чёрной жиже отражение – так себе занятие, но… обычное лицо.
Симпатичное где-то даже, хотя мама всегда вздыхала, повторяя, что природа несправедлива, если Ульяне достались лишь крохи красоты. И в целом внешностью она, Ульяна, в отца пошла, а тот никогда не был красавцем.
Но… ведьма?
Волосы тёмные. Взъерошенные.
Глаза тоже тёмные, цвета непонятного, потому что он то ли зеленый, то ли серый, а порой и почти чёрный. Ресницы свои.
Брови тоже.
Губы… в меру пухлые, хотя Люська утверждала, что немного можно и подколоть.
– Ведьма, ведьма… она тебе не рассказывала?
– Кто?
– Мама твоя. Она ведь тоже…
– Ведьма?
– Ведьма…
Что-то плюхнулось в воду.
– Никитос! – возопил Игорек на берегу. – Ну я за тобой не полезу! И мыть тебя не стану! Сам вляпался, сам и вылизывайся…
– Станет. Они с малых лет дружат… короче, бабушка объяснит. А я пока так, чего знаю… ну твоя мама… она как бы сильно в девках засиделась. Характер у неё такой, что никто из наших и не решался посвататься… бабушка говорила, что поначалу ещё были те, кто решался, но… не сложилось.
Это да. Характер у мамы всегда был непростым.
Мягко говоря.
– Вот она и уехала. Поступать. Учиться. Выучилась и осталась. И свадьбу стала играть… решила то есть…
Сзади опять громыхнуло, но на сей раз жаром окатило.
– Ой, блин…
Волна пронеслась и по пруду, отчего белые волосы Ляли встали дыбом, Игорек отряхнулся, а откуда-то из камышей на противоположном бережку, донеслось:
– Да чтоб вас…
И дальше. Непечатно.
– Никитос, будешь ругаться, – сказала Ляля. – Я бабушке расскажу. В следующий раз она тебе и хвост, и рот шампунем вымоет.
– Язва ты, Лялька, – раздалось из темноты донельзя обиженное. – Посмотрел бы я, что ты сказала, если б с жабой и во рту…
– А я предупреждал, – крикнул в ответ Игорек. – Но разве ж ты слушаешь…
– Я, может, и рад бы, только это ж инстинкт… могучий инстинкт охотника. С ним разве совладаешь? Блин, вода тут грязная…
– В доме помоешься.
– Игорек, а ты не захватил… ну…
– Труселей – не взял, – Ляля ответила за Игорька. – И майки не взял. Потому что всё в багаже, а его ещё распаковывать надо.
Ульяна с трудом сдержала улыбку. А стена камышей зашаталась, выпуская рыжего веснучшатого паренька. Волосы его завивались спиральками, а веснушки захватили не только лицо и шею, но и плечи, и руки.
– Издеваешься? – с надеждой спросил он.
– Нет, – Игорек вздохнул. – Ты… может, обратно? А завтра уже опять.
– Ага… чтоб оно так просто… захотел и обратно.
– На втором этаже, – Ульяна всё же постаралась не улыбнуться. – Там в комнате, в шкафу, папины вещи… рубашки там, майки. Конечно, великоваты будут. Я сейчас сбегаю.
– Сиди, – Ляля взяла за руку. – Игорёк, давай сам… ей туда соваться не след.
– Почему?
– А не чуешь? – Ляля прищурилась.
– Что?
Нет… Ульяна что-то чуяла. Вот терпкий плотный запах тины, исходящий от воды. И сыроватый травяной – луга. Жар летний. Землю… и воздух. Воздух будто нити силы пронизали.
– М-да… бабушка, конечно, говорила, что всё не просто, – Ляля руку не выпустила, дернула. – Да садись ты…
– Я с тобой, Игорёк! – камыши вновь зашатались. – Ты только это… давай… на двоих под тенью.
Подумалось, что сосед, если вдруг увидит двух подростков, один из которых в полном неглиже, точно жалобу напишет. Разве что растеряется немного, не зная, куда – в СОП, полицию или ещё куда. Но потом возьмёт и напишет всюду.
– Морок! – рявкнула Ляля. – Тут вам не там!
Тут действительно было не там.
А Ульяна моргнула, когда Игорёк взял и растворился.
– Хоть поговорим по-человечески… слушай, ты не против, если я окунусь? Водица здесь такая… прелесть просто, – и не дожидаясь ответа, Ляля нырнула в воду.
С головой.
– Подожди, вода тут… тут…
Ульяна хотела сказать, что здешняя вода, она своеобразная. В посёлке упорно ходили слухи, что пруд этот питается не от подземных вод, а с очистных сооружений фермы. И что чистят там так себе. И порой даже вот совсем не чистят. А случается, и заводы окрестные отходы сбрасывают. Правда, какие именно отходы и какие именно заводы, молва не уточняла.
– Ух, хорошо, – Ляля вынырнула, и волосы её растянулись по воде этакими водорослями. Цвет тоже обрели зелёный.
– Тут… как бы… сказать… вода так себе. Не очень, чтобы очень, – осторожно произнесла Ульяна. Но Ляля только фыркнула:
– Кто тебе сказал? Отличная вода. Чуть застоявшаяся, но это родники прибило, видно, что никто не ходит… я сейчас.
И она вновь под водой исчезла.
Вот прямо раз и всё. Даже без всплеска… и волосы вниз утянуло. И подумалось, что там, внизу, глубоко ведь. никто не знал, насколько, но уже совсем другие слухи утверждали, что пруд этот не пересыхает именно из-за небывалой глубины.
И вообще, местные в нём купаться остерегались.
– Ляля… – робко поинтересовалась Ульяна, думая, пора ли за помощью бежать. – Ляля… ты…
Сколько времени прошло?
Минута?
Две?
А если… если вдруг Ляля там? Ногой зацепилась. Рукой. Волосами вот. Волосы длиннющие, а там, на дне…
– Ляля… – Ульяна решилась и соскользнула в воду. Та была тёплой и какой-то тяжёлой, что ли. Или густой? Главное, что ноги по щиколотки утонули в вязкой жиже. И даже опустились чуть глубже, но… но дно вот оно, ощущалось. И глубины тут – по шею. И если так, то… где Ляля?
Или дальше надо нырять?
Ульяна вдохнула воздух, мысленно готовясь к подвигу, хотя где-то там было понимание, что смысла в подвиге немного, потому что сама Ульяна плавает мало лучше топора, но…
– О, – вода поднялась пузырём. – Тоже искупаться решила?
Ляля выглядела донельзя довольной.
– Ты… ты… ты исчезла! – Ульяна выдохнула. – Ты взяла и… и тебя не было!
– Извини. Не удержалась. И вправду всё пересохло, а тут ещё роднички эти… слушай, ты не будешь против, если я один к дому подведу? В ванной всё-таки не то немного, а каждый раз сюда бегать замаешься. Ты покажешь, где можно, и я пруд устрою. Хочешь – даже с рыбками! Ты рыбок любишь⁈
– Я думала, что ты утонула!
– Я? – искренне удивилась Ляля. – Я ж русалка. Наполовину, правда, но всё равно…
– Русалка.
Бред.
Русалок не существует. Это… мифические персонажи. Как и оборотни… точнее нет, существование оборотней пока под вопросом, хотя Ульяна вот со всею определённостью, пожалуй, могла на вопрос ответить.
