412 000 произведений, 108 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Артур Гедеон » "Фантастика 2025-178". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) » Текст книги (страница 4)
"Фантастика 2025-178". Компиляция. Книги 1-19 (СИ)
  • Текст добавлен: 21 ноября 2025, 17:30

Текст книги ""Фантастика 2025-178". Компиляция. Книги 1-19 (СИ)"


Автор книги: Артур Гедеон


Соавторы: Екатерина Насута,Евгений Бергер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 359 страниц)

Глава 7
Об отцовской любви, заботе и жизненных перспективах

Чернигов в 10–15 веках был центром услуг: гостиницы, дворы и потусторонние заведения.

Новый взгляд на историю

– Дело… такое… – отец зачем-то подошёл к двери и, приоткрыв её, выглянул наружу. Потом дверь прикрыл и вернулся к кровати. – Ты как, соображаешь хоть что-то?

– Что-то, – осторожно согласился Данила. – Точно… что-то соображаю, но как бы… не знаю. В голове шарики.

– Это понятно, что у тебя там не мозги. Но так-то… в общем… когда-то давно…

На заре времён и в далёкой-далёкой Галактике…

– Заткнись и слушай.

Данила опять вслух?

Оно само получается…

– Сам знаешь, род Мелецких никогда не отличался богатством. Титул был пожалован моему деду…

За храбрость и иные полезные качества, проявленные им во время русско-японского конфликта. Ко всему у него ещё дар проснулся, и это тоже сказалось. Семейную историю Данила знал. Благо, была та не сильно длинной и запутанной.

– Примерно так. Но, сам понимаешь, помимо титула и медали ему пожаловали лишь небольшую пенсию. А это… в общем, не то.

Прадед женился, но тоже не особо выгодно, хотя и на купеческой дочке.

Потом пошли сыновья…

И так вот и жили Мелецкие, вроде и дворянами, но не из тех, что от простого народа сильно отличаются.

– Титул… скажем так… если верить легенде…

Легенде?

Отец это… серьёзно?

– Серьёзней некуда, олух. Так вот, началось всё ещё до войны, когда мой дед и твой прадед очень сильно не захотел продолжать дело своего отца и становиться плотником. Будучи четвертым сыном, он сообразил, что ловить в отцовском доме нечего. И отправился к ведьме.

Охренеть.

– Охреневай молча, пожалуйста.

– Да я не специально!

– Или хотя бы потише, – отец поморщился. – Честно говоря, я и сам полагал, что всё это ерунда полная… в общем, он отправился к ведьме, а та пообещала обряд провести, который судьбу переменит. Но за это в свою очередь потребовала платы. И не золота… золота у него и не было.

Не надо думать.

Не пошлости во всяком случае. А то лезет всякое. Данила старается, но оно всё равно лезет.

– Старайся лучше. В общем, договор он заключил. И обязался, когда придёт срок, отдать ведьме то, чего она сама взять пожелает…

А предку не рассказывали об опасности заключать договора с настолько размытыми условиями? Это же… это же даже не беспредел юридический.

– Вот-вот… в общем, ведьма открыла силу. Сила помогла поступить на службу, а там уж он сам не оплошал. Титул получил и детям передал. С зароком, что, когда появится ведьма и попросит платы, то…

– Бред же, – не удержался Данила.

– А то… сказку эту передавали из поколения в поколение. И поверь, мой отец, рассказывая её, был весьма серьёзен. А он, если помнишь, шутить не любил…

Вот тут Данила согласился.

Деда он помнил. Мрачного нелюдимого и напрочь лишённого не то, что чувства юмора, даже намёка на него.

– Он передал долг мне…

– А ты…

– А я вот… помнишь тётку Ефимию? Подругу твоей бабушки, моей дорогой тёщи, – у отца даже щека дёрнулась.

– Нет, – Данила честно попытался, но в голове по-прежнему были шарики. И ещё розовая вата. Мягкая-мягкая. Сахарная. Такую руками рвать весело, а вот думать ватой не получится.

– Будто бы подругу… дражайшая Марта Петровна честно потом пыталась вспомнить эту самую Ефимию, да… – отец развёл руками. – У меня тогда дела… сложно шли.

Вагоны не приходили, а мешки не разгружались?

– Дурень, – произнёс отец, но как-то… устало, что ли. – Компанию я открыл, пополам со старым другом. Надёжным, как мне казалось. Никогда не затевай финансовых игр с надёжными друзьями. И без денег останешься, и без друзей.

Ещё один вздох.

– Денег он взял под контракт один. Поставку. Оплатил… уж больно условия сладкими были. А на деле развели, как мальчишек. Он первым понял, что никакой поставки не будет. А может, и участвовал, но о том думать даже не хочется… в общем, выгреб остатки со счетов, под залог имущества назанимал ещё, где только мог, и сгинул.

– Куда?

– А без понятия. Не искал… меня же прижимать начали. Чтоб долг возвращал. А чем? Из имущества – пара складских помещений, старенькая избушка и квартира.

– Дерьмово…

– А то… я уж прикидывал и так, и этак. Фирма стремительно катилась в задницу. Кредит мне бы никто не выдал, потому что старые, приятелем взятые, висели. И тут является моя дорогая тещенька, чтоб её…

Да, характер у бабушки был своеобразный. Данила и сам предпочитал с нею по телефону общаться.

– А с нею и подружка её. Ефимия. Я ещё удивился, какое имя странное. И сама она… другая. Не такая, как те, которые вокруг Марты Петровны вьются. Главное же смотрит так… что… вот прямо выворачивает. И ощущение, будто всё-то она про меня знает. Вот… ну и слово одно, другое… сам не понял, как всё ей выложил.

Сказочная история.

– Она и предложила вариант, который показался мне очень даже выгодным. Я получаю деньги, которых хватит не только, чтобы долги заткнуть, но и на развитие. А ты – невесту.

– Я?

– Ну не я же. Я женат уже был. Да и девчонка – твоя ровесница. Оба в колыбелях лежали. Тогда ещё подумал, что очень и ничего так, будете на горшках рядом сидеть и сопли друг по дружке размазывать.

Сказанное отцом быстро ожило в воображении, правда, теперь Данила был взрослым, как и Тараканова, которая возмущалась, почему у неё горшок розовый, когда она бирюзовый хотела.

– И ты вот так… родного сына… взамуж? – выдавил он. – На какой-то…

– Ну почему какой-то? Таракановы – род старый, уважаемый. Корни его в глубины веков уходят.

– То есть, согласился.

– Честно… не думал. Были у меня иные… варианты. Конечно, сейчас понимаю, что с ними вляпался бы куда как серьёзней. Но она, эта женщина, усмехнулась так, хитро, и говорит, что, мол, должок за нами числится. Старый… слово сказано. И писульку из ридикюля достаёт. Пожелтевшую. Расписку, стало быть, от Фёдора, Макаровая сына, фамилии Мелецких, ведьме Анисье данную…

Всё-таки хорошие у Стаса конфетки. Прям до глубин сознания пробирают.

А вот сказок Даниле в детстве почти и не читали.

Обидно, да…

Может, батя решил компенсировать?

– И как в руки взял, так и понял, что если долг не вернуть, то… – отец шею потрогал. – А она смеется, мол, ещё спасибо скажешь… что раз уж такое дело, то в честь помолвки вашей одарит и будущего родственника. Зайцем. Зайца хоть помнишь?

– Того… самого?

Плюшевого.

Сшитого явно вручную, а потому слегка кривоватого и откровенно страшного, если судить по фоткам. Но Данила этого зайца помнил и без фоток, и совсем иным – мягким и удивительно приятным на ощупь. Таким, которого хотелось держать в руках. А ещё спать с ним было спокойно.

Тоже бред?

– Того самого. Договор подписал. Честно, не рассчитывал, что выйдет хоть что-то, но на следующий день на счету деньги появились. Потом пара контрактов будто сами собой в руки приплыли. Выгодных донельзя. Другое и третье… и у тебя вот дар прорезался, хотя до того все говорили, что ты пустой.

Как оно возможно?

Ребенок или рождается с даром, или… это же основа основ.

– Зайца этого я выкинуть хотел, точно помню, что собирался. Но за каким-то тебе в кроватку сунул. Ну а ты как вцепился и всё, не выпускал. Спал, ел, на горшке сидел.

Вот честно, Данила и без этих подробностей обошёлся бы.

– Нянька твоя тогда по приказу Машкиному хотела вытащить эту дрянь, выкинуть, так ты её огнём опалил и так…

Отец махнул рукой.

– Тогда я и запретил зайца трогать.

– Ага…

– Чего «ага»?

– Ничего. Так… в целом… просто «ага».

Нет, с розовой ватой жить, конечно, приятно и легко, особенно если в ней бултыхаются разноцветные воздушные шарики, но думать хотелось бы всё же мозгами.

– А мне… казалось… что это родовой.

– Родовой? Откуда ему взяться. Да, предок наш с даром был. Потом ещё женился неплохо, на дворянской девице, но, сам понимаешь, не из числа первых. Стало быть и дар у неё был такой, слабенький. Сын его тоже… ну и так повелось. Матушка твоя вон из Поскудиных. Род славный, большой, но… меленький, – отец показал ладонью. – Дар даже не во всех просыпается… она вон…

Ну да, матушка была бессильной, что, впрочем, её совершенно не расстраивало.

– А ты вот… порадовал.

Хоть когда-то Данила его порадовал.

– Если б мозги включал, а не самомнение, то радовал бы и чаще, – обрезал отец и вздохнул. – Ладно, сам виноват… дела пошли, бизнес. А он тоже внимания требует, куда там ребенку. Вот и скинул на матушку… она…

Дальше скинула.

На нянек.

На сад элитный постоянного времяпребывания, в котором было, конечно, неплохо, но… потом как-то гувернёр.

Лицей.

И университет.

– Почему ты раньше не сказал? – задал вопрос Данила. – Про… помолвку. Мама…

– У мамы на тебя свои планы. А не сказал. Знаешь… чем дальше, тем большим бредом оно казалось-то… вот… и никто не беспокоил. Я и подумал, что, может, как-нибудь оно само… ну… решится.

Это было настолько не похоже на отца, что Данила даже растерялся.

– Само?

– Так… любую помолвку расторгнуть можно. Есть там один прелюбопытный пункт… – отец снова обернулся. И вправду думает, что кто-то их подслушивает? Данила тоже на дверь поглядел. Обычная. А что за нею – не понятно. То есть скорее всего пара охранников, но всё равно… – Что если до твоего двадцати пятилетия та сторона не обратиться за исполнением сделки или же сама прямо и однозначно откажется поддерживать договор, он будет расторгнут.

– И?

– Я обязан буду вернуть взятую в долг сумму.

– И?

– Деньги давно лежат на отдельном счету.

– То есть, ты не собирался…

– Женить тебя? Вообще-то собирался. У моего партнера дочь имеется, правда, ей пока шестнадцать только…

– Папа!

– Должен же от тебя хоть какой-то толк быть. Раз к работе нормальной ты не годен, так хоть послужишь укреплению связей.

Этак служить Данила готов не был.

– Честно говоря, я думал просто дождаться. Тут уже недолго осталось.

Ну да. Месяц тому Даниле двадцать четыре исполнилось. И значит, меньше года подождать, но… как-то оно не радует.

Да и смысл? Не на одной, так на другой женят.

Тараканова хотя бы своя… в смысле, привычная. И задница у неё красивая. И… и выходит, она не знала? Если так-то… или знала и притворялась?

Нет, женщины – существа коварные, но не до такой же степени.

Или… до такой?

– То есть, ты знал… что Тараканова… ну, что она моя невеста?

– Знал, конечно. Не был уверен, что именно та, но потом пробил. Данные совпадают.

– И не сказал?

– Зачем?

– Ну… так.

Причины действительно не нашлось.

– Девица к тебе не лезла. Наоборот, твоя активность её отпугивала, что было очень неплохо. А вот что ты отпугивал других потенциальных ухажёров, это уже хуже. Нашла бы кого, вышла б замуж и тогда ты был бы свободен.

– Я?

– Николай Петухов…

– Он скотина просто! – возмутился Данила. – Ему от неё только одно нужно было…

– Цуканкин. Стравинский…

– Ты за мной следил!

– Не я. Служба безопасности.

– Ещё лучше. Два десятка человек в курсе… и это не честно!

Отец пожал плечами. У него о честности были свои представления. А Даниле теперь гадай, насколько он в курсе… ладно, Тараканову он так… просто доставал. Смешная она. Вечно злилась и огрызалась. Тоже смешно. И посмеяться бы вдвоём, но она всегда была сама по себе.

А Данила…

Ну… точно также у него всегда была компания. Особенно к старшим курсам, когда и нагрузку подняли, и в целом жизнь усложнилась… там ещё Элечка, желавшая всенепременно замуж за него выйти. И Стас… короче, стало не до Таракановой.

Нет, она не знала.

Иначе бы не стала терпеть ни Элечку, ни других девиц, а их в универе хватало. Ну не по вине Данилы, а просто хватало вот. А она только плечиком дёргала и отворачивалась.

– Ты её не интересовал, – припечатал отец, окончательно растаптывая остатки самолюбия. – Девочка, конечно, неплохая. Серьёзная весьма… в отличие от тебя, идиота.

Всегда он умел похвалить.

– Но на одной хорошести далеко не уедешь.

– Ты ж сам говорил, род древний.

– Древний. Но не настолько, чтоб в бояре пробиваться. А в остальном… скажем так, в нынешних реалиях древность рода особого значения не имеет. Так же… когда-то имели во владении и земли, и недвижимость, но после смерти Константина Тараканова всё почти отошло его супруге. А у той, как понимаю, с дочерью сложные отношения.

Данила не знал.

Хотя… с чего ему знать? Ну да, Тараканова… и что? Он в душу не лез. И вообще…

– Сейчас твоя Ульяна по сути владеет старым домом. Хотя, конечно… – отец замолчал.

– Что?

– Думаю, ей недолго осталось владеть. Под залог этого дома был взят кредит, но он давно просрочен…

Вот… дерьмо.

– И если до недавнего времени эта развалина мало кому была интересна, то сейчас планы изменились. Там вот-вот стройка развернётся. Новый коттеджный посёлок. А стало быть, и земля в цене подскочит. Пока новости так, в верхах плавают, но, думаю, пару-тройку дней и дойдут, куда надо.

– И что делать будем?

– Ничего.

– Но… это не честно!

– Надо же, о честности вспомнил? – отец нехорошо сощурился. – Как взятки давать, чтоб тебе хоть чего-то в зачётке нарисовали, так оно ничего… как договариваться…

Слово он выделил тоном.

– Чтоб тебя прав не лишили, тоже ничего. Подружек и дружков твоих вытаскивать – можно. А тут вдруг совесть проснулась?

– Надо же ей хоть когда-нибудь проснуться, – буркнул Данила.

– Ну да, конечно…

– Тебе же помогли. И выходит, всё это… ну потому что тебе помогли тогда! И дар мой…

– Не ори.

– Я не ору. Оно само… мы просто обязаны помочь!

– Жениться?

– Не, – Данила подумал и понял, что это уже всё-таки чересчур. – Просто помочь вот… ну… с домом… и так в целом. Как нам… и тогда поговорить с ней. Она меня на дух не переносит. И сама контракт разорвёт… если она вообще о нём знает.

– Скорее всего не знает, – согласился отец. – А про помочь – это да, это приятно, что ты хоть кому-то кроме себя помочь хочешь. Против ничего не имею. Вот завтра выпишешься и вперёд, помогать.

– Да? – почему-то в таком живом согласии отца чудился подвох.

– А то… вещи твои сюда привезут, я распоряжусь. Документы тоже. И диплом, конечно… без диплома работу сложно найти.

– К-какую?

– Какую-нибудь. Уж не знаю, кто и куда тебя рискнёт взять… но ты уж постарайся, сынок.

И по плечу похлопал.

– В смысле?

– Жопа в коромысле, – отец сказал это сухо. – Хватит. Пора взрослеть, Данила. И шанс я тебе дам. Вот как раз до двадцати пяти лет… иди к своей невесте. Решай её проблемы. Расторгай этот грёбаный договор. Нам он точно не в тему. Возвращайся. И тогда поговорим о твоём будущем.

– А если нет?

– Если нет… на нет, как говорится, и суда нет… ты совершеннолетний. И не мне тебя жизни учить. Благо, есть ещё желающие.

Чтоб их…

И эти шанса не упустят. Никогда не упускали.

Вот… гадство.

– И да… для чистоты эксперимента. Когда-то я приехал в этот город с пятью тысячами рублей в кармане. Тебе дам десять.

Да он издевается!

Глава 8
О проклятьях, сложностях родственных отношений и женихах с демонами

Петр Первый в детстве жил в Петербурге.

Из школьного сочинения о тяжелом детстве юного царя.

– Привороты разными бывают. Не одобряю, конечно, – сказала бабушка, когда поняла, что Ульяна не сильно впечатлилась. – И отговариваю, потому как нет в приворотах правды, а значит, и счастья не будет. Настоящего.

Ульяна кивнула.

Она вот привороты тоже не одобряла категорически, но больше от того, что занимались ими, как и отворотами, снятиями венца безбрачия и прочими донельзя странными вещами, люди сомнительного свойства.

А выходит, что и бабушка…

– Есть простые. Скажем, по следу. Или на воде. Их-то и проворотами назвать сложно, если так-то. Не то, чтобы вовсе баловство, скорее уж нужны, чтобы человек внимание обратил. Увидел. А то бывает, что ходит, ходит, а очевидного не замечает. Держатся такие от пары часов до пары дней. Там уж слетают и или сложится оно, сживётся, или нет.

Или встретится динозавр, или нет.

Понятно.

– Есть те, которые долгие, на месяц-два и до года. А если продлить, то и дольше. Нехорошая вещь. Такой приворот обоих мучает. Две нити силком сплетаются в одну, и добре, если и вправду что-то из того получается. Но чаще нет. Примученный любить-то любит, но любовь его тяжёлая. Он мнителен становится, ревнив и слезлив. То кричит, то плачется, то болеть начинает. Иные и вовсе руки на себя наложить пробуют… или даже накладывают. Душа в том видит свободу, к ней и стремится. Случается, что не только на себя. А другая сторона, которая затеяла всё, тоже платит. Здоровьем. Удачей. Душою даже… но такие привороты вспять обернуть можно. Нелегко, но вот при желании – вполне. А вот когда на крови сделан…

Страшная сказка у старого пруда.

Под пирожки с мухомором.

Почему бы и нет.

Только ночь уже, вон, небо потемнело, звёздочки выкатываются одна за другою. И луна прорезалась, почти полная, чутка только с одной стороны скособоченная.

– У… – выдал Никитка нерешительно. – Извините. Прям… душу тянет повыть! Чую, просыпаются во мне тёмные инстинкты диких предков…

– Это просто ты пирожков пережрал, – Ляля вынырнула из пруда. – Вот и пучить начинает. А воет он, чтоб бурчание в животе не было слышно!

– Ябеда!

– Сейчас вовсе в кусты попрётся…

– Кровь – это основа основ. Чай, в университете рассказывали про запретные разделы?

– Д-да… а вы откуда… ну да, извините… не подумала.

– Не такие мы и дикие, – усмехнулась бабушка. – Те, кто ставил запреты, прав был. С кровью ни одна ведьма без веской причины не свяжется, ибо такая волшба, она не только по ведьме ударит, но и со всего рода плату возьмёт. А не каждый род такую плату выдюжит. И ведь знала же, глупая, да решила, будто умнее всех.

– Как…

– А вот так. Она в последние-то приезды всё больше не с подружками гуляла, но в библиотеке посиживала. Я ещё порадовалась, что повзрослела-таки, за ум взялась. Она же, небось, заклятье искала подходящее. И нашла на нашу голову. Я как увидела над твоим отцом кровавое марево, так и поняла, что она учинила.

– А я вот так и не поняла, – честно сказала Ульяна.

– Судьбу она перекроила. Кровь… это ж нить, что тянется из прошлого в будущее, и на нити этой многие судьбы нанизаны. Она её вытянула, вывернула в другую сторону и со своею связала крепким таким узлом, который уже не распутать, ни разрубить.

Сказано это было тихо, но Ульяна ощутила, как по спине мурашки побежали.

– Отец ведь твой не просто любил её, верно? Боготворил. Любой каприз исполнял, да ладно бы это… не было для него во всём мире ничего-то и никого-то, кроме неё одной. Разве вот когда ты народилась, тогда чуть заклятье не то, чтобы ослабло… скажем так, растянулось. Вы ж с матушкой одной крови.

Ульяна задумалась.

Любил ли отец мать?

Бесспорно. И сильно любил. Так, что слов не найти. И ей, маленькой, эта любовь казалась чудом. А ещё было немного обидно, потому что Ульяну отец тоже любил, но стоило рядом маме появиться, как он тотчас словно забывал, что Ульяна существует.

Это из-за приворота?

Но Ульяна не верит в привороты. А в любовь, которая до гроба, выходит, что верит?

– Беда в том, что те, кого на крови привязали, не живут долго. Твой отец ещё изрядно протянул, полагаю, потому как она держала. Понимала, что как его не станет, то и нить разорвётся, и по ней ударит… должна была.

А ещё отец оставил маме всё имущество. При жизни. Правда, раньше Ульяна об этом как-то и не задумывалась. Ей вон квартира отошла, но тоже дарственной, и ещё фонд, которым какие-то совсем уж незнакомые люди управляли.

Только теперь она понимала, что имущества у отца было куда как больше.

– Но… не ударила?

– И это плохо, – сказала бабушка очень серьёзно. – Такие запреты не для того создают, чтобы их легко было обойти. Да, видать, многое она узнала… погоди.

Бабушкина ладонь скользнула над головой. Волос не коснулась, но Ульяна ощутила движение, а потом холод, что от руки пошёл и внутрь будто бы.

И потянуло так…

Так…

– Тише. Сиди. На вот, – в руки Ульяне вложили зеркало. Обыкновенное такое. Овальное, в розовой пластиковой рамке. – Смотри внимательно.

На что?

Собственная физия показалась ещё более нелепой, чем обычно. Особенно выражение лица. Растерянное-растерянное. И удивлённое. И ещё испуганное, хотя чего бояться? А оно вот.

Волосы дыбом.

Глаза посветлели…

– Чуть дальше отодвинь.

Ага, это чтоб было видно лучше… хотя… темно, почему оно вообще видно? И зеркало обычное, без встроенной подсветки. А бабушка за спиной стоит. Возвышается даже. И руки держит. И от рук этих к Ульяне точно ниточки протянулись. Беленькие.

Это она марионетка?

Или… стоило ниточкам коснуться макушки, и они потемнели. А потом волосы шевельнулись и приподнялись. Нет, разве такое… а из них навстречу ниточкам тоже потянулось что-то чёрное, то ли дым, то ли туман.

Пар?

Главное оно выползало из волос, чтобы повиснуть над макушкой Ульяны этаким облаком.

– Что… это?

– Проклятье родовое, – бабуля подхватила черноту ладонями да и смяла её.

– Ай!

Голову болью прострелило, будто иглу в ухо всунули.

– Терпи. Сейчас чуть полегчает.

Ага.

Конечно.

А Ульяна взяла и поверила. И… и понаехали тут. Она не звала! Припёрлись. Как же, помогать… столько лет она им нужна не была, тут же вдруг понадобилась.

Уроды.

Права маменька, хотя сама и вправду ведьма, если не по силе, то по характеру…

– Дыши глубоко, – рядом плюхнулась Ляля. – Ба, я её умою…

Не надо Ульяну мыть! Не водою из грязной этой лужины… русалка. Не бывает русалок! А что чешуя, так это болезнь кожная. Кератоз.

Точно!

Ульяна читала…

– Сиди, сиди, это в тебе проклятье говорит. Они все разум дурманят, – вода, коснувшаяся лица, была ледяною, и холод вдруг унял раздражение. Даже стыдно стало за мысли свои. Получается, что… что… не бывает проклятий.

То есть, бывают, конечно. Классические.

Тёмные.

И ещё некромантические. Это из запретных разделов магии. И надо тогда обращаться в полицию. С заявлением. Требовать досмотра… пусть проверяют, выявляют.

– Сиди, сиди, – Ляля черпала воду из воздуха и лила на лицо. – Сейчас пройдёт.

– Я… в полицию пойду.

– Сходи, – бабушка уже водила пальцами по спине, от шеи и ниже. И в позвоночнике эти её прикосновения отзывались лютым холодом. – Вреда не будет, но и пользы тоже. Проклятье ведьмовское, а стало быть, ничего-то они не найдут.

Но как же… Ульяна сама видела.

И ладно бы только видела. В конце концов, увиденное могло быть иллюзией, но она же чувствовала! Вот эти тонкие злые нити, которые уходили вглубь её тела. Они… они существовали!

И там, внутри, тоже чернота пряталась.

Под сердцем.

– Тише, детонька, разберемся… со всем… признаюсь, тогда я крепко оплошала. Всё, Ляля, отпускай. Теперь поутихнет. Я, как увидела эту вот хмарь… даже не такую. У тебя махонькая, а там прямо кипело всё, чернотой переливаясь, у меня сердце едва и не стало. А она подходит и говорит, мол, маменька, не лезь, куда не просят.

– А вы?

– А я полезла… такое… оно не бывает задарма. Да и не хватило бы у неё собственных сил. Крепко не хватило бы… она ж слабой всегда была. Значит, что?

– Что? – спросила за Ульяну Ляля, чья влажная, но тёплая ладонь крепко держала за руку.

– Значит, что где-то она их взяла. Но тех, что взяла, надолго не хватит. Их никогда не хватает, чтобы полностью…

Чернота внутри сворачивалась клубком. Она перекатывалась и… успокаивалась.

– Я и спросила, мол, чем платить будешь.

– А она?

– Она ответила, что не моего ума это дело… всегда была упрямой, своевольною. Но вот чтобы такое… – бабушка покачала головой. – И говорит, что дело сделано. Что одним любовь, другим – жизнь долгую и приятную. И выберет она второе. Что не позволит с собою, как с подружками, когда их в доме заперли и детишек рожать заставили… будто кто-то запирал и заставлял. Но нет… вбила себе в голову, что… ну не о том речь. Мне сказала, что клятва принесена, обряд завершён. И что если ей счастья желаю, то оставлю всё, как оно есть. А иначе – я ей не мать.

Страсти какие. Главное, воспринимается всё до крайности опосредованно. Как сказка. Такая вот, Ульяны напрямую не касающаяся.

– Мне бы сдержаться, поговорить, тихо, ласкою… глядишь, повернулось бы всё… но не смогла. Отвесила я ей оплеуху. Она в свою очередь меня проклясть попыталась… я её… в общем, закипело всё. Слава Богам, что Белянка сообразила, что неладное начинается и гостей вывела куда-то там. Мы ж от души развернулись.

– И…

– И выяснилось, что равны по силе стали. Я со своею тогдашнею. Она – с заёмною. Тут уж точно стало ясно, что брала… и у кого брала. И проклясть друг друга не можем, и отступить… она мне в лицо кинула, что я дурной матерью была. Что никогда-то не слушала её желаний, что душила её свободу… в общем, многое сказала. Да и я не смолчала. Прошлась и по характеру её, и по лени, и по иному… говорю ж, молодая была.

Странно такое слышать.

Но Ульяна слушает.

– Кинула в лицо, что она за свою жизнь красивую душой заплатит. А она мне ответила, что заплатит. Только не своею. Что в договоре всё продумано.

– А… чьею?

Ответ на вопрос Ульяна, кажется, знала.

Или…

– Верно, деточка. В своём она была праве. Отдать то, чего ещё нет.

Ту, которой ещё не было.

Ульяна родилась в первый год брака… зато теперь понятно, зачем она вообще нужна была. Иногда ведь возникали мысли. Отец любил маму. Мама – себя. А Ульяна… она как бы просто была.

– И… что… что теперь будет? Я умру, да?

Почему-то это нисколько не напугало.

Наверное…

Наверное, она всё-таки до конца не верит в сказки.

– Надеюсь, что нет… видишь ли… такие договора довольно сложны. И потому имеют некоторые… слабые места. Их немного, но они есть. Тогда я правом старшей в роду потребовала отдать мне этот договор. Взамен пообещала отпустить её. И не возвращаться, пока обратно не позовёт.

– Она же не позвала…

– Ты позвала.

В дом. Только в дом, а получается…

Донельзя странно всё получается.

– А если бы не позвала?

– Было бы сложнее…

– Вы мне даже не звонили никогда, – Ульяна подтянула ноги к себе и обняла. – Ладно, приезжать, но хотя бы написать. Позвонить…

Стало очень тихо.

И обидно.

Не от темноты, хотя та никуда не делась. Сидит вот внутри Ульяны, ворочается, готовая сожрать. Только Ульяна не поддастся. Не сейчас.

– Я… не самая старшая в роду, – тихо произнесла бабушка. – Есть и надо мною сила. Моя бабка…

– Моя прабабка?

– Наша, – Ляля опять нырнула в лужу, и серебристые волосы её расплылись по воде. И вода сама обрела серебряный оттенок. – Так-то она редко показывается… я её только раз и видела.

– Она крепко на меня осерчала. Когда… мы вернулись… я думала, что искать её придётся, а она уже ждала. Я ещё обрадовалась. Решила, что уж точно поможет. Что надо дождаться, пока ребенок родится, и просто забрать.

– А она…

– Не разрешила. Даже не так. Запретила. Не то, что забирать, близко подходить. И мне, и всем-то.

– Почему?

– Большая Ба, она… ну… – Ляля тряхнула гривой, и волосы легли на плечи светлым покрывалом. – Она как бы там видит… грядущее. Только оно разное.

– Вариативное, – поправил Игорёк. – Она видит возможные пути развития, которые, само собой, отличаются. Как правило, она не вмешивается. Она говорит, что любое вмешательство может привести к незапланированному результату, но как правило худшему, чем изначальный. Поэтому и использует свою способность крайне редко.

– Ведьмы, чем старше, тем сильнее, – поделилась Ляля, устраиваясь рядом. – А она очень старая… и сильная. Вот…

– И запретила?

– Вмешиваться. Сказала, что рано.

– А теперь, значит, не рано?

И все кивнули. Даже Никита, чуть отодвинувший капюшон на затылок.

– Она сама велела, – произнёс он хрипловатым баском. – Честно! Так и сказала, что одни завязали, а нам, стало быть, развязывать…

Дурдом.

С проклятьем.

– А, – Никитка встрепенулся. – Сказала ещё, что жениха твоего найти надо.

– К-какого?

Вот про жениха Ульяна говорила, но вот не всерьёз же.

– Она там договор какой-то подписала. Сказала, что ты разберёшься… и что это поможет, когда демон появится.

– Демон?

Вот только демонов не хватало.

– Зачем нам ещё демон?

– Нам – точно не за чем, но вот твоя душа ему ещё до твоего рождения была обещана, – произнесла бабушка очень тихо. – А они не склонны долги прощать.

Ещё и демон.

С женихом.

Чудесно.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю