Текст книги ""Фантастика 2025-178". Компиляция. Книги 1-19 (СИ)"

Автор книги: Артур Гедеон

Соавторы: Екатерина Насута,Евгений Бергер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 62 (всего у книги 359 страниц)

– Разве не так?

– Так. Но и она могла бы поучаствовать в содержании семьи. Люди… после научишься видеть их. Читать. И понимать. Они разные бывают. Некоторым и вправду безразлично, чем заниматься. А другие способны работать, только если интересно. А когда интереса нет, то что-то у них получаться будет, но это как бы…

– Не то?

– Да. И изнутри они будут ощущать, что не то. И часто… душа требует своего. Правда, не все понимают, чего, а со временем начинают глушить. Водкою ли. Глупыми ли поступками. В общем, я хотела просто немного развести их. Думала, достучусь до Розки. Сумею донести, что она те же деньги может заработать сама. Она ведь умненькая. И талантливая. И место в семейном деле ей отыщется. Кроме того, ведьма… любой женщине тяжко с нелюбимым жить. А ведьме вдвойне. Душа не примет. И тоже… тут или сама погибнет, или того, с кем живёт, загубит.

Так с отцом и вышло.

– Я была рядом с Розой. Старалась донести до неё, что не стоит торопиться со свадьбой, что она только-только вошла в возраст, что чем дальше, тем лучше она будет понимать себя… – бабушка махнула рукой. – Пустое… а вот то, что там у парнишки с Миликой вышло… он же старше Розы был. А Милики на пару лет моложе. Но это ж ерунда…

– А что за дуб?

– Это тебе к нам надобно. Но после, – сказала бабушка строго. – Нельзя силу мешать. Да и не отпустит тебя источник, пока ты или его не обуздаешь…

– Или не сгину?

– Или так, – она не стала делать вид, что всё обязательно получится. – Но и после тебе сперва придётся свой новый дом обустроить. И я вовсе не про этот, – она подняла руки. – Тут окрест твои земли. Так когда-то было, да вот снова, видать, пришла пора… но это после. Дуб же… он огромный. Говорят, что корни его под всем нашим лесом расстилаются, а иные до самого сердца мира доходят. С него и питаются. И да, он сам волшебной силы…

– А кот есть? Говорящий? На цепи?

– Так-то нет, но можно кого из Рысевых отловить. Оборотни. Они так-то наособицу держатся, но если случится заговорить, то всё, пиши пропало. Болтуны страшные.

Ульяна попыталась представить оборотня Рысева, и мотнула головой.

– Главное, иное. Этот дуб – часть источника, живой силы. А ещё он видит человека. Его клятвы. Его намерения. Всего, как есть, видит. Потому Розка сама и не повела своего жениха к дубу. Понимала, что не откликнется. Не свяжет. Что нет там любви.

– А у тётки…

– Она мне клялась, что случайно вышло. Что он попросил показать этот дуб. А она и согласилась. Заодно уж замеры делала, начали программу мониторинга, вычисляют плотность поля и прочее… в общем, и пошли. А там, у дуба, глянула и поняла, всё как есть. И он, выходит, что понял. Вот и вышло.

Вышло.

Вышло то, что теперь Ульяне распутывать придётся.

– Мама…

– Она пришла в ярость. И обида… да, обида была. Она тут же поверила, что любовь забрали. Только, девонька, невозможно забрать любовь. Она или есть, или нет. Она сама в людях живёт. Убить – да, можно. Вымучить можно. Выдавить, медленно, каждый день по капле. Но забрать у одного и отдать другому – нет. Не существует подобного заклятья. Да и дуб не принял бы ворованное. Там ведь сила чистая. И любой приворот, как и любую ложь, смывает.

– А…

– Кровный – дело иное. Я думаю, что она такой и сотворила, чтоб наверняка, чтоб никто даже не пытался разорвать. Если разрубить кровную связь, то высоки шансы, что погибнут оба.

И матушка об этом знала.

– Когда Роза поняла, что уже ничего не сделать, то смирилась. Но потребовала компенсацию. Как она выразилась, за моральные страдания. Приданое своё сразу и на руки, а не перед свадьбой. И заодно уж Милики, за обиду. Мол, если у них такая любовь, то и без денег обойдутся. И ещё дом.

– И вы согласились.

– Мы все чувствовали себя виноватыми.

– Но свадьбу сыграли? – эта деталь мешала окончательно поверить. И тяжкий вздох бабушки подтвердил, что и эта правда не совсем… правдивая? Или не окончательная?

– Сыграли, – согласилась она. – Как раз, чтобы слухи пресечь… наш род издревле с городом связан. Но не только он. И поверь, детонька, там у нас тоже не всё так просто. Есть Совет. Есть места в нём. Есть репутация. И что Женька, что Роза её пошатнули. Пошли слухи, что неладно у нас в семье, что того и гляди сила от нас откажется. А новый скандал всё ещё больше осложнил бы. Тогда мы с Розой договорились… делаем вид, что расходимся мирно. Она и на свадьбе-то поприсутствовала. А взамен…

– Дом?

– И дом. Отец удвоил суммы на счетах, – бабушка поднялась. – Как он сказал, за ошибки надо платить. И Роза договор исполнила. И была. И поздравляла. Пожелала им счастья. Сказала, что не обижается, что против силы не пойдёшь, и раз не судьба сейчас, то она другим разом замуж выйдет. Найдёт другого жениха. Получше. И уж точно сделает так, что тот не сбежит.

И ведь сдержала слово.

Вот чего матушке было не занимать, так это упорства.

Глава 36
В которой блогер меняет сферу деятельности, а перед Институтом Культуры открываются новые перспективы

Капитан грустно посмотрел в поднос, куда повар как обычно наложил коричневую кучу.

О том, кто на корабле важнее

Фёдор Фёдорович отложил телефон, подумав, что ещё немного и он свихнётся. Потом подумал, что вряд ли это сочтут достаточным основанием для предоставления внеочередного отпуска.

Потом принялся думать уже о деле.

Машины, конечно, возьмут. Вернее проводят издали, чтобы не вызывать ненужных подозрений. Вот только сама эта суета, начавшаяся в «Птице» нервировала. Но сигнала от агента не было. Впрочем, и сам агент исчез… и вот как понять, пора уже поднимать гвардию, или погодить слегка, не мешая людям работать? Будь там Наум один, Фёдор Фёдорович и не раздумывал бы. Но вот появление ведьмака спутало карты.

Дальше с мыслями не вышло, потому что в окно постучали.

– Извините, – произнёс бледный парень характерного вида, – я бы не стал вас отвлекать, но Фёдор Степанович уверен, что мне стоит дать показания. И Филин тоже готов. То есть, показания дать.

– Мек, – подтвердил козёл и кивнул, мол, так оно и есть.

– Это Филин? – уточнил Фёдор Фёдорович.

– Да.

Козёл по кличке Филин? Почему бы, собственно говоря, и нет? Это всяко лучше, чем наоборот.

– А вы кто будете? – уточнил он.

– Михаил, – Фёдору Фёдоровичу протянули тощую ладонь. На ощупь та оказалась ледяной и сухой. – Панасенко Михаил Вадимович.

– Очень приятно, – сказал Фёдор Фёдорович. – И вы тут… ведьмак? Колдун? Упырь?

– Блогер.

Час от часу не легче. Честно говоря, упырей Фёдор Фёдорович любил куда больше, чем блогеров. Во всяком случае, проблем Институту Культуры упыри доставляли несравнимо меньше. Блогеры же вечно то залезут не туда, то вопросы начнут неудобные задавать, то в принципе освещать то, чему лучше бы в тени находиться.

– Раньше был, – уточнил Михаил. – Теперь уже и не знаю. Аудиторию, скорее всего, растерял. И вот… камеру тоже отняли. Записи… так что толку от меня, наверное, немного. Но Фёдор Степанович уверяет, что в данном конкретном случае я просто обязан дать показания.

– Ме-е, – протяжно и важно произнёс второй козёл.

– Под протокол, – блогер руки убрал. – Вы… не думайте… я понимаю, что выгляжу странно. Но я не наркоман. И никогда не был. Я… я расследования проводил. Независимые. Журналистские. И вот… видите…

– Дорасследовался, – это Фёдор Фёдорович понял. – Что ж, молодой человек, если вы действительно готовы…

– Да, – тот кивнул. – Готов. Не знаю, что дальше будет со мной и сколько я вообще проживу, но…

– Ну тут я вам не помогу. В смысле, тут сложно предсказать. Но, раз вы пока на ногах, то поживёте. И да… – Фёдор Фёдорович вспомнил, что ему говорили. Если парень из числа пациентов этой «Синей птицы», то в посёлке ему будет всяко безопасней. – Думаю, вам стоит побыть тут. День или два, пока ситуация не прояснится…

– Ме-е-е… – козлы, почудилось, согласились.

Этак ещё немного и Фёдор Фёдорович сам с ними общаться начнёт. Без посредников.

– Хорошо, – возражать парень не стал. – Тогда… если показания не прямо сейчас, то я пойду? Меня обещали в сарае устроить. Там сено и в целом неплохо.

– Могу заказать палатку.

– Ме-к! – произнёс Филин.

– Если возможно, то несколько. И в собранном виде.

– Ме? – Фёдор Степанович поглядел на рогатого коллегу.

– Бе!

– И о чём дискуссия? – поинтересовался Фёдор Фёдорович.

– Филин говорит, что умение разбивать палатки очень пригодится в жизни, и в целом палатку можно использовать как временный штаб или класс. Главное, чтобы была большая, чтобы все сатанисты поместились.

Ещё и сатанисты.

Может, и вправду в отпуск? По состоянию здоровья. Чтоб на самолёт и на курорт, который «всё включено», чтоб бассейн, пластиковый лежак и какой-нибудь приторный коктейль с претензией на оргинальность.

– Да, Фёдор Степанович очень просит, чтобы вы приказали вашим людям пропустить сатанистов. Ну, через оцепление. А то они ещё дети и сами не пройдут.

– Сатанистов? – зачем-то уточнил Фёдор Фёдорович. – А они откуда?

– Бе! Ме-е-ек!

– Филин утверждает, что дети попали под чужое влияние. Над ними хотели поставить опыт с применением каких-то техник… ага, и меня должны были принести в жертву. То есть, сатанисты собирались принести в жертву Фёдора Стеановича…

Козёл чинно поклонился.

– И Филина.

Как и второй.

– Но что-то у них пошло не так.

Вот этой фразой, пожалуй, можно было описать всю нынешнюю ситуацию. Да и в принципе сделать девизом Института Культуры.

– И… я там дыма надышался. И теперь их понимаю. Козлов. И сатанисты тоже понимают. Они так школьники. Дети… в общем, их ещё потом убить хотели, когда поняли, что не получается, как надо. Артефактом кинулись. Воспламеняющим. Но Филин его сожрал.

– Бек, – козёл выдохнул несколько струек огня.

– И они решили, что вызвали демонов и те приняли облик козлов.

Глядя на то, как тают искры над козлиной мордой, Фёдор Фёдорович подумал, что в аналогичной ситуации пришёл бы к таким же выводам.

– А Фёдор Степанович и Филин не стали их переубеждать и теперь перевоспитывают… в общем, вы завтра сами увидите.

Дожить бы до этого завтра.

– Пи! – из-под земли появился запыхавшийся легионер, который стянул шлем с головы и завопил. – Пи-пи!

Почему-то подумалось, что матерится.

Нет, Фёдор Фёдорович ещё не дошёл до понимания мышиной речи, но сама интонация намекала. Да и в целом. Вот ему сейчас очень хотелось выматериться.

– Он говорит, – меланхолично произнёс Михаил, которого, кажется, после козлов и сатанистов было сложно чем-то удивить. Или это стресс пережитый сказывается? – Что ваш человек настоятельно просил не вмешиваться в происходящее.

– Пи! – подтвердил мышь.

– С ним всё в порядке?

От сердца отлегло.

– Пи! – мышь кивнул. – Пи-пи…

– В общем, тут не совсем понятно… то есть, они там кого-то призвали… или сам пришёл…

– Пи…

– Сама. Она пришла сама. И заберет сына Кощеева, а гроб оставит. Какой гроб? – Михаил предварил вопрос. Вот, что из него за блогер был, Фёдор Фёдорович не знал. А вот переводчик получился очень даже неплохой.

– Пи!

– Хрустальный. Там во тьме печальной гроб качается хрустальный… извините, вспомнилось школьное.

– Ме…

– Да, согласен. Классика – она такая, в память врезается.

Ещё и Пушкин?

Нет, ко встрече с солнцем русской поэзии Фёдор Фёдорович морально готов не был.

– Эвакуация продолжается, – продолжил переводить Михаил. – Лаборатории вывозят. Всё оборудование в экстренном порядке…

– Знаю, – Фёдор Фёдорович наклонился к мышу. – Машины ведут. На каждую будет поставлена метка. Да и задание я дал. Так что, как бы далеко они ни убрались, возьмём. Пока нельзя. Если хоть одна исчезнет, они там насторожатся.

– Пи… пи-пи!

– Как понимаю, они уже. Всех пациентов перемещают обратно в первый корпус. Охрана местами действует жёстко.

– Есть жертвы?

– Пока нет, – Михаил облизал губы и произнёс. – Их вниз отправят. В нулевую зону.

– Что за одна?

– Не знаю. Я… я ж туда вообще по дурости попал. Для развития канала нужно же не просто расследование. А чтобы бомба. Хайп. И я решил пробраться. Я ж эту больничку знал от и до. Я там малым лечился. И потом в санатории, когда одно время корпус был, лежал. Вот и думал, что пролезу тихонько, поснимаю, как наркоманов богатых лечат. Что-нибудь по-любому бы отыскал. А вместо этого меня взяли. И ладно бы просто по шее… по шее я раньше получал.

В это Фёдор Фёдорович охотно поверил.

– А они вот… и в общем, там реально опыты над людьми ставят. Только какие… никто ж ничего не говорит. Не объясняет. То кольнут чего-то, то крови выкачают… потом уже только откачивали. Но не просто… я ж донором был. И знаю, как оно… там машина такая, прям как будто душу вытягивают вместе с кровью. Вот… и с каждым разом отходняк тяжелее.

Он вздохнул.

– Ну и… в общем, там вообще не принято, чтоб пациенты друг с другом пересекались. И как новичок, то обслуга настороже. А потом ничего, расслабляются. И болтают. Много болтают. Но и понять можно. Там, когда тихо сидишь, такая хрень в башку лезет… в общем, они и говорят, чтоб перебить это вот. А я слушал… и выслушал, что, тех, кто под списание шёл, если не нужный был для других каких дел, их отправляли в нулевую зону. Как они говорили, на прокорм… и не только их. В общем, там время от времени привозили кого-то… где-то так.

– Пи, – важно произнёс мышь. – Пи-и! Пи.

– Он говорит, что теперь… что теперь его заберут. То чудовище, которое там, внизу… она заберет… он говорит, что это хозяйка… пути… тут я не очень понял. Понятие такое вот…

– Ягиньюшка, – пояснила старая ведьма, выходя из темноты. – А вы тут чего сидите?

– Да вот, молодой человек и показания даёт, и переводчиком подрабатывает.

А ведь вариант. Пока там ещё программисты свой софт до ума доведут. Это дело небыстрое.

– И хорошо, – Антонина Васильевна повела пальцами по лбу мальчишки. – Ещё один… много их, замороченных, будет. Скажите, чтоб сюда везли. И да, только не в дом. Извините, в дом все не поместятся.

– Госпиталь развернём, – Фёдор Фёдорович кивнул и потянулся к телефону. – Полевой. Если покажете, где поставить можно.

– А вот там пруд есть. На бережку и ставьте. Ляле без воды тяжко, да и внученьке мой спокойней будет. И неподалёку, и не во дворе…

Хоть что-то понятное он сделать может.

– Ягинья – это… тоже из ваших?

– И из наших, и из ваших. Вы уж нас так не отделяйте, – на Фёдора Фёдоровича поглядели с укором. – Ведьма – тоже человек.

– А оборотни и русалки?

– В какой-то мере… вам ли не знать, что люди бывают разными. И нелюди тоже.

Стало стыдно.

– Прошу меня простить. Это всё нервы.

Прозвучало не очень убедительно.

– Пи…

– Утром, – перевёл Михаил. – Утром связь восстановится. И тогда он, тот, кто построил это место, узнает, что его сын пропал.

И не удержится в стороне.

Лаборатория – это одно. Здания, аппаратура, даже люди – это всё восполнимые потери. Болезненные, но не настолько, чтобы подвергать себя риску. А вот утрата ребенка – дело иное.

– Он придёт, – Фёдор Фёдорович пришёл к тем же выводам, что и неизвестная Ягинья.

– Именно, – подтвердила Антонина Васильевна. – Кровь от крови…

– Вы понимаете, что я не могу дать разрешения использовать ребенка. Даже в подобной ситуации. Даже при том… что, возможно, он тоже виновен… я всё равно не могу позволить…

– Угомонись, герой, – ведьма поглядела неожиданно тепло. – Я многое слыхала про сестрицу свою. И да, порой она забирала детей. Да только не всяких, но таких, кому среди живых находиться опасно.

Хороший предлог, чтобы отступить.

Сказать себе, что, мол, раз так, то и пускай. С нечистью нечисти и разбираться. А этот Кощеев сын, кем бы он ни был, явно не человек.

Или не совсем человек.

Только и ведьма права. Люди бывают разными. И нелюди. Поэтому…

– Мне нужно будет увидеть мальчика. Убедиться, что его не удерживают против воли. Да и в целом…

– Увидишь, – ведьма ничуть не разозлилась. – Всенепременно увидишь. Тебе с ним ещё дело иметь. Потом, как сестрица его к людям выпустит. Если выпустит.

Час от часу не легче.

А может, уволиться? У него вон и пенсионный стаж наработан. В Институте за вредность насчитывают. И накопления какие-никакие. Всё одно зарплату тратить некогда… уволиться и на берег турецкий. Или нет. Нужно быть реалистом. Не пустят его ни на берег турецкий, ни на египетский. Даже в отпуск, не говоря уже о большем.

– Не печалься, – сказала ведьма с сочувствием. – Всё-то сладится, вот увидишь…

– Мне бы вашу уверенность, – Фёдор Фёдорович телефон держал, раздумывая, кому звонить и надо ли.

– Это усталость просто. Вот закончим дело, заберу тебя с собой.

Как-то это прозвучало… в общем, впору насторожиться. Но не хотелось.

– А то давненько не показывался. Сам знаешь, места у нас красивые. Рыбалка вот. Охота…

– Если не дичью.

– Ну да… неудобно получилось. Вот приедешь и поглядишь, что из тех остолопов выросло. У некоторых уже и свои появились. Воздух опять же свежий… а не хочешь к нам, то у вас тут, гляжу, скоро и свой курорт образуется.

И с ним новая головная боль.

Но… мысль об отпуске показалась вдруг настолько привлекательной, что аж зубы заныли.

– Извините, что перебиваю, – робко произнёс Михаил, который шёл рядом и нес на плече мыша. Причём шлем его держал в горсти, бережно. – Но многоуважаемый Гай Юлий просил передать, что, как Хозяин приедет, то никому нельзя за ним иди.

– То есть?

Фёдор Фёдорович аж споткнулся. И не упал единственно потому, что ведьма не позволила.

– Пи, – произнёс мышь сурово.

– Я обязан задержать этого человека, – пояснил Фёдор Фёдорович. – Сделать так, чтоб он предстал перед судом.

– Предстанет, – Михаил потёр горстью глаза. – Извините. Слезятся… он… он говорит, что его просили передать, чтоб не вмешивались. Что у мёртвых свой суд. Скорый, но справедливый.

Твою же ж…

И как это в докладе отразить? А ведь придётся. Потому что к мертвецам Фёдор Фёдорович точно не полезет. Не сумасшедший, чай.

– Ты, Феденька, не нервничай, – сказала Антонина Васильевна. – Ты вон лучше иди, чайку попьём… побеседуем… с внученькой моей. С женихами её…

– С демоном?

– И с демоном тоже. Хороший демон. Цивилизованный. Они вон собираются с Данечкой какую-то фирму открыть. То ли торговую, то ли по организации праздников. Свадьбы там, дни рождения, какие-то выходы торжественные.

Фёдор Фёдорович подавил стон, готовый вырваться из груди. Торговля – это ладно, это наоборот прорыв и весьма важное новое направление, только вот… он представил демонов, которые организуют праздники. И как-то невесело стало.

Совершенно.

А ведь тоже надо как-то в докладе отразить…

Глава 37
О делах дней столь давних, что только кровь и помнит

Но ритуал проходил крайне аскетично. Костёр из тел, танцующие вокруг медленным хороводом культисты, такие же чистые и здорово выглядящие, как встреченный ранее еретик. Они слышимо, но всё же не во весь голос бубнят странные заклинания, создавая мерзкий любому имперцу, но вовсе не самый жуткий ритм.

Повествование об унылых буднях инквизитора

Запах.

Наум Егорович теперь ощущал его остро. Резкая такая, едкая вонь. Как будто пожар на свалке приключился. И вонь эта заставляла хватать воздух ртом.

– Тебе не обязательно идти, – сказала Калина Врановна. – Я могу вернуть тебя обратно, как и тебя, дорогой братец.

– Да не стоит. Прогуляемся.

– Воняет, – Наум Егорович зажал нос пальцами. – Но потерплю. Я тоже хочу глянуть… Кощеев сын – это… кто?

– Давным-давно, – напевный голос Калины проникал сквозь ткань мира мёртвых, и люди оборачивались, крутили головами, пытаясь расслышать нечто. Наум Егорович не знал, что именно, но они то замирали, то вздрагивали и начинали суетиться, при этом теряясь и теряя всё-то, что держали. – Мир был иным. Молодым. И границы его были хрупки. И оттого создания иных миров пересекали их с лёгкостью.

Сказка.

Страшная, наверное, потому что той, которая стоит на границе между живыми и мёртвыми, только страшные и рассказывать.

– Чаще иных являлись создания бездны, которых вы, люди, прозвали демонами.

Ну да, если про демонов, то точно страшная.

– Они разные бывают. Одни выбирались из бездны, чтобы сеять вокруг кровь да разрушения. Когда одни, когда стаями. Но эти порождения хаоса были подобны зверям лесным. И потому люди быстро научились справляться с ними. Другие же приходили во главе войск, желая покорить новый мир и присоединить его к тем, что уже пребывают под их властью. И тогда гулом тревожным гудели турьи рога, возвещая начало нового похода. Князья собирали свои рати. И гремели сражения на радость богам. Земля пила кровь и смерть, и родила щедро.

Вот, как Наум Егорович и предполагал. Страшная. Но интересная.

– Сильны были демоны, только и люди не слабее. Вставали на защиту земли богатыри, ею же сотворённые. А в крови некоторых стал просыпаться дар волшбы… и ещё злее стали битвы, горячее кровь.

И порадоваться бы, что он, Наум Егорович, живёт во времена иные, цивилизованные и просвещённые, где ни демонических войск, ни сражений, но сплошные порядок с благолепием. А будто щемит в груди тоска непонятная.

– Тогда понял Владыка Хаоса, что, коль не захватит он мир ныне, то и не захватит вовсе. Собрал войско великое…

Сердце? Или желудок?

Или память какая проснулась? Говорят же, что душа бессмертна и прошлые свои жизни помнит. И как знать, не случалось ли Науму Егоровичу бывать во времена иные.

– И сам во главе его встал, желая мир покорить, – продолжила Калина Врановна. – И новая битва закипела. Всех она захватила. Поднялись и люди, и нелюди, чтобы защитить землю. Затянуло небо чернотой, закипели моря. Предвечное пламя вырвалось из запертых недр…

Заныло сильнее. И показалось, что ещё немного, и вспомнит он, как это было. Глупость, конечно. Как можно вспомнить то, что случилось задолго до твоего рождения? Но вот всё одно…

– Один за другим открывались разломы, выпуская орды тварей. Но по воле магов встали на пути их железные горы. На зов ведьм откликнувшись, выросли непроходимые чащобы, раскинулись болота с жадными трясинами.

А ведь Наум Егорович историю в школе не любил.

И после школы не любил. Чего в ней интересного-то? Имена. Даты. Поди-ка всё запомни. У него никогда не получалось. То одно, то другое, то третье забудет. Или и вовсе перепутает.

А тут…

– Но и демоны не отставали. Небо заполонили твари с чёрными крылами. Ордой хлынули железнозубые и чернорогие, желтоглазые да когтистые. Пошли и по горам, сравнивая их с землёю, и по долам. Перебрались через хребты ледяные, испепелили леса, осушили болота… – голос Калины Врановны был тягучим, завораживающим, и слушал её не только Наум Егорович. Призраки и мертвецы внимали каждому слову. – Добрались и до людей. Два войска схлестнулись в битве небывалой. И пусть велики были человеческие рати, храбры воины, да только демонов было больше. И падали люди, и пила земля кровь человеческую, да не успевала родить. А демоны шли по мертвецам, дальше и дальше. И вот уж встали за спиной мужей жены и дети, старики и все-то, кто мог стоять, понимая, что иначе тяжкая судьба ждёт их и весь мир.

– Это… это ведь легенда, – произнесла Ниночка, прижимая кулачки к груди. И задрав голову, поглядела на бритоголового Николая.

– Конечно, – Калина Врановна поглядела на мертвецов. – Это легенда… и когда, казалось, что вот-вот дрогнет войско людское, на пути орды встал молодой князь. Было ему тогда шестнадцать вёсен. И не собирался он править, потому как крепок ещё был его отец… да только пришлось. Видел он, как срезанными колосьями упали на чёрную от крови траву дружинники отца. И сам отец. Как покачнулись и осыпались пеплом стяги, а пламя поглотило остатки былого войска. И оставшись с малым числом воинов, он понял, что умрёт. Но не испугался. Напротив. Сердце его наполнилось великим гневом. И закричал он тогда, призывая павших. Душой своей и сердцем заклиная их подняться на защиту живых.

Некромант.

Вот… с некромантами Науму Егоровичу встречаться не доводилось. Он вообще полагал, что тех не осталось.

– И был услышан, верно, сестрица? – в голосе Женьки не было и тени насмешки.

– Был, – согласилась Калина Врановна. – Сам мир откликнулся на зов его. И израненный, истекающий кровью, дал княжичу силу великую. Поднялись по слову его мертвецы. Все-то, в битве павшие, встали из земли, как были. И взяли в руки оружие. И обратили его против демонов. Тогда-то и дрогнуло войско их, тогда-то и отступило, а после вовсе обратилось в бегство.

Она выдохнула снежное крошево. И Наум Егорович тоже выдохнул. Нет, так-то он знал, что наши победят, потому как история показывало, что победили, но всё одно было почему-то волнительно.

– Но на этом ведь всё не закончилось, верно? – сказал он. – Что стало с этим княжичем?

– Кощеем его прозвали… стало… а и верно, что стало. Сперва он отпустил мертвецов. Душам тягостно в мире живых. Вот он и оставил при себе лишь тех, кто сам того пожелал, захотел стать новой дружиной, ибо старая не уцелела.

Наум Егорович ощутил спиной взгляды.

– После был пир великий. И великая же тризна, ибо павших было больше, чем тех, кто остался в живых. Тогда землю долго уговаривали принять в себя всех. И возводили курганы над теми, кто вечной славой покрыл имена. После уж очищали поля от ядовитой крови, собирали урожаи железных стрел да мечей острых, которые перековывали на плуги. Отстраивали города да сёла. Но люди оставались людьми. Как ушли демоны, отгорели болью раны телесные и душевные, спокойней стало, то и вспомнились, что старые обиды, что дрязги. Кто-то пожелал себе богатства, кто-то не захотел уступать… а может, богам сделалось скучно. С богами это случается. И вот уж закипели малые битвы тут, и там. В чащобах поселились лихие люди. Отгородились от мира ведьмы. Маги же, возвысившись над прочими людьми, захотели ещё большей власти.

– А Кощей? Он… он тоже? Извините, вы просто рассказываете так, будто видели… и это, несомненно, представляет научный интерес, – сказала Нина, точно оправдываясь.

– Я – не видела. Не было тогда ещё на земле нашего рода. Но знаю, что знаю. От матери, а та – от своей. И так до начала. У нас одна память. Передаётся от матери к дочери. И когда придёт мой срок уходить из мира живых, я своей дочери отдам. Кощей же… сперва он помогал. Демоны-то покинули мир, да не все. Кто-то от войска отстал, кто-то сбежал и спрятался. Порой это были разумные твари, порой – просто чудовища, которые людям много бед чинили. Сильны были они. Свирепы. И часто неуязвимы для простого железа. Маги же, коих осталось мало, уже не желали сражаться, впрочем, не только они.

– А Кощей, стало быть, пожелал, – что-то подсказывало, что вылезла боком эта инициатива.

– Молод бы, – ответила Калина Врановна. – И огонь в его сердце горел ярко. Тогда горел… да и силу свою Кощей чуял. Неуязвимость. Вот и пошёл по миру с дружиной из мертвецов. Многих тварей убил. Многих людей спас. И время шло, а слава Кощеева лишь крепла. Заговорили люди, что вот он, правитель, который нужен. Что устали они от новых распрей на старые раны. И надобен тот, кто усмирит князей да магов с их жадностью. Кто защитит, что от соседей, что от врагов иного мира. Кто будет править законом и совестью…

Ничего не меняется.

Совершенно.

– И собрались они тайно со многих городов. И отправили к Кощею гонцов, пали те в ноги и слёзно просили принять венец. И власть с ним. Сесть в граде-Китеже, который тогда стоял на берегу великого озера. Кощей тоже притомился, ибо, пусть и не старел он телом, а душа – дело иное. Она тоже устаёт от невзгод и сражений. И потому согласием ответил. Принял и венец, и власть.

Вот тут-то всё и началось.

Оно всегда начинается, когда спокойствие и власть.

– Порядок он навёл быстро. Мёртвую стражу ни подкупить, ни запугать. С мертвецами в целом проще, чем с живыми. Они не сплетут заговор. И не ударят в спину, поддавшись старым ли обидам, новым ли обещаниям. Они равнодушны к славе, чести и золоту, их не трогают ни любовь, ни ненависть. Они не знают усталости и верны лишь тому, кто призвал их к жизни.

– И он начал окружать себя мертвецами? – догадался Наум Егорович.

– Не сразу. Сперва он старался служить живым, но раз за разом находились недовольные и несогласные. Но да… чем дальше, тем больше их становилось. Стража. И слуги. Живой постельничий, подкупленный недовольными, попытался зарезать спящего князя. А следом и повар отравить. Тогда и решил Кощей, что мёртвые готовят не хуже живых, а отравить не способны. Мёртвые конюхи следили за мёртвыми лошадьми. Мёртвые сокольничьи чистили перья мёртвым птицам. Мёртвые псари выводили на сворках мёртвых псов, чья шерсть была черна, а очи горели ярким пламенем…

Жутковато, если так.

– Да и сам город менялся, – сказала Калина Врановна. – И князь с ним. Чем больше смерти становилось вокруг, тем меньше жизни в нём. Огонь в сердце его ещё горел, но уже не так, чтобы способен он стал защитить от холода той стороны. И тогда Кощей, чувствуя, что того и гляди замёрзнет, решил жениться. Разослал он гонцов по землям своим, объявил великий смотр, повелев, чтобы привезли в Китеж-град девиц молодых да красивых. Плач женский понёсся по-над землёй… было время, когда любая с радостью назвала бы Кащея мужем, да только прошло. Ныне же имя его внушало лишь ужас. Слезами да причитаниями провожали в путь дочерей своих жены. Хмуры были мужья. И многие говорили, что не такого правителя желали они. И что пришёл час освободить живых от гнёта мертвеца.

Она замолчала, пусть и ненадолго.

– Но не нашлось того, кто посмел бы бросить Кащею вызов. Да и как убить того, кто давно уж смерть принял, но не ушёл? Ведь и сила его такова, что любое войско одолеет, когда поднимет павших, и твои же воины под его руку встанут.

Жутковато.

Наум Егорович попытался представить. Да… такие вещи лучше сказкою смотрятся.

– Съехались тогда ко двору Кащееву девы со всех концов земли. И каждая была хороша собой. Но одна отличалась от прочих. Глядела она на него по-особому, без страха, без упрёка. И улыбнулась. И первой протянула руку. И заговорить осмелилась легко, как с живым. Вспыхнула в сердце его любовь пламенем горячим, согрела заиндевевшую душу. И вновь всё переменилось. Огляделся Кащей. И сам удивился тому, что сотворил. Даровал он тогда мертвецам покой заслуженный, а живых в город вернул. Вновь зазвенели голоса людские над площадью, вновь закачались корабли на волнах озёрных, загремели кузницы, засияли свежим товаром стекольные мастерские, поднялись башни магов… жизнь пошла. И в тереме княжеском стало людно да весело. Спешил радовать Кащей молодую жену. А она радовалась и светом на свет отвечала, множила жар…

– Но не всем это понравилось, – проворчал Наум Егорович.

– Верно. Люди… порой странны весьма, – Калина Врановна коснулась стены. – То одно им не по душе, то другое. Нашлись такие, кто сказал, что утратил Кащей свою силу. А значит, не след его более бояться. И такие, кто увидел на месте его жены любимой свою дочь или вот ещё иную родственницу, через которую многое получить можно было бы. Жена же Кащеева понесла. Сына ждали, наследника. Или дочь, которую он любил бы не меньше жены. Ибо понимал Кащей, что чудо это великое, милость богов дарованная, ибо тому, кто есть сама смерть, тяжко жизнь подарить. Что, может, и не будет у него другого дитяти.