Текст книги ""Фантастика 2025-178". Компиляция. Книги 1-19 (СИ)"

Автор книги: Артур Гедеон

– Только и всего?

– Представь себе.

– Ты хочешь, чтобы я умер?

– Не хочу. Но хочу, чтобы ты отстал от меня, – с раздражением и злостью добавила она. – Ты мне надоел. Ясно?

По его щекам вдруг покатились слезы.

– А вот это уже совсем лишнее. Ужас какой! Я совратила не просто единокровного брата, а ребенка. – Она тяжело выдохнула. – Сопляка. Гореть мне в аду.

Он подскочил неожиданно быстро и с размаху ударил ее по лицу. Лилит отшатнулась от него – взглядом отыскала на столе нож.

– Только сделай еще раз так – пожалеешь. Проклятый сопляк.

Абсолютно лишенный сил, Савва плюхнулся на табурет. Голова его кружилась. Руки тряслись. Тело казалось ватным.

– Сегодня я переночую в нашей с тобой комнате. Ты оставайся в комнате матушки. А завтра я уеду из этого дома. Да, представь себе. Уеду с тем, кто был в «Победе». А ты пойдешь к нашей матушке, упадешь ей в ножки и попросишь подаяния. Скажешь: я ее выгнал, я раскаялся, начал жить заново. Она тебя простит. Одного из двух детей ей же все-таки нужно сохранить. Она хоть и эгоистичная подлая сука, но не зверь же совсем. Вот так все и будет.

– Не уезжай, – попросил он.

Лилит холодно улыбнулась. Ее правая щека, по которой он звезданул, горела как ошпаренная.

– Я бы все равно тебе об этом сказала – не сегодня, так завтра.

– Прости меня, останься, – пролепетал он. – Я без тебя не выживу.

– Еще как выживешь. Только с крыши не вздумай броситься. – Она встала с табурета. – Как тот дурачок, который тоже втюрился в меня. А ведь был еще один псих, который вены из-за меня резал. Хорошо, откачали. Понял, что ты должен сделать, когда я уеду?

Лилит вдруг пошатнулась и схватилась за стол.

– Ой, – проговорила она; в глазах у нее все плыло, предметы двоились. – Что со мной?.. Ой, Савка… Нехорошо…

Она отняла руки от стола, пошатнулась еще сильнее. Схватилась вновь, но уже не устояла – упала в обморок. Хорошо, повалилась на пол в середине кухни, не разбилась о какой-нибудь угол.

– Лилит! – бросился к ней Савва.

Он молнией вылетел из дома, даже не закрыл дверь, набрал в телефонном аппарате «Скорую». Медики приехали быстро и увезли его сестру. Он приехал в больницу рано утром и сутки караулил ее в приемном покое.

Потом отыскал лечащего врача. Тот сказал: ждите, мы берем у нее анализы. Еще сутки он провел в больнице. Там он и узнал, что его сестра смертельно больна: редкий случай быстро прогрессирующего белокровия. Иными словами, как сказали ему, рак крови. От одного слова «рак» он сам едва не грохнулся без сознания в кабинете врача.

Она упала цветущей, а очнулась облетающим осенним цветком. Несколько дней превратили ее в тень самой себя. Она лежала слабая, бледная, с темными кругами под глазами. С пустым взглядом. Почти незнакомая. Как могло произойти такое стремительное перерождение? Но ведь у нее и раньше были приступы слабости, стал вспоминать Савва, просто она не подавала вида. Ее внутренняя сила до срока все перебарывала, загоняла хворь в дальний угол. Но тут гирька на весах взяла и разом перевесила. Так ему объяснили врачи. И болезнь разом вышла на первый план, отняв и силу, и бешеную энергию, и желание бороться и жить.

Когда он сел рядом с ней, у постели, Лилит взяла его руку и сжала пальцы:

– Врачи думали, что я без сознания и ничего не слышу. А я была в сознании и слышала их. Они сказали, что я тяжело больна и скоро умру.

– Нет, нет! – в отчаянии воскликнул он. – Не умрешь!

К счастью, она в палате лежала одна – еще три койки пустовали. Так что они могли говорить откровенно, никого не стесняясь.

– Они сказали, что умру, и я им верю. У меня совсем нет сил, Савка. Наверное, именно так и умирают. Все из тебя уходит, и вот тебя – раз! – и нету.

– Господи, да нет же, нет, – в отчаянии замотал он головой. – Лиля, Лиличка…

– Ты вот что, ты прости меня, – попросила она.

– Конечно, – кивнул он.

– И не держи зла.

– Не буду, – замотал он головой. – Лилит, милая… – Он потянулся к ней, прижался щекой к ее холодной руке. – Милая моя… Ты прости, что ударил тебя.

Она слабо улыбнулась:

– Прощаю… Это она виновата, – тихо сказала сестра.

– Кто? – Савва оторвал голову от ее руки.

– Наша мать – это ее проклятие.

– Да ладно тебе, – попытался воспротивиться он. – Не могла она…

– Ты сам все слышал. Это она убила меня.

По лицу Лилит было видно, что это не фантазия, не каприз, не догадка, но абсолютная убежденность в своих словах. Уверенность на все сто.

– Ты сделаешь, как я попрошу? – спросила она.

– Конечно.

– Ты говорил, что твоя родня знает тайны жизни и смерти. Про воду говорил – живую и мертвую. Говорил, что они могут не дать душе уйти, а сохранить ее до срока между небом и землей. Помнишь?

– Конечно, – кивнул он.

– Съезди к ним, спроси у своей бабки, как быть. А вдруг она поможет? Ради тебя – своего внука.

Он схватил ее кисть, прижался к ней губами. Как горячи были его губы и как холодна была ее рука!

– Я съезжу и спрошу – завтра утром и съезжу.

– Так не хочется умирать весной, – слабо улыбнулась Лилит. – Совсем не хочется. А вот любить – очень…

До Первомая оставалось два дня. Повсюду висели кумачовые транспаранты. Играл в парке духовой оркестр. Савва прыгнул в трамвай, едва отделался от двух настырных хулиганов, пытавшихся выманить у него деньги, вылез на остановке, где дожидались отправки пригородные автобусы. Один из них, фырча и захлебываясь во время переключения скоростей, перенес его по бетонному мосту через речку Лиховую, промчался по старинному селу Зырино и высадил на дальней его окраине. Слева поднималась построенная еще до революции кирпичная водонапорная башня, а справа, за плотным высоким забором и буйно зацветающим садом, крепко стоял построенный на века, большой патриархальный дом.

Юноша бывал тут нечасто. Отсюда изгнали его отца и, пока был жив дед Берендей, глава семьи, и его, мальчишку, тоже не жаловали. Но когда дед умер, дом вновь принял его.

Савва открыл калитку и переступил порог. Он прошел по тропинке через сад и скоро уже за молодой весенней листвой увидел впереди фасад дома, укрытый хитрой резьбой. Тут можно было разглядеть и смешные фигурки людей, и животных, и всякие символы.

Юноша знал, что каждый из этих знаков значит очень много, что весь этот рисунок – целое письмо, но никто и никогда ему не говорил, кому оно предназначено и что оно скрывает. Он только и знал, что это врата в иной мир и охраняют их три бога: Морок, бог лжи и обмана, Мара, богиня смерти, и Чернобог – верховный правитель загробного мира. И все они хранят великие тайны. Помер дед Берендей, но так и не посвятил ни мальчика, ни юношу в тайное письмо предков.

На крыльце сидела его бабка Чернуха в старом плетеном кресле. Одета она была в черное и с темным платком на голове. Кто из сельчан увидит – пробежит мимо. А поймает взгляд ее – сразу в церковь. Сидела как сфинкс, положив руки на широкие лопухи-подлокотники, по-хозяйски откинувшись на спинку. Тут же, на узкой тесной скамейке, дремал родной дядя юноши – младший брат отца Ёж, в миру – Никодим. В поддевке, широких штанах и старых хромовых сапогах.

– Редкий гость, – процедила бабка Чернуха. – А как вытянулся.

Но сказала это с радостью – как-никак родная кровь. По-своему, но она очень любила внука.

– Ой ты, племянник пожаловал! – приподнявшись на локте, усмехнулся Ёж. – Как там братец мой поживает? Малевальщик? Пьет горькую?

– Иногда пьет, – стоя перед лестницей, потупил взор юноша.

– А мать все блудит?

– Не знаю, – обиженно нахмурился гость. – У нее своя жизнь – у меня своя.

– Не терзай ты его, дурень, – осекла бабка Чернуха сына-словоблуда. – И так у него не дом, а худое сито. Ну, отрок, зачем пожаловал? Вижу: нужда приключилась, и по нашей части. Верно?

– Верно, бабушка, – ответил юноша. – И большая нужда.

– И срочная?

– Очень срочная.

– И сердечная?

– Да, бабушка, – вспыхнул он.

– Говори, милый, помогу чем смогу.

– Может, в дом пойдем? – покосившись на пересмешника-дядю, предложил юноша.

– Пойдем, милый, пойдем. Поднимайся. А ты дом стереги, Ёж, – в шутку наказала она сыну. – Чтобы мышь не пробежала.

– Из дома или в дом? – пошутил тот.

– Балабол, – откликнулась старуха, взяла внука за плечо, пригнула, поцеловала в темя и подтолкнула к открытым дверям.

В избе она усадила его в красный угол, самый нарядный и ухоженный, правда, не было тут никаких образов, как в других избах, и быть не могло. Но висел высеченный из дерева лет двести назад почерневший старик, длинноволосый и в одежде до пят, с посохом. И смотрел этот черный старик подозрительно на всякого, кто сюда входил, садился за стол, а может, и слушал, кто о чем говорил.

И юноша стал рассказывать – со всей положенной его возрасту страстью и со всей болью, которую он переживал сейчас.

– Задачки ты задаешь, внучок, – покачала головой бабка Чернуха. – Чтобы помочь, я должна открыть тебе несколько тайных дверей. Одну секретнее другой. Твой дед Берендей, муж мой, будь он жив, никогда не позволил бы мне этого сделать, он проклял нашего с ним сына, твоего отца, и не верил тебе. Но я верю, милый, потому что знаю: тебе передался наш дар. Не трем моим сыновьям, а именно тебе. И вот мой выбор. Помогу тебе – прогневлю мужа. Каким словом он меня встретит там, куда все уходят? А не помогу – прогневлю господина Чернобога. – Она указала кривым пальцем на деревянного идола. – И Мару с Мороком тоже прогневлю. – Старуха прихватила его руку костистой клешней. – Только и ты, внучок, должен решить для себя, как тебе быть дальше.

– Что я должен решить, бабушка?

– Дать слово, что будешь служить семье и нашим богам.

– Даю слово, – кивнул он.

– Какой ты шустрый, – усмехнулась старуха. – Но это хорошо, что сразу согласен. Стало быть, сердцем говоришь, а только так и надо. Я буду читать заклинания, а ты станешь повторять их за мной – слово в слово. Долго буду читать – помни.

– Хорошо, – кивнул юноша.

– И еще помни: ее душа останется между небом и землей. И будет ждать столько, сколько надо. Там времени нет. Но пока она здесь, она сама должна решить, что согласна на это. Сама. Ты ее неволить не вправе. Да и захочешь – не сможешь. Тут каждый за себя решает. И если она решится, то пусть скажет на самом пороге, когда ты все отчитаешь, такие слова: «Согласна! Забери меня из рук смерти, уведи в сад покоя, где я буду ждать, когда ты вернешь меня». Понял?

– Понял, – с бешено колотящимся сердцем ответил юноша.

– Хорошо. Сил тебе придется отдать много. Может, потеряешь что-то из своего. К этому тоже будь готов. И последнее – тебе понадобится сосуд, куда ты вольешь ее душу и принесешь в мир живых. Всего-то навсего, да проще некуда, а, внучок? – сжав его руку прокопченной клешней, сухо рассмеялась бабка Чернуха.

– А какой это сосуд? Где его взять?

– Узнаешь.

– И все это может получиться?

– Моя бабка Волчица говорила так: «Пусть нас пугают: Бог дал – Бог взял, а мы у Него назад заберем». Ты и заберешь, Саввушка, коли тебе сила дана, а я помогу, направлю, лучинку во тьме для тебя подержу. А теперь запоминай все заветные слова, что она должна услышать в те самые мгновения, когда с краешка жизни сорвется во тьму кромешную…

Лилит привезли домой – умирать. Тут уже были и мать, которой пришлось забыть о жестоких распрях с дочерью, и две ее подруги, и даже отец его, Саввы, приехал, дабы помочь, если что понадобится. Вражда была отложена. Так на редкий водопой стекаются все звери: и хищники, и потенциальные их жертвы – травоядные. Перемирие до срока. Жанна Стрельцова даже поздоровалась с мужем, с которым пока еще не развелась. Посмотрела на его испитое лицо и помрачнела еще сильнее. Он сказал ей: «Сочувствую». Тяжелейшее состояние было у всех – еще вчера здоровая девушка превратилась в беспомощное подобие самой себя.

Савва вошел к ней, сказал:

– Оставьте нас наедине, прошу вас.

Словно понимая, что просто так он бы не попросил, мать, а за ней и другие вышли. Он тотчас подсел к ней, взял ее за руку.

– Чем обрадуешь, Савка? – слабо улыбнувшись, спросила она.

– Бабка Чернуха сказала так: выход есть. Но он таков. Когда придет срок, я должен буду найти время и прочитать заклинание над тобой. – Он оглянулся на дверь и понизил голос. – И тогда твоя душа задержится между небом и землей и будет там ровно до тех пор, пока я не найду для нее подходящий сосуд.

– Какой еще сосуд? Зачем?

– Чтобы перенести ее из мира мертвых в мир живых.

– Как это?

– Я пока только в начале этой колдовской науки, Лиличка. Я только сейчас об этом услышал. Но я сумею – верь мне…

– Ясно. А потом?

– А потом я должен буду найти новое тело для тебя.

Ее губы дрогнули:

– Новое?

Он опустил глаза:

– Да.

– А это тело? Мое тело?

Савва отрицательно мотнул головой:

– Его больше не будет.

Глаза Лилит вспыхнули слезами, и они обильно потекли по щекам. Грудь стала вздрагивать от рыданий.

– Я не хочу так, не хочу умереть, Савва…

– Ты не умрешь – ты будешь ждать. А пока что ты должна дать согласие и умом, и сердцем, и словом, что принимаешь это колдовство. – Он перешел почти на шепот. – Потому что если нет, – он вновь, но еще отчаяннее отрицательно замотал головой, – ничего не выйдет. И ты уйдешь – навсегда. Поэтому решай сейчас. И если скажешь «да» и произнесешь важные слова, то в минуты твоего ухода я прочитаю заклинание, которое мне дала моя бабка Чернуха. «У нее впереди путешествие, – сказала она, – какое она себе и представить не могла. Никто не может. Все покажется одним долгим сном. Пока она однажды не проснется и не обнаружит себя заново рожденной…» Ну, ты согласна? Скажи «да», милая, – он вцепился в ее руку, – скажи «да»!

Через три дня он выгнал всю родню из комнаты умирающей Лилит, пригрозив поджечь дом, и сказал похожей на тень сестре:

– Говори же свои слова.

– Я согласна, – едва слышно проговорила та. – Забери меня из рук смерти, уведи в сад покоя, где я буду ждать, когда ты вернешь меня.

– Все правильно, – кивнул Савва. – Ты молодец, Лиля…

– Вытащи меня, Савка, – прошептала она срывающимся голосом, – и я буду любить тебя вечно, клянусь тебе…

– Даю слово, что вытащу! Мы увидимся однажды и будем вместе.

Теперь ему оставалось прочитать заклинание, данное бабкой Чернухой, жрицей богини смерти Мары…

…Это был сон. Она стояла на пологом холме, среди гряды таких же, уходивших к горизонту. От низин поднимался туман и рвался на части, таял. Тучи заволокли небо, и бледная луна едва проглядывала между ними. Так пустынно и одиноко ей не было еще никогда. А еще страшно. И страх этот, как и холодок туманной долины, пробирал до костей. Потому что ничто не могло обрадовать взгляда, куда ни посмотри. Она осмотрелась – везде все то же самое. И только потом оглядела себя: она стояла в длинном белом платье и белых босоножках. В руке держала иконку. Она потрогала голову – ее охватил тесный платок. Она сорвала его – полотняный, пахнущий ладаном, он тоже был белым. Она потрогала лоб, на нем была лента. Она сорвала ее и прочитала в неясном сумрачном свете: «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй нас». Это был венчик, возлагаемый на лоб умершего. Что все это значило? Последним ее воспоминанием были несколько знакомых лиц, уплывающих от нее, таящих. И самым ярким и живым было лицо ее брата Саввы. И его шепот: «Еще увидимся, Лиля! Жди меня!..» Потом ураган и вихрь. Она двигалась по едва освещенной дорожке по бесконечному каменному коридору вместе с другими, таким же молчаливыми и суровыми людьми всех возрастов. На нее то и дело поглядывала маленькая девочка, которую за руку вела мать. Безучастное лицо девочки, большие печальные глаза навсегда врезались ей в память. Кажется, далеко впереди брезжил свет, но может быть, это лишь показалось ей. И тут ее окликнули: резко, по имени! Она стремительно обернулась. Но ее уже схватили за руку и вырвали из общего потока, как выхватывают из толпы маленького ребенка, который увлеченно пошел не с теми, и потащили в сторону. Сильным рывком ее проволокли через плотную каменную стену, вдруг обратившуюся в вязкий туман, и бросили в это вот пространство. На этот туманный холм, в эту ночь, в одиночество и пустоту. Но что она здесь делает? И что это за сон? И почему у нее такое тягостное чувство, что на самом деле этот сон – явь… Но кто во сне разберет, где явь и где греза? Как часто безумный сон представляется человеку самой настоящей и угрожающей реальностью.

И тут она увидела, что невдалеке справа, только спуститься с холма, у черной рощи стоит косая черная изба, одна среди безлюдного мира. Она словно приглашала ее наведаться под свою крышу, так ей показалось. И она двинулась в ту сторону – спустилась и зашагала мимо деревьев к черной и мрачной избе. При ее приближении старые деревья, уродливые, корявые, будто оживали, менялась их кора, двигалась, словно это были сморщенные, ожившие в муках лица стариков, которым и хотелось бы умереть, сгинуть, но не было на то их воли. И приходилось мучиться, испытывая боль, страдать и терпеть.

Она остановилась у черной косой избы. И оторопела, когда на крыльцо вышло чудище – огромное, мордатое, обросшее волосами, с рогами и на копытах.

– Ну здравствуй, Лилит, – совсем по-простецки усмехнулось чудище. – Меня зовут Нелюдь. Добро пожаловать в долину смертной тени. Чарку вина, а, девуля? Век коротать – тяжелый труд!.. А иконку-то выбрось, – кивнул он на ее руку. – Чего в нее вцепилась? Тут она тебе ни к чему. От листа сухого, и от того больше проку, – рассмеялся он и тяжело повернулся к ней мохнатым задом и хвостом. – Не стесняйся, – заходя в избу, пробасило чудище, – у нас все запросто, без церемоний…

2

Савва Беспалов рос и мужал. Главное в жизни быть целеустремленным. Видеть цель и решать задачи. Этим он и занимался с того самого дня, как бросил вслед за белыми цветами горсть земли на гробовую доску, обтянутую кумачом, в могилу возлюбленной. Он поступил в ГИТИС на художественно-декоративный факультет по специальности «Художник кукольного театра» и взялся воплощать в жизнь то, что ему присоветовала бабка Чернуха. Он должен был изготовить сосуд, куда бы переместилась часть души той, что недавно ушла из жизни. Переместилась и протянула нить в другой мир. К той, что будет ждать его помощи. Столько ждать, сколько придется. Его недюжинные способности, переданные ему по наследству, были тому порукой. Он делал то, чего не могли другие. Сама природа поддавалась его силе и воле. Поэтому, прилагая все свои таланты, помня наставления бабки Чернухи, он и взялся «лепить» этот сосуд. Создавать куклу. Волшебную КУКЛУ! Это была очень хитрая наука, постичь которую человеческому уму вряд ли представлялось возможным. Голова могла расколоться от этих мыслей, но древние заклинания действовали, вот в чем было дело. Если бы его готовили с детства для роли колдуна и ведуна, каким был дед Берендей, тогда другой разговор. Его бы ничто не удивляло, он бы знал каждый следующий шаг, а так ему приходилось тыкаться носом, как слепому щенку, становиться первопроходцем. Но кровь колдунов Беспаловых, собственное наитие помогали ему. Силы природы пошли на сговор именно с ним, ему открывались тайные двери. Шаг за шагом он уверенно двигался вперед, как упрямый ледокол, разбивающий все преграды. Кукла становилась порталом между тем светом и этим, мостиком в другой мир, «глазами» души ушедшего человека, его частью здесь, под солнцем, где он существовал когда-то сам и куда стремился вернуться.

Его первая кукла – пробный сосуд – оказалась негодной, и вторая, и третья. И даже десятая. Но однажды появилась такая кукла, которая откликнулась на его призыв – в ее глазах затеплилась жизнь…

И он, Савва Беспалов, знал, чья эта жизнь. И тогда он стал искать новое прекрасное тело для этой души. И тогда же он стал душегубом: погибла первая девушка, за ней вторая, еще одна сошла с ума. Окончив ГИТИС, он странствовал по театрам и подбирал новых жертв. Сближался с ними, а потом продолжал эксперимент. Останавливаться было уже поздно. Он уже по уши увяз в колдовстве, перешел все грани человеческого, продал свою душу.

Но не за золото и власть, как это делали и будут делать одержимые честолюбцы, охваченные жадностью и тщеславием, а ради любви. И сам не успел заметить, как состарился. Куклы Саввы Андроновича Беспалова и новые спектакли вынесли театр «Лукоморье» на вершину успеха. Театр объездил весь мир – и дети всего мира рвались увидеть его шедевры. А он все выводил свою долгожданную формулу жизни и смерти, любви и ненависти. Очередной его жертвой стала актриса театра кукол «Лукоморье». Но об этом никто не знал, пока за дело не взялся дотошный сыщик, капитан полиции Андрей Крымов, которого стоило сразу убрать с дороги, любым способом: такие не останавливаются на полдороге, они идут по следу и давят свою жертву.

Все дело в том, что именно тогда у него ПОЛУЧИЛОСЬ. Душа любимой прошла через куклу и вселилась в тело хрупкой двенадцатилетней девочки Жени. Но та обезумела, стала монстром: она убила мачеху и богача-отца, охранника, а потом просто умерла в больнице. Однако эстафету перехватила очаровательная медсестра – красавица Лика Садовникова. Кукла ухватилась за эту красоту, а та – за нее, способную дать ей свободу.

Они пересеклись только один раз, он – семидесятилетний старик, и она – цветущая и благоухающая молодая женщина, перед которой открывался весь мир. Она отдалась ему, и не просто так, у нее был свой интерес, а потом перешагнула через него и ушла навсегда. Его вопль отчаяния: «Ты обещала любить меня вечно!» – она не услышала. Да и как давно это было, когда она давала клятву? И в каком состоянии? В далеких пятидесятых годах, когда он был юношей, а она, Лилит, испорченной молодой красоткой, внезапно узнавшей, что умирает от неизлечимой болезни. Тут все что хочешь скажешь и кому угодно, лишь бы ухватиться за самую призрачную надежду…

Он, старый гениальный кукольник, решил отомстить юной богине, а чуть позже детектив Крымов решил отомстить ему – старому лису, хитрецу и лжецу, коварному и беспощадному убийце…