Текст книги ""Фантастика 2025-178". Компиляция. Книги 1-19 (СИ)"

Автор книги: Артур Гедеон

Соавторы: Екатерина Насута,Евгений Бергер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 305 (всего у книги 359 страниц)

5

Он точно знал, что эта ночь – его последняя на земле. И он был готов к такому повороту дела. Изменить ничего было нельзя – только смириться. И он смирился. О, великая сила приятия! Сердце входит в привычный ритм. Голова становится холодной. Все равно меч гильотины уже завис над тобой. Чего паниковать?

До полуночи оставалось пятнадцать минут.

За окном давно стемнело. Он вышел на веранду, огляделся: никого! Но почему? Он ждал гостей. С нетерпением. На столике сиротливо стояла початая бутылка коньяка. Он налил полстакана и залпом выпил. Но сегодня спиртное не брало его. Но где же они, где? Он выпил еще полстакана. А потом увидел в конце улицы свет фар – автомобиль приближался. Он посмотрел на часы: все верно, так и должно было случиться.

Он зашел в дом и сел в кресло, стоявшее против зеркала.

– Пришло мое время – забери меня, проклятая, – уверенно и зло проговорил он. – Забери прямо сейчас. Я готов и жду тебя!

И вот по стеклу побежали едва различимые золотисто-кровавые бусинки – магическое зеркало оживало. А потом оно открыло ему пространство – это был темный узкий коридор с факелами по обеим сторонам. И там, в конце этого коридора, горел алый свет. И вот этот свет что-то заслонило, но только частично, а вскоре стало и понятно что. Это была фигура женщины – и она шла сюда. В его сторону. В длинном черном платье с воротником под горло, какие носили пятьсот лет назад, в черном берете. И он вспомнил ее, свою верную спутницу, именно такой она была когда-то. В сумраке коридора женщина попадала в неяркий свет факелов, которые вырывали из темноты ее облик. Она становилась все ближе; за серебристой зеркальной гладью он уже видел ее бледное лицо, различал черты. Хищное, ледяное, звериное, по-своему страшное, как лик любого демона, когда он не старается выдать себя за кого-то другого.

И вот она встала в двух шагах от зеркальной поверхности со стороны тьмы. Кроваво-золотая зыбь, пробегавшая по плоскости стекла, немного искажала ее облик.

– Ты готов принять судьбу? – спросила Лилит.

Горецкий не ответил – он встал с кресла и ждал. И ждал с таким напряжением и нетерпением, что она, кажется, заподозрила недоброе.

– Почему ты молчишь? Так готов или нет? – повторила она вопрос. – Что происходит, Горецкий?

И тут он что есть силы закричал:

– Да где же вы, остолопы, где вы?!

После этого крика входная дверь едва не вылетела. В гостиную домишки ворвались трое в черных куртках, в черных вязаных шапочках и черных повязках, закрывающих лица до глаз. Один был высокий старик, другой – кривоногий дедок-коротышка, третий – моложавый мужчина атлетического сложения. Все трое наготове держали револьверы. Ворвались и замерли, глядя на зеркало, откуда на них сейчас с гневом, яростью и ненавистью смотрела женщина в старинном платье.

– Что так долго? – рявкнул Горецкий. – Да стреляйте уже, чего тянете?! Я готов – готов сдохнуть!

Трое долго не думали. Вытянули руки с револьверами, нацелились на него и дали первый залп. Тело Горецкого выгнулось, он отступил от ударной волны в сторону зеркала, а потом залпом прозвучали и другие выстрелы. Они целились ему в грудь, били в зеркало, которое тотчас покрылось трещинами, и в женщину, которая стояла в темном коридоре за преградой. Она тоже дергалась от попаданий, теряя силы и отступая назад. Серебряные пули не шутка! Но, Господи, что было с ее лицом! Она превратилась почти что в зверя в эти мгновения, в раненого монстра, которому хочется одного – разорвать всех на части. Но досмотреть на деяния рук своих бесстрашные стрелки не успели – зеркало обрушилось и рассыпалось, открыв за собой заводскую фанеру.

А потом в эти осколки, держась за раны, рухнул на колени и Горецкий.

– Благодарю, господа, – едва прошептал он. Но ему хватило сил пошутить: – Быть на вершине мира, курить на Луне бамбук, – он уже едва хрипел, – владеть Еленой и сдохнуть от рук таких болванов! – Он уже захлебывался кровью. – Как же низко я пал…

И повалился набок. Глаза его стали пустыми. Горислав Игоревич умер почти сразу же, сжавшись на боку в позе зародыша, стиснув что есть силы руки на груди и поджав к животу колени.

Крымов, Долгополов и Разумовский, в масках похожие на комических грабителей, стояли над ним и молчали, глядя, как бурая кровь растекается по полу и между осколками зеркала.

– Дело сделано, – резюмировал Крымов. – Из праха в прах.

– Он выбрал мудрый конец своей жизни, – подхватил Кирилл Кириллович, пряча револьвер в карман пальто. – Теперь он им не достанется – в его голосе я слышал неподдельное раскаяние.

Долгополов мрачно хмыкнул:

– Прощайте, Иоганн Фауст! Пятьсот лет я бегал за вами по пятам! И вот он – финал. Где же литавры и медь?

– Агриппа Неттесгейм тоже был бы доволен, – вздохнул детектив.

– Еще как был бы доволен! – согласился Антон Антонович. – Ну что, пора валить из этого дома? Скоро сюда понаедут ваши бывшие коллеги, Крымов. Попробуй объясни им, кто это был, кто мы сами и что тут произошло.

– Да, – согласился детектив. – Уходим по-английски.

Кирилл Кириллович и детектив уже подходили к дверям, когда коротышка-старик, поотстав, оскорбленно засопел у них за спиной:

– И все-таки…

– Что? – Крымов и Разумовский обернулись одновременно.

– Мы остолопы и болваны? – взглянув на труп, с опозданием возмутился Антон Антонович. – Я остолоп и болван?! Каков же наглец этот профессор философии! В аду ему было бы самое место.

Эпилог

1

Утром они вылетели в Царев, надо было поскорее смотаться из города, где они совершили столь злостное преступление, а в обед уже сидели в садике у Антона Антоновича Долгополова и пили чай с вареньем. Под наливку и пирожки.

– Так значит, вы Зорро? – отчасти скептически спросил Крымов.

– А чем плох? – возмутился недоверием коллеги Антон Антонович. – Чем плох?

– Да нет, всем хороши.

Долгополов прищурил глаза на гостя:

– Вам рапиру показать?

– А у вас есть рапира?

– У меня-то есть. А у вас?

– А у нас в квартире газ, – отшутился детектив.

– Вот и я о том же. У вас есть рапира, Крымов?

– У меня рапиры нет.

– Ну вот, какой вы тогда Зорро? А вот у меня есть.

– А я и не претендую на столь почетное звание, между прочим.

– А вы попретендуйте! Кто вам сказал, что это не обо мне слагали легенды? Что это не я был народным героем Латинской Америки?

Крымов вздохнул:

– Давайте-ка лучше выпьем, а то вы какой-то нервный больно, Антон Антонович. Поездка в Москву на вас подействовала удручающе. Да еще перелет в Сибирь, там и совсем ужас был. Я сам едва оклемался…

Андрей разлил наливку по стопкам. Но в Долгополове все еще бурлило и клокотало подозрительное возмущение.

– Знаете, сколько этой рапире лет?

– Ну сколько? Сколько вашей рапире лет?

– Много!

– Я так и думал.

Они выпили.

– Двести! А знаете, кто мне ее подарил?

– Кто?

– Конь в пальто. Симон Боливар, вот кто. Мой старинный друг, между прочим. Или вы считаете, что Зорро должен обязательно быть двухметрового роста, как каланча?

– А, вот откуда ноги растут, – понял Крымов. – Теперь ясно. Рост! Давайте выпьем еще. Подобреете, может быть.

– Может быть, и подобрею. А может быть, и нет. Давайте выпьем и тогда посмотрим.

Они выпили еще. Молчком закусили яблоками из сада Антона Антоновича.

Крымов бросил вопросительный взгляд на старшего товарища:

– Значит, вы уверены, что Агриппа Неттесгейм – это…

Последнее слово, местоимение, так и застыло у него на устах.

– Уверен.

– На все сто?

– На все тысячу.

– Ясно.

– Тогда скажите, Антон Антонович, как же пятьсот лет назад Фаусту удалось вырваться из лап своего нанимателя? Я все-таки не совсем понимаю.

– Договор, – задумчиво кивнул бодрый старик. – Все дело в договоре, подписанном кровью. – Он потряс съеденным на треть яблоком. – Эта святыня, Крымов, ненарушима, а Фауст оставил в нем для себя лазейку!..

2

Они остановились на дороге среди зеленых горных вершин, которые открывали панораму небольшой альпийской деревушки Кицбухель на берегу волшебного горного озера Аден.

Агриппа Неттесгейм держал узду своего черного коня, Антоний Августин – осла Апулея. Бодрый старик ничуть не изменился за прошедшие годы, а вот рыцарь осунулся лицом, и бороду его побила седина. Но глаза горели все тем же праведным огнем, как и прежде. Сердце его было все еще крепко и молодо и готово к бою.

Это было долгое время поиска, но вот и оно подошло к концу.

Они въехали в горную деревушку. В таких вот закутках, подальше от цивилизации, и селятся изгои и беглецы. Запирают двери на десять замков, и даже ближайшие соседи видят «этих чужаков» крайне редко.

– Где у вас живет Йозеф Фукс? – спросил рыцарь у первой молодой крестьянки, что шла с корзиной навстречу.

– Наш лекарь? Крайний дом с той стороны деревни, мой господин, – ответила она. – Вы не перепутаете. У него на втором этаже всего одно оконце, и то всегда закрыто. Мы его не беспокоим понапрасну.

– Благодарю тебя, дочь моя.

Они ехали по центральной дороге, оглядывая дома.

– Лекарь? – риторически спросил рыцарь.

– Ну, с его-то умениями! – усмехнулся бодрый старик на осле. – Наверное, обидно лечить голодранцев, когда по миру живет столько недужных царей и королей, готовых осыпать тебя золотом?

В горной деревеньке все дома были фахверковые. Деревянный остов, темные балки тут и там крест-накрест, и выбеленные стены.

В таких домах, как правило, жила немецкая беднота.

У Йозефа Фукса и впрямь на втором этаже было только одно окно, и даже сейчас, прекрасным июльским днем, оно оказалось закрыто. Как и все окна на первом этаже. Не слишком-то общительным был этот лекарь альпийской деревушки Кицбухель.

Неттесгейм взошел по ступеням и громко забарабанил пудовым кулаком в перчатке в дверь. И барабанил так, пока за дверью не зашаркали шаги и не послышался вопрос:

– Кто там?

– Свои. Открывайте, герр Фукс.

И тот открыл дверь, но не потому, что услышал «свои», а потому что понял: такой гость легко вынесет дверь в считаные секунды, и тогда придется с ним объясняться на ином языке.

– Кто вы? – спросил пожилой сутулый человек с длинными седыми волосами, одетый в облезлый халат из парчи, который когда-то был, несомненно, дорогим. На голове его торчал высокий колпак, на ногах красовались изношенные кожаные башмаки.

Он смотрел на гиганта довольно долго, а потом отступил:

– Вы?!

– Не только я, – ответил рыцарь.

Из-за спины Неттесгейма вышел его спутник и язвительно улыбнулся хозяину дома:

– Ну, здравствуй, мой дорогой ученичок.

Иоганн Фауст только хлопал глазами.

– Наверное, тебе интересно, как и когда мы объединили усилия с мастером Неттесгеймом?

Но легкий ужас крепко прихватил хозяина дома, и он упрямо молчал. С таким лицом люди, как правило, размышляют: меня убьют прямо здесь, на пороге, или в гостиной?

– Пригласишь нас или так и будешь стоять пнем? – грозно спросил Агриппа Неттесгейм. – Ну, злыдень?

– Проходите, – очнувшись, процедил тот. – Вот уж кого не ждал, так это вашу парочку…

– Так уже и не ждал? – спросил Антоний Августин.

Фауст высунул нос наружу, оглядел улицу и захлопнул дверь.

– Ждал, ждал, – обгоняя гостей и шаркая башмаками, махнул рукой на ходу. – Боялся и ждал. Идемте за мной.

Очень скоро все оказались за деревянным столом в его гостиной.

– Вина, господа?

– Ничего не ешьте и не пейте в этом доме, – сказал Антоний Августин своему спутнику. – Ни в коем случае.

– Умно, – едва не рассмеялся Фауст. – Я такой: могу и крысиного мору в миску кинуть. Или мышьяку. У меня и то и другое есть.

– Кто бы сомневался, – сказал Неттесгейм.

– Ну, и чего вы хотите? – снимая очки, весело спросил Фауст. Как видно, он смирился с происходящим. – Убить меня? Покарать за грехи? Что вам надо, добродетельные господа, от бедного несчастного старика?

– Ты слишком быстро состарился, – сказал рыцарь. – Почему?

– Ну, после того как я стал водить их за нос и тянуть с отправкой в древнюю Элладу, к богам Олимпа, доверия ко мне становилось все меньше. Я же попросил в награду Елену Прекрасную! – рассмеялся он. – После прочих наград: молодости, знаний, власти, денег, обожания толпы! Но я-то знал, что после Елены мне придется до скончания времен служить его величеству дьяволу, как и было написано в нашем договоре. Но одно дело – пользоваться его привилегиями, живя в свое удовольствие на земле, и совсем другое – стать его рабом, демоном-командором в преисподней, ландскнехтом ада. Провести вечность в пламени и чаду! Это было не по мне.

– Но ваш договор – каким он был? – вопросил бодрый старичок.

– Договор мы сочинили вместе, но один пункт я взялся написать сам и создал в нем затейливую лазейку. Дьявол в своей гордыне не распознал подвоха. Я согласился последовать за его величеством сатаной только после того, как влюблю в себя Елену и овладею ею. Но от последнего лакомого кусочка я отказался!

– Не верю тебе! – потряс пальцем Антоний Августин. – Ты сам стал демоном лжи.

– Я могу доказать это.

– Докажи, – кивнул Неттесгейм. – Потому что если окажется, что ты служишь им до сих пор, я отрублю тебе голову прямо здесь.

– Резонно. Я должен принести из спальни один предмет.

Неттесгейм встал.

– Я сопровожу тебя. А то еще сбежишь…

– Подагра, куда мне?

В спальне Фауст открыл небольшой сундук у стены и осторожно взял со дна что-то тяжелое, обернутое в стеганое одело.

– Вот оно, мое сокровище, – входя в гостиную, сказал он, укладывая завернутый предмет на стол. – Главное и единственное. Все, что осталось от прежней жизни.

Фауст развернул одеяло.

– Хрустальный шар? – изумился Антоний Августин.

– Да! Сумел умыкнуть.

Он взял с полки деревянную подставку с круглым ободом и вложил в нее переливающийся шар.

– Он что же, сам приходил к тебе?

– Нет, его интересы представляла могущественная демонесса Лилит.

– Знаем такую, – кивнул Антоний Августин. – Ну, показывай.

– Слушаюсь и повинуюсь!

Закрыв глаза, Фауст стал водить вокруг хрустального шара руками. «День подписания договора, явись! – приговаривал он. – Выйди из небытия прошлого, откройся нам!..»

Он повторил так несколько раз, а потом что-то случилось.

– Тепло! Тепло! – воскликнул старый маг и обманщик. – Горячо!

Фауст разом отнял руки от шара, как от вырвавшегося из печи пламени. Он остановил их на расстоянии, но не убирал. И вот уже в хрустальном шаре появились двое – и они спорили не на шутку. Голоса их становились все яснее. Неттесгейм и Антоний Августин жадно потянулись к шару и теперь смотрели на происходящее не отрываясь.

«Кажется, ты получил все, Фауст?» – спросила женщина.

– Это она, Лилит! – горячо прошептал Антоний Августин.

«Ты накормил чудесными хлебами осажденных в крепости, и они решили, что ты ангел, посланный им Господом Богом, не так ли?»

«Так, все так!»

«Во Флоренции ты заставил поверить всех не только в то, что ты великий маг и чародей, каковым я и впрямь сделала тебя, но что ты – пророк! И книга твоего кумира – живая! Она воспарила надо всеми, доказывая твою правоту!»

«Да, ты это сделала, моя госпожа! – покорно соглашался еще моложавый Фауст. – Но откуда ты знаешь это?»

«Я стояла в кругу семьи Медичи, за их спинами, и наблюдала за тобой! – ответила женщина. – Вот откуда! А потом ты покорил Рим! Изменил ход истории! Сделал то, что хотел. Или я лгу?»

«Все было именно так, моя госпожа, все было именно так», – отвечал Фауст.

«Ну так что же? – спросила она почти что рычащим голосом. – Чудеса и власть – ты получил все! Пора садиться в лодку времени и отправляться назад – к Елене, к своей любви. Как и написано в этом договоре! – Она потрясла перед ним свитком. – Ты же так хотел обладать ею! Слюной изошел! Что же ты тянешь? Помни, ты наш должник!..»

«Я помню, моя госпожа, но я…»

«Что?!»

– Я еле сдерживаю их! – прошептал Фауст, и было видно, что он не лжет – ему стоило великих трудов заставлять шар быть живым.

«Я еще не готов, я должен созреть для этой любви, – сказал тот, куда более молодой Фауст. – Она должна стать венцом всех моих сердечных желаний. Но еще не время, пока не время…»

«Что еще? Не время?! – в гневе прорычала Лилит. – Ты издеваешься надо мной?!»

«Нет же – я искренен! Я еще не готов для знакомства с ней. Пусть пройдет время…»

«Ты – плут!»

«Если я правильно помню, в договоре написано: когда придет срок. И этот срок должен определить я. Так вот, он еще не пришел».

«Я испепелю тебя – прямо здесь и сейчас», – пригрозила она.

«И проиграешь пари», – куда более твердо сказал он.

И тут руки Фауста разжались – и видение в шаре стало гаснуть, пока он не остался пустым и холодным, каким и был вначале.

– Что она сказала тебе? – вопросил Антоний Августин. – Что?

Иоганн Фауст совсем без сил опустился на стул с высокой спинкой, и руки его повисли плетьми вдоль тела.

– О, Лилит! – слабенько пропел он. – Несравненная Лилит! Она – само совершенство, воплощение зла. Прекрасна, убийственна, смертоносна. Но даже она не посмела причинить мне вреда.

– Что она сказала тебе? – повторил вопрос Неттесгейм.

– Не она, – покачал головой хозяин дома. – Я сказал: «Убей меня, и я стану мучеником».

– Но что она? – спросил Антоний Августин. – Демонесса?

Фауст пожал плечами:

– Могла бы – убила. Но она просто ушла. Видно, мой срок еще не пришел. Развернулась и ушла. – Он вздохнул. – Ну так что, господа? Вы отпустите меня подобру-поздорову? Не станете рубить мне голову? Я уже давно никому не причиняю вреда, зачем мне это на склоне лет? Напротив, я лечу местных жителей горными травами. Все мое баловство осталось позади. Честолюбие и гордыня высохли, как степной ручей во время испепеляющей жары. Я прожил две жизни. Хватит! Пора и честь знать. Только и гадаю, на какой день выпадет мой последний вздох… Ну так что, отпустите меня?

Неттесгейм шумно встал.

– Здесь душно – хочу на улицу, – сказал он и направился к выходу.

Антоний Августин тоже поднялся, поймал невинный взгляд бывшего ученика, легонько и с досадой плюнул на пол и шустро заковылял за своим спутником.

А Фауст, закрыв за ними дверь на засов, отправился в гостиную, там завернул хрустальный шар обратно в одеяло и направился с ним в спальню. Открыл сундук, положил шар на дно и не удержался, вытащил другой предмет, завернутый в отрез материала. Вернулся с ним в гостиную и бережно развернул его. На полотне лежала толстенная рукопись, и на первом листе бумаги было выведено на латыни: «Universum Lilit» – «Вселенная Лилит».

Иоганн Фауст улыбнулся:

– Ты еще прославишь меня!..

Когда во дворе двое гостей горной деревушки садились на свою животину, Агриппа Неттесгейм заметил:

– И как она могла так запросто оставить его в покое?

Антоний Августин потянул повод, ударил пятками осла Апулея в бока.

– Она же демонесса. У таких, как Лилит, всегда есть запасной вариант! Хе! Пара-тройка недотеп, готовых клюнуть на ее крючок…

Они выехали на дорогу.

– Я забыл спросить, а где ваш ученик, ну тот самый… как его?

– Герберт?

– Да, Герберт. Он жив, надеюсь?

– Понятия не имею. Я не видел его уже более десяти лет. Он меня разочаровал. Вначале сказался больным, а потом и вовсе пропал. Мудрость и вера оказались не его призванием. Слышал, его видели недалеко от Флоренции, это еще тогда, он искал какую-то знатную особу, расспрашивал о ней.

Старый коротышка на осле вскинул плечами:

– Кто в молодости не искал женщину? Свою женщину!

– И все-таки я надеялся, что из него выйдет толк. А недавно мне сказали, что видели похожего на него молодого мужчину в Венеции – он плыл в богатой гондоле с прекрасной белокурой сеньорой. В роскошном кафтане, весь в золоте, с прислугой и маленькой обезьянкой на плече. Каково? Как бы то ни было, других учеников я уже не брал – только верных слуг. Не хотел более ни с кем делиться знаниями и сердцем…

– Понимаю, мастер, хорошо понимаю вас, – задумчиво вздохнул Антоний Августин. – Именно поэтому я избегаю близких отношений. – И сказав это, он потянулся к уху осла, который, будто соглашаясь с хозяином, обреченно кивал головой: – Не передразнивай меня, Апулей, а то лишу тебя ужина; я не шучу.

3

…Это было давным-давно – много лет назад! Он тогда искал ответы на главные вопросы бытия. Но все изменилось в одночасье. И он решил, что сбежит от своего хозяина и найдет то, что стало ему дороже всего на свете.

И ждал целый год не напрасно.

Он получил эту записку от незнакомой молодой служанки и, прочитав ее, всякую минуту думал только о тех словах, что были написаны там. «Мой милый Герберт! Жду тебя в пригороде Флоренции, на Римской дороге, в охотничьем домике Медичи. Найди меня! И ничего не говори своему учителю – он не отпустит тебя ко мне».

Конечно, неужели бы он стал говорить о таком сокровенном мрачному и очень правильному мастеру Неттесгейму! Тот бы и впрямь его никуда не пустил. Он сказался учителю больным, сам выждал день, а потом бросился в седло и помчался искать названный дом.

И спустя двое суток, едва не попав в лапы к солдатам-мародерам, удрав от разбойников, коих в предместьях бурлившей Флоренции было пруд пруди, он стоял у крошечного домика-дворца посреди небольшого парка с античными статуями, каменными лавками в духе древнего Рима и круглым фонтаном, заросшим тиной, с Нептуном и двумя тритонами в середине.

Он поднялся по пяти ступеням и осторожно постучал в дверь. Ему открыл огромный бородатый детина в распахнутой на груди рубахе, с широким поясом через плотное брюхо, с кривой саблей на боку и кинжалом и аркебузой в руках.

– Кто ты, юноша? – строго спросил чернобородый гигант.

– Добрый день, синьор. Меня зовут Герберт Фюрстенберг.

– И что с того?

– Ваша хозяйка герцогиня Лючия Медичи? – осторожно поинтересовался юноша.

– Она самая, ее светлость.

– Она велела приехать к ней, – чувствуя, что сейчас провалится под землю, пролепетал он. – И вот я здесь. К ее услугам.

– А, Герберт, – с прищуром сказал бородач. – Тот самый Герберт?

Краска густо и разом залила лицо молодого человека.

– Я не знаю, тот ли самый…

– Ну, видимо, тот, – усмехнулся бородач. – Она сейчас наверху, юноша. В розовой зале. Ступай вон по той лестнице, – кивнул он назад. – Я держу заряженными две аркебузы на случай, если тут появятся разбойники или дезертиры. Ступай, не бойся. Там стоит кувшин с вином и пара кубков, налей себе, взбодрись с дороги.

– Благодарю вас, – откликнулся юный гость.

Герберт поднялся по круглой лестнице наверх и быстро нашел розовую залу. Круглую, с диванами и креслами, где вся обивка, и шторы, и скатерти, и покрывала оказались розовых тонов. Но хозяйки тут не было. Зато на столе и впрямь стоял кувшин с вином и пара чарок. В одну из них он налил вина и с жадностью выпил – как же это было целительно после такой чудовищной дороги! И какое же тепло разлилось по его телу. И как славно вино согрело его душу! Он налил еще полкубка и выпил с той же жадностью, и ему стало еще лучше. Все треволнения показались досужей глупостью и отступили.

Но хозяйка не появлялась. «Где же она?» – вслушиваясь в шорохи, думал молодой гость.

Герберт огляделся. В глубине залы стояло огромное зеркало в широкой золоченой раме. Юноша подошел к нему, чтобы поправить наряд. После погони, тряски в седле и всех других несносных забот путешественника он выглядел растрепанным. Он утомленно, но счастливо улыбнулся самому себе, и точно так же улыбнулось ему в ответ его отражение.

И вдруг он что-то увидел на поверхности зеркала. Это были крошечные золотые бусины – они рассыпались по всей поверхности стекла. Но это не все! Его собственное отражение вдруг стало медленно бледнеть, как будто наполняясь воздухом, растворяться в зеркале, а за поверхностью уже что-то происходило. И когда он понял что, то сразу отступил. Там был другой мир, и в нем, ярко окрашенном и светлом, читался силуэт женщины. А потом она двинулась в его сторону, а он отступил еще раз и еще, пока не наткнулся на стул. Она, в роскошном золотом платье, со светлыми косами, убранными назад, уже подходила сюда. И остановилась у самой преграды. Да, это была она! Лючия Медичи! Именно такой он увидел ее первый раз, это платье он помогал снять, именно в такую, волшебнее всех звезд на небе, он и влюбился!

– Ну, здравствуй, Герберт, – сказала она.

И голос ее отозвался легким эхом.

– Здравствуй, – прошептал он. – Но как такое может быть?

– Не думай об этом, – сказала она. – Я пообещала, что однажды вернусь за тобой, и вот она я. И мой мир, который я предлагаю тебе разделить со мной.

– Твой мир? – Теперь он сделал шаг вперед.

– Да, мир великих тайн! И тысячной доли того, что открою я, не дал бы тебе твой учитель. И ты влюбишься в этот мир уже скоро. Ты ведь хочешь этого: быть со мной?

– Мечтаю, моя богиня! Моя Лючия…

Она протянула руку и сказала:

– Тогда не бойся, шагай ко мне…