Текст книги ""Фантастика 2025-178". Компиляция. Книги 1-19 (СИ)"
Автор книги: Артур Гедеон
Соавторы: Екатерина Насута,Евгений Бергер
Жанры:
Боевая фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 72 (всего у книги 359 страниц)
– Отчего же, – Калина Врановна развеяла последнего мертвеца. – Дело тут не в магии…
– Жертвоприношение тем и отвратно, что у человека не только жизнь забирают, но и душу. Ею некромант и бога кормит, и силы свои полнит, и другим даёт.
– То есть мальчишка потенциально…
– Потенциально, – Женька подчеркнул слово тоном. – Только… Наум, потенциально если, то и из тебя знатный убийца выйдет.
Это да. Возразить было нечего. Потому что встречались на пути Наума такие, кто переходил на другую сторону. Самые опасные волки из сторожевых псов получаются.
– Так что тут дело такое… не каждый некромант до этого опустится. Многие и близко подойти не рискнут, понимая, что такая тьма их самих и сожрёт. Но дело в другом. Тех, кого он в жертву приносил, звать бесполезно. Их не осталось. А тут он убил самолично лишь двоих, – пояснил Женька. – Жену и вот того охранника. Да и с ними, пожалуй, сумел бы справиться. И пришлось… отвлекать. Ну что, закончил?
Призраки истаивали.
Медленно та, рассыпаясь лёгким предрассветным туманом. И небо уже набрякло позолотой, того и гляди выплеснет всю, с солнцем, с жаром, одним-единственным вдохом стирая всё-то тёмное, что было тут. И подтверждая догадку зашевелилась земля, выпуская толстый корень, похожий на одревесневшую змею. И Наум отступил.
Огляделся.
Надо же, а он многое пропустил, оказывается. Стена вон рухнула, не устояв перед зеленым прибоем. И лес, пробираясь в пролом, спешил обжить отвоёванную заново территорию.
– Чтоб… тут будет…
– Будет, – сказал Женька, потягиваясь. – Что-то да будет… ладно, пошли, что ли? Нечего начальство переживаниями томить.
– Пи! – подтвердил легионер и, цепляясь крошечными коготками, вскарабкался на плечо к Науму. – Пи?
– Да я так-то и не против. Сиди. И видно будет лучше… так, надо бы людей живых собрать в одно место. И вообще… как-то тут организовать.
– Организуем, – пообещал Женька. – Сестрица?
– Нет, это уж без меня. Мне своих увести надо, а то задержались тут. Сам знаешь, заплутавшим душам правильную дорогу непросто найти. Да и гости у меня там. Надо бы встретить, а то ж нехорошо выйдет. Так что другим разом, братец.
Женька кивнул, подтверждая, и, переступив через покойника, огляделся.
– Ты ещё попроси всё ж батюшку, чтоб не торопился. А то ведь замаются из-под мхов да трав выковыривать.
– Лес голоден.
– Они его после подкормят. Чем-нибудь более нормальным. Удобрениями там комплексными.
– Лучше навозом, – подумав, согласилась Калина. – Или в нынешнем мире навоз, как и петухи, перевёлся?
– Да не, навоз не перевёлся.
– Вот и ладно. Что ж, братец. Бывай. Только, как соберетесь за море-окиян воевать, сперва ко мне загляните.
– Зачем? – не то, чтобы Наум Егорович против был, но вот с учётом специфики данной особы предложение получалось на диво двусмысленным.
– Клубочек вам дам заговорённый, чтоб не заплутали в землях заморских, – она улыбнулась. – А ещё баньку истоплю. Банька у меня хорошая…
– С водицей из речки твоей? – усмехнулся Женька.
– А то… вам оно сгодится.
– Это да… это верно… кто от смерти ещё так защитит… так что заглянем, сестрица. Супругу кланяйся за меня…
И поклонился. А Наум Егорович не стал, хотя чувствовал себя на диво глупо. И потому буркнул под нос:
– Идём, а то ж…
Первый луч солнца коснулся стены. Он проступил на ней этаким золотым пятном, и тотчас полыхнуло небо, и земля под ногами качнулась, вздохнула, будто бы живая. Ветер коснулся лица, лизнул, снимая остатки липкого тягучего этого то ли сна, то ли яви.
И впору отряхнуться. Оглядеться.
Убедиться, что было оно. Что на самом-то деле было, а не примерещилось от препаратов, которыми Наума Егоровича тут пичкали.
– Идём, – Женька вдохнул полной грудью. – А то и вправду… чуешь?
– Что?
– Силу. Стало быть, справилась… хорошая девчонка. Умненькая. Глядишь, наконец, и этот узел развяжется… источник вон прям плещет силу. Дыши, дыши… оно сейчас полезно.
– Ты о ком?
– О своём. Не обращай внимания, – Женька махнул рукой. – Просто… жизнь-то налаживается.
Наум хотел сказать, что это смотря у кого, но не стал.
А ведь и вправду налаживается.
Глава 51
Где речь идёт о ведьмах, котах и немного – царевичах
Молодой аистокрад, богатый и завидный жених.
О перспективных женихах
Ульяна опустилась на траву.
Нет, всему есть предел. И она к своему подошла. Потом вышла за него, чтобы снова вот подойти к другому, а теперь сил не осталось. На то, чтобы стоять.
Вот она и села.
На траву.
Почему-то хотелось плакать, горько-горько и навзрыд. А причины не было. Плакать же без причины как-то глупо, что ли. По-детски совсем.
– Это твой добрый молодец? – девочка села рядом и, подхватив кота под передние лапы, втянула его на колени.
– Он самый.
Данила плескался и нырял, то с головой уходя под эту огненную воду, то выныривая и отряхиваясь. И тогда от волос его летели рыжие искры.
– А он Иван-царевич или Иван-дурак? – уточнила Аленка.
– Не знаю. Иногда одно, иногда другое…
– А ты ведьма?
– Да, – Ульяна точно знала ответ на этот вопрос.
– А кот у тебя есть?
– Нет.
– Как это, чтобы ведьма и без кота?
– У меня есть котошпиц. Или шпицекот? В общем, он оборотень и немного потерялся.
– А… бывает, – Алёнка кивнула и подтолкнула кота к Ульяне. – На вот, погладь.
Кот недобро зыркнул жёлтым глазом. И хвост его дёрнулся, намекая, что не всякое предложение следует вот так сразу и принимать.
– Спасибо, но…
– Калина говорит, что коты нужны, чтобы беды забрать. Если его обнять, то сразу семь бед и заберет, – Алёнка стиснула кошака, который только хвостом по ногам мазнул.
– Аккуратней. Ему больно.
– Да нет, я ж умею. Не маленькая. Он хороший, – и массивную кошачью башку сунули под руку Ульяне. Она осторожно погладила.
– Легче? – поинтересовалась Алёнка.
– Пожалуй.
Желание плакать исчезло. Наверное, кошачья магия сработала. А может, само по себе.
– А ты тут живёшь? – спросила Ульяна и не стала убирать руку, в которую ткнулся влажный кошачий нос. Пальцы обнюхивали деловито и долго, возможно, надеясь на награду за старание, но Ульяне нечем было кота угощать.
– Ага. Временно. Пока у нас с квартирой там решается, – Алёнка махнула рукой. – Тут хорошо. И воздух свежий. Бабушка говорит, что свежий воздух – полезный. И ещё гуси есть.
– Гуси – это аргумент. А у меня – кошкошпиц, упырь и русалка. Ещё мыши.
Чёрные уши дёрнулись.
– Бронированные. И саблезубые.
Уши сдвинулись к макушке, а на кошачьей морде появилось выражение недоверчивое.
– У них там империя. И император, а ещё императрица, Эмфизема Прекрасная…
– Красиво, – оценила Алёнка и протянула. – Эмфизема… и ещё Прекрасная. Я как вырасту, тоже прекрасной стану.
– Эй, – на мосту появилась темноволосая девушка. – А вы чего не купаетесь?
– Да как-то… – Ульяна покосилась на воду. По тёмной поверхности пошли огненные трещины, которые в одном месте затягивались, чтобы появиться в другом. – Не тянет, что ли…
Девушка была красива, пусть и пугающей красотой. Вот только хромала отчётливо.
– У неё нога костяная! – сказала Алёнка важно. – Но это потому, чтоб в мир мёртвых зайти можно было…
– Калина, – сказала девушка, подходя ближе. – Рада познакомится, сестрица.
– А ты тоже моя родственница?
– Очень и очень дальняя… мы всем ведьмам родня. Ягинья я.
– Извини, но ни о чём не говорит. Я ведьма начинающая.
– И без кота! – наябедничала Алёнка.
– Ничего, это потому что начинающая, – Калина улыбнулась. – Станет продолжающей, сразу и заведёт. А ты, егоза, почему из дому сбежала? Ты же знаешь, что нельзя тебе пока на эту сторону.
– Я ж недалеко. Я просто поглядеть…
– Поглядела?
– Ага.
– Тогда иди, помоги бабушке на стол накрыть. Завтракать пора, вон, солнце подымается, а ты, чай, снова голодная убежала. Дядя твой беспокоится.
– Слышал, Бандит? – Алёнка вскочила и не без труда подняла кошачью тушу. – Нам идти надо… скатерть положить, тарелки достать. Молока ещё принесть…
– Твоя дочь?
– Нет, – Калина покачала головой. – Племянница мужа. Но, пожалуй, что теперь и моя. Моею силой пока и держится. Приглядись.
Алёнка, отпустив кота, бежала вприпрыжку и казалась обычной девочкой, только если приглядеться, то становилась заметна странная дымка над нею, будто сама фигура её расплывалась.
– Что с ней?
– Ушла она. Почти. За родителями. Дети крепко к ним привязаны. И порой сие не во благо, – Калина говорила немного странно. – Её родители погибли. Она сама чудом выжила.
На больную Алёнка походила не больше, чем Данила на умирающего.
– Вась… – крикнул он, махнув рукой. – Да что ты там встал! Иди купаться!
– Скажи своему рогатому, чтоб не боялся, – Калина откинулась, опираясь на локти. – Иди, демон. Оно тебе на пользу будет… тоже дурак. Душу свою сковал сперва, а теперь маешься и оковы снять не можешь. Иди, иди… чего стоишь?
– Я не уверен, что это следует делать, – спокойно ответил Василий. – Если я правильно понял, то здесь есть частица огня первородного, который сродственен стихии хаоса…
– Умный.
– Есть такое, – подтвердила Ульяна.
– И он может повлиять на моё эмоциональное состояние.
– Ещё как, – подтвердила Калина.
– А я не знаю, сумею ли справиться с ним. Эмоции…
– Васёк, – Данила бегом вскарабкался на берег, словно тот разом стал ниже, и подскочил к Василию. Прежде, чем тот успел сообразить, Данила обнял, рывком поднял его, чтобы в следующее мгновенье с диким гоготом рухнуть в воду.
– Всё-таки Иван-дурак, – вынуждена была подытожить Ульяна.
Река выдохнула столп огня и пара, но по-над огненной водой показалась белая макушка Василия. Сгорать он точно не собирался.
– Мир, конечно, переменился, – Калина глядела на них с улыбкой. – Да не так уж и сильно. Люди прежние. И в любом дураке есть что-то от царевича. И наоборот. Вопрос в том, что в конечном итоге верх возьмёт.
Это точно. Не угадаешь.
– Так почему она тут? Она здоровой выглядит.
– Алёнка? Водица эта раны залечит, но телесные. Над душой она бессильна. А душе было тяжко. Маятно. И горе навалилось, и боль, и многое иное. Боль-то я забрала, но этого уже недостаточно. Рвалась душа на волю, а коли сильно хочет, то ни одно тело её не удержит. Не одно, так другое случилось бы. Для беды многого не надо. Вот и решила я, что не след ей в мире живых пока быть. Тут, в моих владениях, у меня и силы больше, и возможностей. Пусть поживёт, приспокоится, поймёт, что не одна она на этом свете. Глядишь, и душа улетать передумает.
– И воздух свежий, – Ульяна поняла.
– Именно.
– А ещё кот и гуси…
– Это точно. Батюшка вон тоже рад. Сотни лет мечтал внуков понянчить. Так что теперь то малины приносит, то ежевики. А после, как отпущу от дома, то и лесною тропкой проведет, научит слышать, о чём березы шепчутся.
– А они о чём-то шепчутся?
– Ещё как. Сплетницы страшные… как начнут друг другу шелестеть, так всё. Не угомонятся, пока каждую травинку не обсудят. Потом сороки этот шелест по лесу разнесут… ну да, не важно.
В это верилось.
Почему бы и нет? Сидя на берегу огненной реки легко поверить в то, что березы могут сплетничать. И в целом-то…
– Батюшка Алёнке уже и медведя приглядел.
– Зачем⁈ – вот только медведей здесь Ульяне и не хватало.
– Так… с медведем в лесу всяко безопаснее. И кататься можно. Я, как маленькой была, помню, очень любила на медведе кататься. Он большой, тёплый. И не страшно. Ни один дурной человек близко не подойдёт.
Ульяна только и кивнула, подумав, что это, конечно, весомый аргумент, только…
– Ошейник купите, – посоветовала она. – Чтоб издали было видно, что медведь ручной… ну или чей-то. А то ж мало ли. В город, как понимаю, вы его забирать не станете?
Воображение рисовало медведя, который стыдливо пытался втиснуться в лифт, и девочку, что держала розовый поводок, убеждая соседей, что он добрый, не укусит.
– Скажешь тоже. Куда там забирать. Был бы терем, ещё бы можно было подумать. А так жилище крохотное, тесное, – Калина нервно дёрнула плечом. – И люди какие-то ходили постоянно. Трезвонили. Кричали. Вон, матушку мою новую до болей сердечных довели.
– Соседи?
– Нет. Эти… как их… коллекторы. Вот, – она щёлкнула пальцами. – Но то уже дело решенное.
– Как? – Ульяна подобралась. – Ты их не…
– Слугу своего отправила, чтоб исполнил слово данное. Обещал моему мужу всех долгов прощение? Вот пусть и оформляет, как оно тут у вас положено, чтоб в книгах государевых писано было и судейские о том уведомлены. Не думай, сестрица, я понимаю, что мир иной. И не собираюсь закон человеческий без особой нужды преступать. Мне тут всё-таки жить. Не знаю, сколько выйдет, но сколько бы ни вышло, всё моё
– Калина! – Алёнка не стала переходить мост, но рукой замахала. – А бабушка сказала, что готово уже всё! Чтоб ты тоже шла! А то ведь яичница опадёт! Она такая! А ещё этот мальчишка очнулся! Только он нервный какой-то! В угол забился и кричит, чтоб к нему не подходили! А бабушка не знает, чего делать! И дядя не знает! И Бандит тоже не знает!
– От же ж… крепкий. Чтоб от моей песни и сам освободился… – Калина поднялась и сказала: – Ну что, сестрица, заглянешь в гости?
Ульяна задумалась.
Ей хотелось.
И было интересно, что там, за рекой. Что-то совсем иное, куда более сказочное, чем прочая её жизнь. Но вот… там, дома, бабушка. И Ляля. И Никита. Эля, Игорёк… остальные тоже. Они же беспокоятся. Наверное.
– Ты не обидишься, если не сегодня? У меня там, дома, волноваться будут, – она махнула рукой. – В другой раз и с радостью…
– Не обижусь, – Калина отряхнула руки. – Вот кто бы подумал, до чего в портках удобно-то. Ты, как захочешь заглянуть, позови. Но… погодь. Алён! Набери водицы…
Она протянула флягу, и Алёнка с радостью сползла к чёрной воде, чтобы зачерпнуть её, с огнём и углем.
– Она не видит? – тихо поинтересовалась Ульяна. – Что вода эта… странная вода?
– Видит. Дети всё видят чуть иначе. И потому им проще с миром ладить. А водица, чай, не лишнею будет. На душу она не повлияет, но вот раны затянуть…
– Мёртвого поднять…
– Это уже сказки, – Калина покачала головой. – Не в силах человеческих мертвеца поднять. Разве что вурдалаком, но то совсем иное. А с ранами – это да, это, если вдруг снова нужда случится, то и этой малости хватит.
Она забрала флягу у Алёнки и передала Ульяне.
Тяжёлая. Серебряная. Вида старинного. Но важна не фляга, а содержимое. То, что внутри. И это содержимое…
– Ты понимаешь, что если кто прознает… что тебе не дадут покоя? Это же, считай, средство ото всех болезней, ядов… – Ульяна должна была сказать. – И за ним отправятся…
– Как отправлялись и прежде. Думаешь, когда-то иначе было? Нет. Только сюда не всякий дойти способен, – Калину перспектива ничуть не встревожила. – Это пока ещё граница зыбкая, да и волей моей тебе путь открыт, как и твоею силой, и моим родством. Но…
– Ненадолго?
– Именно. Ты-то уже путь ведаешь, при нужде на берегу оказаться сможешь. По слову моему и в гости заглянуть. А вот они, – она кивнула на Василия, который стоял у берега и с видом задумчивым черпал воду, позволяя её проливаться сквозь пальцы. – У них не выйдет.
– Но… есть ведь люди, которые… которым… которым эта вода нужна будет. Больные. И после катастроф. И старики, дети… как Алёнка.
– Понимаю, – Калина обняла Алёнку, а та прижалась к её ноге всем телом. – Много в мире бед и боли. Много несправедливости. И порой хочется всё-то перекроить, да не в твоих это силах, сестрица. Как и не в моих. Я поставлена границу стеречь, а не чудесами торговать. И правила иные не мною писаны, но теми, кто границу эту сотворил. Коль сумеет человек добраться, перейти через мост мой да, испив мёртвой воды, живым остаться, то и этой возьмёт столько, сколько надобно. А нет, то и в мир живых ему возвращаться незачем.
– И как ему дорогу-то искать?
– Как… а вот загляни в гости. Дам тебе клубочек особый. И сапоги железные, и караваи медные…
– Как в сказке, – сделала вывод Ульяна.
– А то… сказка на то и сказка, чтобы было в ней всякого, и правды, и вымысла, и чуда. Но и так заглядывай, коли хочешь.
– Загляну, – Ульяна поднялась и махнула рукой. – Дань! Нам пора! И не кидайся в Ваську грязью… слушай, а когда там, по-сказочному если, Иван-царевич в дураке пробуждается?
– Вот тут как когда, – сказала Калина Врановна. – Иные и до старости дураками ходят…
Не обнадёживало.
Впрочем, Василий от комка грязи увернулся, чтобы, наклонившись, зачерпнуть полные горсти илистой жижи и вывалить её на Данькину макушку.
– Так не честно! – Данька мотнул головой и, фыркнув, сиганул на глубину. – Порядочные демоны так не поступают!
Вынырнул он в двух шагах.
– Порядочных демонов не бывает, – возразил Василий и, понюхав пальцы, добавил. – Грязь целебная. Она представляет собой осадочную породу, сформированную столетиями работы местной уникальной экосистемы. И вобравшую в себя всю силу огненной реки.
– Тогда ладно, – Данила смахнул комок с волос. – Слушай, а от неё что? Сил прибывает?
– Да.
– Вась… точнее Уль! Уль! А дай лопуха!
– Зачем?
– Грязи набрать. Слышала? Она целебная! И сил прибавит! Я на Лёху вылью! Пусть прибавляет…
Точно. Дурак.
А ещё царевич, только голый, грязный, но, самое главное, что живой. И потому Ульяна, оглядевшись, сорвала огромный лист. Были у неё сомнения, что тот выдержит, но лист словно и не заметил жара, что исходил от воды.
– Так, Вась, держи. А я буду выковыривать…
– Вы поспешите только, – теперь Ульяна ощущала, что сила уходит. Не ручейками и струйками, но одною волной, что, достигнув высшей точки прибоя, замирает, а потом медленно откатывается, унося с собой захваченные на берегу сокровища. А взамен волна оставит дары, но…
Ульяна не сокровище.
И не дар.
Она человек.
– Уходить пора, – она поднялась. – Я тропу открою. Вась, хватай эту бестолочь за шкирку и…
– Но-но! – Данька погрозил пальцем. – Я не бестолочь, я… не думай, я всё понимаю, Уль. А что дурачусь, – он вытер грязные ладони о бёдра. – Это так, от избытка силы. Знаешь, сила ведь влияет. Огневики, если так-то, сами по себе дурные…
– Ты даже среди них выделяешься, – буркнула Ульяна и тропу открыла. – Идём. А то ведь время…
Глава 52
Где история близится к завершению
Соорудив для себя из корней подобие подножки, я стал просто совершать геноцид среди вражеских лучников. Все у меня были как на ладони, каждому предназначалась единственная смерть.
О правилах выдачи смерти в одни руки.
Тропа вывела во двор.
На рассвете. И это тоже было странно, как будто ночь просто-напросто взяли и стёрли. Раз и всё. Время, которое там, у источника, замерло, всё-таки шло, пусть и вовне. А теперь вот Ульяна попала в рассвет.
Солнце плескалось в небесах огромною рыбиной. И облака, словно волны, омывали золотую тушу его. Поднимался туман, расползаясь белесым кружевом. Он собирался у ног Ляли и поднимался выше. Или наоборот стекая с ног подолом призрачного платья.
– Долго вы, – сказала Ляля и зевнула. – Я уже заждалась даже…
– А где все?
Не то, чтобы Ульяне так уж требовалась делегация по встрече, но стало слегка обидно. Она вот старалась. И с источником поладить. И Даньке жизнь спасти.
Мир не угробить опять же.
И главное, получилось ведь.
Всё получилось!
А во дворе пусто.
– Так, там, – Ляля махнула рукой куда-то в сторону. – Там палатки привезли. И бабуля пошла показывать, где их ставить и как, чтоб под ногами не мешались. Она страсть до чего руководить любит. Никите велела тоже идти, хотя он и пытался сказать, что не может, потому что у него лапки. Но тут его обернуло и назад никак. А если лапок нет, то надо работать.
Ляля потёрла ногу о ногу.
– Я там тоже ключи открывала, чтоб вода была… потом ещё соседка пришла. И сосед тоже, помогать. И Стасик… Дань, ты не обидишься, если у нас с ним любви не выйдет?
– Почему не выйдет? – Данила обеими руками держал лист, над которым исходила паром кучка лесной грязи.
– Да как-то… просто вот. Не ёкает.
– Что не ёкает?
– Ничего не ёкает, – сказала Ляля, потягиваясь. – А когда любовь, то ёкать должно!
Причём сказано это было с полной уверенностью.
– Погоди. Может, ещё ёкнет, – Ульяна сказала это, прислушиваясь к себе. Ёкает или нет? Что-то ёкает, но это скорее всего сердце, которому по природе положено ёкать в установленном ритме. Или в животе. Но там снова не понять, вдруг это не от любви, а от голода.
– Не хочу. Они с Игорьком завтра уже отбывают. А это не мой сценарий, сидеть на бережку, в воду глядеть и грустить, ожидая, когда мы воссоединимся. Тем паче он учиться хочет. А целители учатся долго. Я столько не высижу. Ещё я тут с Лёшкой посоветовалась, он тоже сказал, что если не ёкает, то и фиг с ним…
– Кстати, где он?
– А там, – Ляля снова махнула рукой в туман. – Говорю ж, бабушка руководить любит. Вот и заставила работать на благо общества. В общем, я решила вопрос замужества пока отложить и идти путём самопознания! Заведу блог. Буду рассказывать о поисках любви в этом сложном современном мире…
– И лопатах… – Данька потёр ногу ногой.
– Ты бы оделся, – сказала Ульяна. – А то ж ещё увидит кто…
– Ай, его уже все, кому надо, видели, – Ляля отмахнулась. – А про лопаты ты это зря. Думаешь, это так просто? Лопату правильную ещё выбрать надо, чтоб жениха впечатлить, но без тяжких телесных…
– Уль, подержи, пожалуйста, – ей сунули в руки лопух с грязью. – Я скоренько. Сейчас ополоснусь и пойдём помогать, чего там надо…
– И очень важно рассчитать силу замаха…
Дурдом.
Главное, источник проснулся, а ничего не изменилось.
– … только думаю, как назвать. У Игорька – «Жизнь упыря». Я думала, что «Жизнь русалки», но очень уж похоже получается. Ты не будешь против, если я тут останусь? Ненадолго? На месяц или два, пока личную жизнь не обустрою или в целом-то.
– Не против.
– Точно? А то бабушка уже уезжать хочет. Игорёк вон тоже. За ним дед самолёт высылает. Или вертолёт. Но что-то точно высылает. Никита пока не уверен, что ему делать, но домой он не хочет. А я за ним присмотрю, если останется. Выгуливать буду. Вась? А ты как? Остаёшься?
– Я пока не определился. С вашего позволения я бы тоже принял душ и сменил костюм, поскольку мой нынешний облик…
– Твой блог надо назвать «Жизнь крайне занудного демона», – Ляля опять зевнула. – Уль, а ты заведёшь? Или, может, давай общий? А что! Прикольно будет. Я про мудрость женскую буду, про отношения, а ты про ведьминские разные зелья со снадобьями. Никитку возьмём. У него харизма.
– В каком обличье?
– Во всех, – чуть подумав, ответила Ляля. – Но когда не человек, то больше. Его даже мне потискать хочется. Игорька тоже подключим.
– Он же уедет.
– И что? Пусть он про упырей оттуда вещает, от дедушки. Освещает, так сказать, подробности тяжкого бытия. Только название надо такое, чтоб прям ух…
– Ведьмы, – Данила выскочил на порог, на ходу натягивал майку. На мокрое тело та натягивалась со скрипом. – Ведьмы-ру. Тогда сразу и про всех…
– Ведьмы-ру, – Ляля проговорила, пробуя слово на вкус. – А что… интересно звучит.
Ряды белых палаток выстроились на поле.
Ладно, не ряды. Палаток было не так много. И одна стояла в стороне, охраняемая парой козлов, которые что-то весьма живо обсуждали. Между остальными ходили люди в форме и их присутствие, надо сказать, несколько нервировало Ульяну, намекая, что происходит нечто этакое, нехорошее.
Да и в целом присутствие посторонних здесь было… неприятно?
Пожалуй, что.
Это её земля и нечего тут… Ульяна вовремя себя одёрнула. Земля, может, и её, но палатки эти появились не просто так. Людям нужна помощь.
Наверное.
– Ульяна, – Эля, о чём-то беседовавшая с человеком в форме, обернулась. И волнение на её лице было явным. – Ты…
– Вернулась, – сказала Ульяна и почему-то обрадовалась. Хотя, конечно, странно радоваться тому, что кто-то испытывает волнение. Тем паче вряд ли Элька беспокоилась о ней. – Мы все вернулись.
– Ага! – Данила держал в руках лопух. – Эль, а Лёха где?
– Там, – она указала на крайнюю в ряду палатку. – Только…
Элька чуть прикусила губу.
– Что? Плохо?
– Нет. Просто… его матушку задержали. И кажется, обвинения серьёзные. Он пока беседует с… с кем-то беседует. Извини, я и сама не очень понимаю, с кем именно. Тут столько всех, что я уже сама запуталась. Но это определённо представители власти.
– Ага… Уль, я пойду? А то грязь стынет! Ещё совсем остынет, тогда вообще не очень понятно, останется ли в ней сила…
И Данила едва ли не вприпрыжку отправился к палатке.
– А он не изменился, – Элька произнесла это презадумчиво. – Даже не знаю, хорошо это или плохо… ты сама как?
– Пока не очень поняла, – призналась Ульяна. – Василий в доме. Думаю, скоро подойдёт. У него там…
– Сложности?
– Он демоном стал. В том смысле, что перекинулся. Теперь большой и чешуйчатый.
– Большой и чешуйчатый… – Элеонора подавила вздох. – Просто мечта… с другой стороны… главное, чтобы чешую по дому не разбрасывал. Очень этого не люблю. Ульяна, ты… ты ведь не будешь против?
– Против чего?
– Если я попробую выстроить отношения. Всё-таки он твой жених.
– Хорошо, что напомнила, а то я, признаться, упустила этот момент.
Ульяна закрыла глаза и сделала глубокий вдох, сосредотачиваясь.
Сила отступала. Нет, источник не уснёт, не в ближайшем будущем. Но время её всемогущества почти закончилось. Наверное, надо было сделать что-то… что-то великое.
Мир сотворить, который во всём мире.
Или вот болящих исцелить. Или воздух там очистить, экологию улучшить. А на что Ульяна потратила такую силу? Хотя совесть, шевельнувшаяся было, смолкла.
На себя.
И это тоже важно, не только для Ульяна, но и для мира. Потому что она знает, что тоже часть его. А теперь вот… звенящие нити, невидимые никому, кроме Ульяны, висели в воздухе, вплетаясь в картину мира, протягиваясь между прошлым и настоящим, чтобы сплести дорожки будущего.
Интересно, матушка так же всё видит? Или… нет, не о ней. Вот тонкая, которая связала Ульяну и Василия. Она дрожит под пальцами и рвётся даже не от прикосновения – от мысленного приказа. Рассыпается беззвучно, чтобы развеяться вовсе, будто и не было. А вот и другая, которая протянулась между ней и Данилой.
И если оставить…
Что там, впереди? Светлое будущее и счастье с гарантией? Любовь до гробовой доски, а может, и после? Или как у мамы, когда нет сил разорвать связь, как и выносить её? Нет, Ульяна не собирается рисковать.
Не сейчас.
Если что-то сложится, то пусть само, без договоров и заклятий, без обязательств, навешенных кем-то и чужих обещаний, выполнять которые почему-то должны они с Данькой.
Эта нить тоже тает. И даже будто бы дышать становится легче. А сила вздыхает громко так, протяжно. Вздох этот слышат люди. Вот парень с планшетом принимается планшет трясти, будто надеясь вернуть его к жизни. Кто-то крутит головой, кто-то выбирается из палатки…
– Выброс… – до Ульяны доносится это слово, пусть и не совсем понятно, кем именно оно сказано. – Уровень… да чтоб вас… аномально…
Она удержала силу, которая радостно было рванулась, грозя затопить окрестности. Нет, она бы не навредила.
Наверное.
Но… всё-таки стихия. И подчиняясь воле Ульяны, источник успокоился. Она теперь видела потоки, что уходили куда-то вниз, в землю, правда, задерживаясь и в ней, и в травах окрестных, и в воде.
Наверняка, местная крапива обретет невиданную лечебную силу.
Или не крапива.
Или не лечебную. С этим Ульяне тоже предстоит разобраться. И она разберется. Она сумеет. Она знает теперь, на что способна. И знание это наполняет душу покоем.
– Ты в порядке? Уль, присядь. Если ты против… – её обняли и куда-то потянули, потом сунули в руку кружку с чем-то горячим. Чай? И сладкий, почти как сироп. – Пей, пей. Сладкое помогает восстанавливать силы. Я, пусть и так себе маг…
– А ты так себе?
– Конечно. Кое-какие способности есть, но не те, чтоб особо гордиться, – Элька помогала держать кружку. – И вообще, это же на самом деле ерунда. В современном мире голова важнее дара.
– Ты Мелецкому только не говори.
– Ему я об этом говорила и не раз.
– И поэтому вы расстались.
– Не только поэтому. Он хороший человек, Уль. И надёжный, несмотря на всю бестолковость. Даже раньше был надёжным. Когда я болела, он единственный, кроме бабушки, пожалуй, кто действительно переживал и заботился. И просто… просто, наверное, мы с ним слишком разные, чтобы вот так взять и ужиться.
– А с Василием одинаковые?
– Тоже разные. Все люди разные. Но где-то эта разница идёт в плюс, а где-то в минус… вот ты как к носкам относишься?
– К носкам⁈ – настолько личных вопросов Ульяне ещё не задавали. – Не знаю. Не думала.
– Зря. Вот ты знала, что Мелецкий просто бросает их в грязное бельё.
Прозвучало так, будто это что-то вроде геноцида. Только носкового.
– А… как надо? – Ульяна уточнила на всякий случай, потому что она тоже просто бросала носки в корзину с грязным бельём. И честно думала, что все так делают.
– Скреплять, – уверенно произнесла Элька. – Попарно. Есть специальные прищепочки, чтобы носки не терялись во время стирки. Снял. Скрепил. Сложил в грязное. Потом они постираются и не надо тратить время на раскладывание.
– Не знала… – Ульяне стало неловко.
– И кружки он просто споласкивает. Я оставляла средство, просила мыть, но…
– Поняла.
– На самом деле это мелочи. И я понимаю, что мелочи, но… так ведь везде. Мне очень сложно жить, не зная, что будет вечером. Он с равно вероятностью мог заявить, что устал, и завалиться на диван, а мог сказать, что мы идём в клуб. Или вовсе… однажды купил путёвки на острова. Зимой.
– Разве это плохо?
– Нет. И понимаю, что моё возмущение выглядит несколько странно. И я была бы рада, если бы он сообщил о поездке загодя. Но он же сказал об этом накануне вылета. Представляешь? Сюрприз. А у меня планы! И вещи не собраны, и… – Элька забрала кружку. – Справедливости ради, ему тоже было со мной тяжело. Он не понимал, как можно жить вот так, упорядоченно. Василий, мне кажется, другой. Более другой, чем кто бы то ни было. Но…
– Ты не уверена?
– Разве можно быть уверенным в подобных вопросах. Я бы хотела попробовать. Если ты не против.
– Я не против. Только он демон. Это тебя не смущает?
– Я думала об этом, – ответила Элька спокойно. – Много. Я даже собиралась нарисовать таблицу качеств и их позитивного и негативного влияния на совместную жизнь.
– Вроде чешуи?
– Именно. Не смейся. Вот представляешь, ложишься ты вечером в постель. А там под тёплым мягким одеялом чья-то чешуя… или не в постели, а к ступне приклеилась. Неприятно же!
Ульяна подумала и согласилась, что с этой точки зрения действительно неприятно.
– Не думаю, что он будет линять.
– Надеюсь. Или, если будет, то сразу и весь. Как змеи. Слушай, а может, они так и линяют? Конечно, не очень эстетично, но с другой стороны…
Элька задумалась.
Ульяна тоже задумалась, живо представив, как Василий выползает из одной шкуры, чтобы порадовать свежим блеском чешуи.








