Текст книги ""Фантастика 2025-178". Компиляция. Книги 1-19 (СИ)"

Автор книги: Артур Гедеон

Соавторы: Екатерина Насута,Евгений Бергер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 350 (всего у книги 359 страниц)

Часть 5
Долиной смертной тени

Глава 1
Подарок человечеству

1

– Мы все делаем правильно, Елизавета Михайловна? – спросил Андрей Крымов. – Дамы и господа? Что скажете?

Они только что в составе той же компании вышли из дома скорби и печали. Происходило это на следующий день после эксцентричного посещения приюта для бомжей. Но смятение в чувствах было не у всех. Это Андрей Крымов увидел сразу. Три помолодевших доктора наук, включая побрившегося за ночь блудника профессора, находились в состоянии эйфории и готовили сенсационное заявление для прессы. Кирилла Евгеньевича Панкратова захлестывал восторг. Директор благотворительной фирмы «Луч надежды» Елизавета Михайловна Сорокина испытывала точно такие же чувства. Не говоря о братьях Белоглазовых: эти видели себя Прометеями, которые зажгли спасительный огонь в очагах простых смертных и тем самым бросили вызов самодовольным и жестоким богам.

И как могло быть иначе? Разве могли бушевать другие эмоции? Все они оказались в эпицентре чуда столетия. Или тысячелетия? Или вообще главного чуда со времен сотворения мира и человека? И не важно, Господом Богом, матерью-природой или щедрыми инопланетянами, решившими однажды создать на земле новую цивилизацию, забросив сюда хитрое ДНК с жемчужиной разума. Главное – они были свидетелями и вершителями чуда. В первую очередь – вершителями!

– Вон ответ на твой вопрос – правильно ли мы все делаем, – когда они заметно отошли по аллее, сказала Лиза и кивнула на парадный хосписа. – Оглянись, Андрей.

Еще полчаса назад все эти люди, что сейчас неуклюжей толпой высыпали на парадный, были почти что мертвецами. И вот теперь, излечившиеся в одночасье, да что там – в считаные минуты, они счастливо смотрели на этот мир, на желтеющий парк, щурились на ясное осеннее солнышко. Их было полсотни, не менее. Ожившие, помолодевшие, готовые взмахнуть выросшими крыльями и полететь к небесам. Но не бледными тенями, как им было предрешено, а сверхчеловеками, поборовшими природу. А за ними высыпали и медработники, окружив их, что-то говоря наперебой. И охранники, и какие-то посетители скорбного дома. Целая демонстрация образовалась на парадном и на ступенях хосписа. И кто-то уже энергично показывал на аллею, по которой сейчас скромно уходили щедрые благотворители, спасители, кудесники. Ангелы-хранители. Показывали пальцем на их компанию!

– Спросите этих людей, Андрей Петрович, хотят они назад под капельницы, – продолжала Елизавета Михайловна, – считать дни и часы, мучиться и выпрашивать морфий, чтобы хоть немного унять боль перед неминуемым. Вернитесь и спросите.

– И все же в этом есть что-то противоестественное, – констатировал Крымов. – Невероятное, фантастическое, но противоестественное тоже. Мы словно соревнуемся с Богом.

– Да ваш телохранитель – философ и моралист, Елизавета Михайловна, – отчасти скептически констатировал Кирилл Евгеньевич Панкратов. – Надо же! Где вы нашли такого уникума?

Крымова резанула эта реакция аптечного короля, но он смолчал. Андрей понимал, что олигарх догадывается, с кем проводит ночи соблазнительная Елизавета Михайловна и что она счастлива этим объятиям, и просто по-мужски ревновал. Слушая легкую перепалку, близнецы Белоглазовы заговорщицки переглянулись, но детективу сейчас было не до того.

– Ни с кем мы не соревнуемся, Андрей, – немного раздраженно ответила командирша, – мы с тобой уже говорили об этом. Просто мы широко шагаем вперед, обгоняя прогресс, а не плетемся у него в хвосте.

– Золотые слова, – согласился профессор медицины Павел Алексеевич Каратаев, вдвойне помолодевший, потому что сбрил куст дедовской бороды. – Вы-то, Андрей Петрович, еще не были стариком и не познали всего того, что познают старики. И не вкусили счастья вдруг вернуться в мир молодости.

– Вы правы – не познал и не вкусил, – согласился Крымов.

– Поэтому и слово ваше легковесно, уж простите старика, – рассмеялся профессор.

Все засмеялись этой хитрой и бравурной шутке.

– Не пора ли нам в дорогу, Елизавета Михайловна? – спросил Панкратов. – Не могу дождаться, когда же мы окажемся в «Долгожителе». Увы, там умер мой отец. Всё и всех стал забывать. Упал, сломал шейку бедра и совсем скис. Так и ушел – почти в беспамятстве. Пора спасти других стариков. Тем более что за многих из них так просили их дети и внуки.

– Пора, – переглянувшись с Белоглазовыми, кивнула их предводительница. – Едем.

Они двинулись по аллее к воротам.

– Как же вы избежали побоев от Каланчи? – так, между прочим, негромко поинтересовался у профессора Крымов. – Он ведь был настроен очень кровожадно.

– Я выпрыгнул в окно, – рассмеялся профессор. – Еще одна привилегия молодости! – И сильно понизил голос: – Но какой штучкой оказалась эта проказница Люсинда, скажу я вам! У-у! – еще пуще рассмеялся он. – Пальчики оближешь! Я взял ее к себе пожить. Такое вытворяет!..

– Фантастика, – покачал головой Крымов. – Надеюсь, вы с ней не сопьетесь. И еще – следите за банковскими картами. И чтобы вас Каланча не отыскал.

– Буду следить, буду, – весело кивнул профессор.

– А я, знаете, воистину счастлив, – громко сказал аптечный король Панкратов, когда они вышли за ворота и направились к своим машинам. – И горд, что в этом гениальном открытии стал одним из главных звеньев. Ведь это в мои аптеки, разбросанные по стране, уже скоро покатят сотни грузовиков с лекарством от всех болезней, а заодно и от старости.

– Браво! – похвалил его Анастас Белоглазов. – Речь, достойная Цицерона! Внесем же наши имена в историю, впишем их в нее золотыми буквами! Алмазными! Два серебряных чемоданчика с амброзией в нашей машине – тому порукой.

Они ехали в трех автомобилях. В серебристом «БМВ» Кирилла Евгеньевича Панкратова разместились сам аптечный король, директор новоиспеченной фирмы «Луч надежды» Елизавета Михайловна Сорокина и ее телохранитель Андрей Петрович Крымов. Первые двое на правах хозяев вальяжно расположились на заднем сиденье лимузина. Телохранитель Крымов скромно сел рядом с водителем. Андрей все больше молчал, потому что ему все меньше нравилось происходящее. Может быть, он и впрямь не понимал чего-то? Был эгоистом? Не хотел понять чужую боль и горе? Или же он просто верил в тот закон, который был написан силами куда более могущественными, чем сила и воля обычного человека с его гордыней, тщеславием, желанием самоутвердиться и ни в коем случае не отпускать благоприобретенного? Как то: здоровье, молодость, деньги, возможности? И уничтожить все, что встанет у него на пути? Не так ли жил человек на протяжении всей истории своего существования? Живет теперь и собирается жить дальше?

А ведь он, Крымов, даже не сообщил о том водовороте, в котором оказался, своему «небесному куратору», как он в шутку называл его, Антону Антоновичу Долгополову. Притяжение Лизы мешало сделать это. Старик ведь наговорит ему такого, от чего тотчас поплохеет. Начнешь сомневаться, дергаться. Ну его, дотошного старика! Пока что. А там будет видно.

– Как ваша матушка, Кирилл Евгеньевич? – спросила Елизавета Михайловна.

– Старушка-мама? – усмехнулся богач-аптекарь.

– Почему вы смеетесь?

– Да нет, не смеюсь.

– Смеетесь-смеетесь, – кивнула Елизавета Михайловна. И с улыбкой посмотрела на компаньона. – Ну же, говорите.

– Составляет список спектаклей, которые собирается посмотреть в ближайшее время.

– Ого!

– Вот именно: ого! А также опер, оперетт, концертов и так далее. Она теперь, скорее, на мою сестру больше похожа. Внешне. На младшую. Да, и билет в бассейн заказала – годовой. И на аэробику записалась.

– Ого, – еще более весомо произнесла Лиза. – Впечатляет.

– Но это еще не все.

– А что еще? Какие проблемы?

– Она просит вторую ампулу.

– Почему?

– Она уверена, что помолодеет еще на двадцать лет. У нее далеко идущие планы.

– Например?

– Могу только предположить, что она захочет найти для меня папу.

Крымов рассмеялся – не сдержался. Шофер остался непроницаем. Но рассмеялась и Лиза, а за ней и сам Панкратов. Хотя реакция чужого телохранителя ему не понравилась.

– Вот это поворот, – кивнула молодая дама.

– А вы об этом не думали, Елизавета Михайловна? Что людям, вкусившим от вашего источника, захочется большего? Много большего.

– Представьте, думала.

– И что же?

– Пока ничего. Как можно предугадать такое будущее? – спросила Елизавета Михайловна. – В начале двадцатого века братья Райт изобрели свой знаменитый планер, который летал в метре над землей, а еще через тридцать лет немецкие бомбардировщики разносили Гернику. Это называется его величество прогресс.

– Вот и я о том же, Елизавета Михайловна. Что вы думаете о прогрессе вашего бальзама? О перспективах?

– Нашего бальзама, – уточнила Лиза. – Теперь уже нашего, Кирилл Евгеньевич.

Кивнул и аптечный король.

– Да-да, нашего. Еще какого нашего.

Она потянулась и накрыла его руку своей рукой.

– Ну а сами вы, Кирилл Евгеньевич?

– Что я сам?

– Вы понимаете, о чем я говорю.

– Очень хорошо понимаю.

– Так что?

– Я вожу две ампулы с собой и два шприца. Вожу, как волшебство, но боюсь пустить это чудо в ход. Пока боюсь.

– Ничего, время есть. – Она сжала его пальцы и потянулась к окну. – Кажется, мы приехали? Андрей?

– Да, Елизавета Михайловна, – отозвался ее телохранитель. – Вот и обитель с прекрасным названием «Долгожитель».

Перед ними уже открывались электронные ворота. Автомобиль медленно пополз по дороге, параллельно с которой с двух сторон за фигурным кустарником тянулись аллеи, а за ними был разбит роскошный ухоженный парк.

– Да это райские кущи, – заметила Лиза. – Старей и радуйся.

2

Богатых стариков свезли в креслах-каталках в зимний сад, где росли пальмы и другие тропические растения. Тут не было только кактусов, о которые могли бы пораниться несчастные. У многих из них голова уже плохо работала или не работала совсем. Они едва узнавали своих родственников или совсем не узнавали. Поэтому держать их дома смысла большого не было. С таким же успехом можно держать дома герань в горшке. Ни поговорить, ни вспомнить хорошего. А тут за ними был идеальный уход. Родственники приезжали к ним, вздыхали и плакали, глядя на развалины, которые когда-то назывались «папа» и «мама», и уезжали, с тревогой ожидая, что рано или поздно им позвонят и скажут: наши соболезнования, но ваш околел.

Их было человек тридцать, и все они сидели в креслах-каталках и ждали. В мешковатых пижамах, с едва живыми глазами, пускающие слюни, с капельницами и трубками, бледные и немощные.

– Какое скорбное зрелище, – посочувствовал Панкратов, едва они пожали друг другу руки с главным врачом, седым крепышом. – Эх, Наум Наумович, сразу вспоминаю папу…

– Евгений Анатольевич держался молодцом, – ободрил его главный врач. – Но всему приходит конец. В том числе и нашей жизни. Так что за лекарство вы привезли? Вы же понимаете, Кирилл Евгеньевич, без особых рекомендаций мы не можем его использовать. Тем более с такими жильцами, – кивнул он на престарелых развалин. – Родственники многих из них – влиятельные люди. Случись что, клинику прикроют в одночасье, а меня упрячут за решетку.

– Все понимаю, – с улыбкой кивал Панкратов. – Абсолютно все. Для начала я вас представлю коллегам.

И он представил трех докторов наук.

– Вы очень молоды для таких званий, – недоуменно пробормотал главврач клиники. – А ваше лицо мне кажется очень знакомым, и фамилия ваша на слуху, – обратился он к профессору.

– Еще как на слуху, – весело кивнул тот, вызвав еще большую озадаченность у главврача.

– До вас еще не долетели новости из хосписа с улицы Буденного? – спросил Панкратов. – Я про вчерашние события?

– Нет, а что там случилось?

Кирилл Евгеньевич Панкратов, с лица которого не сходила улыбка, переглянулся с тремя докторами наук. Молодыми и дерзкими, по-другому и не скажешь. Особенно это касалось Павла Алексеевича Каратаева, с лица которого не сходила улыбка алхимика, отыскавшего философский камень.

– Можно, я переговорю с коллегами? – попросил аптечный король. – Две минуты?

– Разумеется, – ответил главврач.

– Кирилл Евгеньевич, а чего нам таиться, переговариваться, перешептываться? – задал вопрос профессор Каратаев. – У нас что, мировой заговор? Пройдем в кабинет главврача, покажем ему вчерашние записи из бомжатника и сегодняшние из хосписа, и все будет ясно как белый день.

– Какие записи? – поинтересовался главврач клиники и директор дома престарелых «Долгожитель». – Что вы мне хотите показать?

К ним как раз подходили братья Белоглазовы, элегантная красотка и спортивного вида мужчина в кожанке.

– А вот сейчас вы все и увидите, – торжествующе кивнул аптечный король Панкратов. – Как говорят в народе: лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.

– Хорошо, уговорили, – кивнул Наум Наумович. – Вас, Кирилл Евгеньевич, я знаю давно и вам всецело доверяю. Идемте ко мне, дамы и господа.

Прошло два часа. В мертвой тишине сидел Наум Наумович, глядя на монитор ноутбука. Расположившись в креслах и на диване, все молча смотрели на него. Назойливо и тревожно тикали настенные часы. Как бомбардировщик, время от времени оживая, носилась по кабинету главврача шальная осенняя муха и со всего маху зло билась в стекла. Все понимали торжественность момента и не смели нарушить тишину. Все, кроме мухи.

– Надо поймать эту муху, – не сводя глаз с монитора, где на паузе замерло действие, полностью уничтожавшее привычную картину мира, пробормотал главврач клиники. – Моя секретарша уже два дня за ней охотится. Надо изловить эту паразитку…

Он вдруг рывком поднялся, смахнул с себя пиджак и закатал рукав.

– Делайте! – сказал он. – Вот я все и увижу! Сам увижу!

– Герой, – хохотнул Анастас Прокопович, известный в аду как Болтун, и подмигнул брату-близнецу: – Делай, Сеня, у тебя рука легкая.

Но Злыдень уже открывал заветный серебряный кейс…

Пансионат «Долгожитель» при клинике взорвался очень быстро – это был не бомжатник, где обитали бездомные, у которых и близких-то не имелось, и даже не хоспис, куда свезли своих дальних родственников, никому толком не нужных, а может, и не очень дальних, но все равно ненужных, самые обыкновенные граждане. Не спотыкаться же о них, умирающих, в тесных городских квартирках? Не слушать же стоны с утра до ночи и вновь до утра? Так и с ума сойти можно – сам еще заболеешь и сдохнешь раньше срока.

Тут обитали другие люди, в прошлом – воротилы, от которых много что зависело, просто время и болезни взяли их в оборот и приковали к больничным койкам, отняли физические и духовные силы, но в первую очередь – разум.

А взорвался пансионат потому, что силы и разум стали возвращаться к тем, у кого их было когда-то в достатке. В позапрошлой, утерянной жизни! Даже с избытком было! Уже через час в ночном белье по коридору взад и вперед ходил огромный мужчина лет шестидесяти на вид и громко выкрикивал: «Смирррно! Сукины дети! Равнение на меня! Я вам таких угольев в жопу навтыкаю, что вы у меня до конца жизни по линейке ходить будете! – и грозил кулаком медсестрам, которые тотчас убегали и прятались от него. – Адъютанта ко мне! Где старший прапорщик Незабудка? И полковника Шаповалова – быстро! Разжалую мудака, в Сибирь отправлю оленей пасти!»

– Генерал! – доверительно говорила гостям, укрывшимся в ординаторской, опытная нянечка Екатерина Васильевна. – Десять лет слова не говорил! Никого не узнавал! Слюнки пускал! Мы его еще «Тихоней» прозвали. Вот тебе и тихоня! А как же вы Наума Наумовича не видели? Он же с вами был? Где вы его потеряли?

Крымову хотелось сказать: «В шкафу», успокоить бабушку, но он смиренно молчал. В эти мгновения Наум Наумович, помолодевший и похорошевший, лихорадочно возбужденный и счастливый, прятался от своих сотрудников в платяном шкафу и наотрез отказывался выходить. Что он им скажет? Как себя вести с медперсоналом? Каждый знал его долгие годы, а то и десятки лет. Один смелый шаг он сделал, но что же дальше? Директор благотворительной фирмы «Луч надежды» Елизавета Михайловна надела очки и, стрельнув у Крымова сигарету, нервно курила у окна. Братья Белоглазовы, виновники торжества, сидели в креслах и болтали ногами, как беспечные школьники. Три доктора наук, сами прошедшие через огонь омоложения, решили просто выжидать. Но котелок, как оказалось, только еще закипал на быстром огне. Со дна только еще поднимались бешеные пузырьки – все самое интересное было впереди.

– А что в номере «шестьдесят первом-то» делается! – причитала нянечка Екатерина Васильевна, найдя в детективе Крымове благодарного слушателя. – О-ё-ёй!

Слушая ее, Крымов отпивал из стеклянной фляжки дорогой коньяк. Фляжку ему только что подарил Наум Наумович. Сразу после того, как увидел себя в зеркале, а потом потерял сознание. В глазах потемнело, ноги подогнулись. Рухнул на месте, но был подхвачен крепкими руками сыскаря. И посажен, а потом и аккуратно уложен на диван.

– И что там делается? – спросил Андрей. – В «шестьдесят первом»?

– А там у нас долго-долго жил Иван Иванович Рыбин, как о нем говорили, заводчик в прошлом, миллионерище! А потом бабахнул его инсульт, перенервничал он сильно, ну и тут оказался. А потом к нему приехали и что-то рассказали, и его второй удар бабахнул. Ну совсем как помидор с грядки стал. Молчит. Таращится. Едва рот открывает, когда ему супчик в ложке даешь. Еще уговаривать надо. Десять ложек проглотит – уже хорошо. Работа! Ну а после вашего укола-то очнулся, вспомнил все, долго вспоминал, глазами хлопал, рассвирепел вдруг да как стал звонить! И сюда к нему тотчас сынок его прилетел – наследник. А папка-то не старше наследника оказался, только, как мне сказали, поумнее его будет. Он же состояние-то сколотил. Так мне сказали. И вот они сейчас в шестьдесят первой палате-то и собачатся. Деньги и власть делят. Штукатурка сыплется от их дележа! Рыбин сынка-то своего и по матушке, и по батюшке. Как они дальше-то будут? Вопрос!

Крымов покосился на платяной шкаф, где сейчас прятался Наум Наумович и с нетерпением ждал, когда же уйдет нянечка, когда ее поторопят. Но посмеиваясь в душе, торопить нянечку не хотел.

– Может, бабуля, вам проведать кого из больных? – недоброжелательно зыркнув на Крымова, спросил аптечный король Панкратов, который тоже заметно нервничал. – Может, кому ваша помощь нужна?

– Ой, милок, больных! – усмехнулась пожилая нянечка. – Они теперь все здоровее меня раз этак в сто. Хотела бы я быть такой больной.

– А что такое? В чем загвоздка? – вдруг обернулась от окна Елизавета Михайловна. – Мы можем это устроить, как вас там? Екатерина?..

– Васильевна я…

– Ну вот, Екатерина Васильевна, можем и вам устроить.

– Чего устроить?

– Это, – с расстановкой произнесла дама в больших темных очках. – Веселую жизнь. Хотите? Сделаем укол – и оживете, и помолодеете. Еще и мужа молодого найдете. Что скажете?

– Не-е, – замотала головой нянечка. – Не надо мне такого. Я свою жизнь прожила – и хорошо прожила.

– Нянечкой? – кивнула дама в очках.

– И нянечкой тоже. И дочки у меня есть, и внучки. Муж был, помер, царство ему небесное.

– Ну так нового найдете, Екатерина Васильевна. Мужа-то.

– Зачем мне новый? Меня старый ждет.

– Где он вас ждет?

– На небесах, вот где.

– И вы в это верите?

– А во что же я еще должна верить?

Елизавета Михайловна хотела что-то сказать еще, но осеклась. Крымов рассмеялся:

– Ваше слово, Елизавета Михайловна. Парируйте.

– В прогресс вы должны верить, – заступился за директора фирмы «Луч надежды» Кирилл Евгеньевич Панкратов. – В прогресс вы должны верить, Екатерина Васильевна. В прогресс! – громко повторил он.

– Прогресс – это хорошо. Но душу-то человеческую он вряд ли спасет. Что скажешь, мил человек? А вы что скажете? – обратилась она именно к братьям Белоглазовым.

Но они и так уже сидели как на иголках, стоило упомянуть о бессмертии души. И зло сверкали глазами. Из ноздрей дамы в очках вырывался дым – она только что сделала затяжку. Как-то недобро смотрели на нее в этом кабинете.

– Пойду я, – вздохнула нянечка и торопливо встала. – Увидите Наума Наумовича, скажите, что его доктора ищут.

– Скажем, скажем, – кивнул Панкратов.

– Да, забыла, у нас в шестьдесят шестой палате тот огромный старик лежал. Про него такое говорили – жуть. Душегуб, говорили. Он теперича не старик уже. Все звонит и звонит. У старшей сестры телефон отобрал, представляете? И тоже Наума Наумовича требует. Говорит: если главврач сам не придет – я пойду его искать. И тогда ему хуже будет. Все, пошла я, – заключила у дверей Екатерина Васильевна и ушла.

Когда она открывала двери, по коридору неслись тревожные крики, перекликались медсестры, кто-то орал на кого-то страшным голосом. Густо матерясь, выкрикивая: «Все просрали, сукины дети! Расстреляю всех к чертовой матери!» – прошагал мимо оживший, но не пришедший до конца в себя генерал.

Входная дверь закрылась. Зато приоткрылась дверь платяного шкафа.

– Ушла? – выглянул из-за халатов молодой Наум Наумович.

– Ушла наконец-то, – ответил за всех Панкратов. – Если бы господин телохранитель не развесил уши, то ушла бы и раньше.

– Заткнитесь, – закуривая, сухо бросил Крымов.

– Что вы сказали?

– То что слышали.

– Да как вы смеете?!

– Пошел вон, мудозвон, – сделав затяжку, отрезал Крымов.

– Елизавета Михайловна, что этот ваш себе позволяет?

– Хватит! – прервала она обоих мужчин. – Надоело. Пора выбираться из этого бардака.

Наум Наумович вдруг выступил вперед:

– Я бы хотел вас попросить, дамы и господа… помочь мне.

– В чем именно? Вы скажите, мы поможем, – участливо предложил аптечный король. – Правда? – Он оглядел всех.

– Что вы хотите, Наум Наумович? – спросила Елизавета Михайловна. – Мы рады оказать вам любую услугу.

– Сходите со мной в палату шестьдесят шесть.

– А что в этой палате?

– Один особый пациент, – замялся главврач клиники.

– И что в нем особого?

– Я вам по дороге расскажу.

– Хорошо, – согласилась Елизавета Михайловна. – Андрей Петрович, вы готовы? Уж коли я иду?

– Безусловно, – кивнул Крымов.

– А вы, Кирилл Евгеньевич?

– Несомненно. Он же не прокаженный? Этот ваш из шестьдесят шестой палаты?

– Нет-нет, – заверил старого знакомца Наум Наумович. – А вы, господа врачи? – обернулся он на трех докторов наук.

– Мы вас тут подождем, – ответил за всех профессор Павел Алексеевич Каратаев и подмигнул именно Крымову, которого негласно взял в соучастники своих тайн. – Мы только засвидетельствовать чудо нанимались, но не более того. Чудо было – признаем. Но этого достаточно. Еще двинут чем-нибудь по башке ваши ожившие мертвецы. – Он перекинул ногу на ногу. – А я хочу сполна насладиться праздником. Как-никак, а я все еще жду, когда над нами разверзнутся небеса. Что скажете, Андрей Петрович? Телохранитель-моралист? Сегодня будет конец света или завтра?

– Поживем – увидим, – Крымов раздавил окурок в пепельнице и кивнул трем смельчакам. – Идемте.

Когда они подходили к палате шестьдесят шесть, Крымов и Панкратов уже знали, что идут к бывшему знаменитому боксеру, серебряному чемпиону мира. А еще – бандюгану, вернее, настоящему крестному отцу мафии – Марату Маратовичу Сейфуллину по кличке Кабан.

– У вас как с головой? – по дороге поинтересовался Крымов. – Ему обязательно было делать укол? Наум Наумович? Я с детства слышал эту фамилию. Этим громилой детей в девяностых пугали. Меня в том числе.

– Ему сделали укол братья Белоглазовы, а я не успел их предупредить, – как бы извиняясь, пожал плечами главврач. – Откуда им было знать? Это Елизавета Михайловна отправила их к нему. – Он оглянулся – благотворительницу только что задержали в коридоре две перепуганные дамы-врача. Елизавета Михайловна обещала догнать их. – А ей откуда было знать? Я в себя приходил после перерождения. Что вы хотите? Случайность.

Они подошли к дверям палаты. Крымов, как бывший следак, знал эту историю. Тринадцать лет назад на Сейфуллина было покушение – пуля вошла ему в голову, обернулась по кругу внутри черепушки и застряла где-то в «мертвой зоне», которая не задействована в нервной системе человека. Любой другой умер бы, но этот превратился в настоящий добрый овощ, годы лежал не приходя в сознание, старел и седел на глазах заботливых медицинских работников. Детей у него не было – ему унаследовал племянник. Злые языки говорили, что это племянник все и подстроил, дабы завладеть дядиными богатствами, но кто бы доказал? Племянник развил бурную деятельность и из многочисленных строительных фирм дяди построил один гигантский концерн, который теперь возводил высотки в разных городах страны.

Главврач осторожно постучал в дверь.

– Кто? – грубо и громко спросили из палаты.

– Главный врач, Наум Наумович!

– Входи, главврач!

Наум Наумович так же осторожно открыл дверь и переступил порог. За ним вошли Крымов и Панкратов. На высокой кровати лежал огромный моложавый гигант в спортивном костюме – здоровенный бык, скала, крепко слепленная груда мускулов. Квадратная физиономия и угловатая квадратная челюсть напоминали морду хищного зверюги. Небольшие колючие глаза сверлили вошедших, тяжелый взгляд внушал оторопь.

– Так ты главврач? – кивнул гигант.

– Так точно.

– А кто с тобой? Дежурные медсестры? – мрачно хохотнул гигант. – Да что-то не похожи…

– Эти господа привезли лекарство, которое поставило вас на ноги.

– А-а, тогда милости просим. Представь-ка добрых людей…

Главврач представил обоих и сказал, что сейчас подойдет и директор благотворительного фонда «Луч надежды».

– Расскажи мне о лекарстве, главврач, – потребовал Сейфуллин.

– Опытный образец, я сам мало пока что знаю…

– Так ты что на мне, опыты ставил?

Наум Наумович выставил руку вперед:

– Подождите. Сколько мне, по-вашему, лет?

– Ну, лет тридцать пять.

– Мне шестьдесят пять – я тоже сделал себе укол.

– Не врешь? – даже приподнялся с постели Кабан.

– Не вру. Мой портрет висит здесь в коридоре. Можете сравнить.

– Крутизна. Только вот что, главврач…

– Да?

– Мой племянник вряд ли давал разрешение на этот эксперимент, правда?

– Не давал, – замотал головой Наум Наумович.

– Как же ты решился?

– Это случайность…

Марат Маратович рассмеялся.

– Вааще, ну у вас и бардак в хозяйстве. Но случайность оказалась добрая – для меня. А вот как для остальных, кого я знаю, тут еще бабка надвое сказала. Короче, не верю, что ты не в курсах. Я про твое снадобье. Базарь, что знаешь про чудодейное лекарство. – Он приторно осклабился. – Или руку заломаю – я могу.

Шутка прозвучала как угроза, и наоборот.

– Помогайте, Кирилл Евгеньевич, – натянуто улыбнулся главврач старому знакомцу. – Я один не справлюсь. А руки мне дороги.

И они оба, на пальцах, стали объяснять и рассказывать о бальзаме «Луч надежды». Приговаривая, что сейчас подойдет директор благотворительной фирмы «Луч надежды» Елизавета Михайловна Сорокина, и вот уж она-то все расскажет. Одним словом, решили все свалить на даму.

А Крымов всматривался в физиономию матерого бандюгана из прошлого. Он мог бы поклясться, что уже видел эту квадратную морду. Крутую, как только что выброшенный из печи раскаленный кирпич. Но где он ее видел? И когда? Это было каким-то воспоминанием из дальнего далека, почти из детства. Да, все было так! Они остановились у пешеходной зебры, пережидали красный свет. Вдоль всей улицы разносился протяжный гул, скорее, даже вой, как будто выли даже не десятки, а сотни волков. Тревожно, надрывно, даже с угрозой. Семилетний Андрей морщился – от назойливого воя резало уши. Он поднял голову и посмотрел на мать, державшую его за руку, но она только пожала плечами. А вой становился все ближе и резче. А потом накрыл всю улицу разом, когда из-за поворота стала выруливать колонна легковых машин. Прямо к ним потянулась череда роскошных иномарок с траурными лентами. Неожиданно машины стали тормозить – где-то рядом образовалась пробка.

Напротив них остановился огромный черный джип. Окно поехало вниз, и в салоне показалась квадратная физиономия огромного гиганта, похожего на гориллу. Клаксоны все резали и резали эфир, как нож масло. Улица звенела и дрожала. Эта горилла смотрела на его, Андрея, мать. Гигант нагло улыбался, разглядывая молодую привлекательную женщину, державшую за руку сына. А она только сильнее сжала ручонку малыша. Понимая, что контакт есть, гигант осклабился, но в глазах его улыбки не было. Там таилось нечто глубоко звериное – именно волчье. А потом матерый зверь посмотрел и на него, мальчишку. И он, Андрей, прочитал этот взгляд: «Что захочу, то с вами и сделаю, хоть сейчас». Гигант нагло и с вызовом подмигнул мальчику, и тут автомобильная колонна тронулась дальше. Потом Андрей Крымов узнал, что в тот день хоронили какого-то крутого бандита. Эту морду и этот взгляд Андрей Крымов запомнил на всю жизнь. И пошел работать в милицию во многом именно потому, чтобы больше такие вот зенки не пялились на обычных беззащитных людей.

Именно эти колючие звериные глаза сейчас и смотрели на него, Крымова.

– Ты чё пялишься? – подозрительно спросил гигант. – А?

– Хочу и смотрю, – ответил Крымов.

– За такой косяк на зоне и глаз вырвать могут.

– Ну так мы ж не на зоне.

– Твое счастье, – подмигнул ему гигант.

– Ага.

Крымов на всякий случай расстегнул куртку, и та открыла кобуру у него под мышкой.

– Да ты при стволе? Ну тогда уважаю. Мне бы сейчас тоже ствол подержать, а то рука отвыкла. – Он кивнул Крымову: – Дашь?

– Не-а, – мотнул головой Андрей. – Не дам.

– Правильно базары читаешь, а то что у меня в башке-то, а? Я и сам пока не знаю. Но приложить кого-то уже охота. Столько лет проспать? Руки чешутся.

– Не тревожьте этого господина, Андрей Петрович, – попросил Наум Наумович. – Ему надо отдышаться. Так, Марат Маратович? Вам надо отдышаться?

– А то, Наум, мне теперь дышать и дышать… Это что со мной такое? – Сейфуллин неожиданно сгреб в кулак свои причиндалы. – Да я ж хочу! Вот это финт! Ну вы угодили мне, ребятки. Мне бы шлюху сейчас – порвал бы как Тузик грелку. На две части порвал бы.

Дверь открылась. «Да-да, – кому-то сказала Елизавета Михайловна. – Я подойду еще к вам – чуть позже».

Она вошла в палату. Взгляд Кабана тотчас устремился на нее.

– Ух ты, краля-то какая, – оценив ее, усмехнулся помолодевший бандюган. – Ну прям конфетка!

– Благодарю вас, Марат Маратович, – без эмоций кивнула та.

– Это и есть наш директор благотворительной фирмы «Луч надежды», – представил даму Наум Наумович и сдуру прибавил: – Прошу любить и жаловать.

– Да я бы любил ее и жаловал сутки подряд, а то и двое, – признался Кабан. Несмотря на габариты, он бойко сел на постели, закрыв собой почти все окно и свет. – А башка-то еще кружится чуток, – признался он, глаз не сводя с дамы. – Но какой зад у вашей благотворительницы, а?

– Это пора прекратить, – как бы между прочим сказал Крымов. – Как вы думаете, Елизавета Михайловна?