Текст книги ""Фантастика 2025-178". Компиляция. Книги 1-19 (СИ)"

Автор книги: Артур Гедеон

Соавторы: Екатерина Насута,Евгений Бергер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 296 (всего у книги 359 страниц)

Глава вторая
«Вселенная Лилит»1

Возвращаясь в такси домой, они упрямо молчали. Но у каждого была своя причина – Горецкий получил то, чего когда-то, брошенный безжалостной стервой, хотел больше всего на свете. И о чем теперь думал как о случайной и дерзкой шутке. Прежде она так дерзила, теперь это сделал он. От сексуального влечения к ней не осталось и следа. Униженная и слабая, она была ему больше не нужна. Все ее обаяние и вся ее привлекательность сгинули бесследно. Осталась только одна уже немолодая гадалка, готовая ползать перед ним на коленях, вымаливая крупицу обретенного им таланта. Обретенного таинственным, неведомым ей способом, отчего этот талант становился привлекательнее в тысячи раз.

Другое дело – Юленька. Его маленькая девочка. Его нежная привязанность и желанная игрушка. Почти волшебная – почти «подарок на Рождество». Сейчас, в машине, она была холодной и отчужденной. Девушка словно почувствовала что-то недоброе в их отношениях, в его поведении, какую-то червоточину, рану. Этот поход на Котельническую изменил многое для нее, если не все. Конечно, теперь было понятно, что брать ее не стоило. Или нужно было хотя бы наплести заранее с три короба, объяснив, что она увидит. Предупрежденные люди способны проглотить любую фантастику.

Он взял ее руку – ни пальчиком она не отозвалась на его прикосновение.

– Скажи, только честно, что там было?

– Где?

– В гостиной твоей Аделаиды.

– Вон ты о чем…

– Что мы все увидели?

– Представление.

– Ты же не Копперфильд. Ты – профессор философии. Я чуть с ума от страха не сошла, как и все другие, как этот индус, как тощий картежник и как и эта ведьма – Аделаида.

– Говорю же – это было представление. И я посвятил его тебе.

– Из воздуха появилась Мата Хари? – Она забрала руку. – И станцевала перед нами?

– А ты не подумала, что, может быть, не было никакой Маты Хари?

– Как это?

– А если это гипноз? И я вам всем внушил это видение. А?

– Ты – гипнотизер?

– Представь себе. – Он вновь потянулся и перехватил ее руку. – Ну, а вдруг?

– Издеваешься, да?

Юленька вновь выдернула кисть из его руки и на этот раз убрала в карман шубки.

– А если мы с Аделаидой вас всех разыграли?

– Что это значит?

– Голография.

– Что? – Она даже оглянулась на него.

– Объемное представление. Спрятанный проектор. Музыкальное оформление. Сейчас в голографическом виде целые картинные галереи действуют, инсталляции и перформансы проходят. Ты отстала от жизни. И потом, как фокусник, я не хочу открывать своих карт – природу чудес.

– Не-ет, – она покачала головой, – для твоей Аделаиды это была тоже новость. И еще, как же она смотрела на тебя…

– Как?

– Да как побитая собака. Вначале была хозяйкой, такой вальяжной, а потом превратилась в собачонку. Это как объяснить? И что вы делали с ней там, в глубине квартиры?

– Я обещал ей открыть пару профессиональных тайн.

– Ага. И как она посмотрела на меня, когда вышла. Как на дурочку с переулочка. И как она тайком усмехнулась.

– Ну и как?

– Так, будто только что вы занимались с ней сексом, вот как.

– Ты с ума сошла, милая?

– Нет, я просто так чувствую и вижу. А этот ее страшный шар, который раскололся. И этот призрак, который сказал, что в комнате присутствует некто страшный и ужасный, – он же говорил про тебя? Все именно так подумали. Мне еще поначалу смешно было. Я не сразу поняла – я просто не могла в это поверить. Но теперь я понимаю, многое понимаю…

Горецкий пожал плечами:

– Ну, может, я переборщил с этим фокусом, каюсь. Вот так стараешься для человека…

Она его перебила:

– Мне надо было сегодня поехать домой. Я хочу домой. Слышишь? Я просто не могла тебе сказать раньше – у меня не было смелости и сил.

– А теперь можешь?

– А теперь могу.

– Поздно. Мы проехали уже три четверти пути. У родителей ты отпросилась. И у меня дома нас ждет шампанское с икрой. Так что без вариантов, моя девочка.

Она усмехнулась его реплике.

– Что я сказал смешного?

– Я сегодня не была твоей девочкой – я была бездомной, которой воспользовались, а потом вывезли в лес и там бросили.

Он решил тоже пойти в наступление:

– В зимний лес, конечно? А к дереву тебя никто не привязывал? Есть такая русская народная сказка, «Морозко» называется.

– Все шутишь…

– А что мне остается делать? Ты как ерш. Мне приходится быть веселым.

Скоро они въехали в загородный поселок; ярко светили фонари вдоль тротуаров; еще парочка поворотов, а там уже и особнячок Горецкого показался…

Метрах в пятидесяти от него стояла старая иномарка, кажется, «Ниссан».

– Знакомая машина, – сорвалось у Юленьки с языка.

– Нет, я бы точно ее запомнил. Здесь таких нет. К кому-то приехали гости.

Горецкий расплатился с водителем. Они вышли. Такси уехало. Он открыл калитку, ключ почему-то заело. Юленька все это время стояла в стороне и смотрела перед собой невидящими глазами. Переполох творился в ее юной голове, неразбериха и сумятица, и подозрения, вот они-то были хуже всего, а еще ужаснее казались догадки, что ее чудесный профессор, так быстро шагнувший в ее жизнь, влюбивший в себя, на самом деле совсем иной человек, которого она не знала, не понимала, а теперь еще и боялась.

Наконец дверь открылась.

– Ну что, пошли? – спросил он.

Она переступила порог первой, он за ней. Прошли по заснеженной тропинке к дому. Юленька то и дело поглядывала на него.

– Ну что, милая?

– Мне страшно, вот что.

– Ну хватит уже вспоминать представление.

– Не из-за этого.

– А из-за чего?

– У меня мурашки по коже.

– Да что случилось, что?

– Ты молодеешь на глазах…

– Как это?

– А так это. Ты изменился. Пока в такси ехали – изменился. Лет на десять помолодел. Что же с тобой происходит, а?

– Понятия не имею, – сухо ответил он.

– А мне кажется, имеешь.

Горецкий уже поднялся на крыльцо, включил на веранде свет, провернул ключ в замке, когда услышал:

– Эй, старикан!

Они с Юленькой обернулись разом на дерзкий голос.

– Господи, – прошептала девушка. – Это же он… Но как он узнал? И как осмелился?

Из-за дерева к ним вышел крепкий высокий молодой человек в черной спортивной куртке и шапке. Так обычно одеваются преступники, когда идут на грабеж.

– Кто он – твой спортсмен?

– Да, Артем.

– Молоденьких в койку таскаешь, а, сука ты старая?

Горецкий не знал толком, что ответить на такое открытое хамство – слишком быстро разворачивалась сцена.

– Я тебе соврала: у нас было, – прошептала Юленька. – И он мне сказал: теперь ты моя. Увижу с другим – ноги-руки переломаю. И еще вчера в универе пригрозил – насчет тебя.

– Что ж, провинция, патриархальные нравы, – пробормотал Горислав Игоревич. – Но если он пошел на такое, то пойдет на все. Потому что исключение из универа ему уже гарантировано. А может, и колония. Все зависит от того, оставит он мне руки и ноги целыми или нет.

– О чем шепчетесь, голубки?

Парень шел к ним осторожно, чуть вразвалку, и не то чтобы говорил, а почти что рычал – так псы подступают и готовятся к нападению и драке.

– Вы на чужой территории, Бровкин, – громко сказал Горецкий. – Вломились в мой дом. Хамите, угрожаете. А это преступление. Предлагаю вам убраться немедленно.

– Убраться? Не-а. – Он медленно приближался. – Не пойдет.

– Подумайте, пока не поздно.

Он тянул время, но что было в том толку? С этим громилой Горецкому справиться было невозможно. По-хорошему, стоило хватать Юленьку, бежать в дом и звонить в полицию. Они бы успели – еще бы успели. Зверюга была только на подходе.

– Значит, тебе моя Юленька приглянулась? На молодых еще встает? – Он пригляделся к хозяину дома. – Рожа у тебя, кажись, изменилась. Подтяжку замутил?

– Замутил.

– А если я тебя сейчас изобью до полусмерти, а? И жопу тебе на харю натяну? Так ты совсем молодой будешь.

Только теперь стало ясно, что Бровкин пьян до звериного состояния, просто физическая подготовка не дает ему скиснуть и растянуться на снегу. И сейчас он действительно способен на любой самый страшный поступок.

Девушка решила идти напролом.

– Уходи, Артем, не нарывайся.

– Я – нарываюсь? У меня телку увели, а я нарываюсь? Да вы все охерели. Ах ты, Юленька-девуленька, мы с тобой еще поговорим, когда старого козла не будет рядом.

Девушка вспыхнула:

– Убирайся отсюда, придурок, если в тюрьму не хочешь.

– Придурок? Запомню.

– Уходи!

– А если хочу в тюрьму? Не подумала? – Он даже руками развел. – Братан мой старший отсидел, дядька отсидел, чем я хуже?

– Ты же спортсмен, как тебе не стыдно?

– Меня в универ взяли, потому что я супер. Я им медалей понатаскаю. Осыплю этих козлов золотом. – Он медленно подходил к крыльцу, и на быстрое отступление шансов становилось все меньше. – А ты знаешь, чем я попутно со спортом промышляю? Мой бизнес знаешь? Я кости вот таким козлам ломал с шестнадцати лет, – кивнул он на Горецкого. – Головы, как цыплятам, откручивал. И этому отверну, если захочу.

Юленька вытащила из кармана телефон и включила камеру:

– Давай, говори. В суде пригодится. Все говори!

– Снимаешь? Снимай, голуба. Телефон я твой все равно сломаю. А карту заставлю этого мудака разжевать и сожрать. Как вам такой поворот?

Враг был уже в десяти метрах от крыльца. Юленька отступила, но аппарат держала в руках.

– Пятнадцать секунд, – очень тихо сказал Горецкий своей спутнице. – Отвлеки его – напой что хочешь, но отвлеки. Я мигом.

– О чем ты?

– Сказал же: мигом.

– Бровкин, съемка окончена! – Он вырвал из рук девушки телефон и положил в карман. – Я готов откупиться, – громко и весело сообщил Горецкий. – Миллион рублей хватит? Сейчас вынесу. И девушку тоже вам верну? Идет?

– Чего? – усмехнулся Бровкин.

От удивления он даже остановился. Он плохо соображал, в шутку это или всерьез.

– О чем ты? – обернулась Юленька.

Но Горецкий уже заходил в дом.

– Лимон дашь, чтобы морду сохранить? – вопросил ночной гость. – Яйца, печень и почки? Слишком маленькая компенсация. Ты не у меня дома, в Задрыщенске, а в Москве. Три лимона гони, падла! – крикнул он так, чтобы и в доме было слышно. – Мне пригодится! Тачку новую куплю. Чмошник, вот чмошник, – приговаривал он в сторону прикрытой двери. – Ну, Юлька, и нашла ты себе чмурло. Вот ссыкун! Ну и ссыкун, – стоял на дорожке и, смеясь, качал головой спортсмен. – И тебя я сейчас увезу, девуля. Ты у меня сегодня поработаешь.

– Что? – отступила назад Юля.

– А то – и так и сяк поработаешь, – сладострастно добавил спортсмен. – Я скучал, красавица.

Горецкий появился ровно через пятнадцать секунд, как и обещал. В его руке был уже заряженный арбалет, за спиной – колчан с десятком стрел.

– Это чо такое? – кивнул на оружие Бровкин. – Это типа стреляет?

– Горислав, ты что? – горячо прошептала Юленька.

Горецкий встал на край крыльца, широко расставил ноги, молча приложил оружие к правому плечу.

– Да ты чо, профессор?

– Это мой миллион, – усмехнулся хозяин дома.

– Я ж тебе башку оторву, если промахнешься.

– Три дня назад я бы ни за что не сделал этого, скорее подставил бы вторую щеку, но не теперь. Может, вызвал бы на дуэль. На твою беду, урод, я изменился. Юленька подтвердит.

– Чего? – не понял его тирады Бровкин.

– Того, – ответил Горецкий. – И еще: я не промахнусь.

Он нажал на спуск. Арбалетная стрела вырвалась стальной серой тенью и ударила в грудь непрошеному гостю – она прошила его насквозь в области сердца. Тот схватился за стрелу, захрипел, отступил на шаг, на два и повалился на спину в снег. Еще секунд десять его ноги перебирали по снегу, сгребая и разгребая его, он хрипел и захлебывался, а потом затих.

– Упс, – сказал Горислав Игоревич. – Как бешеного пса.

Юленька опустилась в плетеное кресло.

– Этого не может быть, – прошептала она. – Ничего этого не может быть. – А потом закрыла лицо ладонями. – Это сон…

– Хорошо у меня забор высокий – жена настояла на таком, – сказал Горецкий. – Поможешь? Юленька?

– Тебя нет, меня нет, этого урода тоже нет…

– Я есть. – Горецкий осторожно отвел руки от ее лица. – И ты есть, солнышко. А урода нет, это правда. И мне нужна твоя помощь.

Но Юленька сидела без движения и тупо смотрела перед собой.

– Никого нет. Это сон, – сжимая кулачки, повторяла она. – Господи, это сон… Ничего этого нет… И все, что я видела сегодня, мне приснилось… – Она нехорошо засмеялась. – Нас с тобой нет, Горислав, понимаешь? Никого нет… Я сплю…

– Увы, – вздохнул он, – это шок. Помощницы из тебя не выйдет. Придется все делать самому. И стоит поторопиться. Эх, деревья голые! Было бы лето, за зеленью никто бы ничего не увидел. А так – могут. Семеновы такие любопытные, гады. Еще эта черная куртка…

Он легко сбежал по ступеням, огляделся, прихватил труп за ноги и оттащил его за крыльцо дома. Затем забежал домой, через минуту вернулся с простыней и укрыл труп. Достал трубку и стал звонить.

– Алло, это я. Мне нужна помощь. Срочно. Я убил человека.

Он прихватил Юленьку с кресла и на руках понес в дом. В гостиной уложил на диван. Она почти отключилась. Состояние аффекта лишило ее воли. Он стащил с нее куртку, погладил ее по голове, потом по щеке.

– Милая, милая Юленька, мы все исправим. Сейчас приедет моя двоюродная сестра и поможет нам.

– А кто твоя двоюродная сестра?

– Она та, кто решает проблемы.

Глядя на него, Юленька щурилась.

– Темно…

– Сейчас пусть будет темно. Чем темнее, тем лучше.

– Я так боюсь. Включи свет.

Горецкий вздохнул:

– Да, конечно.

Он заботливо включил торшер. Обернулся к своей пассии. Но девушка только хлопала глазами. Слова рвались наружу, но что-то мешало им. Она явно не понимала, что происходит.

Но наконец ей хватило сил спросить:

– Кто вы?

– О чем ты?

– Кто вы такой? – Этот вопрос прозвучал куда более нервно.

– Хватит, милая.

Она быстро села и отползла на самый край дивана, спиной к подушкам.

– Кто вы, молодой человек?

Он поморщился:

– Ты совсем тронулась головушкой?

– Я – головушкой? О чем вы?

– Ну прости меня, прости. Так вышло. – Он хотел дотянуться и вновь погладить ее по голове, но она шарахнулась от него. – Юля, хватит! Этот ублюдок убил бы нас. Тебя бы изуродовал! Хватит уже.

И тут она посмотрела на стену – там была фотогалерея. Снимки разных лет в рамочках. Но всполошенную девушку заинтересовал только один снимок – Горислав Горецкий в компании друзей и однокурсников, студентов и аспирантов МГУ, они на Яузе, на рыбалке. Кругом палатки, лодки. Им лет по двадцать пять, они веселые и счастливые, как и положено быть молодежи. И в середине он – Горислав, в трико с обвислыми коленями и такой же старой майке, с копной волос, положил руки на плечи двух своих друзей; улыбается в камеру.

Юленька раза три перевела взгляд со снимка на человека, заботливо склонившегося над ней, и обратно. А потом, как видно, она вспомнила все то, что происходило последние дни с ними, и когда она все поняла, то закричала. Она рванула с дивана, зацепилась ногой за ковер и упала. Он подбежал к ней, склонился, она открыла глаза, увидев его, закричала еще сильнее и тут уже вцепилась в его лицо ногтями. Ее словно резали живьем.

– Прочь! Прочь! – кричала она.

Она вырывалась из его рук, как кошка, попавшая в пасти собак, которые готовы немедленно ее сожрать. А затем вырвалась, вскочила и, увидев, что он наступает на нее, еще раз махнула ему рукой по лицу.

– Прочь, сказала!

Поняв, что она в припадке рассекла ему лицо, Горецкий не удержался и с силой дал ей пощечину, которая вышла скорее сильной оплеухой. Он просто не рассчитал силы. Их как-то стало слишком много, этих сил. Юленька отлетела в сторону и потеряла сознание – и от удара головой об пол, и от шока.

Он быстро склонился над ней, провел ладонью по ее лицу:

– Милая, прости…

– Она спятила, увы.

Горецкий услышал этот голос за спиной и обернулся. Над ними стояла Лилит в спортивном комбинезоне.

– Думаешь? – У него во рту пересохло, он едва говорил.

– А что думаешь ты?

– Не знаю – ничего не знаю.

– Где труп?

– Под лестницей у крыльца, – тяжело дыша, ответил он.

– Ясно.

– Почему ты решила, что она спятила?

– Потому что увидела тебя.

– Не понимаю.

– Скоро поймешь, счастливчик.

– Смеешься?

– К твоему счастью, нет.

– Ладно. Что ты сделаешь с этим уродом?

– Посажу его в машину и утоплю в озере за вашим поселком.

– Там есть полынья?

– Найдем.

– А как быть с ней? – Горецкий кивнул на девушку.

– Вашей Юленьке, Горислав Игоревич, понадобится медицинская помощь – серьезная и долгая.

– Но как быть с Юлей сейчас?

– Когда все сделаем, мы отвезем ее к первой больнице и оставим в приемном покое.

– Вот так запросто? Выбросить, как подбитую кошку?

– А что вы предлагаете сделать еще – отвезти ее к ней домой? И объяснить родителям, что случилось? Что вы – ее педагог? Старый профессор? Подойди к зеркалу, старый профессор. – Она с усмешкой резко бросила она. – И насладись зрелищем. Я же сказала: счастливчик! Твоя жизнь изменилась. В сущности, точно так же, как и всех остальных, кого коснулись твои желания и поступки. Но ты был хорош, честное слово. И сегодня вечером, когда показывал аттракцион, и нынче ночью.

Она повернулась и пошла к входной двери, а он поднялся и, едва услышав, как дверь закрылась, бросился к зеркалу. К тому самому, у которого недавно два часа кряду поджидал ее – Лилит. Ждал ее тени, шагов из зазеркалья! Горецкий остановился перед своим отражением как вкопанный. Присмотревшись и осознав все, он тотчас непроизвольно отступил назад, затем приблизился вновь, едва не ткнулся носом в стекло и теперь уже просто отскочил, как только что от него самого в ужасе отшатнулась Юленька.

И только потом, соображая, медленно подошел вновь.

Из зеркала на него смотрел молодой человек лет двадцати пяти – и тем молодым человеком был он, Горислав Горецкий, давно забывший эту внешность и эту легкость. Этот шарм, лоск, твердые скулы и подбородок, резко очерченный рот, улыбку молодого фавна. Но теперь все это вернулось и было с ним, как ему и обещали!

Вот, значит, как оно все произошло. Интересно, не покажи он танец Маты Хари, не возьми силой заносчивую Аделаиду, не убей как бешеного пса этого подонка Артема Бровкина, все случилось бы именно так?

Или это были только ступени его посвящения? И превращения? Но в кого?

Он еще долго стоял так перед зеркалом и улыбался собственному отражению. Кто бы увидел его с такой улыбкой – испугался бы. Черт возьми, но она права: он был хорош! Силен в своих поступках! И с каждым шагом становился все более цельным, могущественным, а главное – желавшим большего. Но что теперь она предложит ему? Или так: что он теперь попросит у нее? Нет – потребует! Хорошо еще жена подгадала и уехала с любовником кататься на лыжах и не стала свидетельницей его превращений. А то бы сердечко у тертой бабенки не сдюжило! Горецкий уже смеялся, ощупывая твердый подбородок. Увидеть старого мужа, который за неделю стал моложе ее вдвое, это тебе не под тренером в койке приплясывать.

Он поднял и осторожно положил Юленьку на диван, подложил под голову подушку. Вот ведь несчастная, оказалась не в то время и не в том месте. Когда любимого профессора поразила молния. Глядя на лицо девушки, Горецкий замер. Да нет, в то время и в том месте. Она была частью его превращения. Пазлом в этой огромной картине. Важным пазлом. И самым первым.

– Девочка-девуля, – глядя на ее глазные яблоки, нервно дрожащие под веками, пробормотал он. – Мне жаль, милая, очень жаль…

Он взял из бара бутылку коньяка, шоколадный батончик и плюхнулся в любимое кресло. Он пил из горлышка, закусывая батончиком, но крепкий напиток никак не брал его. Он будто пил горькую воду.

Горецкий не заметил, как Лилит вернулась. Она стояла в проеме дверей и с улыбкой смотрела на него.

– Перевариваешь себя нового?

– Ага. Ты быстро обернулась.

– Я все делаю быстро, забыл? С грузом долго, без груза с ветерком.

– Верно, – кивнул он и сделал из горлышка глоток. – Как все прошло?

– Машина с ублюдком в озере. На самой серединке. Кто-то жестоко расправился с подлецом.

– А как же стрела? Она не наведет на меня?

– Стрелы больше нет.

– А потом? Что будет потом, королева? Или мне звать тебя царицей? Как на визитке?

– Тебе позволено звать меня по имени.

– Я привилегированная персона?

– Представь себе.

– Ну хорошо, что будет сейчас?

– Попрощайтесь с домом, Горислав Игоревич. Он вам больше не пригодится, и вы сюда уже не вернетесь.

– Никогда? – усмехнулся очень молодой профессор Горецкий.

– В этой жизни точно нет. Молодого Горецкого тут уже не узнают, не примут, не поймут. Вызовут полицию и дюжих санитаров из Кащенко. Для него эти врата закрыты. Возьми самое необходимое – нам пора.

– Что взять?

Лилит пожала плечами:

– Понятия не имею. Возьми пару-тройку самых дорогих вещиц. Обручальное кольцо своей матери, например. Оно ведь тебе дорого? Или серебряную табакерку деда. Или не бери ничего. Мне все равно. Но одежду прихвати, чтобы не метаться по магазинам.

– И куда мы поедем, царица?

– Мы полетим, мой милый профессор.

– И когда?

– Сейчас. Через минуту прибудет мой слуга и шофер и заберет Юленьку.

– Слуга?

– Как ты думаешь, у такой, как я, должны быть слуги?

– Пожалуй…

Горецкий взглянул на девушку, которая была в отключке.

– И куда он заберет Юленьку?

– В больницу, конечно. А куда ты думал?

– Я ничего не думал. Мысли путаются. А кто твой слуга?

– Он со мной очень долго – и вернее его нет никого на свете.

– Ладно, как скажешь.

В дверь постучали.

– Это он, – сказала Лилит и направилась в прихожую открывать дверь. – Допивай свой коньяк.

Щелкнул замок.

– Мы ждем тебя, – сказала она.

– Да, госпожа, – хриплым баском ответил тот. – Над нами кружит беспилотник. Возможно, следят.

– За нами всегда следят, – сказала она. – Пора бы привыкнуть.

Потом послышались тяжелые шаги. С легким посвистом «Сердце красавицы склонно к измене» на пороге гостиной вырос бородатый бугай с рожей матерого душегуба; в приличной дубленке и пышной лисьей шапке, он хитро улыбался, глядя на хозяина дома.

– Привет, дядя, – рассмеялся он. – А ты помолодел. Как огурчик. А то сидел кислый. Яблочек молодильных надыбал? – хохотнул он.

Горецкий разом вспомнил его: это был отвратительный алкаш из электрички, из-за которого он и выбрался из вагона и столкнулся нос к носу с Лилит в тамбуре.

– Почему я не удивлен, что это именно вы? – скривился в улыбке Горецкий.

– Потому что ты сообразительный, дядя, – усмехнулся бородатый бугай. – Наверное, хозяйка права, и ты чего-то стоишь. И не выкай ты мне – будь проще, дядя.

Горецкий взглянул на Лилит:

– Вы подстроили нашу встречу, а-я-яй…

– Вы правы, Горислав Игоревич, – улыбнулась Лилит, – наша встреча была мною подстроена. И мой слуга Тифон только подыграл мне.

– Но как вы решили, что я куплюсь? Свободу воли вы предугадать никак не можете. Даже Господь не может.

– Я всегда на десять шагов впереди тебя, милый.

– Очень самонадеянно.

– Как есть. Просто тебе повезло, что я на твоей стороне.

– А вы на моей стороне, царица Лилит?

– Стала бы я терять время на пустое место, сам подумай.

– Подумал: не стали бы.

– То-то и оно.

– Кстати, несло от него как из бочки. – Горецкий кивнул на Тифона. – Жуть! И морда была краснее раз в десять.

– Так я и выпил бочку перед тем как, – подхватил слуга. – Чтобы морда краснее была и чтобы реалистичнее вышло. Чтобы ты, дядя, подскочил и побежал сразу вон. Помню, не только ты подскочил в этом вагоне…

– Хватит лирики. Возьми девушку, – кивнула Лилит на Юленьку, находившуюся без сознания. – Забросим ее по дороге в больницу, какая попадется. А потом – знаешь куда.

– В библиотечку?

– Да, – ответила она и похлопала здоровенного слугу по груди. – Сегодня как раз благоприятствуют звезды. Бери ее и жди нас в машине. И будь с ней аккуратен – она дорога нашему другу.

– Разумеется, госпожа, – поклонился тот. – Когда я не был аккуратен с дамами? С ними я истинный комильфо.

Горислав усмехнулся его шуточкам. Тот еще был клоун. И как пить дать – злой и страшный душегуб. Горецкий сам надел на Юленьку шубу и шапку, Тифон осторожно поднял девушку под мышки и перебросил через плечо.

– Она не очнется? – спросил он у хозяйки. – Еще вопить начнет.

– Она проснется в больнице, – ответила та.

– Лады. – И так, с грузом, он покинул дом.

Через десять минут из дома на веранду вышли Горислав и Лилит. Он держал в руке набитую спортивную сумку. Бросив ее в плетеное кресло, он запер дверь, старательно подергал ручку. Вздохнул.

– Что такое? – спросила его спутница. – Чего-то жаль?

– Да нет, но… Тут не только пахло мертвечиной, – с циничной усмешкой сообщил он, – но были и хорошие деньки.

Лилит, подтянув замок молнии куртки к шее, усмехнулась:

– У вас впереди много хороших деньков, молодой человек. Думайте о будущем.

– Думаю. Надеюсь. Верю, – ответил он.

Горислав спрятал ключи за косяк – это было их с женой старое условленное место. Подхватил сумку, и они с Лилит спустились по ступеням крыльца. Он посмотрел на утоптанный снег, где двумя часами назад, теперь казалось – с тех пор прошла вечность, он убил арбалетной стрелой наглого спортсмена Бровкина. Которого ему было совсем не жаль. На снегу были еще видны разводы, что тот оставил, брыкаясь в агонии. Ну и черт с ним – одним подонком меньше.

– Скоро пойдет снег и заметет все следы, – словно читая его мысли, пообещала Лилит. – Да и хватятся его нескоро.

– Верю тебе, – ответил он. – А как же Юленька?

– Она ничего не вспомнит, – очень уверенно сказала Лилит.

Горецкий поднял голову к зимнему небу – там светили далекие звезды и сияла вечной свидетельницей всех человеческих подвигов и добродетелей, пороков и страстей, глупостей и преступлений яркая подмосковная луна. Изо рта вырывался белый пар. Давно уже не дышалось ему так свободно и легко. Горецкий подмигнул далекому спутнику земли. Что означало: до встречи! Наконец, ему пообещали показать темную сторону Луны. А вдруг и правда покажут? Ему еще не дали крылья, так, приладили к спине пару новых косточек, а уже казалось, что он летит над землей.

А может, просто коньяк сыграл наконец-то свою привычную шутку? Он этого не знал. И знать не хотел.

– А что за «библиотечка», кстати, куда мы едем? Это код?

– Скоро узнаешь.

– И чему благоприятствуют звезды?

– Скоро поймешь.

– Ладно.

Горецкий понимал главное: ветер времени и пространства уже подхватил его и нес по своему желанию, теперь оставалось только расслабиться.

На столе под допитой бутылкой коньяка он оставил записку для жены:

«Не ищи меня, не подавай заявления в полицию, мне стало очень скучно с вами, и я улетел в другие миры. Детям скажи, что их отец, старый несносный чудак, наконец-то воплотил свою давнюю мечту – поселился в параллельной вселенной. Так делают те, кто искал ответы здесь и не нашел их. А внукам пусть скажут, что их деда приняли наконец-то в Санта-Клаусы. И если они будут хорошо себя вести, то он станет навещать их в Новый год. Только пусть не дергают меня за бороду. Все имущество оставляю вам, мне оно более без надобности. Книги мои можете сжечь. Одним словом, пока. Ваш Горецкий».

От крыльца они свернули налево, прошли по заснеженной тропинке к воротам. Вышли на улицу. У дома стоял черный как ночь «Мерседес» с непроницаемо темными стеклами.

– Хорошая карета, – заметил он.

– Это – ракета, милый Горислав.

– Кажется, мы окончательно перешли на ты? Или мне показалось?

– Не показалось. Ну что, в путь? – спросила Лилит.

– Да, – легко кивнул он. – Полетели.