Текст книги ""Фантастика 2025-178". Компиляция. Книги 1-19 (СИ)"

Автор книги: Артур Гедеон

Скоро они были во Внуково, еще через час в университете, еще через полчаса к ним подошла симпатичная моложавая дама.

– Любовь Николаевна Соловьева, – представилась она, с неподдельным любопытством оглядывая спортивного Крымова, похожего на ковбоя с добрым нравом. – Мне сказали, что вы хотите со мной увидеться.

– Да, именно так, очаровательная Любовь Николаевна. Разрешите и нам представиться: Аркадий Аркадьевич Лукоморьев, – поклонился бодрый старик. – Иван Иванович Небеда, с ударением на «а».

– Каюсь, никогда мне не нравилась моя фамилия, – честно признался ковбой даме.

Мужчины представились частными сыщиками, работающими на Министерство образования при раскрытии особо опасных и загадочных преступлений. Одним словом, когда к другим следственным органам стопроцентного доверия нет или никто не хочет выносить сор из избы.

– Даже не предполагала, что у Министерства образования есть свои сыщики.

– Свои сыщики есть у каждой крупной корпорации, Любовь Николаевна, – заверил ее приятный ковбой, и этого было достаточно. – А Министерство образования – это очень большая корпорация. Она отвечает за умы будущих поколений.

– Метко, – улыбнулась Соловьева.

Долгополов тотчас подхватил эстафету:

– Сами понимаете, нас интересуют причины таинственной смерти профессора Чумакова.

– Конечно, я уже догадалась, – кивнула Соловьева. И требовательно посмотрела на обоих: – Только без диктофонов, господа.

– Даем слово, – отчеканил ковбой.

Обещание этого привлекательного и сильного мужчины ее успокоило.

– Хорошо, сядем вон там, – кивнула она на три пустующих кресла у фикуса.

– Сядем, – бодро согласился старик в пуховике. – Вы работали на одной кафедре, кому как не вам все знать, – когда они сели в кресла, продолжал он. – До нас в министерстве уже доходили слухи о вражде между профессорами Чумаковым и Горецким…

– О да, это была вендетта! – с горечью кивнула дама.

Сыщики, стар и млад, заинтригованно переглянулись.

– Именно о ней, этой вендетте, нам и хотелось бы узнать побольше, – сказал ковбой. – Как и когда все началось.

– При царе Горохе, если честно. Я даже не знаю. Когда я пришла на кафедру – это уже продолжалось. Но придется говорить нелицеприятные вещи. – Она стушевалась. – А как известно, о покойных либо хорошо, либо ничего.

– Это заблуждение, Любовь Николаевна, насчет «ничего», – возразил старый сыщик, и говорил он тоном весьма убедительным. – Людишек хлебом не корми, дай умалить мудрость предыдущих веков и людей куда более прозорливых, чем они сами. Все повторяют как болваны: «Ищите женщину!..», а вторая часть этой реплики звучит: «…в преступлении!». Вот где интрига! – И тотчас он блистательно проявил еще большую эрудицию. – И в нашем вопросе все иначе. Извольте: «De mortuis aut bene, aut nihil nisi verum», что означает «О покойных либо хорошо, либо ничего, кроме правды». «Кроме правды»! – с нажимом проговорил он. – Как написал Диоген Лаэртский – блистательный был человек, кстати, и легкий в общении, – крылатая фраза принадлежит Хилону из Спарты, который также сказал: «Когда говоришь, не размахивай руками – это признак безумства». Так что давайте, смело режьте правду-матку, – ободряюще кивнул он. – Министерство образования вас всесторонне поддерживает.

– А откуда вы знаете, что Диоген Лаэртский был легким в общении? – спросила с улыбкой педагог Соловьева.

– Гм-гм, – откашлялся в кулак Крымов, что означало: и впрямь, откуда?

– Из воспоминаний его современников, – твердо ответил сыщик Министерства образования Лукоморьев.

– Буду знать. А вы очень эрудированы, Аркадий Аркадьевич. Ладно, да простит меня бог, давайте «резать правду-матку». Короче, так… Чумаков вырвался из партийной среды, Горецкий всего добился умом и талантом; Чумаков забирался вверх через подхалимаж, клевету, подсиживание, краснобайство, одним словом, действуя по партийной методике, Горецкий, опять же – через ум и талант; Чумакова студенты ненавидели и презирали, хоть и боялись, что он сделает подлость, а Горецкого… скорее любили, даже несмотря на его вечный скепсис, усмешку и часто высокомерную позицию. Просто он знал и понимал многое.

– Очень интересно, – кивнул бодрый старичок. – Дальше.

– О Чумакове говорить больше не хочется, о Горецком – другое дело. А еще, именно потому, что он многое понимал, многое и скрывал.

– Хороша интрига. Скрывал что именно?

– Горецкий преподавал философию, а это – любовь к мудрости, еще религиоведение, ну, сами понимаете, это история возникновения и распространения религий, формальный предмет, а еще – богословие, а этот предмет напрямую касается веры в Бога и отправления культа в русле определенной конфессии.

– Очень хорошо понимаю, – вновь старательно кивнул эрудированный Лукоморьев. – Философия и богословие плохо сочетаются. Противоречат друг другу.

– Еще как противоречат! Вот я преподаю философию и не взялась бы преподавать богословие, потому что лгала бы самой себе.

– Вы не верите в Бога?

– Не очень. Но я зато честная.

– Похвально.

– Патриархат хотел предложить создать в университете кафедру богословия, так у нас чуть революция не началась. Хотите изучать религию? Пожалуйста. Но только как старое и не всегда доброе заблуждение человечества. Правда, сильно повлиявшее на развитие искусств. Но без нас. Только факультатив. По интересам.

– Да-да-да, – кивал Лукоморьев. – Мы, как работники Министерства образования, хорошо осведомлены в этом вопросе, не так ли, Иван Иванович?

– Именно так, – поймав взгляд Соловьевой, кивнул ковбой.

– Продолжайте, Любовь Николаевна, – почти что потребовал старичок. – Вас так интересно слушать.

– Увы, мы, педагоги, привыкли лгать в той или иной мере.

– Как все люди, – успокоил ее мудрый Лукоморьев.

– Ну так вот, большинство думало, что Горецкий просто льет воду на свою мельницу – и в этом хорош, и в этом, и в десятом. Хотите философию? Вот она вам. Хотите богословие? Да пожалуйста.

– Но было что-то еще? Правда?

– Да, темная зона. Об этом знали очень немногие.

– Очень интересно, очень! – чуть не подпрыгнул Лукоморьев. – Обожаю темные зоны! Там водятся драконы!

– Да, водятся, – подтвердила Соловьева.

– Итак?

– Говорили, что у него, Горецкого, дома огромная библиотека эзотерической литературы. Он ее прячет за обычной библиотекой в отдельной комнате. Что только для всего мира он такой вот – философ и богослов, а на самом деле…

– Ищет философский камень? Эликсир вечной жизни? – лукаво прищурил один глаз старичок Лукоморьев. – След Священного Грааля? Читает Каббалу? Зажигает свечи у пятиконечной звезды? Ну, что-то вроде того? Так, Любовь Николаевна?

– Почти что так. Уверена, в этой библиотеке он отводит душу. Только там ему хорошо. А еще Горецкий годы напролет посещает один закрытый московский клуб для избранных магов.

– И об этом мы слышали – клуб называется «Звезда Востока».

– А вот этого я не знала, – пожала плечами Соловьева. – У вас там неплохо с информацией, в министерстве.

– Да уж, следим! А теперь расскажите о споре между Горецким и Чумаковым.

– Тут на первый взгляд все просто. Чумаков решил исключить из университета одного способного студента – Женю Бородачева. Тот много нашкодил и лишнего наговорил, распустил язык – оскорбил Чумакова. Тот ему не простил. И вот Горецкий приехал на педсовет и так уделал Чумакова, вывернув всю его партийную подноготную, что того чуть удар не хватил. А потом при всех пожелал ему сброситься с крыши. И в эту же ночь случилось страшное…

– Я весь внимание, – перехватил ее взгляд сыщик-ковбой.

– И я тоже, – кивнул бодрый старик.

– Чумакова как будто загипнотизировали. Он проснулся среди ночи, почти все это было на глазах жены, вышел в одном ночном халате на балкон и бросился вниз. И в лепешку! – горячо прошептала она. – А он очень дорожил жизнью. Тот еще был материалист! Но это еще не все, господа. Жена Чумакова, та еще ведьма, пока тот, как лунатик, раскачивался у постели, подошла к зеркалу, а потом отскочила от него, упала, ударилась головой о край стола и попала в больницу с тяжелым сотрясением. Ее откачали. Но она рассказала, что увидела, как на нее из зеркала смотрело не ее отражение, а другой человек, он как будто стоял и наблюдал за их спальней из зазеркалья. Конечно, врачи посчитали, что она сильно ушиблась, но такой рассказ просто так не забудешь.

– Ясно, – перехватив взгляд ковбоя, кивнул старик. – Поворот.

– Именно я на следующий день сообщила Горецкому о том, что случилось. У нас в учительской. Если бы вы только видели, как его перекосило! На него как будто ушат ледяной воды вылили. Там не было ни радости, ни скорби, ничего, кроме неподдельного ужаса. Он готов был сквозь землю провалиться. А когда пришел в себя, опять стал отшучиваться, изворачиваться змеем… Да! – спохватилась она. – Его лицо!

– Что его лицо? – вопросил Лукоморьев.

– Он же помолодел.

– Как это?

– Вот и я пыталась добиться у него в учительской ответа, как это он так помолодел за считаные дни лет на десять? И знаете, что он мне ответил?

Любопытный сыщик Лукоморьев даже скуксился:

– Ну же, Любовь Николаевна, не мучайте старика.

– Как всегда, шуткой. Сказал, что купается в крови девственниц, по рецепту Батори.

Старик немного подумал и мрачно усмехнулся:

– Хорошая шутка! У него отличное чувство юмора, у вашего Горецкого. Острое! Что скажете, коллега?

– Даже чересчур хорошее и острое, – подтвердил ковбой. – Как опасная бритва.

– Да-с, – кивнул самому себе старичок и так, между прочим, добавил: – Таких там любят…

– Где? – спросила Соловьева.

– Что – где? – встрепенулся Лукоморьев. – Что я сказал?

– Вы сказали: «Таких там любят», с ударением на «там».

– М-м… Вам честно ответить или соврать?

– Я с вами была честной, извольте и вы мне ответить тем же.

– В аду, Любовь Николаевна, в аду очень любят остряков.

– Смешно, – кивнула она. – Ну так что, господа, какие у вас еще будут вопросы?

– Вы его еще видели? – спросил ковбой. – После того диалога в учительской?

– Нет, я вам разве не сказала? Он же пропал. Исчез. Наш Горецкий просто взял и исчез. Телефон отключен. Жена на курорте. А его самого нет. К нему даже домой ездили – дом закрыт. Все заснежено – следов нет. Был человек – нет человека. Зато в одной больнице на окраине Москвы нашли его ученицу Юленьку Головлеву. По студенческому. Нашли в полусознательном состоянии.

– И что же?

– Она была любимицей Горислава Игоревича, и кое-кто намекнул мне, что они встречались. Их вместе часто видели в нашем парке, в метро, а однажды даже в электричке – они ехали в ту сторону, за МКАД, где живет в своем особнячке Горецкий.

– И в какой же она больнице?

– Понятия не имею.

– А узнать можете? – спросил ковбой.

– Конечно, – улыбнулась очаровательная докторантка.

Они обменялись контактами и очень тепло попрощались. Когда шли к метро, Долгополов заметил:

– Вас хорошо привлекать к диалогу, Крымов, когда в нем участвует женщина. Она обо всем забывает и желает вам понравиться. И кудахчет, кудахчет…

– А мне она и впрямь понравилась. Умная и симпатичная.

– Да нет, я не спорю, миленькая дамочка. Фигуристая. Да еще философ! Какой ужас.

– Почему ужас?

– Потому что женщины философами быть не могут, вот почему. Поэтессами, художницами, учеными, наконец, – только не философами.

– Так почему?

– Когда повзрослеете – расскажу.

– Я серьезно.

– И я серьезно.

– Вы – старый женоненавистник.

– Нет, просто факт есть факт. Ладно, через час будем на месте. Как раз перед началом вечернего посещения. Только бы на родителей ее не нарваться. Но, я думаю, они придут к началу положенного времени, а мы на правах профессора психиатрии и капитана уголовного розыска опередим их. Итак, Андрей Петрович, откладываем документы с грифом «МО» – «Министерство образования» – и готовим документы под грифом «МЗ» – «Министерство здравоохранения» и грифом «менты», иначе МВД.

Уже минут через сорок пять они стояли перед дверями простенькой больницы в одном из микрорайонов на юго-западе Москвы.

– Что ж, не будем церемониться – наши задачи святы, – убежденно сказал Долгополов и неуклюже попрыгал на коротеньких стариковских ножках вверх по ступеням.

– Цель оправдывает средства, Антон Антонович? – Крымов все еще стоял внизу. – Будем нервировать и без того травмированную девушку?

– Будем нервировать и травмировать. Сейчас она – кладезь бесценной информации. – Он поднял указательный палец-крючок вверх. – И вот еще одна оборванная, кастрированная реплика. «Цель оправдывает средства»! Нет, батенька, не так. Звучит она вот как: «Если цель – спасение души, то цель оправдывает средства». Автор гениальной строки – основатель ордена иезуитов, бывший офицер на службе короне Испании, рыцарственный Игнатий де Лойола. С него Сервантес написал Дон Кихота, кстати.

– Ну все, хватит умничать, идемте уже, – поднимаясь, раздраженно бросил Крымов. – Сейчас и так врать с три короба придется, а вы все на разогреве.

– Идемте, идемте, я что, против? Я, кстати, первый поднялся. Будем спасать душу этой бедняжки.

Корочки Министерства здравоохранения и МВД сделали свое дело. Им выдали халаты и препроводили в отдельную палату, где лежала Юлия Головлева. Когда родители отыскали ее, то сразу заплатили за самую лучшую палату, куда и перевели девушку. У той почти пропала память, и она то и дело беспричинно плакала. Но никаких травм на теле, кроме шишки на голове, не было. Мать хотела дежурить возле нее, но после первых суток ей самой стало плохо, и ее отправили домой. Заверили, что уход будет самый лучший.

И вот теперь у постели девушки стояли двое серьезных мужчин в белых халатах – хитрого вида старичок-боровичок и представительный моложавый спортсмен.

– Кто вы? – спросила Юленька.

– Твои ангелы-хранители, милая девочка, – певуче ответил старичок и сел на стул рядом с ее постелью. – Нам необходимо, чтобы ты ответила на пару вопросов.

– Если сможешь, конечно, – добавил его моложавый коллега.

– Хорошо, я отвечу, – согласилась девушка.

– Только вначале я должен кое-что сделать, – сказал хитрый старичок. – Очень важное для тебя.

– А что?

– Ты же почти ничего не помнишь, да?

– Да.

– А вспомнить хочешь?

– Конечно. Мне сказали, что у людей после травмы головы амнезия может быть долгой. А мне так нельзя. – Она вдруг заплакала. – Я едва вспомнила, что учусь на философа, а тут ничего не помню. Но я же должна вспомнить, как иначе?

– Даю тебе слово, ты вспомнишь все или почти все. И сразу. Но может быть неприятно.

– А что вы будете делать?

– Я возьму твою чудную головку в руки, в области висков, немного сдавлю, прочитаю заклинание, да, ты почувствуешь легкую боль, головокружение, потом у тебя перед глазами посыплются золотые искры и… память начнет возвращаться к тебе. И тогда ты ответишь на наши вопросы. Если ты согласна, скажи «да».

– А как мне вас называть?

– Профессор. Этого хватит.

– Ладно, только верните мне память, профессор, пожалуйста, – вновь заплакала она.

– Верну-верну, но ты не кричи, даже если искры будут очень колючими. А то сюда сбегутся все и тут начнется неразбериха. А нам она не нужна. Эти люди могут помешать процедуре. Ясно, девочка?

– Да, – кивнула та, – только бы получилось.

– Вот и хорошо, сейчас я пересяду к тебе на кровать, а товарищ капитан поднимет верхнюю часть постели, чтобы ты почти сидела. Да, товарищ капитан?

– Вы, надеюсь, знаете, что делаете? – спросил товарищ капитан. – Не стоит ли посоветоваться с лечащим врачом?

– Кто из нас врач – вы или я? – очень убедительно ответил вопросом на вопрос старый авторитет. – И профессор медицины?

– Думаю, вы.

Девушка слушала этот загадочный диалог и хлопала глазами. Но сконцентрироваться и оценить его по достоинству ей мешало плохое состояние.

– Так вы сделаете, товарищ капитан?

– Да, товарищ профессор, – откликнулся его спутник.

– Приступайте, – пересаживаясь на высокую кровать пациентки, сказал он. – Отлично, – кивнул профессор, когда дело было сделано и голова девушки оказалась на расстоянии его вытянутых рук. – Ну что, Юленька Головлева, вы готовы вернуться к реальности?

– Да, – смело кивнула та.

– Вот и умничка. Но платочек лучше всего прикусите. – Он сунул ей в рот чистый носовой платок, лежавший на тумбочке. – На всякий пожарный.

И девушка безропотно прикусила его. После этого старый профессор растер стариковские ладони, да так, что из них почти полетели искры, приложил их к вискам девушки, буквально взяв ее голову в тиски, и стал что-то громко и настойчиво бормотать. И тут случилось «первое нечто» – девушка и впрямь зажмурилась, как будто ее ударило током и било и било, она замычала, из глаз потекли слезы, но старенький профессор делал свое дело.

– Может хватит, а? – окликнул его товарищ капитан.

– Не мешайте мне!

– А если у нее мозги спекутся?

– Не спекутся!

– Да какой цели стоит такое средство, а?

И тут Долгополов взорвался:

– На шухере лучше постой, умник! У дверей! Брысь отсюда!

С Крымовым еще никто так не разговаривал – даже сам Долгополов, даже в самые безответственные моменты, даже не шутил так, но пришлось стерпеть. Как видно, дело того стоило и надо было смириться. Он подошел к дверям и припер их мощной спиной. И вдруг на больничной койке произошло «второе нечто». Девушка выплюнула платок прямо старому профессору в лицо, широко открыла глаза и вобрала в себя воздух так, будто ее продержали под водой минут пять. Долгополов немедленно отнял от ее висков руки и отполз подальше, чувствуя, что может последовать и непредсказуемая агрессия. Но она только дышала и дышала, хватала воздух ртом, как рыба, выброшенная на берег.

А потом случилось и «третье нечто» – Юленька Головлева уставилась на профессора и отчаянно захлопала глазами.

И тут ее прорвало:

– Он же помолодел! Он стал молодым! Понимаете, молодым?! Такого же не может быть, но это было! Было! Он и до этого молодел с каждым днем, а после того, как он застрелил из арбалета этого козла Бровкина, он превратился совсем в юношу! Он меня толкнул – я упала, ударилась головой и отключилась. Но когда он переносил меня на диван, я видела его и понимала, что это он. Он! Понимаете? Мой педагог!

– И ваш любовник, Юленька, – кивнул Антон Антонович.

– Откуда вы знаете? Да какая теперь разница, – махнула она рукой. – Это было чудо, чудо… Как на квартире той ведьмы, где он вызвал Мату Хари и она танцевала для нас. Вы понимаете, профессор? Сама Мата Хари танцевала для нас! Ее призрак! Но он вытащил ее из зеркала и заставил танцевать для нас! Голой!

Крымов уже стоял у постели девушки. Антон Антонович, напротив, сполз с ее высокой кровати. И встал рядом с товарищем.

– Я же думала, что с ума сойду! – Фонтан слов все еще продолжал бить. – Особенно когда он склонился надо мной – молодой совсем! И глаза у него горели, знаете как?

– Дьявольским огнем? – как бы между прочим спросил Долгополов.

– Да, откуда вы знаете?

– Знаю, и все. Вот что, Юленька, во-первых, вы успокойтесь. – Он даже руки вперед ладонями выставил, и это на девушку подействовало. – Вам просто необходимо успокоиться, а то мозги опять закипят и случится регресс. Новый ступор. И вас отправят в психушку. Вам этого не надо?

– Нет, – замотала та головой.

– Хорошо. Во-вторых, никому не рассказывайте о том, что сейчас вспомнили. Иначе говоря, что с вами приключилось с того самого дня, как вы стали встречаться с профессором Горецким. Иначе вас примут за сумасшедшую и… что?

– Отправят в психушку?

– Да, вы угадали. А может, и в тюрьму. Да-да. Отвечайте уклончиво: не помню. Я ударилась головой и так далее. Вам предстоит огромная работа, прежде чем от вас отстанут. Ведь еще есть убитый спортсмен Бровкин – ваш ревнивец, и его тело рано или поздно найдут в озере. Понятия не имею, через что вам предстоит пройти, но придется это вынести в любом случае.

– К черту Бровкина, к черту озеро, все и всех к черту! – очень не по-детски сказала Юленька. – Что случилось с профессором Горецким? С Гориславом? Почему он помолодел? Как так случилось?

Старик переглянулся со своим спутником.

– Вы заслуживаете честного ответа, – вздохнул старик. – Ваш профессор Горецкий вступил в сговор с темными силами и получил желаемое – молодость, вседозволенность, знания. И теперь он сам – темная сила. Но вас он не тронет – вы ему больше не нужны. У него теперь другие заботы.

– Хочу надеяться, – вздохнула девушка. – А еще у него дома целая библиотека тайных книг.

– Каких таких тайных? – поинтересовался Долгополов.

– Мистических. Он их прячет за обычной библиотекой. Он туда как в храм входит.

– Наш клиент, – кивнул Антон Антонович. – Он подсознательно ждал, когда его найдут и сделают ему предложение, от которого он не сможет отказаться.

– Пожалуй, – согласился Крымов. – Но теперь ему эти книги больше не нужны – он получил свое.

– Да, свое он получил, – согласился Долгополов.

– Я ведь так и подумала, что он продал душу дьяволу, – подхватила Юленька. – Только как я нарисовалась в этой истории? Почему именно я? Ну, мне с юности с мальчиками не везло. Все попадались какие-то дефективные.

Долгополов приблизился и аккуратно, как старый добрый дед, погладил ее по голове:

– С умными девочками всегда так – на них не угодишь. Вот и липнет всякая зараза. Как этот ваш профессор. Мы с коллегой что-нибудь придумаем – набросаем планчик, что вам говорить, а что нет. Врачам, полиции, педагогам, друзьям. Да, коллега?

– Несомненно, – пообещал его моложавый спутник. – Лично этим займусь, Юленька. Мы вас не оставим. – Вытащил из кармана блокнот с ручкой и протянул ей. – Почту свою напишите.

– Интересно, вспомнит или нет? – кивнул на нее Долгополов.

– Вспомнит, – ответила Юленька, написала и отдала блокнот с ручкой обратно.

Долгополов растер свои огненные ладони:

– Если даже почту вспомнила, я воистину молодец!

– Спасибо вам, – вздохнула она. – А кто же тогда вы?

– Добрые волшебники, – ответил Антон Антонович.

– Я так и подумала. – Она с улыбкой посмотрела на них. – А нельзя часть памяти стереть обратно? – Она даже скуксилась: – А, добрые волшебники? Последние дни я бы хотела вычеркнуть на фиг. Правда-правда.

Ответить мужчины не успели. Только услышали шаги. Дверь в палату широко открылась. На пороге стояли трое: лечащий врач, всполошенный и разгневанный мужчина, как видно, отец девушки, и охранник.

– Кто вы такие? – заходя, спросил предполагаемый отец.

– Капитан полиции Ермаков, – указал на спутника Долгополов. – Я профессор психиатрии Пастухов. Ваша девочка как новенькая. Получите и распишитесь.

Юленька все разыграла как по нотам.

– Папочка! – Она сорвалась с постели, метнулась и повисла у отца на шее. – Я все помню! Все вспомнила! Это пожилой дядечка – волшебник!

– Почти все, – подсказал ей Долгополов. – Вспомнила почти все.

– Да, почти все, – оговорила она. – Только после того, как ударилась головой, немного размыто, а так – помню все! Как звать бабушкиного кота помню – Мусля, и хомяка Ильи – Хомчик. А самое главное – я помню мою любимую философию! Святого Августина помню!

– Слава богу, – прослезился отец, на которого имя святого Августина подействовало лучше стакана валерьянки. – Но как вам удалось? – обратился он к бодрому старичку-кудеснику, которого он только что хотел предать суду Линча. – Она ведь совсем была никакая… Ласточка моя, – он прижал к себе дочь, – совсем же была в прострации…

– Нам сообщили о тяжелой ситуации – время терять было нельзя, – строго, по-военному, объяснил старый профессор. – Каждый час отсрочки мог бы навредить вашей дочери. Так что я поторопился, а товарищ капитан меня сопровождал. Вдруг мне стали бы чинить препятствия? Такие вот торопыги, как вы.

– Но кого мне благодарить?

– Министерство здравоохранения, разумеется. А сейчас мы вас покинем, у нас еще один срочный вызов. Юленька, пока!

– Целую вас! – Она послала им воздушный поцелуй – один на двоих.

– Успели минута в минуту, фантастика! – уже в коридоре бросил Долгополов. – Повезло!

– Так вы что, и впрямь экстрасенс? Вот так вернуть девушку в сознание?

– Ну уж точно не лыком шит, Андрей Петрович.

– Ладно, за это я вам даже «брысь» прощу.

– Какой нежный, – едко рассмеялся бодрый старик.

Через пару минут они выходили из больницы.

– Куда теперь? – спросил Крымов.

– К местному волшебнику, – ответил Антон Антонович. – И поторопимся – ловите такси!