Текст книги ""Фантастика 2025-178". Компиляция. Книги 1-19 (СИ)"

Автор книги: Артур Гедеон

Соавторы: Екатерина Насута,Евгений Бергер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 359 страниц)

Глава 19
О пользе голосов и важности своевременного приема пищи

Глава 19 О пользе голосов и важности своевременного приёма пищи

В давние времена царя били челом

О нелегкой судьбе царей

Квартирка Крапивина выделялась среди прочих серебристой дверью, цвет которой происходил от фольги, уложенной в два слоя. Над дверью висела пара видеокамер, а шесть замков намекали, что к вопросам безопасности хозяин отнёсся со всею серьёзностью.

– Зар-р-раза, – буркнул Наум Егорович, нервно озираясь. Его бесило всё.

Он ведь не разведчик.

Не внедренец.

Не та у него подготовка. И знания не те. И… да, всё верно. Искать кого-то, более подходящего, времени нет. Сестрица Крапивинская ещё утром отбыла. И наружка уже доложилась, что действительно в санаторий этот. А ещё, что за отбытием этим не они одни наблюдали.

В квартире воняло пылью и пригоревшим маслом. Была она, некогда просторная, ныне сплошь заставлена шкафами и иною мебелью, разномастною, пошарпанною, будто подобранною на ближайшей свалке. Наум Егорович дверь прикрыл и хмыкнул, обнаруживши изнутри помимо замков ещё и дополнительный.

И цепочка имелась.

И задвижка, такая, массивная, которой скорее в сарае место.

Крапивина приняли, когда он пошёл скандалить к соседке, которая по просьбе Фёдора Фёдоровича затеяла особенно активную уборку. Наум Егорович и уточнять не стал, с чего вдруг соседке посреди недели убираться. По взгляду её видно, что человек она не простой, очень даже в вопросах культуры разбирающийся, а что на пенсии давно, так иную культуру и пенсией не выдавишь.

Фёдор Фёдорович, однако, этакое нарочитое невнимание заметил и сказал:

– Просто повезло. Наш внештатный консультант.

А Наум Егорович кивнул.

Повезло – стало быть, повезло. Главное, что тут, на квартирке, которая, в отличие от этой, была чиста и светла, прям на зависть, пациента и успокоили. И ключики изъяли, и одежду. А Науму Егоровичу подправили обличье.

– Вы, главное, не нервничайте, – сказал ему Фёдор Фёдорович, пока над Наумом Егоровичем трудился молоденький парнишка с не по уставу лазоревыми волосами. – Даже если связь пропадёт.

Парнишка, несмотря на волосы и три серьги в левом ухе, работал быстро и умело. И вот уже собственная щетина потянулась, превращаясь в слегка засаленные космы Крапивина.

– … вести вас будут. Сигнал экстренной эвакуации подадите… впрочем, тут сами разберетесь, когда. Расчётное время прибытия группы – десять минут. Камера будет срабатывать на запись автоматически.

Камера в глазу вызывала зуд и желание достать. Не то, чтобы сильно мешала – полупрозрачная плёночка, с виду неотличимая от обычной линзы сама по себе не ощущалась – но вот само осознание того, что это камера, нервировало.

– Возможно лёгкое покраснение, но у Крапивина аллергия в медкарте значится. Так что внимание обратить не должны. Работает она от вашего собственного энергополя.

А запись идёт на микроблок, который под волосы вшили.

Чудо техники.

Аудио тоже писать будут, уже через капсулу, которую в ухо всадили и кожу срастили, и теперь даже сам Наум Егорович не был уверен, что эта капсула наличествовала.

– Вероятно, на первом этапе вас попытаются обработать медикоментозно, – Фёдор Фёдорович кивнул хозяйке, подавшей чашечку с чаем. – Однако бояться не стоит, даже если ощутите эйфорию или иные эффекты воздействия. Антидот новейший. Справится.

Антидот вкалывали прямо в кости. И об этой операции Наум Егорович честно хотел бы позабыть.

– С ментальным воздействием хуже. Будем надеяться, что блоки выдержат…

Тоже новейшие. И неощутимые в отличие от камеры, которая всё-таки чесалась. И перед глазами всё плыло. И тянуло взвыть, причём в голос, и потребовать немедля вернуть всё взад.

Он согласен служить.

Жизнью там рисковать и прочее. Но не так вот, чтоб в шкуре другого человека.

– А теперь самое сложное, – Фёдор Фёдорович отхлебнул чаёк. – Вы… Наум Егорович, безусловно выдающийся человек. Я читал ваше досье. Восхищён и… поверьте, без награды вы не останетесь. Однако здесь и сейчас от вас потребуется совершенно иное. И возможно, вам будет тяжелее, чем когда бы то ни было. Не физически. Я говорю о моральной стороне. Помните – ваша задача – собирать информацию. А значит, вы не должны вмешиваться. Даже если очень хочется. Даже если кажется, что так будет правильно, но… в крайнем случае – вызывайте спецгруппу.

Прям благословение.

На том всё и закончилось. Соседка ещё что-то там покричала, а после, выпустив Наума Егоровича на лестницу, громко хлопнула дверью:

– Сумасшедший! – рявкнула она так, что услышали все семь этажей. А может, и голуби.

– Сама дура! – Науму Егоровичу было неловко оскорблять женщину, но Крапивин себя не сдерживал. И потому оставалось лишь надеяться, что его поймут правильно.

Он бегом спустился в уже свою квартиру и так же спешно запер замки. И вот теперь озирался, пытаясь сообразить, а дальше чего.

Тихий шелест за спиной заставил обернуться.

Никого. А такое вот ощущение, что кто-то на кухне был. Квартирка-то у Крапивина просторная, четыре комнаты, одна из которых завалена железяками. Какие-то полуразобранные компы, ноутбуки и телефоны. Паяльник. Инструмент, к которому и прикасаться страшно, потому что выглядит он больно хрупким. Тут же – приборы явно сложные, а что делают – не понять.

– … слышим… – шепоток раздался откуда-то сзади. – Следим за тобой!

Что следят, в этом Наум Егорович не сомневался. Но на всякий случай присел и сгорбился. Оглянулся воровато.

Никого.

Он на всякий случай подёргал все замки. И засов задвинул.

И цепочку не забыл.

Вторая комната почти пуста. Разве что матрац лежит на полу. А вот стены обклеены широкими полосами фольги. И не пищевой. На полу сетка мелкая, как и на потолке. А вот над дверью висят будто подковы, но подключённые к очередному аппарату. Причём рабочему. Вон, огонёчки помигивают, переливаются.

– … спрячешься… – донеслось снова.

Огонёчки замигали поярче.

– … всё равно мы найдём тебя. Мы видим тебя, – шепоток нарастал и Наум Егорович крутанулся. Вот… вот ему сказали, что мол, надо вести себя естественно. А как? Вот какое поведение будет естественным для конченного психа?

Хотя, конечно, тут уже вопрос, можно ли считать Крапивина ненормальным. Если он в такой обстановочке жил, то ясно, что крыша подтекать стала. Вот Наум Егорович здесь полчаса находится, а уже бежать охота.

– … ты будешь нашим…

– Буду, буду, – проворчал Наум Егорович и, сгорбившись, побрел к углу комнаты. Окно в ней имелось, но тоже было завешено фольгированною шторой. А ещё, дополнительно, и доскою закрыто. Наличие фольги на доске уже и не удивило.

– … лучше сдайся… сам приди… – шепоток доносился откуда-то слева. И если отрешиться от того, что сам этот голос, тихий, шелестящий, какой-то потусторонний, вызывал ужас, то источник его можно было определить.

Микрофон? Скорее всего.

Кто поставил?

А тут вариантов немного. Сестрица дорогая. Сама ли додумалась, или подсказал кто, но в квартире бывала лишь она, в этом Фёдор Фёдорович был уверен. Крапивин даже сантехников при прорыве трубы не впустил, самолично ликвидировал, благо, руки у него росли из нужного места.

Анализ сделать стоит. Ну не может быть такого, чтоб подобное сходство на пустом месте возникло. Правда, если вдруг роднёю окажется, то тоже не понятно, что делать.

– … мы должны заглянуть в твой мозг… мы подчиним твою волю…

– Обойдётесь, – Наум Егорович окинул комнату взглядом.

Микрофоны… да, пожалуй, микрофоны поставить несложно. Они ж есть совсем махонькие, воткнёшь в тот же матрац или под него и готово. А вот камера если, то дело другое.

Сетка на потолке плотно прилегала к серебристым стенам.

Нет, камеру сюда сложнее воткнуть. А вот обнаружить её проще. Крапивин же точно сумел бы сопоставить одно с другим. Наум Егорович, конечно, больше по силовым операциям, но на месте злодеев рисковать не стал бы.

Тем паче сестрица должна была докладывать о происходящем.

Так что…

Он ещё раз огляделся.

– … ты чувствуешь нашу силу… ты чувствуешь нашу волю…

– Нет! – взвизгнул он тоненько, потому как мало ли, вдруг в обе стороны передача идёт. – Вы не заставите меня…

Душу резануло фальшью. Ну не актёр Наум Егорович. Совершенно не актёр. Оставалось надеяться, что на той стороне подвоха не ждут и в целом-то не обладают особыми познаниями в актёрском мастерстве.

– Я не позволю…

– Ты наш, ты наш…

Интересно, это запись стоит или кого-то посадили нашёптывать? С записью проще, но человек и подыграть может, момент поймать правильный.

– Сдайся, сдайся…

– А вот хрен вам! Хрен! – получилось, кажется, лучше.

И Наум Егорович бочком выскочил из спальни.

Ещё одна комната. Зал, похоже. Старый, будто в прошлое попал. Ковры на стенах. Ковёр на полу. Стенка, помнится, модная когда-то. Науму Егоровичу родители такую на свадьбу поднесли. И Евдокиюшка потом ещё вздыхала, что не получится забрать на Севера, куда его почти сразу после свадьбы начальство спровадило. Потом была Тверь, потом – юга с их степями, жарой и плантациями мака, очень полюбившегося местному населению. И совсем не потому, что оно выпечкою баловалось.

Чего только не было.

Пока служил, пока возвращался, то и мода сменилась. А стенка так и стоит у родителей. Правда, матушка всё обещает её отдать, наследством, мол… ладно, эта была такой же, только пыльною. И хрусталь внутри тоже не блестел. Вон, рог лежит.

И хрустальные стопочки по три штучки в стороны от рога. За ними бокалы низенькие и широкие, ну а дальше – для шампанского, узкие. Полный комплект.

И фарфоровая рыба-графин разявила рот, заткнутый золочёною пробкой.

Это ж прям даже не матушкино, это у бабули Наума Егоровича такое было.

– Ты не сможешь вечно сопротивляться… – шепоток здесь был громче, яснее. Ага… и определялся чётко. Вон, в букете пластиковых роз прячется. Букет засунули в хрустальную же вазу. – Ты наш… твой мозг принадлежит…

Прикусив язык, Наум Егорович вышел. А вот четвёртая комната заперта. Сестрицы? Похоже, что да. Следы её присутствия обнаружились на кухне.

Яркая скатерть.

Занавесочки, прихваченные широкими завязками. Современные жалюзи. Газовая панель. И пустой квадрат из-под духовки. А сама где?

Микроволновка с разбитой дверцей.

Наум Егорович пошевелил ею.

– Ты сходишь с ума, – сказал голос изнутри. – Признай это. Тебе мерещатся голоса, которых нет. Ты придумал…

– И что мне делать? – поинтересовался Наум, озираясь.

Холодильник древний. А на столе, прикрытый салфеткой, обед.

– Сдаться. Вызвать врачей.

– Не хочу!

– Врачи помогут. Они дадут лекарство и не будет никаких голосов.

Какая ответственная шизофрения. И главное, совет-то разумный.

– Нет!

– Тогда пообедай. Ты сегодня не завтракал.

– Откуда ты знаешь?

Странно говорить с голосом из микроволновки. А ещё с этого голоса станется Наума Егоровича раскусить. Вдруг он с Крапивиным знаком куда ближе, чем тот шепоток?

– Знаю. Я всё про тебя знаю, – голос опять перешел на шипение. – Скоро они придут. Поешь. Надо поесть…

Какой настойчивый.

А вот и обед. Выглядит ничего так. Борщец и плошечка со сметаной к нему, чёрный хлебушек, посыпанный тмином. Красота. И пюрешечка с котлеткой на второе.

Салат из свеклы с чесноком.

А ещё компот.

Кольнула совесть: готовили явно не для Наума Егоровича.

– Кушай, пока ты кушаешь, я их не пущу.

– Спасибо.

– Ты сегодня решил пообщаться?

Ага, то есть, прежде Крапивин общения избегал.

– Так… да… как-то вот… не знаю, – Наум Егорович зачерпнул ложку. Борщ хороший, почти как у Евдокиюшки. – А не надо?

– Наоборот. Надо. Ты перестал убегать от проблемы. Это начало пути к выздоровлению. Ты же хочешь выздороветь?

– Хочу.

– Тогда кушай.

Вот интересно, куда и чего подсыпали? Иначе откуда такая нечеловеческая забота о режиме питания. В котлеты? Нет, в мясо сложно. К тому же его жарят, а это не всегда полезно для лекарств. В пюре тоже. А вот борщ – вполне. И чесноку в него положили, что говорится, от души.

Никак пытались заглушить привкус.

– Кушаю я, кушаю, – Наум Егорович покосился на раковину.

Нет. Мало ли. Вдруг да квартиру осмотрят, найдут борщ… так что есть придётся. Ладно, одна надежда, что антидот всё-таки сработает.

– Ложечку за маму… ложечку за папу, – продолжал изгаляться голос.

– Помолчи.

– Тогда они придут…

А вот накрывать стало уже после того, как Наум котлету доел. Чего? Не пропадать же добру. И компотик сладенький, из сухих яблок да с изюмом, он такой очень даже любит.

Сначала прошла дрожь по пальцам.

И резко в пот шибануло.

Судорога дёрнула ногу.

– Плохо… – выдохнул он. – Что со мной? Что…

– Это они, – уверенно произнёс голос. – Они до тебя добрались. Ты должен бежать!

И главное, сказанное вполне себе соответствовало собственным Наума Егоровича желаниям. Бежать. Немедленно бежать. Прочь. Куда? Не важно, главное…

Он вскочил, и с грохотом упала табуретка.

– Дверь…

– Лучше в окно.

Третий этаж? Хотя… не так высоко, чтобы разбиться.

– Я боюсь!

– Нужно. Ты же хочешь спастись?

– Оно заперто! – собственный голос прозвучал на редкость плаксиво. – Заперто!

– У тебя есть табуретка. Разбей. Возьми и размахнись.

Инструкции – дело хорошее. Заодно и ясно, чего от Наума ждут. Он очень надеялся, что запись всего этого непотребства идёт. И что голос на ней будет слышен хорошо, потому как… нет, он не псих.

Совсем не псих.

Просто…

Когда такое вот, то поневоле начнёшь в себе сомневаться.

– Я не смогу, не смогу…

– Ты должен. Они уже идут за тобой! Они заберут тебя! Они вскроют твой череп и вытащат твои мозги!

И голос демонически расхохотался, чем ненадолго выбил в реальность. Так, паника искусственная, лекарствами подстёгнута, но надо соответствовать. И Наум Егорович, подхватив табурет и запустил им в окно с воплем:

– Нет!

Стекло разлетелось, табурет вывалился – Наум Егорович очень надеялся, что там, во дворе, было пусто.

– Ну же, спасайся! Чего ты ждёшь! Они уже здесь! Они вскрывают твою дверь! Беги же, беги…

Чтоб вас…

Вот никогда-то разведка Наума Егоровича не привлекала. То ли дело силовые операции. Приказ получен. Планы есть. Остаётся провести инструктаж и вперёд. И если кто из окон прыгает, то точно не сам Наум Егорович.

Ну и ему случалось, конечно, но тоже согласно плану и с пониманием происходящего процесса. А не это вот всё.

– Я бою-ю-юсь, – заныл он, забираясь на подоконник. Внизу покачивались мягкие ветви дерева. А к подъезду подруливала уже машина скорой помощи.

Оперативненько.

– Давай! Спасайся! – голос, кажется, начал терять терпение.

– Я… спасите! – Наум Егорович оттолкнулся от подоконника и сгруппировался в воздухе. Ветви хлестанули по лицу, по рукам, что-то больно ударило в рёбра, замедляя падение, а уже у самой земли оно и вовсе почти остановилось.

Артефакт?

Ну да, им же Крапивин живым нужен.

– Спасите! – возопил он снова, пытаясь подняться на четвереньки. – Помогите! Меня хотят похитить…

– Кто? – халат на докторе сиял белизной. Да и сам доктор словно с плаката о пользе и важности прививок сошёл. В общем, прям идеальный. И вот Наума Егоровича под локоток подхватил. – Кто вас хочет похитить…

– Господи… – выбежала соседка, всплёскивая руками. – Что творится… что здесь происходит?

– Вот, поступил вызов, что гражданин не в себе. А мы тут рядышком находимся.

Ага. Прям даже очень рядышком, если явились, как Сивка-бурка.

– Я… со мной всё в порядке, – Наум Егорович дёрнулся было, но доктор приобнял его второй рукой, и тут же Наум Егорович ощутил укол.

– Конечно. Вы ведь случайно упали?

– Д-да…

Что за дрянь вкололи, Наум Егорович не знал, но ощутил, как тело становится вялым. Ноги подкашиваются.

– Психоз, – это доносилось издалека. – Налицо попытка суицида…

– Да, да… – соседка кивала и что-то там ещё говорила, кажется, про то, что Крапивин в последнее время совсем с ума сошёл. Он и прежде-то был человеком сложным, необщительным, а теперь вот.

– … опасность для себя и окружающих… госпитализация…

Наума Егоровича подхватили и бережно уложили на носилки. А что пристегнули надёжно, так это, надо полагать, для собственной его безопасности.

– … всенепременно свяжемся…

Машину тряхнуло.

– Что встал? Заводи, поехали, пока тут не набежало… – голос доктора изменился. – Что? Спит, голубчик? Как он вообще, целый?

– Да что ему станется, – ответил кто-то. – Псих же. А они живучие.

– Всё равно. Проверь, чтоб без повреждений. Не хватало, чтоб он по дороге на тот свет отъехал из-за какого-нибудь разрыва селезёнки…

Заботливые, однако.

Глядишь, и зачтётся. Ну, потом, на суде.

Глава 20
Где открываются таланты и некоторые обстоятельства старых дел

Глава 20 Где открываются таланты и некоторые обстоятельства старых дел

Возвышалась гора мертвых орочьих тел, удобно разположившихся в луже крови.

О том, как правильно складывать тела врагов.

Игорёк устроился на веранде, также с ноутом, но теперь рядом появилась капельница, от которой тонкий пластиковый шланг протянулся к руке Игорька.

– Не обращайте внимания. Витаминки, – самого его шланг, кажется, ничуть не беспокоил. – Как съездили?

– Они оставили там Никиту! – Элеонора подвинула табуретку и принюхалась. – Это чем пахнет?

– Бабушка ужин готовит. А вы и вправду оставили? Я думал, что просто камера накрылась.

– Вправду, – дядя Женя прошёлся по веранде. – Там связи нет. Как выйдет, так маякнёт. И заберем.

– А… тогда ладно.

– Вы так спокойно об этом говорите! Он же маленький! – Элеонора вскинула руки. – А если что-то случится? А если его в лесу выкинут?

– Тогда сам придёт, – ответил Игорёк, ёрзая. Он лежал на длинной лавке, сунув под спину подушки. – Да успокойся. Он дома часто в лес убегал. Всё хотел доказать, что не хуже остальных. Лося завалить…

– Лося? – лицо Элеоноры вытянулось. Она явно пыталась сопоставить размеры Никитки и лося. – И… как?

– Никак. У лосей ноги длинные, так что они от Никитки уходили. Главное, что в лесу он не потеряется, не заблудится и с голоду не помрёт. А я тут кое-что нашёл.

– Что? – уточнил Данила и, подхватив пару стульев, что стояли у стены, передвинул их поближе. – Уль, садись.

– Взял имена из её списка, отметил соцсети пропавших и их родственников из числа близких, потом активировал перекрёстный поиск.

– Я тоже так делала, – Элеонора сложила руки на коленях.

– Знаю. Но я добавил несколько переменных. Сделал программу, которая сводит разные соцсети в общий массив данных, кроме того выделяет свежие знакомства и анализирует уже их страницы по содержимому с учетом сходства контента. Смотри.

На ноуте появилась картинка усатого котёнка.

– Это Котенька_33. Профиль создан за два дня до того, как эта Котенька добавилась в друзья Перепаловой, и за две недели до того, как Софью Перепалову забрали в «Синюю птицу». Среди друзей Котеньки есть некая Никушка_18, которая тоже появилась за пару дней до знакомства с Никитой. И за две недели до того, как Никита уехал на лечение. Кстати, если сравнить наполнение профиля, то около шестидесяти процентов картинок совпадают. Ещё…

– Погоди, – прервала его Элеонора. – Но какой смысл?

– Есть переписка. Удалённая. Но есть. Как и во всех иных случаях. Аккаунты, к слову, не удалялись. Поэтому они и не бросались в глаза.

– Удалившийся был бы подозрителен… но там почти во всех случаях сами соцсети были удалены. И Никитины, и Перепаловой этой, и Марго, – Элеонора произнесла это обиженно.

– Да. Были. Но я знаю, как их восстановить.

– Это же… не совсем законно.

– Ну… как бы… – Игорёк слегка смутился. – Мы же во имя добра, не?

– Во имя, – поспешила успокоить его Ульяна. – Мы всегда и исключительно во имя добра. И вообще… мы тут столько законов уже нарушили, что одним больше, одним меньше…

– Сколько?

– Сегодня или в целом? – уточнил Василий, тоже табуретку занимая. И портфель на колени поставил.

– А ты считаешь? – Данила занял место за спиной у Ульяны. Сидеть не хотелось, а так как-то вот… спокойнее даже.

– Стараюсь. И записываю.

– Так, – Игорёк позволил себе повысить голос. – Давайте вы с этим потом разберетесь. И если что, у дедушки хорошие адвокаты…

Вообще-то у отца тоже, и Данила собирался сказать, но почему-то промолчал.

– Фокус в том, что подобный аккаунт есть у каждого из списка. А вот он в свою очередь связан с кем-то из ближайшего окружения. Думаю, эта связь была нужна, чтобы аккаунт добавили в число друзей. Знаете, как рекомендуют? Совсем постороннего человека могут и заблочить. А так вроде бы уже и знакомый знакомого.

– А смысл в чём? – Даниле пока эта возня вокруг соцсетей не была понятна.

Кто-то кого-то куда-то добавил.

Через телефон.

И?

Этот кто-то, он в телефоне и останется.

– Вирус, да? – Элька, кажется, соображала больше него, что опять же заставило ощутить собственную неполноценность. – Он отправлял… ссылку там, сообщение. Или вот картинку. А с нею и вирус.

– Вероятно, программу, которая отслеживала перемещения, возможно, слушала объект, копировала его письма… эта информация позволяла в нужный момент оказаться рядом с человеком и…

Воображение Данилы нарисовало чёрный фургон, который останавливается перед задумчивой девицей. И пару мрачных боевиков, что девицу крутят в бараний рог и в фургон засовывают, чтобы в следующее мгновенье унестись в закат.

Над пустынной улицей осталось лишь эхо девичьего вопля о помощи.

Ну или не осталось.

Истаяло?

Да, определённо, пусть эхо истаивает.

– Моя программка проанализировала эти аккаунты, выявив ряд признаков, по которым можно вычислить аналогичный.

– И? – Элеонора прям вперёд подалась.

– И вычислила… вот, – Игорёк развернул ноут, чтобы видно было всем. – Знакомьтесь, это Светланчик_21.

Цветочки какие-то смутно знакомые.

Аватарка с котиком.

На странице… тоже котики. И цветочки. И вот ощущение, что Данила это всё тысячу раз видел. Или не это, но очень и очень похожее.

– Не узнаёшь? – поинтересовался Игорёк.

– Нет, – от обилия милоты подташнивало, а мудрость чужих фраз, обрамлённая снова же цветочками и котиками в цветочках, отказывалась проникать в мозг.

Котэнцефалический барьер, по ходу, образовался.

– А я должен? – Данила даже наклонился, надеясь увидеть чего-то этакое.

– Как бы… это твой друг.

– Мой? Ну… может…

– Добавилась пять дней тому. А вот эта…

Котики исчезли.

И появились.

Другие, но почему-то до отвращения похожие на предыдущих. Или у Данилы в глазах рябит? Нет…

– Картинки сгенерированы нейросетью, причём скорее всего в одном цикле. Очень высокий процент визуального сходства объекта. Вероятно, брали картинку и давали вариации, а их уже и распихивали.

– А это кто?

– Это? Это Ладушка-19, если с латиницы. В тот же день добавилась к твоему приятелю. И да, они друзья друг у друга, как и прочие мёртвые аккаунты… совсем пустой вызывает подозрение. А так – ты видишь, что человек чего-то там выкладывает, друзья у него есть и на первый взгляд аккаунт кажется вполне себе рабочим.

– То есть… она к Стасу, а эта… ко мне? – уточнил Данила.

– Именно.

– И оба они…

– Родные сёстры тех других призраков.

– Ага.

– Дань, – Ульяна ткнула в бок. – Ты чего?

– Думаю.

– Не мешай, Ульяна, – Элеонора пролистала страницу. – Надо же, и вправду как живая… ванильный такой аккаунт. Но вполне типичный.

– Не совсем. Если проанализировать глубже, то система находит внутренние противоречия между выставленными цитатами. Они говорят или о расстройстве личности, которая через день меняет точку зрения, или…

– О том, что личность отсутствует изначально, – завершил Василий. – Я читал про существование социальных сетей, но пока не пользовался. Человеческими.

– А какими пользовался? – Ляля легла на стол и прищурилась.

– Эльфийскими. Это часть обучения. Программа реабилитации и возвращения угнетённой личности в дружелюбную социальную среду.

– И как?

– С демонами проще, – вынужден был признаться Василий. – Там, если ты не нравишься, сразу убить попытаются. А тут… всё очень вежливо и красиво, но если долго сидеть, то возникает острое ощущение собственной неполноценности.

– А… – Элеонора посмотрела искоса. – А ты на самом деле демон?

– Да.

– Просто… я демонов иначе представляла.

– Это демон порядка и бухгалтерии! – Данила прям кожей ощутил её интерес. Стало почему-то обидно, хотя не понятно, почему. – Кстати, Вась, тебе тоже нужен профиль!

– Нет!

– Да. Вот у меня есть. Игорёк?

– Само собой. У меня даже канал свой есть. «Жизнь упыря» называется. Но вы опять отвлеклись, – это было сказано с упрёком. – Мне скоро в гроб возвращаться…

– Не спрашивай, – сказала Ульяна, поймав взгляд Эльки. – Я тебе потом его покажу. И гроб, и… остальное. Ляль, у бабушки есть успокоительное?

– Конечно, есть! Разные. Может даже совсем успокоить…

– Потом успокоитесь, – Игорёк впервые повысил голос. – Дань. Смотри. Ты с ней переписывался?

– Да не помню я. Мне каждый день кто-то пишет. Шлют большею частью всякую ерунду… хотя… знаешь, я, как вернулся, то мало кого добавлял. Ну, из-за того, что фигня как раз… и вот… а её почему-то добавил, хотя в упор не помню…

– Дай свой телефон, – Игорёк протянул руку.

– Это не совсем, чтоб мой… это Лёшки. Братца моего. Кузена, то есть. Мой когда ещё навернулся, а он свой предложил. И…

И появилась мысль, а ведь, если с Данькой что-то случится, то кто станет любимым сыном и наследником? Мама, конечно, будет не рада, но у них с отцом давно всё к разводу катится.

Ладони вспотели.

И сам Данила вспотел, резко и разом. А ведь сценарий куда более реальный. И наверное, даже неплохой. Действительно, неплохой. Трупов в этом деле нет, так что… так что отца им убивать не за чем. И маму.

Достаточно Данилу убрать.

Так, чтобы без подозрений и закономерно. А ведь сорвись он снова, всё как раз будет вполне закономерно. Логично даже.

– Я его внизу проверю, – телефон Игорёк убрал в задний карман. – Тебе ж пока не нужен?

– Да как-то… я отцу собирался позвонить.

– С моего позвонишь. Включу переадресацию, – Игорёк протянул собственный и пояснил. – У меня несколько. Ну… так. По привычке. Этот вообще, если хочешь, забирай.

Данила сперва взял трубку в руку, потом кивнул.

– Контакты переслать?

Было бы что там пересылать. Матушкин Данила помнит. Отца тоже. А остальные… нет там, среди остальных, никого, с кем бы хотелось поговорить.

– Может, разблокирую хоть? – предложил Данила. Но Игорёк отмахнулся:

– Да не надо. Сам разблокирую. Там защита – даже не вчерашний день… интересно другое. Ты сейчас своего кузена упомянул. Я его нашёл тоже. Вы, кстати, похожи. Так вот, эта девушка добавилась сперва к нему в друзья, и потом уже к тебе.

И поскольку высветился общий знакомый, который… ну ладно, пусть Данька Лёшку недолюбливал, но всё одно ведь свой человек… вот Данька и добавил.

Эту… Светочку?

Или кто там?

– А вот к нему она добавилась через… минутку, – Игорёк защёлкал клавишами. – Вот. Это ведь тоже твоя родственница? Я правильно понял?

– Не совсем.

– Просто фамилия у вас… Мелецкая Людмила.

– Это по мужу. Её муж – мой дядя. Младший брат отца.

На фото Людмила была строга и неприступна. Впрочем, в жизни не лучше. Нет, она пыталась быть милой, вернее даже была, особенно с нужными людьми, но Данила другое помнил.

Взгляд её холодный.

И ещё эту улыбку, которая едва-едва намечалась, будто Людмила знала что-то такое, особенное, о нём. Что-то смешное или даже вот позорное. И этой улыбкой намекала на своё знание. И на то, что готова им поделиться.

Быть может.

Язык сам к нёбу прилип.

– Дань, ты что? – Ульяна отвернулась от экрана. – Всё нормально?

– Ничего, – сердце ухало быстро-быстро. – Да ничего она… в том и дело, что ничего, но…

– Но мне не нравится, – Ульяна скрестила руки на груди. – Ты как-то чересчур нервно реагируешь. Что, такая страшная тётка?

– Да нет. Не особо… мама её недолюбливала, но как бы сказать, что за дело, так нет… в том и проблема, что она… идеальна. Умная. Милая. Тактичная. И в то же время рядом с ней… не знаю, я как-то…

Вот как объяснить то, что Данила и сам не понимал.

– Твои зрачки расширились, а пульс ускорился на пятнадцать процентов по отношению к обычному, – произнёс Василий спокойным тоном. – На висках выступил пот…

– Где? – Данила коснулся. – Просто жарко, вот и вспотел!

– Ты позволишь? – демон поднялся, отставив портфель. – Твоя реакция нетипична, и я хочу проверить кое-что, но мне необходимо твоё согласие и содействие, поскольку снятие слабых остаточных слепков с ментала требует максимально возможного эмоционального спокойствия.

– Ты менталист?

Не хватало. Мало того, что демон, так ещё и менталист.

– Слабый. Именно поэтому мне доступны некоторые манипуляции из числа тонких. Закрой глаза. Сделай вдох. И выдох. Клянусь, что не планирую проникать в твои мысли…

– Было бы там во что проникать, – неожиданно раздражённым тоном произнесла Элеонора.

– … или иным способом воздействовать на ментальную сферу.

– Хорошо.

– Тогда присядь, пожалуйста, – демон указал на освободившийся табурет. – Так работать будет удобнее. И глаза закрой.

А сам за спину зашёл. Пальцы у демона горячие, что угольки.

– Глубокий медленный вдох и медленный же выдох, и снова… вот так. Сердце успокаивается. Дыхание выравнивается. Ты расслаблен… – голос демона сделался мягким и певучим. И вправду отпустило, а главное, стало хорошо так.

Мирно.

И Данила даже подумал, что надо бы Ваську поблагодарить. Ну, чисто по-человечески, потому что хоть и демон, но нормальный же парень.

– Открывай…

Данила, подчинившись голосу, открыл глаза и подпрыгнул, увидев перед собой знакомое лицо. Людмила стояла в пол-оборота, глядя на него поверх очков. И улыбочка эта…

– Стой, – в затылок вдруг будто игла вонзилась. – Дыши. Это неприятно. Но мне кажется, что существующую ментальную закладку следует удалить.

– З-закладку?

Какую закладку?

– Я полагал, что имею дело с остаточной физиологической реакцией, но она оставила закладку. Она менталист?

– Не знаю. Н-не уверен… она точно не под регистрацией, а значит, если и менталист, то очень слабый.

– Для ребенка сильный и не нужен, – демон что-то сделал и боль стала почти невыносимой.

Данила стиснул зубы, чтобы не застонать, но из глаз слёзы сами брызнули.

– Ульяна, ты бы не могла ему помочь? – а горячие демонские руки убрались. И сам он отступил. – К сожалению, целительское искусство в демонических мирах развито слабо. До недавнего времени общество в принципе отрицало его необходимость.

– Дань, ты как? – руки на его голове сменились другими, и эти были тёплыми, а ещё сила, от них исходившая, уняла боль.

– Уже лучше, – он сумел разжать зубы.

– Почему? Я про целительство, – уточнила Элеонора.

– Потому что демоны полагают, что сильная особь сама способна исцелить свои раны, а слабая не достойна жизни. Но мировоззрение меняется…

– Что… это… за дрянь? – Данила сумел и глаза открыть. Демон стоял перед Элеонорой и, кажется, красовался.

Или не кажется?

Вот зачем он выпустил шарик тьмы, который катал в пальцах?