Текст книги ""Фантастика 2025-178". Компиляция. Книги 1-19 (СИ)"

Автор книги: Артур Гедеон

Соавторы: Екатерина Насута,Евгений Бергер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 56 (всего у книги 359 страниц)

– Но это, конечно, надо смотреть, кого ты женихом выберешь… у демонов свои обряды, Вась? И если так, надо как-то сочетать, вырабатывать новый культурный код и стилистику, которая…

Ляля ушла куда-то вперёд.

– Вась, я не хочу вырывать тебе сердце, – сказал Мелецкий и решительно взял Ульяну за руку. – Но и невесту свою не отдам…

– Вась, мама ещё сказала, что силы источника хватит, чтобы разорвать этот договор, – вырывать руку не хотелось. И вообще было приятно просто идти.

Рядом.

По дорожке.

– Да, – Василий ответил не сразу. – Пожалуй. Это мало изменение нитей судьбы, которое не отразится на главном полотне мироздания, а потому, полагаю, вариант возможен.

– Но? Что тогда будет… с матушкой? С отцом твоим?

– Этого я не знаю. Не могу предвидеть, – он потрогал рог. – При оптимальном развитии событий обе стороны вернутся к изначальному состоянию.

– То есть, матушка лишится силы, которую получила. Твой отец должен был получить меня, но не получил.

– Именно.

– А не при оптимальном?

– Нарушение магических договоров может повлечь за собой гибель обеих договаривавшихся сторон.

Чтоб.

Этого Ульяна не хотела. Пусть… нет, мать жалко не было. И любви к ней не появилось. Но ведь отсутствие любви – это ещё не повод убивать. И демон… демоны, получается, вовсе не такие и страшные, как ей казалось. А Василий к отцу привязан.

– Я бы не хотел, чтобы мой отец погиб, – уточнил он.

– Тогда надо с ним поговорить, – Мелецкий шёл рядом и слушал. – Он ведь старшая сторона? Дающая силу? Следовательно, в его власти договор разорвать. В одностороннем порядке.

– Да. Вот только вряд ли он согласится.

– Почему?

– Он ведь демон. А демоны не любят, когда их планы нарушают.

– Даже ты?

Василий вздохнул.

– Особенно я. Я… так и не создал империю. И не женился. И в принципе, неудачник, похоже…

– Ха! – Данька обнял второй рукой Василия. – Как и я! Я тоже империю не построил, и вообще ничего не построил. И не женился. И… и да, пора клуб открывать! Родительских разочарований. Мы должны держаться вместе! Вместе – мы сила!

Ляля остановилась и обернулась.

– Уль, а как думаешь, если вот так? К дому подлетает вертолёт. Слепит прожектором в балкон. С вертолёта сыплется спецназ. Ну, такой, в чёрной одежде и с ружьями…

– Спецназ не сыплется с ружьями! Ружья – это прошлый век!

– Не критикуй! Это только идея… в общем, они прорываются в квартиру и всех кладут на пол. А потом девушку поднимают, и один встаёт на колени и говорит так, мол, дорогая, если ты не согласишься стать моей женой, я всё равно тебя украду и увезу на край света. Романтично?

– Ляль, а почему твоя романтика с каким-то оттенком хоррора⁈ – уточнила Ульяна. – Мелецкий, ты этого не слышал!

– Так… красиво же! И душевно.

– Ага, ещё пусть свяжут, – посоветовал Мелецкий. – Чего? На будущее. Когда она допрёт, что это не спецназ, а творческое предложение руки и сердца. И захочет чем-нибудь тяжёлым приложить этого жениха…

– Свяжут… точно! Серебряные браслеты! Он скуёт её с собой…

– Уль, а давай вернёмся к варианту с лопатой? Жених просто оглушает невесту… ну или наоборот. Что? Я за равноправие. Главное, лопата – она… менее травматична и общественной опасности в отличие от иных её идей не представляет.

– И потом, когда она согласится, разъединит. И наручники станут брачными браслетами…

– А если она не согласится? – уточнил демон, подходя к жёлтому автобусу. – Теоретически.

– Васёк, поверь, когда тебя прикуют браслетами к спецназовцу с ружьём, то любая согласится. Исключительно в целях самосохранения. Но не факт, что во время брачной ночи не оторвёт голову. Ну или подушкой не придушит.

– Как правило, демоницы предпочитают яд, – уточнил Василий.

– Ай, нет в вас духа романтики, – Ляля обиделась.

– К счастью, нет, – Ульяна запрыгнула в фургон. – Поехали… и это, если документы у нас, то, может, не надо набег устраивать? На контору…

– Ты что? А дух романтики⁈ – возмутился Мелецкий. – Надо начинать с малого. Сначала набег на контору. Потом – на невесту… правда, Ляль?

Глава 27
О некоторых особенностях и сложностях работы

Тигр не ответил, вместо этого он продолжил атаковать, запуская свои мускулистые лапы в те места, где я был секундами раньше. Его слоеная пасть, раздвигающаяся как жвала у жука-убийцы, клацала и капала ядовитой слюной.

Что вы знаете о тиграх

Наум Егорович снова задремал, правда, подумалось, что от этакой жизни и отупеть недолго, причём без всяких там препаратов. Спишь да ешь.

Ешь да спишь.

Санаторий, чтоб вас. И плевать, что строгого режима. Впрочем, Женек тоже не стал отказываться от тихого послеобеденного сна. Вытянулся вон на кровати, одеяльцем укрылся и сопит себе. Ну и Наум Егорович воспоследовал.

Проснулся он от шороха.

Глаза открыл и увидел мышь.

– Доброго вечера, – поздоровался он превежливо.

– Пи, – сказал мышь, изобразив поклон.

– Я тоже рад новой встрече, – Наум Егорович потянулся и сел. Голова была слегка ватной, как оно бывает после долгого внеурочного сна. Тело ленивым и мягким. И сам он ощущал себя расслабленным, что, с одной стороны, было категорически неправильно, а с другой – давно хотелось в отпуск.

А тут вроде и отдых, и в то же время в рабочее время. Да ещё и премиальные выписывают, за сложные условия труда.

– Он тоже рад тебя видеть, – отозвался Женька, потягиваясь и зевая во всю ширину пасти.

– Пи-пи! – мышь ударил кулаком в нагрудник.

– Он принёс свежую память. В смысле, для записей. Менять придётся.

Наум Егорович кивнул и пощупал голову. Вот надо будет сказать, чтоб в следующий раз придумали способ попроще, чтоб без регулярного членовредительства.

– Погоди, сейчас помогу, – ведьмак снова зевнул.

Зараза…

Теперь и Наума Егоровича повело.

– Пи, – мышь, забравшись на кровать, терпеливо устроился в ногах, откуда и наблюдал за действиями. – Пи-пи…

– В общем, твоя контора…

– Не моя. Я там временно.

– Нет ничего более постоянного, чем временное, – философски заметил Женька и на что-то нажал, отчего за ухом онемело, да и само это ухо перестало слышать. С другой стороны боли нет.

Хотя…

Наум Егорович чувствовал, как пальцы ковыряются в микроустройстве.

– Блин, кто это придумал… как оно вытащить.

– Нажать надо, – подсказал Наум Егорович, – погоди, я сам.

Он надавил на выступ, высвобождая бусину. А уже ведьмак сунул вторую.

– Так вот, они на связь вышли, так что теперь работаем как бы вместе.

Наверное, это хорошо.

Отлично даже.

– Гай Юлий принёс какую-то хреновину, которая усилит сигнал.

– Пи!

– Ага. И даст возможность подключиться к их компам. Правда, радиус небольшой, а тут сигнал глушат, но это временно… везут какой-то пробойник. Или что-то вроде… короче, к утру поставят. Главное, чтобы потом местные безопасники не засекли подключение к сети, но это уже не от нас зависит.

– А нам чего делать?

– Нам? Нам велено не лезть на рожон.

– И мы не полезем? – с некоторой печалью спросил Наум Егорович. Спать больше не хотелось, ужин… ладно, ужин – мероприятие важное, требующее присутствия. Но потом-то?

Валяться?

Снова спать? Нет, было дело, что Наум Егорович мечтал выспаться. Но он уже мечту исполнил.

– Пи! – жёстко сказал мышь, убирая бусину куда-то под кирасу. – Пи!

– На нижних уровнях усилители не работают. Там попробуют подключить через местную сеть, а дальше всё-таки с новым пробойником, в теории должно получиться, но не факт. Там в принципе техника часто из строя выходит, поэтому туда придётся самим, но это позже. Ночью пойдём, – успокоил Женька.

– Пи?

– От поддержки не откажемся. Я так и не понял, что там прячут. Только аккуратно. Не надо, чтоб вас засекли.

– Пи! – сказал мышь и исчез.

– Обиделся, – Евгений почесал макушку и передразнил. – Его подчинённые – опытные диверсанты… надо же, какие нежные. И сказать-то нельзя.

– Слушай, а это нормально, что ты мышиный понимаешь?

– Нет. Но не обращай внимания. Я даже по нашим меркам странный. А язык довольно простой. Главное, чтоб слух имелся.

Слух у Наума Егоровича имелся. Даже такой, что матушка в своё время долго маялась, выбирая, чем же ему заниматься, скрипкой или народными танцами.

Наум Егорович, вспомнив попытку совладать с инструментом, вздрогнул.

– Болит? Могу ещё заговорить.

– Да не, нормально всё. Чутка чешется и только. Скрипку вспомнил.

– Что, тоже пришлось?

– Дважды. Отец не выдержал. Сказал, что он лучше сам на танцы меня водить станет, чем это вот слушать. А ты?

– Пришлось. Матушка полагала, что игра на скрипке не только способствует развитию слуха, но и дисциплинирует.

Судя по всему, скрипка не оправдала возложенные на неё надежды.

– На вот, вытри, а то чуть подкравливает за ухом, – Женька протянул платок и прислушался. – Чуешь? Сила поулеглась. Та, нижняя. И это, мой друг, нехорошо… очень нехорошо. Кстати, сделай одухотворённое лицо. К нам гости.

И спешно вытянулся на кровати, дёрнув на себя одеяльце.

Теперь и Наум Егорович услышал шаги. А немота в ухе с глухотой вместе отступили. Он хотел было лечь, но потом передумал и, сдёрнув одеяло с кровати, спешно в него завернулся. Он аккурат успел встать и простереть руку к двери, когда та открылась, пропуская не одного доктора, но целую комиссию со Львом Евгеньевичем во главе.

– Доброго дня! – радостно произнёс Лев Евгеньевич и бровями пошевелил, будто намекая на нечто этакое, то ли тайное, то ли глубоко неприличное.

А может, всё и сразу.

– Доброго ли, – Наум Егорович ответил ему взглядом прямым и честным. – Я хочу заявить протест!

– Да неужели? И против чего протестуете?

– Против притеснения мышиного народа, – он попридержал одеяло, которое норовило сползти, несколько сбивая градус торжественности. – Понимаете, я лежал и думал, и думал, и думал…

– Это вы зря, конечно, – пробормотал здоровенный санитар в стороночку. Но стоило глянуть на него, как смолк и смутился.

– Веками человеческая и мышиная цивилизации развивались бок о бок! Мы ведь давние соседи по планете! А соседи должны жить мирно! Так отчего же мы позволяем себе этот геноцид⁈

Взгляды, которыми обменялись санитары, явно намекали, что особо буйствовать не стоит.

– Вы только подумайте, Лев Евгеньевич! Год за годом, век за веком люди убивали мышей! Упорно. Изощренно. Постоянно изобретая всё новые и новые способы! Разве это справедливо?

– Конечно, нет! – поспешил заверить Лев Евгеньевич. – И меня радует, что нашёлся человек, который затронул эту проблему, который не остался равнодушен. Мы должны всё обсудить. И с вашим соседом тоже.

– А с ним зачем? Он в мышах не разбирается.

– Да, конечно. Но вам в вашей борьбе за справедливость понадобятся соратники.

Санитарам приходилось держать лицо. И ребята искренне старались. Наум Егорович им даже где-то сочувствовал. Он бы вот точно не смог изображать такую вежливую заинтересованность.

– И потому, уверен, мы должна начинать с малого… пройдёмте.

– Куда?

– Недалеко. К первому корпусу.

– Там же ничего не работает?

– Уже работает… протянули резервное питание, поэтому не стоит переживать. Да и внизу всё и без того спокойно было.

– А зачем нам вниз? – осведомился Наум Егорович, на всякий случай делая шажок к окну. Пусть и с решеткой, но какой-никакой выход на свободу.

– Как зачем? Там ведь оборудование. Лаборатория. Вы же хотели поработать в лаборатории. Вот и предоставится возможность. Мне крайне необходима ваша консультация.

– Тогда ладно, – что-то подсказывало, что даже если Наум Егорович откажется, его всё равно отведут. – Проконсультирую. Но вы-то сам, что думаете о мышах?

– Эй ты, вставай, – санитар сдёрнул одеяло с Женьки. Вот если бы Наум Егорович не знал, он бы поверил этому испуганному взгляду. Женька втянул голову в плечи и тоненько сказал:

– Выпустите меня! Немедленно! Я буду жаловаться!

– Будешь, будешь… – буркнул санитар, поднимая его за шкирку. – Мышиному императору.

– Пи… – донеслось откуда-то из угла крайне возмущённое. И Наум Егорович с удивлением отметил, что прекрасно понял: случившееся будет доложено тому самому императору.

И жалоба тоже.

И неуважительное к его особе отношение.

Зря они, конечно. Может, он и мышиный, но ведь император же. К императорам надо относится с почтением.

– Давайте, вперёд… – Женьку подтолкнули к Науму Егоровичу. – И поторапливайтесь, у нас работы много…

Лужайка у дома была тиха и зелена. Ну и в целом со вчерашнего дня мало что изменилось. Разве что бросился в глаза огромный грузовик, который, нарушив правила, подогнали к первому бараку. Двери кузова были распахнуты и в них то ли пытались всунуть какую-то хреновину, то ли наоборот, вытащить.

– Господи! – Лев Евгеньич, увидев это, подскочил. – Что они творят⁈ Что вы творите!

Тонкий голос его сорвался на крик, а сам учёный бросился бежать, причём подскакивая, как козлик. А из грузовика вывалились чёрные витки провода, этакими уродливыми змеями.

– Вы мне сейчас все настройки собьёте! – крикнул Лев Евгеньич и снова подпрыгнул, кулаками потрясая. – Вам же было сказано, не начинать без меня! Что вы…

– Ишь, попёр, – задумчиво произнёс санитар и скомандовал: – Стоять!

Это уже предназначалось Науму Егоровичу и Женьке. Сам же тип вытащил пачку сигарет, глянул на них и, вздохнув, предложил:

– Будете?

– Тебя Евгеньич сожрёт за нарушение режима, – сказал второй.

Наум Егорович сигаретку взял, да и Женька не стал отказываться.

– Да ладно. Тут как бы его самого не сожрали, – отозвался охранник. – Ишь, засуетились… с чего бы?

И огонька дал. Дым был кисловатым и оставлял странное послевкусие. Хотя, конечно, курил Наум Егорович редко, но сигареты объединяли. Вон и Женька старательно пыхает, выдыхает клубы дыма. А тот, вместо того, чтобы развеяться, окутывает стоящих мягким облаком. Но люди будто не замечали.

– Так известно. Передислоцируемся. Что-то там не так пошло, – сказал тот, что с сигаретами.

– Там не так. Тут не так… валить надо.

– Ты чего?

– Того. Эта хрень ночью… слышал, что говорят?

– Ай, тут постоянно чего-то да говорят.

– Не скажи, – санитар покачал бритой башкой. – Дерьмо это из-под земли выплеснулось? Выплеснулось. И все эти глушилки ему до одного места. А значит, пусть Евгеньич кому другому на уши лапшу вешает, что они работают. Ни хренища они не работают… двое пропали? Куда? А вот понятно, куда. Та тварь сожрала, которую они прячут. Раньше ей людишек водили…

– Да хрень это всё! Сказки!

– Ага. Сказки… я тоже сперва так думала. Ты ж недавно, так? А я тут второй год. И я скажу так, что из тех, с кем я начинал, двое остались. А остальные где?

– Уволились. Текучка…

– Ну-ну… текучка. Попробуй уволиться. Так тебя и отпустили. Это нам твердят… был у меня дружок. Михеич. Вместе начинали. Толковый парень. Здоровый. Одного дня просто не проснулся. А на сердце не жаловался никогда. А оно вдруг раз и всё. Тут вон каждые пару месяцев медосмотр. Думаешь, просто так? От большой о нас заботы? Как бы не так. Нет… и пациенты. С вечера всё нормалёк. Бегать, может, и не бегает, но живой, ходит, дышит, кушает. А в подвалы спустят, вернут. И на утро – всё… видел, какой второй корпус маленький? А почему? А потому как мало у кого получается выжить.

– Ты… чего разболтался?

– Да молчать надоело! Всё надоело! Хоть ты иди сам сдавайся…

– Скажешь тоже.

– А чего не сказать? У меня руки чистые. Меня вообще в охрану нанимали. Сказано было, обеспечение безопасности… знал бы, что такое дерьмо, в жизни бы не согласился! Только как разобрался, что и к чему, спрыгивать уже поздно было. А в полицию думал. Так понял, что полиция им и сдаст. Небось, такие дела без крыши сверху не делаются. Так что… два варианта, или работать молча, или самому туда, вниз… а у меня семья. Дети.

Он нервно затянулся и выпустил дымок.

– Теперь вообще не понять, чего будет…

– Вахряков носится.

– А то. Ещё бы ему не носится. Это он думает, что самый умный. Хитрожопый он, а не умный. Нет, против Хозяина Вахряков – так, никто и звать его никак. Вот увидишь, на него всех собак и повесят.

Логично, если так-то.

И хорошо, что система пишет.

– Ну… так-то, наверное, да… или чего? А это что за хреновина?

Наум Егорович покосился на Женька, который не столько курил, сколько жевал сигаретку с видом презадумчивым. Надо полагать, нынешняя внезапная говорливость охраны – его рук дело.

Или не рук.

Дыма? Почему его сигаретка дымит, и так вот, красиво, завитками, будто дым этот нарисованный.

– А это… это та хренотень, чтобы тварюгу вывезти. У меня знакомец есть, из лабораторых… чего? Говорю ж, два года тут. И они не меньше… так-то они особо наших не жалуют. И не приветствуется это, чтоб, значит, дружбу водили и всё такое. Думаешь, с чего бы им жильё отдельное. Наоборот… в общем, сказывал, что когда эту штуку строили, то вниз хреновину спустили. Вроде как гроб. Этот… сар… сур…

– Саркофаг?

– Он самый. Только из какого-то то ли кристалла, то ли ещё чего. Ну для этой, как её… изоляции. Во! Там и серебро. И платина… охереть такая штука…

– Стоит небось…

– Ага. Так вот, её специально делали. А потом ещё одну, но поменьше. Этот их фаг излучение должен блокировать. Ну и глушилки, значит. На всякий случай. Сперва вроде и получалось. Они его там открывали… правда, что да как – не сказал. Клятвы…

Санитар затянулся.

– Но знаю, что когда у них цикл начинался. Ну, вроде как долгий эксперимент, когда саркофаг открывали, тут народец весь убирали. А потом целителей привозили. Специально. И увозили. Этот, мой знакомый, не любил говорить. И не мог. Так, прорывало иногда, когда совсем уж накипит. Вот он как-то обмолвился, что там вроде бы не всегда шпарит, а как бы время от времени. Что затишье случается. И раньше большею частью как раз затишье, месяца по два или даже три. А потом хлоп и выброс. А потом снова тишина…

– Что вы встали! – истеричный голос Льва Евгеньевича перебил разговор. – Господи! Ни на секунду оставить никого нельзя! Вы что, курите? Вы же…

– Курю! – с вызовом произнёс Наум Егорович, пытаясь вспомнить, что там ему говорили про его альтер-эго. Курит он или нет? И если нет, то получается, нехорошо. – Мне раньше врач запрещал! А теперь разрешил!

– Кто?

– Мыши. Мыши разрешили…

Глаз у Льва Евгеньевича дёрнулся. Нервная у него работа, однако.

– Всё! – рявкнул он. – Покурили и хватит… идём! Давайте, давайте… так, ты… как тебя? – он ткнул пальцем в санитара. – Веди их вниз! И давай, в первый приёмник…

– Обоих?

– Обоих! А я тут, пока эти идиоты чего-нибудь не разбили… скажи там, чтоб без меня в закрытую зону и соваться не смели! И давайте, шевелитесь… работы тьма… господи, зачем этот переезд? Панику на пустом месте…

И повернувшись к рабочим, снова заголосил:

– Да не трогайте вы основу! Не надо! Погрузчики где⁈ Я же… Где Проскудин, я вас спрашиваю? Он должен следить, а…

Его всё-таки выпустили.

Говоря по правде, Витюгин уже решил, что всё. Но нет. Осмотрели. Целитель что-то там колдовал. Потом допрашивали сперва Вахряков, а за ним ещё какой-то тип, незнакомый, но с глазами, смотреть в которые было страшно. И страх заставлял съёживаться, бормотать что-то, наверное, совсем не то, что тип хотел слышать, потому что он морщился.

А в конце концов, вовсе рукой махнул, мол, свободен.

– Иди, – Вахряков встретил на выходе. – В общем, носители собирай и сдавай.

– Зачем? А систему поднимать?

– Уже не надо. В другом месте поднимешь.

И по плечу похлопал покровительственно. И от этого прикосновения стало не по себе. В другом месте? Это значит… это значит, они переезжают? Все? Или… или не все?

И что будет с теми, кто останется?

– Иди уже, – Вахряков стёр улыбку. – И давай, пошевеливайся, если не хочешь остаться тут.

Прозвучало угрозой.

В серверной стоял привычный гул. Пахло нехорошо – пылью и чем-то химически-яблочным. Из мониторов работала лишь треть. Камеры и вовсе откликались через одну.

– Выпустили? – рыжий напарник широко улыбнулся. – А я уже волноваться начал! Тут от Евгеньича приходили, вниз надо. А у меня допуска нет. Вахряков сказал, что если ты не очухаешься, то мне придётся. А ты очухался…

– Очухался. Что тут?

– Так… обыкновенно. Тихо. Как обычно, короче. Так ты пойдёшь?

– Пойду.

– А мне чего?

– А чего ты делал?

– Ну… как-то вот… сидел. Что тут ещё сделаешь. Хотел по камерам прогуляться, но за периметр не выпустили. Сказали, что хрен с ними. И тут тоже велели не лазить, хотя явно частью проблемы с кабелем. А как я могу проверить работоспособность, если буду тут сидеть?

– Никак, – согласился Витюгин, на которого снова навалилась тоска. И на какое-то мгновенье всё вокруг стало безразличным.

Какая разница, что станет с ним.

И с этими людьми.

Все ведь умрут. Как Настасья. Так стоит ли сопротивляться?

– Эй, – рыжий дёрнул его за рукав. – Ты чего?

– Ничего. Голова чутка болит. Ты это, и вправду тут сиди. А лучше подыщи себе другую работу.

– Чего?

– Ничего. Пока можешь… кинь всё и сваливай. Желательно так, чтоб не нашли. Хотя… если переезд, то им не до тебя будет.

На Витюгина поглядели недоверчиво. И кажется, рыжий решил, что он, Витюгин, совсем умом тронулся.

– Контора эта стрёмная, – Витюгин в жизни бы не сказал такого, если б не тоска. И не безразличие. Что они с ним могут сделать? Убьют? Пускай. Тогда, глядишь, он снова Настасью встретит. А если убьют, то он сам станет жертвой. С жертвы же какой спрос? – И дела тут такие… я уже замарался по самое. А ты пока поверху ходишь. Так что есть время свалить. Ясно?

Рыжий кивнул.

И в глазах мелькнуло что-то такое… догадка?

– Но не сейчас. Сейчас точно не выпустят. Как смена закончится.

– Сверхурочку всем объявили, – перебил рыжий. – Но мне сказали, что вроде как командировка маячит. Обещали заплатить.

– Скажи, что тебе домой надо. Маму предупредить. Кошку пристроить. Что угодно. И сваливай. Ясно?

Кивок.

И такой, нерешительный.

– А ты?

– А я… я как-нибудь так, – Витюгин подхватил ящик. – Разберусь.

В первом корпусе его, как обычно, встретили. И повели по лестнице. Лифты, выходит, всё ещё не работали? Но на сей раз на лестнице этой было людновато. Санитары тащили вниз пустые коробки, а наверх – полные. Документацию вывозят? Похоже на то. Здесь все, считай, бумагой дублируется.

– Ну наконец! – Лев Евгеньич был тоже раздражён, что для этого, в целом крайне дружелюбного человека, было нехарактерно. – Я уж думал, что вовсе не придёте. Смотрите, для начала попробуйте извлечь информацию…

Ноут стоял на столе.

– … если не выйдет, то печально, но не катастрофично. Там всё равно ничего особо нет. А вот затем необходимо будет помочь с синхронизацией системы…

– Конечно, Лев Евгеньевич, – послушно ответил Витюгин. – Тоже задело?

– Задело, задело… это категорически не вписывается в общую концепцию, и я уверен, что природа выброса… – он осёкся, вдруг вспомнив, кому это говорит, и махнул рукой: – Давай, не затягивай тут.

И ушёл.

В кабинете стало как-то особенно тихо.

Тишина эта действовала на нервы, и потому Витюгин сделал то, что делал всегда: ушёл в работу. Тем паче, оказалось, что железо вполне себе в порядке.

Он хмыкнул.

И ещё раз, когда снял крышку, убеждаясь, что прав. Технику Витюгин понимал куда яснее, чем людей. И сейчас, стоило коснуться разъема с питанием, как он уверился, что именно вот здесь источник всех бед. Провода отошли.

Мелочь.

Неприятная, но не более того. Стоило устранить проблему, и ноут включился. Ага, система тоже в порядке, только…

Наверное, кто другой и не заметил бы.

Возможно, сам Витюгин тоже не заметил бы, если бы всё случилось день или два тому. Или заметил и доложил бы, как этого требовал протокол. А вместо этого он подпёр подбородок и задумался.

Докладывать?

Эта махонькая, но такая злопакостная программа не сама собой завелась. И данные она куда-то да передавала. Куда? Глушилки работают… работали во всяком случае.

А сейчас?

Не важно.

Он перевернул ноут и снова снял крышку. А вот и он, лишний элемент в структуре. Такой крохотный, сверхтонкий. Он о подобных лишь слышал, что, мол, ведутся разработки…

Ведутся.

Или уже привелись? Витюгин потёр подбородок пальцами. Возникло вдруг ощущение, что за ним наблюдают. И он не выдержал. Бросил взгляд на камеру, которая висела над дверью. Но нет. Темная. Слепая. Значит, выключена.

И что делать?

Кто бы ни пытался слить информацию с этого ноута, вряд ли он был другом Льва Евгеньевича. Вот только полезного на ноуте было немного.

Нет, тут они не найдут.

– Ничего, – Витюгин осторожно подхватил детальку пальцами, надеясь, что на деле та куда крепче, чем выглядит. И да, отлепилась легко. Входов и выходов нет, стало быть, надо просто разместить где-нибудь.

Губы его растянулись в улыбке.

Он точно знал, где.

– Что тут? – Лев Евгеньевич заглянул именно в тот момент, когда Витюгин возвращал крышку.

– Да ерунда. Проводок отошёл, питание не работало. Вот и разрядился. Я починил.

– Молодец. Теперь…

– В серверную надо заглянуть. В вашу. Там ведь основной массив. И если предстоит перемещать, то стоит задублировать. Мало ли, что в дороге приключится может.

– Да… действительно…

– Доступ нужен, – Витюгин вымучил улыбку. – У меня ж нету. Вы сами. Или пошлите кого, чтоб…

Сердце ёкнуло. А если и вправду поставят кого? Внизу по протоколу все работы велись под присмотром. Но нынешняя ночь действительно всё изменила. И Лев Евгеньевич, поджав губы, произнёс:

– Дверь открою. Разберешься?

Витюгин кивнул.

– Что-то нужно?

– Да нет… я подключу ко второму кругу системы, а там уже потоки синхронизирую. И задублирую.

Вот вроде умный человек, а с компьютерами не ладит, потому и кивнул с важным видом, мол, всё понял и согласен. Правда, отворяя защищённую дверь серверной, бросил строго:

– Не засиживайся там долго.

– Я лишь передачу настрою. Ну и гляну, чтоб работали…

Работали. Здесь воздух был каким-то особенно затхлым. И машины гудели натужно, словно им тоже было тяжело дышать этим тягучим, спёртым воздухом.

– Потерпите, – сказал им Витюгин и, оглядевшись, – камера имелась и тут – присел у первого блока, внимательно ощупав его. Он надеялся, что со стороны, если кто и наблюдает, его действия будут иметь смысл. Потом перебрался ко второму. Задумался. И сняв крышку у третьей машины, осторожно прилепил пластырь.

Вот так.

Отсюда будет доступ и к потоку, и к накопленной информации. А потом, вечером, если Витюгин жив останется, он и то, что прежде накопил, сольёт.

Он лишь надеялся, что в этом будет хоть какой-то смысл.