Текст книги ""Фантастика 2025-178". Компиляция. Книги 1-19 (СИ)"

Автор книги: Артур Гедеон

И буркнул:

– Ш-шутник.

Земеля не заставил себя ждать. К выходу он шёл, а стоило переступить порог и тело снова поплыло. Руки распахнулись крыльями. Одно медное, другое железное. Зазвенели перья, разрезая ветер. И Земеля счастливо загоготал.

Лебеди тоже умеют смеяться.

– И что это было? – поинтересовался охранник, засовывая палец под воротничок. – Зачем ты его отпустил?

– Да… с ненормальными лучше не связываться, – Бехледов, чьё дежурство должно было закончится через четверть часа с тоской подумал, что замолчать неприятное происшествие не выйдет. Точно донесут.

И плевать.

Он давно собирался заявление подать. Да, платили в «Вектре» неплохо, и работа не сказать, чтобы сложная. Но вот как-то оно… неспокойно стало в последнее время.

– А с этим что? – охранник указал на бусины.

– Позови умников с третьего. Пусть собирают, изучают…

Бусины лежали на полу. С виду обычные. Этакие дешевые красные пластмасски с перламутровым отливом. Но не нашлось никого, кто бы рискнул к ним прикоснуться.

Глава 19
В которой открываются некие обстоятельства

Рыцарь вынул меч из палубы, парировал подлетевшего к нему матроса, ушёл в сторону и, оказавшись у него за спиной, ударил наотмашь.

Десять способов фехтовать подручными средствами.

– Ах, дорогая, рада тебя видеть, – эту встречу матушка назначила в парке, что само по себе было странно, потому что раньше Ульяна не замечала за ней любви к прогулкам.

И к паркам тоже.

– Доброго дня…

Уезжать из посёлка было волнительно. Пусть Лёшка и заявил, что в ближайшее время вряд ли кто сунется, всё равно волнительно.

Вдруг да сунутся?

Техника ведь осталась. И люди за ней придут. И в посёлок придут. И надо бы оставить кого, но… Данила вздохнул и сказал тогда:

– Уль, я бы остался, но, во-первых, извини, я твоей матушке не верю и одну тебя к ней не пущу, – и это прозвучало как-то очень уж по-домашнему. – А во-вторых, от меня без твоего присутствия толку всё одно нет. Могу ведь с силой и не справится. С Васькой – та же ерунда. Его вообще надо бы от людей убрать. Так что с нами… а если чего, то Никитка позвонит. Или вон, Игорёк… он наблюдение подключил. А у деда и дроны нашлись! И вышка в лесу своя! Я таких в жизни не видел…

И эта вот чужая радость, совершенно неуместная, почему-то была понятна и близка.

– Мы быстро, – пообещала тогда Ульяна.

Добираться пришлось окольными путями. Точнее Ляля, которую Никита вытащил из труда, проворчала, что она уже больше не хочет водить и вообще у неё чешуя чешется. И от зуда ли, от спешки, но ломанула сквозь пространство напрямую, уже не особо заботясь о приличиях. И оттого внутренности Ульяны сперва завязались узлом. А потом снова им же, рискуя вовсе не развязаться.

Уже на самой окраине парка они-таки развязались.

Тошнота вот осталась. И ощущение лёгкого такого похмелья. А матушка уже ждала. И бусу не удивилась, как и Ляле, и Даньке с Василием.

Окинула их взглядом насмешливым и сказала:

– И тебе доброго дня. Видела, вы знатно повеселились. Смешно вышло, – матушка была в белом платье, каком-то таком вот простом с виду, но вместе с тем донельзя элегантном. И фигуру оно подчёркивало. И нежный румянец. А брошь с розовыми камушками отлично сочеталась с живой розой на шляпке. На ком другом шляпка эта, по моде прошлого, если не позапрошлого, века выглядела бы забавной. Матушке же она просто шла.

– Я в пруд, – Ляля раздражённо почесала руку. – Закончите – зовите…

– Русалки, – матушка поглядела ей в след. А вот Даньку с Василием напрочь проигнорировала, сделав вид, будто их нет. – Совершенно невозможный характер.

– Твоих рук дело? Стройка эта.

– Не совсем. Хотя врать не буду. Поучаствовала… интересно было, справитесь или нет, – в руках матушка держала кружевной зонтик. А ещё папочку, которую протянула Ульяне. – Держи. Чтобы не было потом обид и недомолвок.

Документы?

Ульяна заглянула в папку и протянула её Василию, который принял, документы вытащил и, устроившись на ближайшей лавочке, принялся читать.

– Не доверяешь? – матушка сыграла обиду, но как-то без души, что ли.

– А есть причины доверять? – поинтересовалась Ульяна.

Смешок.

И снисходительное:

– Всё-таки ты не безнадёжна. Знаешь, это обидно, когда твоя единственная дочь – серое ничтожество, не способное хоть как-то отстоять собственные интересы.

– Если кому-то постоянно говорить, что он – серое ничтожество, то в конце концов, в это и поверишь. Дань… мы тут отойдём. Всё хорошо.

Как ни странно, Ульяна действительно чувствовала себя вполне нормально. Словно то, что говорилось, говорилось совсем даже не о ней. И в целом эта вот женщина не имела к Ульяне никакого отношения.

– Ну да, само собой. Теперь я виновата в твоей слабохарактерности.

– Хватит, – осекла Ульяна и удивилась, потому что получилось это очень даже легко. – Ты хотела встретиться? Я здесь. Но я не обещала, что встреча будет долгой. Поэтому давай перейдём сразу к делу. Если оно есть. Хотя, думаю, есть. И важное, если ты рассталась с…

Ульяна обернулась. Василий, застыв на тропинке, внимательно изучал бумаги. Правда, при этом он поднимал стопку и почёсывал лоб.

– Даже демон тебе достался дефективный, – прокомментировала матушка.

– Согласна. Повезло.

– Я бы не назвала это везением. Демоны сильны и людей неподготовленных эта сила пугает, но при всём том они довольно наивны. И подчинить их не так сложно. Будь ты поумнее, обернула бы всё в свою пользу. Впрочем, дело твоё.

Ульяна кивнула, соглашаясь, что её. Данила отошёл и встал над Василием, который протянул ему один лист, что-то указав.

– Прям семейная идиллия, – прокомментировала матушка. – Но к делу, так к делу. Ты ведь осваиваешься с даром, верно?

– И тебя это не радует?

– Отчего же… с одной стороны это, безусловно, заставляет гордиться. С другой…

– Нарушает планы?

– Именно.

– Я не собираюсь отдавать тебе силу.

– А я прошу? – и снова игра. На сей раз – в удивление. Но ему Ульяна верить ничуть не больше, чем обиде. Фальшь скрипит, что песок на зубах. – Нет, дорогая. Что бы ты ни думала, я не настолько жестока. Одно дело, когда сила только-только просыпается. Тогда её можно отсечь или перенаправить поток. Да, это крайне неприятно и даже болезненно, но иногда ради спасения приходится терпеть и боль.

– Значит, ради спасения всё?

– Нет… точнее не ради твоего. Да и момент упущен. Сейчас ты осваиваешься с силой. И значит, она уже прорастает в тебя, как и ты становишься частью места. Источника. И хотелось бы верить, что ты не растворишься в нём.

Сейчас матушка говорила спокойно и почти не играя. Разве что с тенями, которые ложились на тропинку. Рождённые кружевом зонта и солнечным светом, они расписывали траву сложными узорами.

Красиво.

И можно смотреть на них, а не на матушку.

– Так в чём дело?

– В чём… слияние идёт постепенно. Сначала пробуждаются твои силы. Поначалу их немного. Хватит на проклятье там. Или на пожелание. Впрочем, как по мне разницы немного. Иногда можно так пожелать, что лучше бы прокляли… главное, иное. Видишь?

Пруд.

Тропинка к нему вывела.

Темная зелень, будто не вода – камень. И листья кувшинок кажутся частью этого камня.

А Ляли нет. То есть сперва Ульяне показалось, что её нет, но стоило подумать и вот уже сила подсказала, что Ляля там, где-то в глубине этой неподвижной зелени.

– Так и сила места. Она статична. Спокойна… и вот… – матушка наклонилась, чтобы поднять камень. Он упал в воду с тихим звуком. И поверхность качнулась, рождая даже не волну – рябь. – Это ты. Пробуждение нарушает покой. Если ведьма слабая, то и след от её силы тоже будет слабым. Источник её просто-напросто не заметит. А вот если силы много, то…

Матушка вытянула руку и на поверхности пруда появилась складка. Вода неспешно сминалась, заворачиваясь кругом.

Водоворотом.

– Сильная ведьма, сама того не ведая, потянет на себя всё вокруг. И силу источника в том числе. А он откликнется, он пойдёт к ней. Сперва поток будет неспешным. Незаметным даже. Но чем дальше, тем сильнее…

Водоворот ускорял свой бег. И вот уж кувшинки, до того медленно покачивавшиеся на поверхности, задрожали.

Одна сорвалась с места.

Другая.

– Прекрати. Я поняла.

– Да? Отлично, – матушка стряхнула пальцы. – А то, признаюсь, были сомнения. В детстве ты не отличалась сообразительностью.

– Силы будет становиться больше, – спокойно продолжила Ульяна. – И однажды её станет так много, что я с ней не управлюсь. И тогда она схлынет и утащит мою ничтожную личность за собой. Так?

– Примерно. Но…

– Есть шанс, что не утащит?

– Есть, – матушка наклонилась и коснулась поверхности воды. Надо же, не боится замарать перчатки. – Зависит от характера. Источник – это стихия. У неё нет разума. Нет чувств. Своих нет. Поэтому она возьмёт твои и увеличит их, исказит и подсунет тебе.

– Зачем?

– Испытывая на прочность. Она станет твоим отражением. Она вытащит все твои обиды, все желания, несбывшиеся мечты, обещания, которые были даны и не исполнены. Она выстроит из них свой мир. И будет подсовывать одно воспоминание за другим до тех пор, пока ты не заблудишься среди них. Пока не забудешь себя и не станешь той, кого тебе подсовывают.

– Откуда ты знаешь?

– Знаю, – матушка подняла руку. – Я почти разбудила его.

Капля лежала на белой перчатке.

– Здесь неподалёку имеется лавочка. Присядем.

Это прозвучало распоряжением. И Ульяна не стала спорить. Когда-то лавочка возвышалась над водой, но пруд постепенно расползался и теперь вода прикрыла не только песчаные косы, но и поднялась по зеленой травке до самой отмостки.

– Ты на меня злишься. И будешь злиться. Злость – это хорошо. Это куда лучше, чем беспомощное нытьё и вечные жалобы.

– А когда я жаловалась?

– Вслух – никогда. У тебя и на это не хватало силы духа. Ладно… я понимаю. Поверь, лучше чем кто бы то ни было. У меня несколько сестёр и брат. И все старшие. Все способные. Даже Женька. Он, к слову, талантливее прочих. Но характер…

– У тебя, можно подумать, лучше был.

– Был. Лучше. Намного… знаешь, я ведь не планировала стать вот такой, – она вытянула руки, разглядывая то ли их, то ли перчатки. – Наоборот. Я была милой и спокойной. Послушной. Удобной. И мечтала о том, о чём положено мечтать добрым хорошим девочкам. Дом. Семья. Дети…

– И что пошло не так?

Странно донельзя.

Матушка и жалуется? Или это не жалобы, а рассказ? Но зачем? И главное, надо ли Ульяне этот рассказ слушать? Она ведь может уйти. Договора матушка отдала.

Так зачем оставаться?

Слушать.

– Сложно сказать. Возможно, проблема в том, что я сама поверила в сказку о большой и дружной семье. Как же, пусть я и слабосилок, но ведь меня всё равно любят. Ценят. Жалеют. Правда, постоянно напоминают, что я слабая. Шутками. Вроде бы обычными, но от них всё одно горькое послевкусие. Или вот фраза, брошенная вскользь… я ведь сперва и не обращала внимания. На правду ведь не обижаются, так?

Вопрос с подвохом.

Ульяна… она обижалась? Да. Но на правду ли? Или на то, что матушке казалось правдой.

– Матушка сёстрами гордилась. Правда, у них тоже характер. Норов. Родовое. И вечно то друг с другом ссоры, то с другими. Посёлок маленький. Ведьм много. И у всех планы, надежды, амбиции. А ещё Женька. За Женьку она беспокоилась. Всё боялась, что он свернёт куда-то не туда… я же… я просто была вот. Мамина опора и надежда, единственная из семьи, кто не доставляет проблем. И как-то незаметно получилось, что моя задача – это помогать. В доме, в огороде… да, домовые делают большую часть работы, но и за ними надобно приглядывать. С травами и вовсе… вырастить? О да, матушка с сёстрами силой напитают, а вот собрать вовремя, разложить на сушку, связать пучки, перебрать их после, чтоб ни одного порченного листочка не попало, истолочь, смешать. Что-нибудь простое, что не требует силы и умений. Мне ведь всё одно заняться больше нечем. Да и на большее я не годна.

Она оскалилась.

– А когда я захотела учиться, меня спросили, мол, зачем мне оно? Да и как я могу уехать, бросить семью… им ведь так нужен кто-то, кто избавит от скучных бытовых хлопот.

– И ты их возненавидела?

– Нет, конечно. Хорошие девочки не могут ненавидеть близких. Скорее я впервые задумалась над тем, кто я для них. Конечно, я ещё верила в то, что меня любят, за меня беспокоятся, но как-то уже… не от всей души.

А раньше матушка не рассказывала о той своей жизни. Хотя… раньше они вовсе редко разговаривали, чтобы просто, чтобы по-человечески.

– Но ты всё-таки уехала? Учиться?

– Да. Я и… подруги. Я тогда верила, что у меня есть не только родня, но и друзья, которым можно доверять. И знаешь, оказалось, что вдали от дома я вовсе не так и слаба, как думала. И учиться могу. Ничего в этом сложного нет, если на тебя не смотрят снисходительно, с жалостью. И мои отметки, они не из сочувствия к слабости, но вполне заслужены.

Ульяна обернулась.

Да, она чувствовала рядом и Данилу, и Василия, который где-то там, за границей. И знала, что если позвать, то они помогут. Пусть помощь и не нужна пока, но то, что они рядом, успокаивало.

– Потом я встретила его. Обычный парень, в котором проснулся дар. Но и без дара у него способности имелись. Он был талантлив. Очень. Такие рождаются раз в столетие. И это не только моё мнение. Он учился в аспирантуре. Имел пару патентов. И перспективы. Его с радостью принял бы любой род. Да и предлагали… через женитьбу. Но он выбрал меня, глупенькую второкурсницу. Случайная встреча. И любовь.

Интересно, а отца она любила? Хоть немного? Того, неизвестного парня, любила. И даже сейчас продолжает. И лицо матушки впервые перестаёт быть совершенным – оно становится живым.

– Мы встречались… не сказать, чтобы долго, но я точно знала – это мой человек. И он знал. И потому сделал предложение. Что может быть естественней?

Но что-то случилось.

Тогда.

Ещё до рождения Ульяны. Что-то, что наполнило матушкину душу ненавистью.

– Я познакомилась с его бабушкой… его родители умерли, и она растила… – матушка запнулась, но так и не назвала имя. – Хорошая женщина. А я… я повезла его знакомиться со своей семьёй. Пригласила провести лето в нашем посёлке.

И тишина.

А пруд успокоился. И гладь его снова каменно-зеленая, тяжёлая, будто и не было водоворота.

– Что случилось? – тихо спросила Ульяна.

– Случилось. Сначала я радовалась. Вернуться домой – это… это удивительное чувство. Корни многое для нас значат, но понимаешь не сразу. Там я задышала полной грудью. Там я… я привела его в дом. И поселила в нём. У нас ведь дом огромный, всем хватит места. Я так думала…

Вдох.

И выдох.

– Я вернулась и в прежнюю жизнь. Я ведь должна помогать семье. Дела, заботы… какие-то мелкие, но требующие времени и сил. И ещё подруги. Мои славные добрые подруги, по которым я ужасно соскучилась. А он не был против. Наоборот. Он говорил, что ему интересна библиотека, что наша сила столь отлична и это требует изучения. И возможно, он сделает открытие, которое перевернет всё представление о магии. А моя сестрёнка вызвалась ему помогать. Она ведь не просто сильная ведьма, но и магистр теоретической магии.

Нервный смешок.

И Ульяна понимает, что случилось дальше.

– Догадалась? – уточнила матушка.

– Он тебе изменил?

– Если бы просто изменил. Измена – это неприятно. Больно. Но это… это было и нет. Я сама виновата. Глупая наивная девушка, которая радовалась, что её любимый так хорошо поладил с её же семьёй. Нет, порой мелькало что-то такое… – она покачала рукой. – Странноватое… я как-то даже решила посоветоваться. С подругами. Спросила, не чудится ли мне. И что они сказали? Что это просто глупая ревность. И мне нет нужды переживать… и если так, то я и не переживала. Хорошие девочки верят друзьям. Всё решилось за неделю до отъезда.

Наверное, ей было больно.

Очень.

Но почему-то жалеть не получается. Хотя матушка оскорбится, если Ульяне вздумается её пожалеть.

– Я весь день провела дома. Пироги затеяла. Очень хотелось накормить всех. Да, домовые могут, но иногда ведь можно и самой. Хочется самой. Тогда уже пошли яблоки… яблоки пахли одуряюще, на всю кухню. А я чувствовала себя невероятно счастливой. Его же не было. Сестра повела его в лес, показывать тропы… там и леший, и пруды рядом, и болота… много чего там есть. А вернулись оба. Он обнимал её. Совсем не так, как обнимают родственника. Когда же меня увидели, то ничуть не смутились. Скорее я увидела раздражение, будто вот я своим присутствием, самим фактом своего существования им мешаю. А главное, я поняла это ясно-ясно. Вообще всё стало предельно ясно.

– Ты…

– Я спросила, как же так?

– А они?

– Сестра ответила, что это жизнь. Что порой в ней всё идёт не по плану. И что ей жаль. Только сожаления в голосе я не слышала. И в его. Он, конечно, попросил прощения. Сказал, что долго мучился, что пытался бороться с чувством. Что я – очень хорошая и дело не во мне… ну, знаешь, всю эту чушь, которую говорят, чтобы не было так обидно.

– Но обидно было.

– Это не обида, – матушка сняла перчатку и сжала кулак. – Это… больше. Как будто сердце выключили. И ты умер. На месте. Но почему-то можешь стоять, разговаривать. Даже улыбку изображать… они не просто ходили в лес. Они принесли клятвы.

– Какие?

– Супружеские. Загс и прочее… это скорее юридическое. Сегодня поженился, завтра развёлся… клятвы – это навсегда. Сам источник связывает души.

– На веки вечные?

– Про веки вечные не знаю. Сама понимаешь, о вечности рассказать некому. Но на жизнь земную точно. И эту связь не разрушить, не разорвать. Я ведь сама хотела отвести его туда. И он спрашивал. Меня. Про наши обряды, свадьбы и обычаи. А я, дура, рассказывала… я ведь думала, что он это спрашивает для нас, для двоих. Про старый дуб, который помнил ещё тот, древний лес. Про источник у корней его. Он выглядит обычным родником, но на деле несет в себе силу от самого сердца мира. Про то, что воду эту можно разделить на двоих. И хлеб. И… и ничего не было случайно. Они просто взяли и…

Костяшки пальцев побелели.

– А хуже всего знаешь, что?

– Что?

– Их все поздравляли. Старшие сёстры… они радовались, что, мол, наконец Милика нашла своё счастье. Матушка… она, конечно, отругала Милику, сказала, что та поступила нехорошо, но… это как не всерьёз, что ли? Для порядка больше. Если бы всерьёз, она не стала бы затевать праздник…

– А она…

– Да. Была и вполне официальная свадьба. Такая, знаешь, традиционная, когда белое платье, столы на улице под шатрами. Шарики, цветы. Машины сигналят.

Чтобы бабушка и так…

Или…

А как ей надо было поступить? Выгнать? Но это тоже… хотя… наверное, можно было бы и без праздника.

– Что она сказала?

– Твоя бабушка и моя мать? Сказала, что он сам признался Малике в любви. И захотел доказать, проведя обряд там, в лесу. И если уж источник откликнулся, связал две нити жизни в одну, то стало быть, такова судьба. А мне, значит, не судьба. И что не было у него ко мне любви. А потому правильно будет отпустить и забыть. Ну и тоже всякую ерунду, что, мол, я ещё молода, что найду своё счастье…

– Ты не осталась?

– На свадьбу? Нет. Не осталась. Я… я поняла, насколько лишняя там, в чудесном волшебном мирке. Они ведь и вправду любили друг друга. Он смотрел на неё так, как никогда – на меня. И чем дальше, тем яснее было понимание, что и для него я была лишь удобным вариантом. Глупая, наивная, готовая на всё ради семьи. Такими легко управлять.

– И ты изменилась?

– Да. Это оказалось не так сложно. Сначала я потребовала себе здешний дом. В качестве компенсации за разбитое сестрой сердце. И мне его уступили. Ввиду особых обстоятельств. О да, чувством вины тоже можно манипулировать, если задаться целью. Я задалась. В конечном итоге всё просто. Если семья использовала меня, то почему бы и мне не использовать семью?

В теории действительно просто.

Но это в теории. Ульяна, наверное, глупая, если не может вот так вот. И не хочет.

– И зачем? Из-за источника?

– Из-за него, – матушка сняла вторую перчатку и руку расправила. – Видишь?

Кожа была бледной, и потому россыпь красных пятен на ней выделялась цветом и яркостью своей.

– Это… что?

– Это? Это значит, что у любой хитрости есть свой срок, – она надела перчатку. – Но это мелочи…

– Зачем тебе источник? Из-за силы? Ты… ты хотела им отомстить?

– Нет. Тогда ещё – нет, – матушка покачала головой. – Да и сейчас не особо… видишь ли, сил у меня всегда было мало, зато желания учиться хватало. И читать вот. Я очень любила читать. В том числе некоторые семейные хроники. Дневники опять же… в дневниках много чего интересного есть. Так вот, в одном я прочла и про уснувший источник, и про то, что в момент пробуждения он наделит силой ту, у кого хватит решительности связать себя с ним. И что тогда она на несколько мгновений станет практически всемогущей. Что доступны ей будут и будущее, и прошлое.

– Ты… хотела переписать прошлое?

– Да. Не из мести, но… понимаешь, я всё равно приезжала туда. Мне ещё нужно было изображать, что я часть семьи. Приезжала и видела этих двоих. Таких счастливых. И в счастье своём не замечающих никого и ничего. Сестра ждала ребенка. И прямо светилась. И все вокруг радовались за неё, будто и не было ни меня, ни моей боли. Точнее мне тоже полагалось радоваться. Я ведь часть семьи.

Ульяна бы так не смогла.

Наверное.

Ей и представлять подобное не хотелось. Но и как представить? У неё ведь нет жениха… точнее даже два имеется, но всё одно… чтобы вот так… и сестёр тоже нет. И вообще она другая. Наверное. Или пока другая?

– А демоны? С ними ты тоже тогда связалась.

– Нет. Позже. Изначально речь шла просто об источнике. Абсолютная сила над миром – это ведь возможность переписать всё. Сделать так, чтобы стало, как должно…

– Чтобы вы снова стали вместе?

– Не снова. Чтобы просто… изначально. Чтобы выкинуть всё то, что случилось, будто этого и не было. Никогда не было. Сестры. Его. Меня… нас… разделить это как-то. И чтобы перестало болеть.

Понятное желание.

Очень.

– И… почему не получилось? – тихо спросила Ульяна. – Если ты почти разбудила его… если…

Это ведь было бы неплохо, если бы у неё получилось.

Переписать историю.

Никакой любви к сестре, но счастливая жизнь вдвоём. И наверное, Ульяна тоже родилась бы тогда в другой семье. Может, в той бы, где отец нашёл бы себе женщину, которая любила его не меньше, чем он её. Или вот в той, что сложилась бы у матушки? С пирогами, с домом для всех, с чудесами, которые где-то там совсем даже за чудеса не считаются.

– Почему… сложно сказать. Думаю, потому что я всё-таки их любила. Несмотря ни на что любила… не повторяй моих ошибок. Не привязывайся к людям.