Текст книги ""Фантастика 2025-178". Компиляция. Книги 1-19 (СИ)"

Автор книги: Артур Гедеон

– Вы, дедушка, тише, пожалуйста, – сзади в проем между спинками кресел сказал женский голос. – У меня тут дети.

– Это кто тут дедушка? – негодующе обернулся Егор Кузьмич. – За языком последите, гражданка.

– Постыдились бы, гражданин…

– А чего я должен стыдиться? Природы своей? – Его брови гневно сдвинулись к переносице. – И вообще, мадам, вы ход ученой мысли прерываете.

– Простите нас, – обернулся Крымов. – Прошу тебя: тише!

– Так отказался бы от трех жен? А то и пяти? – переспросил Егор Кузьмич. – Молчишь! Улыбаешься вон. Традиция не велит сказать: хочу трех баб сразу! А природа кричит: дай!

– Ты б с коньяком поунялся, Егор Кузьмич.

– А ты на коньяк не пеняй, Андрей Петрович. Коньяк, как эликсир правды, не более того. Сейчас дай волю, каждый второй шахом заделался бы. А то и первый. Суть не в этом. Имел Пашутко и разговор с тем князьком персидским. На фарси они говорили. А потом Пашутко возьми да и ляпни что-то по-русски, небрежительное. А князек-то ему в ответ: «Говори-говори, а не заговаривайся. Язык-то и подсечь можно». Так-то. С другой стороны, может, перс тот полиглот? У них тоже свои эрудиты имелись. Культура-то древняя – нашей постарше будет! Он, Пашутко, и мальчуганов при том дворе разных возрастов видел. Не из слуг. Двое были одеты особенно хорошо – по-царски таки. И что ты думаешь?..

– Что – ясноокие и русоволосые?

– Точно!

– Серьезно?

– А то? Пашутко поймал одного, спросил: «Кто твой тятя?» На фарси, разумеется. А мальчуган ему и говорит: «Бай-паша». То есть самый главный. Пашутко-то, хитрец, ему сразу и второй вопрос: «А звать тебя как, ясноокий?» А мальчуган ему возьми и скажи на чистом русском: «Михайло!» Засмеялся и убежал. Пашутко цоп второго: «А тебя как?!» А он ему: «Гаврила!» И тоже убежал. А тут и девчушка в сарафанчике. Светлоокая, ясноглазая! Пашутко к ней: «А тебя как зовут, девица-красавица?» А она: «Евдокия!» А он и тут схитрил, Пашутко-то наш: «А отчество как твое, царевна?» А девчушка-то возьми и скажи: «Давыдовна я!» Засмеялась и прочь от него. Ага! Так-то, Андрей. Уехал путешественник, гадая: кто сей князек? Можешь сам найти да почитать – интересные воспоминания! Там и про то есть, скромненько, конечно, как его, Пашутко-то, на ночь во дворце оставили и бабенок персидских дали для удовольствий. И слева положили, и справа, и вдоль, и поперек самого Пашутко…

– Гражданин, – раздраженно проговорили сзади из-за спинок кресел. – Я водителю пожалуюсь.

– Да чего еще-то? – возмутился Егор Кузьмич. – Я ж летопись цитирую! Вот люди! – с искренним негодованием огрызнулся он. – Никакого уважения к истории родного края! – И тотчас переключился на рассказ: – Нюанс. Вина налили Пашутко, а не должны были бы. Не по-мусульмански это. Короче, не обидели. И порося они ели, с хреном, кстати, а не должны были свинку-то употреблять. Грех у магометан! Уехал Пашутко из Персии довольный и весь в загадках, кто таков тот князь, что его принимал? Так-то, Андрей. – Вздохнув, Добродумов посмотрел в окно – на убегающий назад берег Волги. – Вот поди и угадай, как она сложилась судьба-то Давыда Васильевича. То ли так, а то ли эдак. – Егор Кузьмич прочистил горло кашлем. – Я, Андрей, так думаю, что на целый стакан коньяка наговорил? На половину точно. Лей давай. И бутерброд приготовь – проголодался я что-то!

Глава третья. Тайна графского поместья

В два часа дня они въехали в пределы поселка Воздвиженск, а еще минут через пятнадцать автобус остановился на территории бывшего поместья Поддубное, у опушки осеннего леса. Вдалеке, за желтеющими березами и осинами, проглядывали крыши графской усадьбы. Из-под широкого пестрого зонта, оставив плетеное кресло, к ним вышла экскурсовод – дамочка среднего возраста с книгой в руках; она ожидала, когда все покинут автобус. Экскурсанты выбирались на свежий воздух с радостью: тут тебе и осинник, и тропинка рядом бежит, и поле убранное открывается всей своей русской ширью. Крымов вдохнул поглубже: и воздух-то какой – дурманящий, чистый, до сердца пробивающий.

Расправляя плечи, на одном из которых висела нарядная сумка, Егор Кузьмич даже тихонько баском запел:

– Поле, русское по-о-о-о-оле!..

На крепкого седобородого старика в мятом джинсовом костюме покосились, экскурсовод в первую очередь.

– Кончай буянить, – толкнул спутника локтем Андрей Крымов. – Конференция краеведов давно закончилась. Дела у нас тут.

– Вот всегда ты так – обломаешь отрадные думы в самое неподходящее время, – вяло огрызнулся Добродумов. – Интересно, столовая у них тут есть?.. Душенька! – уже громко обратился он к даме-экскурсоводу, собиравшей у автобуса своих подопечных. – А у нас закуска по графику запланирована? В смысле, обед?

– Вначале духовная пища, гражданин, – снисходительно ответила та, уже предчувствуя, что с этим экскурсантом ей придется общаться индивидуально. – А потом и прочая. Рядом с домом-усадьбой, – уже обращаясь ко всем остальным, громко сказала она, – есть открытое кафе, где все желающие смогут пообедать дежурными блюдами. Щами, которые, по преданию, так любил Лев Константинович Бестужев, пирогами с мясом и блинами с медом.

– Представь?! – радостно хлопнул Крымова по накачанному прессу Егор Кузьмич. – Мировая ж закусь! Граф был наш человек! Правда, блины с медом на поминках особо жалуют, но ничего, вот и помянем Льва Константиновича Бестужева. – Он задумался. – Интересно, а какие напитки он предпочитал? Трезвенником он не был: не поверю. Спросим?

– Даже не думай, Егор Кузьмич, – тихонько сказал Крымов. – Пошли, экскурсия, кажется, начинается от ее зонтика и далее – к усадьбе.

Экскурсия и впрямь начиналась от зонтика экскурсовода и далее следовала по тропинке, ведущей к старинному графском дому. Как жили графы Бестужевы, двух путешественников интересовало постольку поскольку. Где и как они гуляли с барышнями, где тискали крепостных девиц, где охотились на животных и пернатых. Через четверть часа экскурсия входила через ворота на территорию усадьбы. Едва речь зашла о старых и уже заброшенных постройках, Крымов оживился.

– Слушай ее, – шепнул он на ухо Добродумову. – Внимательно слушай!

– В усадьбе вы видите могилу Льва Константиновича Бестужева, вельможи Екатерины Великой, основателя бобылевской ветви древнего рода, – сказала дама-экскурсовод. – Не думайте, что близкие решили похоронить графа во дворе его же дома. Конечно нет. Дело в том, что на этом месте стояла часовня, в которой и погребли графа в 1795 году, но во время революции часовня была разрушена, крест сломан, могила затоптана, но само погребение странным образом уцелело. В наше время могилу восстановили, крест вместе с ней, а вот на часовню денег пока не хватает.

– А где любили обедать графы Бестужевы? – не унимался любопытный Егор Кузьмич. – В доме или на улице? Было у них свое, так сказать, открытое кафе?

По рядам экскурсантов пошли смешки. Дама-экскурсовод напряглась.

– Обедали графы Бестужевы всегда по-разному, гражданин. Зимой и осенью – в доме, летом – в беседках или на поляне.

– А весной как?

– Оставь ты ее, – одернул спутника Крымов. – Привязался. Вон тот столб – седьмой от ворот – наш, – кивнул он в сторону могилы.

Проигнорировав вопрос Добродумова, дама-экскурсовод поспешно взялась рассказывать о повседневной жизни крестьян графской усадьбы.

– Егор Кузьмич! Как раз напротив разрушенной часовни! – вцепился в рукав товарища детектив. – Я подсчитал. Видишь?!

– Да вижу-вижу, – откликнулся Добродумов. – Не слепой. А вот где их кафе – не вижу. А ты – видишь?

– Да ну тебя, – безнадежно махнул рукой Крымов.

– Чего ты так разволновался-то? – поинтересовался у него старший товарищ, важно шагая в хвосте маленькой скученной группы. – Двести лет стоял этот столб – и еще двести простоит, если мы его с тобой не расшатаем. А у нас, поверь, силушки богатырской на то не хватит. Раньше-то как строили? На века! А вот кафе их запросто может пропасть. Подует ветерок – и нет его. Современная летняя застройка. Фу на него – как и не было. С блинами, щами и пирогами. Соображать надо!

Их провели по подворью усадьбы, потом в сам дом. В пустые и голые флигели они только заглянули – там экспонатов было немного и показывать оказалось нечего. Все остатки вещей, да и то еще неизвестно откуда взятых, были сконцентрированы в центральных помещениях усадьбы.

В коридоре на втором этаже продавались сувениры, в том числе и весьма занятная одежда.

– Эти кафтаны шьют ученики из местной школы-интерната, – информировала экскурсантов пожилая женщина-продавец с добрым лицом. – Все детки из малообеспеченных семей, где нет отца или матери. Так они зарабатывают себе на жизнь. Кафтаны пользуются большой популярностью среди иностранцев, а также театральных реквизиторов. Материал, конечно, слабенький, но и стоят кафтаны недорого: три тысячи рублей за штуку. – Она трогательно заглянула в глаза Добродумова. – Покупайте – детишкам поможете. И память останется. Лицо у вас знакомое, – неожиданно добавила она.

Добродумов нахмурился, Крымов пожал плечами. После спальни и кабинета все вошли в просторную графскую гостиную, заставленную милым полуантикварным хламом. На одной из стен висели два портрета: один – моложавого дворянина в пышном белом парике, другой – матерого седого старика с окладистой бородой, простоволосого, в старомодном красном кафтане. Точь-в-точь таком, какие продавались в коридоре усадьбы.

– Эти два портрета особо уникальны, – с улыбкой сказала экскурсовод. – На обоих Лев Константинович Бестужев. В молодости, когда он был блистательным вельможей Елизаветы Первой, а позже и Екатерины Второй, и в старости, когда при Павле Первом он попал в немилость и был сослан в свое родовое имение – сюда, в Бобылев. Покинув двор, Лев Константинович назло онемеченному царю отрастил окладистую русскую бороду по старой боярской традиции. Именно таким, русским богатырем, вернувшимся к своим истокам, он и сошел в могилу, не дожив до свержения Павла всего два месяца.

– Смотри-ка, а он на тебя похож, – совершенно серьезно кивнул на портрет Крымов. – В старости, конечно. Надень кафтан, Егор Кузьмич, и сойдешь за опального графа. А борода-то, борода: как будто у одного цирюльника брились!

– Цирюльник – слово немецкое, – поправил его Добродумов, цепко рассматривая портрет. – В старости Лев Константинович говорил: «брадобрей».

Крымов пожал плечами:

– Главное – похож! Может, вы и с ним родственники?

– Не велика честь, – польщенный, отмахнулся Добродумов. – Бестужевы не от Рюриковичей пошли, а я – от Давыд Васильевича Раздорова-Сорвиголовы. Хотя, – он прищурил один глаз на портрет, – определенное сходство имеется, согласен.

Многие тоже с интересом поглядывали на говорливого экскурсанта, затем переводили взгляд на портрет и опять украдкой смотрели с нарастающим любопытством на мощного старика.

Краевед из Царева деловито одернул джинсовую рубашку.

– А кафтан бы мне пошел, Андрей, ей-богу, пошел! Куплю я его, пожалуй, дома носить буду, как халат. Придет ко мне Николай Михалыч за бутылочкой «Добродумовского коньяка», моего, значит, самогона, а я ему с порога: «Кому руку тянешь?! На колени, холопья морда! Землю ешь!» – Егор Кузьмич кивнул: – И детишкам из малообеспеченных семей помогу. Покупкой-то. А, как думаешь, Андрей?

Кафе оказалось за усадьбой – его вид сразу сделал Егора Кузьмича добрым и вальяжным. Им и впрямь предложили щи с уткой, пироги с мясом и блины с медом.

– А те благородные напитки, что пивал Лев Константинович, – спросил у буфетчицы Добродумов, – есть в наличии?

– Кто пивал? – протирая бокалы, безразлично спросила та.

– Лев Константинович, – многозначительно ответил краевед.

– Кто такой Лев Константинович? – презрительно спросила буфетчица.

Крымов и Добродумов переглянулись.

– Ваш граф, – не глядя на нее, наполняя поднос, сказал Крымов. – Хозяин сей усадьбы.

– А-а, граф! – усмехнулась та. – Водки вам, что ли, хочется? Так нет ее. – Она усмехнулась. – Еще в музеях бухло продавать. Вы ж экспонаты грызть начнете.

– Отчего вы о нас такого плохого мнения? – искренне возмутился Крымов. – Мы похожи на людей, которые могут причинить вред экспонатам?

– Вот пока вам не наливают, гражданин, вы и де́ржитесь. А плесни вам, так вы и усадьбу подожжете. Повидала я вас, залетных, на своем веку.

– Да-с, – покачал головой Андрей Петрович.

– Земной мир несовершенен, Андрей, – разочарованно покачал головой Егор Кузьмич. – Увы нам, грешным!

– Водку пить на территории музея-усадьбы запрещено, – холодно бросила из-за спин двух путешественников дама-экскурсовод. – Так вот, граждане-умники.

– Сок есть томатный, – сказала буфетчица.

– Обидеть хочешь? – разочарованно спросил Егор Кузьмич. – Унизить окончательно?

– И компот из сухофруктов, – вместо ответа усмехнулась та. – Целый бак, дедуля. Хоть залейся.

– Если граф любил блины с медом, – пока им наполняли тарелки, все так же философски заметил Добродумов, – то понятно, почему и компот есть в таком изобилии. Подумай, Андрей, он жил в эпоху перемен: Павел скольких сослал-то? Суворов тоже был среди бедолаг. И сколько их, вельмож-то бывших екатерининских, по деревням своим от горя-то и бездействия померло? Думаю, Лев Константинович с одних поминок на другие только и ездил, друзей в последний путь провожал. Вот к блинам с медом и компоту из сухофруктов и пристрастился. Верно, гражданка? – Он взглянул на буфетчицу. – Может, и риску с изюмом насыплете ученым людям?

– Очередь освободите, – еще более презрительно бросила та. – Ученые – яблоки моченые.

– Это оскорбление, конечно, но мы простим, – забирая поднос, с улыбкой заметил Крымов. – Простим великодушно.

– Она из черного люда будет, я так понимаю, – взглянув на буфетчицу, вставил Егор Кузьмич. – Что с нее взять? – пожал он плечами. – Холопка.

– Шел-ка бы ты отсюда, – уколола его недобрым взглядом буфетчица. – Дед Мороз.

Компот они все таки взяли.

– Коньяк соком томатным приличным людям запивать не пристало, – садясь за самый дальний столик под открытым небом, заметил Егор Кузьмич. – Тем более Рюриковичам. К тому же коньячок наш разливать тайком придется. Ну так у меня опыт есть. И на компот коньячок цветом похож, а? Если что, бросим туда по сухофрукту, для конспирации.

– Не с таким мясцом Лев Константинович Бестужев свои пироги ел, – заметил во время трапезы Крымов. – За такую начинку он бы своего повара высек! А, Егор Кузьмич?

– Не бухти, – ответил с полным ртом Добродумов. – Бог тебе дал пищу: радуйся! – Но тотчас и кивнул: – А повара-то граф не высек бы: живьем сварил. Но мы, бастарды-Рюриковичи, непривередливые.

Съев не торопясь дежурные блюда и допив тайком коньяк, они обошли каменный графский забор. Весь этот день они то и дело озирались, выглядывая вероломных противников. Вот и теперь оглядывались по сторонам. Но Растопчиных нигде видно не было.

– Да и земля цела-целехонька, – у седьмого столба заметил Крымов. – Что с той стороны, что с этой. Стало быть, еще не успели Растопчины порыться. Но они где-то рядом: чувствую, и всё тут, – саданул он кулаком в ладонь. – Вот ведь похитители, мать их!

После трапезы экскурсантов созвали побродить по окрестностям усадьбы. Повидали они развалины графских конюшен и бань, испили из священного источника.

– А вот я слышал, – галантно взяв даму-экскурсовода под локоть, заговорил Крымов, – что Лев Константинович слыл загадочной личностью. Вам об этом что-нибудь известно?

– Возможно, – загадочно улыбнулась женщина. – Существует легенда, что Лев Константинович состоял в тайном обществе и захоронил на территории усадьбы некий предмет, по сути бесценный, свидетельствовавший о могущественности этого общества.

– Но что это за предмет?

– Понятия не имею. Думаю, это всего лишь миф.

– Миф? – вырвалось у Крымова.

– Да, – улыбнулась ему дама-экскурсовод. – Директор музея Павел Самозванцев даже рекомендует не упоминать об этом. Что толку? Все равно известно немного. Интересно другое, на одной из гравюр с изображением графа Льва Бестужева среди прочих орденов можно различить один очень странный: в виде юного героя с дубинкой и щитом в руках, с короной на голове, в ореоле семи звезд. Представляете? Наши историки интересовались: ни в одной энциклопедии такого ордена не было и нет.

– Юный герой с дубинкой в руках, – Крымов нахмурился. – В ореоле семи звезд?

– И с короной на голове, представляете?

– Да-а, – покачал он головой. – Загадочный он был – ваш Лев Бестужев. Человек-тайна…

На обратном пути, едва все обошли усадьбу, как увидели «Ниву», из которой выходил худощавый мужчина в джинсах и джемпере, с узкой бородкой и пышной шевелюрой.

– Павел Павлович! – едва увидев его, всплеснула руками экскурсовод. – А вы тут почему? Как же больничный?

– Дела заставили, Людмила Георгиевна, – елейно ответил он. – А так бы сидел дома и сидел. У печки.

– У вас же камин? – улыбнулась она.

– Вот-вот, я и говорю: у ка-ми-на, – вяло и по слогам произнес он.

– Это наш директор – Павел Павлович Самозванцев, – представила экскурсовод нынешнего хозяина музея-усадьбы.

– Здрассте! – низко поклонился он группе. – Дамы и господа, вы к озеру ездили?

– К озеру не ездили, – ответила за всех экскурсовод. – Времени уже в обрез.

– В следующий раз будете у нас, обязательно посетите бестужевское озеро – оно чудо, – посоветовал директор. – Всего наилучшего, дамы и господа!

– Как желудок-то, Павел Павлович? – уже тише спросила у него экскурсовод.

– Ничего, Людмила Георгиевна, жить буду. Спасибо за заботу.

Самозванцев вытащил из багажника темный пакет, издавший легкий случайный звон, и понес его в усадьбу.

– Скользкий он какой-то, – заметил Добродумов. – Сам на желудок жалуется, а в пакете-то, смотри, коньяк и шампанское. Видишь, как выпирает с той и другой стороны? Там потолще, тут потоньше. А звенят бутылочки не сразу. Знаешь, отчего это, сыщик?

– Отчего? – спросил Крымов.

– Оттого что он, этот Самозванцев, пузыри-то колбаской проложил, хлебом и конфетами. Для конспирации.

– Фантастика, – покачал головой Крымов – фраза относилась исключительно к смекалке Егора Кузьмича.

– Вот-вот. Не хочет афишировать банкет-то. А те конфетки в коробочке, и она большая, отсюда тоже вижу.

– Как экстрасенс? – поинтересовался Крымов.

– Точно. Кого ж это он решил попотчевать в усадебке-то, а?

Предупредив шофера, что в город они вернутся своим ходом, два путешественника двинулись к бестужевскому озеру – ждать темноты.

– Ты прав, Егор Кузьмич, Самозванцев – язвенник, это по всему видно, – шагая чуть впереди, заметил Крымов. – У него обострение, но он выходит на работу – и делает это к вечеру. И с собой у него выпивка и закуска. Стало быть, если мы не ошибаемся, тут нынче будут гости? – Он оглянулся на Добродумова. – И гости для господина Самозванцева – званые и дорогие. Скольким он ради них жертвует?

Проселочная дорога вела их между смешанным лесом – по левую руку и выкошенным полем – по правую. Желтеющий лес полнился ветром и шептал сотнями голосов. Свежестью полей дышали не только легкие, но и душа. Навстречу им шла бабка с корзинкой в руках.

Когда они поравнялись, Крымов спросил:

– Бабуля, мы к озеру правильно идем?

– Правильно, добры молодцы, правильно! Там и будет! – махнула она рукой. – Городские, что ли?

– Вроде того.

Ее корзинка была укрыта чистым расшитым полотенцем. Не грибы несла. Да и тяжела была корзинка для грибов.

– Молоко, что ли? – хитро спросил Крымов. – Сметанка?

– Да вроде того, – загадочно ответила бабка, глядя куда-то в леса и поля.

– На продажу или как? – с прицелом поинтересовался детектив. – Внучкам?

– Внучки мои далеко, – обронила бабка. – Скиснет, пока донесешь! На продажу, милок.

– Мы б купили, – заискивающе сказал Крымов. – Продайте, бабуля. У нас дорога нынче длинная. Проголодаемся!

Услышав про молоко, Добродумов печально вздохнул и спросил:

– Странница, а где тут самогону прикупить можно?

– Опять?! – возмутился Крымов. – Коньяк только что пили! А пойло-то тебе зачем покупать? Спятил, Егор Кузьмич?

Старушка тут же превратилась в боевой кулачок.

– Не слушай товарища своего – молочника. И не пойло у меня вовсе, – ожив на глазах, она цепко посмотрела в глаза Добродумова, на его почтенную бороду, залезла в корзину и вытащила пузырь с мутной жидкостью. – Первачок, мил человек, – доверительно сообщила она. – Слеза, а не самогон!

– А как же молоко и сметана? – вопросил Крымов.

– Еще чего! – сурово сказала бабка. – Это не ко мне! Я таким не промышляю.

– Коллега, – на глазах веселея, кивнул на нее Добродумов. – Товарищ по разуму! Из одной, можно сказать, галактики. Видишь, у нее свой винокуренный заводик имеется. Бабуля, так вы сами эликсир взращиваете? Не посредник?

– Какой такой посредник? – удивилась она. – Конечно, сама! Да у нас тут у каждого свой винокуренный заводик-то имеется. Как еще жить-то, а? Но мой – самый лучший! – заверила она потенциального покупателя.

Добродумов беззаботно хлопнул спутника по солнечному сплетению:

– Думай, сыщик, как нам еще времечко-то скоротать? – спросил он так, точно всеми силами пытался достучаться до товарища. – К вечеру у озера-то околеем, Андрей Петрович. А от молока – и подавно. Пронесет еще! Бабуля, свет мой в окошке, а две-то есть? Две бутылочки?

– Есть и две, – кивнула бабка.

Крымов обреченно махнул рукой:

– Ну вас!

– Чего, не уважает это дело? – доверительно спросила бабка, хлопнув прокопченной рукой по морщинистой шее.

– Да нет, любит! Ломается просто, – заверил ее Добродумов. – Только я вначале отведать должен, хотя бы глоток, – предупредил он. – Идет?

– А что ж не идет-то? – спросила бабка. – Воля покупателя, ребятки, закон. Пей, милок. – Она достала пластмассовый стаканчик, откупорила бутылку, плеснула на донышко.

Егор Кузьмич долго водил у края стаканчика раскрасневшимся носом, точно держал в руках широкий бокал-каплю с дорогим коньяком, важно кивал. Бабка-самогонщица следила за ним как за диковинным зверем. Какой попался! Вдумчивый. Только б не привереда. Наконец Егор Кузьмич коротко выдохнул и выпил.

Крымов за этой сценой наблюдал с нарочитым скепсисом.

– Ну как? – поинтересовалась бабка у требовательного покупателя.

– И впрямь, Егор Кузьмич, как пошло-то? – подождав, спросил уже заинтригованный Крымов. – Вернее, пошел? Стоишь точно истукан.

– Слеза! – разом энергично кивнул Добродумов. – А какое послевкусье! Мятой благоухает! Берем! Две берем! – взглянул на Крымова: – Две?

– Не десять же? – ответил вопросом на вопрос детектив.

– Две так две! Уговорили мы его, – подмигнул он бабке. – Или три?

– Верно, сынок, пока есть? – ответила та вопросом на вопрос.

– Вы, бабушка, это прекратите, – попытался вставить слово Крымов, но не успел.

– Три берем, – выдохнул Добродумов. – Для верного счета. Ну не десять же? – уставился он на Крымова.

Тот лишь махнул рукой.

– Вот и ладненько, – довольная, бабка полезла за второй и третьей бутылкой. – Вот и правильно, молодые люди. И мне тащить легче. А ты старших-то уважай, – сказала она Крымову, кивая на Егора Кузьмича. – Старшие, они плохого не посоветуют.

– Это смотря какие старшие, – не удержался от фразы Крымов. – За иными глаз да глаз.

– Небось, в музей идешь приторговывать? – уже доставая портмоне, заговорщицки спросил Егор Кузьмич. – Там же кроме пива – компот да сок томатный. А, бабуля?

– А вот куда иду – мое дело, – строго ответила бабка. – Мое да Господа Бога.

– Правильно, коммерческую тайну надо беречь, – согласился Добродумов. – А закуска-то есть какая?

– Блины да пироги, – вновь оживилась бабка.

– Блины-то с медом, небось? – поморщился Добродумов.

– А пироги с мясом? – вставил Крымов.

– Блины с творогом, а пироги с яблоками. – Она с насмешкой взглянула на детектива. – Эх ты, с мясом! Откуда у нас мясо-то?

– Отлично, берем и то и другое, – кивнул Добродумов.

– Вот и молодцы, – бабка нарадоваться не могла на сговорчивых покупателей. – Тут меня утром, когда в музей шла, – она осеклась, но, махнув рукой, решила продолжить: – здоровенный дядька на машине остановил. Из города. Черная такая машина. Спросил, знаю ли я, где поблизости отобедать можно. Я ему говорю: «А у меня обед всегда с собой. Из города приезжают, не из города, а людям, что по графской усадьбе бродят, выпить хочется. Музей! А к выпивке у меня и закуска: и блинчики, и пирожки. Могу угостить, дорого не возьму». Что вы думаете, выходит другой, помоложе, заглядывает в мою корзинку – я полотенчико-то отвернула. И говорит тому здоровенному старику: «Они их грязными руками готовят, еще подцепим заразу какую». Сели в машину и уехали. А я думаю: эх вы, паразиты. У меня так всегда все чистенько, все свежее и горячее, – сияя, она поглядела в глаза Добродумову. – А вы – другие. Добрые. Душевные. Так вот.

– Значит, машина черной была? – спросил Крымов.

– Чернющая, ночь точно! – закивала бабка. – К нам такие сроду не заезжали.

– А кто еще в машине был?

– Да вроде никого – только эти двое и были.

– А в каком часу все случилось?

– Да часиков в десять утра.

– Спасибо, бабуля, – сказал Крымов, – не зря мы тебя повстречали. Да, а женщины с ними в машине не было?

– Не было, – с уверенностью ответила бабка. – Точно, ребятки, не было.

Яства и бутыли они разложили по двум сумкам. Расплачиваясь, Егор Кузьмич накинул сверху полтинник. Проводив бабку, двое товарищей переглянулись:

– Вот и показались наши враги на горизонте, – сказал Крымов. – И на очень даже близком.

– Видать, что так, – согласился с ним Добродумов.

– Они Марию где-то на шофера своего оставили, он у них и за охранника, и за тюремщика, а сами вдвоем сюда приехали.

Крымов и Добродумов продолжили путь к озеру.

– Отчего же сегодня только? – спросил краевед.

– А отчего именно сегодня пожаловал сюда Павел Павлович Самозванцев со своей язвой желудка и коньяком? Догадываешься? Мы, когда с тобой на бережочке приземлимся, я это дело разузнаю во всех подробностях.

– Через машинку свою, поди? – нахмурился Егор Кузьмич. – Через компьютер этот?

– Да, через компьютер, – кивнул Крымов.

Краевед Добродумов хоть и пользовался сотовым телефоном, но лишь в экстренных случаях и исключительно по прямому назначению. А вот смотреть на него, как на источник мировой информации, опасался из мистических соображений.

– Верю я в технику, но до разумных пределов. Ну автомобиль там, самолет. Ну ракета. А когда вот так – чтоб всех за яйца держать через одну такую вот спичечную коробку, – это беда будет. Беда, Андрей. Помяни слово мое.

После удачной покупки и сверкнувшей наконец впереди осенней чистотой озерной воды, у Добродумова даже голос стал громче и выразительнее.

Хотя выразительнее и так уже было некуда.

– Только ты, Егор Кузьмич, больно не налегай, – когда Добродумов прибавил шаг и обогнал его, вдогонку попросил Крымов. – Нам надо дело делать. И копать придется, и воевать, может быть. Силы нужны!

– Сил у меня сколь хочешь, Андрей! – уже различив то сокровенное место, где он разложит скатерть-самобранку, бросил Добродумов. – Откопаем твой клад, верь мне. И повоюем. Ох, как повоюем! Силы во мне нынче – богатырские!

Сокровенным местом оказались два бревнышка, положенные на сухом бережке недалеко от воды, друг против друга: лавочки, да и только. В середине стоял растрескавшийся пенек – столик. Круглое озеро, в котором тонули облака, умиротворяло своим видом. Желтеющие березы, порывами шумевшие над головой, склонялись над обрывчатым берегом, а ниже, вдоль кромки воды, теснился молодой ивняк. Рябь несла сюда, к берегу, редкие желтые листья – печальные лодочки, и послеобеденная прохлада уже стелилась по темно-синей озерной воде.

– И как такое благодатное место не занято? – риторически спросил Егор Кузьмич. – Тут ведь очередь просится, а, Андрей? За неделю сельчане записываться должны. Что думаешь? Местным ресторатором, что ли, стать? Купить местечко-то? – Он уже застилал пенек газетой «Бобылев сегодня», выкладывал пирожки с яблоками и блины с творогом, жадно облизывался. Осторожно водрузил на «столик» бутылку самогона-первача, затем так же осторожно снял ее и поставил рядом:

– От греха подальше. Махнешь так рукой – и нет дара судьбы. Не стоит искушать фортуну, Андрей, не стоит.

Добродумов разлил. Крымов поначалу отказался, но после выпил-таки полстакана самогону.

– И впрямь – неплох, – продегустировал напиток детектив. – Не обманула бабка-то.

– Бабка – сказочная, – закусывая пирогом, оживленно кивнул Добродумов. – Она, видишь, и накормила нас, и живой воды дала, – он кивнул на бутылку самогона у основания пенька, – и дорогу к озеру указала, сюда, значит, в оазис, и о враге напомнила: сама, Андрей, сама! – назидательно погрозил он пальцем. – Вот и не верь после того в волшебные ситуации. Вещая бабка! – Добродумов разлил еще самогону, теперь до самых краев, и выпил свою порцию разом. – Как в сказках! Ты – добрый молодец, герой, Василису идешь спасать. А я… я…

– А ты? – поинтересовался Крымов.

– А я как Конек-горбунок! Или как щука волшебная? Или как рыбка золотая? Я – магическая сила природы, Андрей! Вот кто я таков! – Егор Кузьмич прихватил ополовиненную бутыль. – И пьем мы воду живую!

– Вот что, горбунок, я тебе еще раз говорю: с живой водой осторожнее, – вновь предупредил товарища Крымов, глядя, как тот уже наливает по новой. – И кому я это говорю каждый раз?

– А я и не знаю кому, – пожал плечами Егор Кузьмич.

– Займусь-ка делом, – сказал Крымов.

Он достал телефон, который Егор Кузьмич именовал «волшебной машинкой», и стал кликать мини-указочкой. Егор Кузьмич пил и говорил, говорил и пил. Время от времени направлялся к соседним деревьям справить нужду. Но говорить не переставал. Оба не заметили, как стало смеркаться и холодать.

– Твое молоко помогло бы! – с доброй насмешкой бросил Егор Кузьмич, разбираясь со второй бутылкой. – Куда бы делся, старатель, если бы не я? И не бабуля волшебная? – В очередной раз предупредил: – Пойду-ка я облегчусь…

Но направился не к деревьям, которых было в изобилии и к которым он ходил прежде, а к берегу озера.

– Ты не нырни смотри, – предупредил его Крымов.

– Не учи ученого! – вальяжно ответил Добродумов. – Красота-то какая! Эдем!

– Нашел, Егор Кузьмич! – крикнул в спину ему Крымов. – Нашел!

– Чего нашел, грибы, что ль? – не оглядываясь, спросил тот.

– Точно – мухоморы! – оживленно крикнул Крымов. – Я о Растопчиных и об этом Самозванцеве! Так ведь и знал… Открыть тайну?

– Валяй, Андрей, открывай, – дал добро Егор Кузьмич, широко расставляя ноги на обрывистом берегу. – Орошу-ка я здешнее озерцо, – с благостью в голосе сказал он. – Сольюсь, так сказать, с графским водным пространством! С землицей-то уже слился! Наберусь силы от водицы! Славный самогон, славный! Я бы с бабкой волшебной обменялся бы рецептурой! Слово бы фамильное нарушил!