Текст книги "Миры Королева (Вся серия с 1-13 книги)"

Автор книги: Алексей Бессонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 78 (всего у книги 197 страниц)

глушат спирт, а потом, – потом, конечно, всем экипажем гоняют чертей. Ловля

зеленых слоников – это у нас любимый вид спорта.

 Лоссберг не преувеличивал: его экипаж давно прославился своим поистине

феерическим пьянством – пьянка начиналась, когда линкор ложился на курс

возвращения, и продолжалась на базе -с битьем посуды, стрельбой по всему

живому, что летает в небесах, и неизбежной гауптвахтой в финале. Личные дела

его офицеров пухли от взысканий и копий докладных записок на имя командира.

Докладными Лоссберг вытирал задницу, а своих людей неизменно вытаскивал с

"кичи" гораздо раньше срока, мотивируя это необходимостью увеличения объемов

боевых тренажей. Спорить с ним было трудно: по лейтенантской молодости за

Лоссбергом числились три побега из-под ареста и два разжалования.

 – И вам... нравится одиночество? – тихо спросила Анна.

 – Трудно сказать, – он не был готов к ответу, – возможно, да. Я не

чувствую себя одиноким, понимаете? У меня всегда целый воз проблем, а в

свободное время я беру в руки книгу и сразу забываю обо всем. Об одиночестве,

по моим наблюдениям, чаще всего рассуждают люди, которые боятся и не понимают

свободы. А я, как вы догадываетесь, с детства болтаюсь в космосе И привык

ощущать себя частью пространства...

 Девушка загадочно улыбнулась и перевела взгляд на море городских огней,

тянувшихся почти до горизонта. Лоссберг откинулся на спинку стула. Ему было

грустно, и он знал почему. Очаровательная Анна с неожиданной остротой напомнила

ему о том, что он давно знал, но пока еще не желал ощутить, – о стремительной

быстротечности счастья, о бесконечно выматывающем однообразии вахт, переходов и

стычек, которые уже перестали греть ему кровь. Когда-то юный и полный амбиций

лейтенант Лоссберг считал, что война как удел, война как единственно верный

жребий в этой казавшейся тогда такой долгой жизни и есть высшее счастье. Он был

уверен, что другого ему не надо – только в бой, только в ураган этих яростных,

всесокрушающих атак, несущих упоение победы над собой, своими потаенными

страхами и неудачами. Потом как-то быстро, один за другим, стали уходить в мир

иной его однокашники, такие же порывистые и честолюбивые. От кого-то не

оставалось даже пепла, кого-то хоронили в роскошных гробах, накрытых флагом...

В один прекрасный день Лоссберг, уже отупевший от грохота батарей, от вечно

забитых после боя лазаретов и этих бесконечных похорон, понял, что дальше так

нельзя. Из романтически настроенного мальчика в синем мундире он превратился в

расчетливую, хитрую кобру, всегда атакующую из-за угла и уходящую от боя тогда,

когда он ей невыгоден. Ровно через год, перемолотив двадцать разных кораблей

неприятеля, он получил наградной меч и начал свое стремительное продвижение в

область "психо". Теперь Лоссберг – уже капитан – читал Яара, понимая, о чем

толковал настоятель с Черной Скалы, прошедший весь путь воина до его

неизбежного тупика. В двадцать шесть он был самым молодым полковником своего

крыла.

 – А вы знаете, – произнесла Анна, не оборачиваясь, – когда я смотрю на

ночной город, я всегда ощущаю себя ужасно одинокой. Может, я и в самом деле

боюсь свободы... Но подумайте: там за каждым из этих огоньков – чья-то жизнь,

чьи-то радости и надежды, а мы здесь, над всем этим – совершенно одни, словно

какие-то путники среди бесконечного заснеженного поля.

 – Вы очень поэтичны, – восхитился Лоссберг. – Но опять-таки: я привык быть

путником среди таких бездн, по сравнению с которыми бесконечность ночи кажется

лишь крохотным пятнышком тьмы на ткани мироздания. Давайте-ка лучше выпьем. В

конце концов, мы собирались как следует надраться, ведь так?

 – Вперед! – приказала Анна, и Лоссберг послушно наполнил рюмки.

 Ее глаза уже начинали поблескивать. Лоссберг и сам ощущал, что потихоньку

пьянеет – может, просто потому, что ему и в самом деле хотелось надраться рядом

с этой юной валькирией. Он вдруг снова почувствовал себя молодым, словно и не

было за спиной груза десятилетий, проведенных в бронированных коробках, которые

прорубаются сквозь бездонную муть пространства. Ему стало легко; он раскурил

новую сигару и плотоядно посмотрел на Анну. Она ответила ему мягкой улыбкой.

 – Нелепо, – усмехнулась девушка, наливая себе, – у меня в кармане билет на

утренний рейс – пять сорок по местному. А мы даже не успели познакомиться...

 Лоссберг посмотрел на часы.

 – Да, – сказал он, – нелепо. Ром кружит вам голову?

 – В том-то и дело. Ром и, наверное... блеск ваших эполет.

 Залпом выпив полную рюмку, девушка перегнулась через стол, и Лоссберг

ощутил на губах горячий вкус быстрого поцелуя. Когда он поднял голову, ее уже

не было...

 Он взял свой стакан, подошел к самому ограждению и смачно плюнул вниз, в

движущееся марево уличных огней.

 – Вот черт, – бессильно сказал он. Десять минут спустя, когда на площадку

вышел Хикки, Лоссберг был уже здорово навеселе.

 – Самое время, – Этерлен поудобнее устроился в переднем кресле и распахнул

створки своего терминала. Хикки посмотрел на раскрывающийся дисплей, зябко

дернул плечом и запустил двигатель. "Блюстар" медленно выполз на стрит,

развернулся и помчался в сторону ближайшей развязки. Через распахнутое окно в

салон влетал холодный ночной ветер. Хикки глядел на белесое – в свете фар -

полотно дороги и думал о том, что раздраженное нытье Этерлена стало действовать

ему на нервы. Похоже, генерал стал сдавать, теряя былое самообладание. Жирный

Ник в клубе так и не появился. Этерлен выпил два коктейля, потом еще два и

принялся зудеть о том, что, будь его воля, он не стал бы церемониться, а просто

отправил господина Батозова освежиться на дно океана... У Хикки уже не было

желания спорить – он так устал за этот сумасшедший день, что думал лишь об

одном: упасть в кровать, ощутить рядом с собой теплое тело Ирэн и наконец

уснуть. Хотя бы на несколько часов забыть обо всех проблемах, не слышать

гудения Этерлена и не видеть перед собой бесконечной ленты до смерти надоевшей

дороги.

 Перед развязкой он сбросил скорость, и почти сразу же в глаза ударил

оранжевый свет и алая стрелка, указывающая направо. Не заметить ее мог только

слепой или в корень уделанный нарк. Хикки ударил по тормозам и вывернул руль,

заезжая на поребрик обочины.

 – Что это за чертовщина? – вскинулся Этерлен!

 – Дорожный патруль, – безучастно ответил Хикки, отыскивая в кармане

документы. – Сиди работай... разберутся.

 Этерлен сокрушенно покачал головой и вернулся к терминалу. Хикки

неторопливо выбрался из машины и шагнул навстречу двум патрульным в светящихся

портупеях.

 – Пьяны? – спросил сержант, разглядывая карточку.

 – В меру, – ответил Хикки. – Можете не проверять.

 – Оружие, наркотики?

 Хикки сунул руку в карман, отыскал там разрешение и откинул борт камзола,

демонстрируя кобуру. Сержант мельком глянул на документ, потом перевел взгляд

на его владельца – и резво схватился за свой бластер:

 – Руки на капот, ноги расставить!

 – Ребята, вы что, одурели? – не понял Хикки. – Там же все написано...

 Удар дубиной поперек спины свалил его на землю. Патрульных ("Чер-рт,

откуда они вдруг взялись?!") было уже пятеро. Двое выволакивали из машины

Этерлена, полуоглушенного жутким ударом по голове, трое стояли над Хикки,

выворачивая содержимое его карманов. Удостоверение офицера СБ – вне рук

владельца – мертвая серая книжечка! – валялось у них под ногами. Один из

патрульных, молодой лейтенант с наглой лоснящейся мордой, восхищенно вертел в

руках "морген-Штерн". Подняться Хикки не пытался. Он слышал, как с

противоположной стороны автомобиля стонет Этерлен, и думал, почему патрульные

не выдернули с заднего сиденья Лоссберга. Может, он сумел спрятаться за

передними креслами?

 За "Блюстаром" чуть скрипнули тормоза мощного полицейского вездехода, в

лицо Хикки ударили розоватые лучи противотуманок.

 – Что тут у вас? – спросил чей-то молодой голос.

 – Ты представляешь, тормозим придурню, а у обоих – смотри что... видел

такое?

 Скосив глаза, Хикки разглядел рослого молодого капитана, стоявшего перед

джипом. Патрульный лейтенант протянул ему "моргенштерн".

 – У этого, – лейтенант показал на уже затихшего Этерлена, – аж два, с

обеих сторон! И еще... вот, погляди-ка, такого ты точно еще не видел – урод

работал в нашей сети, представляешь? В наглую!

 – Во охренели, мрази, – радостно осклабился капитан, – ну, вообще, да?

Давай я щас Эда вызову, пусть оформит все на нас, как надо. А в багажнике

смотрели?

 Оба офицера подошли к куцей корме автомобиля, и лейтенант распахнул

багажник. Порывшись в нем, он разочарованно сплюнул.

 – Не, тут вроде ничего.

 – А ты документы смотрел? – вдруг спросил капитан.

 – А, да смотрел. Этот, – носок ботинка несильно ткнул Хикки, – какой-то

Махтхольф, а тот вообще не поймешь кто. У него совсем ничего нет. Придет в

себя, расскажет.

 – Так, а ну, вставай, – капитан наклонился над Хикки и врезал ему ботинком

по скуле. От боли Хикки едва не потерял сознание, но все же удержал контроль.

"Спокойно, – сказал он себе.– Главное, не делать резких движений. Их шестеро, у

них "тайлеры", и они наверняка стреляют сразу в башку. Башку, как говорил

Лосси, лучше поберечь. Второй не будет".

 Едва Хикки поднялся на ноги, как его согнул удар в живот. В принципе, ему

было уже не очень больно – стали работать давние, накрепко вбитые в подсознание

блокировки, "замораживающие" кору, – но он все же согнулся, как и ожидалось.

Сгибаясь, Хикки заметил какое-то шевеление в салоне своей машины.

 Дальше ему стало уже не больно – весело. Как Лоссберг выбрался с заднего

сиденья двухдверного купе, он так и не понял. Факт тот, что перед обалделыми

рожамиг двух юных офицеров вдруг выросла фигура имперского генерала ВКС с кучей

орденов на груди и с золоченым мечом в руке. Фехтованию во всех Академиях учили

крепко, но Лосси держал меч совсем не так, как следовало бы; его правая рука

была поднята на уровень уха, и длинный, почти метровый клинок, который так

мешал при ходьбе, смотрел сейчас точно в переносицу бравого кацитана. Можно

было не сомневаться, что уроки настоятеля Яара не пропали втуне. Лоссберг

готовился проткнуть череп полицейского, как гнилую тыкву, И Хикки знал, что он

это сделает.

 Если его не остановить.

 Наверное, для полицейских Лосси выглядел настоящим демоном. Хикки плохо

видел его лицо, но догадывался, что сейчас оно точно такое же, как в те

секунды, когда он кладет ладонь на панель управления носовой батареей своего

линкора и отдает команду "К атаке!". Ветер рвал густое облако чуть тронутых

сединой волос; еще ни разу противник не видел его лица в атаке – сейчас

легион-генерал Лоссберг был ужасен.

 Хикки понимал, что жить обоим офицерам осталось три, ну, может быть, пять

секунд. Удар, меч назад – второй, скорее всего, будет не колющим, а сверху

вниз, наискосок, – и развалит лейтенанта до пояса. Прежде чем окончательно

разогнуться, Хикки пошарил у себя под ногами и выпрямился уже с хриплым криком:

 – Имперская Служба Безопасности!!!

 Он видел, как опали напряженные плечи Лоссберга. Но меч почти не

сдвинулся, по-прежнему целясь меж белых от страха глаз капитана. Хикки встал в

свете фар вездехода, держа в ладони свое удостоверение. Из штанины лейтенанта

потекла тоненькая струйка. Неуловимо-стремительным движением Лоссберг вонзил

меч в ножны и захохотал, грубо, как десантный унтер, и так громко, что его

слышали, наверное, и на побережье.

 – Зря ты не дал мне его проткнуть, – заявил он, успокоившись. – Знаешь, у

меня сегодня дурное настроение.

 – Погоди, Лосси, – перебил его Хикки и заорал на окаменевших полицейских:

– Что вы стоите, как два гондона? Вы знаете, кто там валяется? А? Не знаете?

Там валяется легион-генерал СБ из Второго Управления! Вы уже чуете, как пахнет

каторга?!

 Однако отливать Этерлена не понадобилось. Он очухался своим ходом и молча,

как боевой пес, кинулся в атаку. Его палец коротко вошел в подвздошную область

капитана, и тот без стона повалился лицом вниз. Лейтенант шатнулся в сторону,

железная ладонь генерала попала немного не туда – он вскрикнул, схватился за

сломанный нос и осел на корточки. Этерлен молча ударил его ногой в лицо...

 – Вот это цирк, мама моя родная, – тихо сказал кто-то сзади.

 Полицейские понимали, что жестокое избиение было для них наименее

болезненным вариантом. Не было в Империи суда, который квалифицировал бы их

действия иначе, как нападение на высших офицеров Службы Безопасности при

исполнении оными служебных обязанностей. Десять лет на рудниках выдерживали

далеко не все, а учитывая возможное введение военного положения, дело могло

закончиться и газовой камерой...

 Этерлен порылся в карманах, достал аптечку и сунул в рот пару пилюль.

 – Чем это меня так приварили? – спросил он у Хикки.

 – Рукояткой моего "морга", – ответил тот.

 – Их счастье, что у меня с детства крепкий череп... Где наше оружие,

ублюдки? И учтите, имел я вас во все дыры, если хоть кто-то раскроет свой

поганый ротик, я заткну ему его навеки. Поняли? Поехали, Хикки, поехали

отсюда...

 – Вот и говори после этого, что меч – не оружие, – хмыкнул Махтхольф,

усаживаясь в машину. – Если бы я не подобрал с земли "корки", Лосси нашинковал

бы эту публику, что мой повар.

 – Лосси, между прочим – Горный Мастер, – сумрачно сказал Этерлен. – Он

порубил бы их всех, и никакие бластеры не помогли бы.

 – У тебя была стажировка на Россе? – удивился Хикки, глядя на Лоссберга

через салонное зеркало.

 – Была, – спокойно ответил тот. – Почти полтора года. Я натаскивал их по

спецтактике тяжелых соединений, а они размешивали мне мозги, чтобы меньше

тараканов там бегало. Только я не Горный, я так... младший. Это еще когда я

капитаном защитил докторскую по спецтактике, наши академики решили, что таким

кадрам за штурвалом не место. Еле я от них вырвался.

 Хикки замотал головой, отказываясь верить своим ушам. Он никак не мог

предположить, что у "бочки с ромом" имеется степень доктора военных наук.

Теперь ему многое стало ясно. Побывав на древнем Россе, Лосс-берг наверняка

набрался ума от старых учителей, которые зачастую могли дать больше, чем

профессора в Академии ВКС.

 – Все-таки полиция у вас дурноватая, – сказал Этерлен, ощупывая голову. -

Почти как на Кассандане. А я почему-то всегда считал, что уж тут, в Портленде,

копы должны быть тихие, как мыши.

 – У них новый шеф, – вздохнул Хикки. – И куча новых офицеров с разных

планет. Боюсь только, что с такой тактикой они тут долго не проживут. Океан

большой, прибрежные воды так и кишат хищниками – я слышал, что уже через пару

часов от покойника не остается даже костей. А еще у нас любят топить заживо. В

прошлом году утопили помощника супрефекта по налогам. Все вс„ знали, но концов

– никаких.

 – У тебя хоть ничего не болит? – заботливо осведомился Этерлен.

 – Спина, – поерзал в кресле Хикки. – Так, немного. Ты работай, работай.

Как говорится, копайте, черви, авось напоретесь на выгребную яму.

 – Я уже накопал кое-что, – буркнул генерал. – Утром поговорим.

 – Утром? К черту, я буду спать как минимум до полудня.

 – Естественно... все равно до этого срока мы Йони не поднимем.

 Глава 8

 Этерлен разбудил его около одиннадцати. Некоторое время Хикки совершенно

не мог сообразить, кто он, где он и что с ним происходит. После холодного душа

мозги понемногу пришли в порядок. Мокрый и злой, Хикки вышел в кухню.

 Генерал сидел перед работающим терминалом и в глубокой задумчивости

посасывал сигару. Лоссберга не было видно.

 – Он уехал к себе на катер, переодеться, – объяснил Этерлен. – Мы

договорились созвониться. Я так думаю, он еще поспит...

 – Чего ты так рано вздернулся? – недовольно спросил Хикки, включая

кофейный автомат.

 – Хотелось поработать. Одевайся, сейчас поедем к Йони. Я никак не могу до

него дозвониться: похоже, у него тоже была веселая ночка. Дрыхнет, наверное, по

всем дыркам.

 – Ты нашел что-то интересное?

 – Я нашел столько интересного, что мама родная. Оказывается, местная

резидентура СБ завела на твоего Ника целый архив. Колоритная, доложу я тебе,

фигурка! Что интересно, в его ближайшем окружении числятся люди, поддерживающие

тесный контакт с. полицией – причем не только островной, а и столичной.

 – Что-о? У Ника – "черви"? Такого быть не может.

 – Ну, значит, ребята из резидентуры даром получают жалованье. Да успокойся

– я уверен, он все знает. Тут просто тонкая игра. Сам Батозов, конечно, с

копами ни-ни, а вот некоторые из его советников чуть ли не на ставке в

Планетарном управлении. Стоунвудская полиция, таким образом, негласно

контролирует ситуацию на Острове. А Батозов, само собой, имеет прекрасную

"крышу". Да более того – описываются эпизоды, когда местная полиция исполняла

некоторые щекотливые поручения этого досточтимого джентльмена!

 Хикки присел за стол, обильно намазал джемом свежевыпеченную булочку и

вдруг ощутил полное отсутствие аппетита. Такого с ним уже давно не случалось,

как правило, по утрам он ел с жадностью бродячего пса.

 – Но самое главное, – пробурчал Этерлен, не глядя на Хикки, – это то, что

у меня появилось какое-то ощущение... Батозов очень похож на того человека,

которому может быть выгоден весь наш кавардак. Если комис-сарша права и он

действительно решил сунуть лапы в транспортно-конвойный бизнес, мы на верном

пути.

 – Я надеюсь, у тебя уже пропало желание атаковать его с открытым забралом?

– едко осведомился Хикки.

 – Напрочь, дядя. Вот если бы я мог вызвать группу рейнджеров с полным

оперативным снаряжением, тогда пожалуй... Но не будем о сладком. Нет, конечно,

если мне представится случай засадить в него пару зарядов, я долго размышлять

не стану... Сейчас нам нужно потолковать с несколькими артистами, которые имеют

на Жирного хороший зуб.

 – Это с кем, например?

 – Например, вот: Джейсон Ферретти, гангстер, контролирует сеть

секс-салонов и производство легких наркотиков. Аманда Смоляк, наркокоролева

Эболо, держит бригаду в тридцать стволов... Тут еще много таких. Это все люди,

имевшие серьезные конфликты с Батозовым и жаждущие мести.

 – Люди, имевшие с Ником действительно серьезные конфликты, давно лежат на

дне океана, – криво усмехнулся Хикки. – Те, кого ты назвал, – шушера" мелкое

дерьмо. С Амандой могу тебя познакомить, но не уверен, что она тебе чем-нибудь

поможет. Аманда дружит с таможенными придурками, на том и поднялась. Тридцать

стволов, о которых ты тут толковал, – это обкуренные подростки, способные лишь

выбивать деньги из таких же, как они сами, юных дегенератов.

 – А Ферретти? Или вот еще – Джонни Данфорд, Мик Перро?

 – Ферретти – просто содержатель бардаков. У него обслуживается местная

полиция, и ни один серьезный человек не станет иметь с ним дела. А вот

Данфорд... Я с ним знаком, но так, шапочно, – нас представили друг другу на

одном банкете, мы потрепались, договорились созвониться, на том все и

кончилось. Данфорд, насколько я знаю, человек серьезный. Он с Килборна, а там

порядки покруче наших. Что там про него написано?

 – "Черный" импорт алкоголя, уклонение от налогообложения, связи с

пиратами... В общем, приличный букет. Дважды судим, оба раза выходил по

амнистии. Еще несколько раз срывался по недоказанности.

 – Н-да, на меня Данфорд произвел хорошее впечатление. По-моему, он

порядочный человек.

 – У тебя странные представления о порядочности. Хикки отставил пустую

чашку и рассмеялся. Словно в ответ, где-то недалеко жалобно завыла собака.

 – Пол, – сказал он, выбираясь из-за стола, – когда ты живешь в Портленде,

у тебя формируются несколько иные представления о порядочности... Мы тут

привыкли оценивать человека иначе, нежели это принято в Метрополии. Ты в курсе,

почему я разругался со своей семьей?

 – Нет, – помотал головой Этерлен. – Я не любитель ковыряться в чужих

душах. Только по службе, только по службе...

 – Это произошло из-за того, что мой просвещенный папаша вбил себе в

голову, будто бы наша Контора вместо борьбы с внутренним и внешним врагом стала

заниматься не совсем благовидными вещами... До него никак не доходило, что

такая борьба не всегда может быть "благовидной" и благородной. Я какое-то время

все это терпел, а потом вспылил. В итоге мы едва не подрались и теперь не

общаемся уже восемь лет. Точно то же мы наблюдаем и здесь, на Острове Ублюдков:

порядочность – это не только и даже не столько соблюдение законов. Существуют

другие, нравственные нормы... Понимаешь меня?

 – В общем, да, – вздохнул Этерлен. – Ты пожрал? Собирайся.

 Час спустя они подъехали к хижине Йохансона. Хикки затормозил возле ворот

и сразу обратил внимание на то, что калитка в сетчатом заборе распахнута

настежь. Подходя к дому, он увидел открытую дверь; Этерлен, вдруг занервничав,

ринулся вперед. Хикки осмотрелся по сторонам, но не заметил ничего

подозрительного.

 Этерлен решительно ворвался в дом и принялся звать своего друга.

 Хикки поднялся вслед за ним на второй этаж.

 – Ч-черт... – хрипло прошептал Этерлен.

 На светло-розовой стене небольшого коридорчика темнели кровавые пятна, уже

успевшие немного подсохнуть. Этерлен распахнул дверь спальни и замер, как

вкопанный. Хикки отодвинул его в сторону...

 Большущая кровать Йони представляла собой сплошное озеро запекшейся крови.

На смятых в ком розовых простынях лежал он сам – запрокинув к потолку почти

разрубленную чьим-то ударом голову. С противоположной стороны кровати Хикки

увидел женскую ногу: под окном лежала молоденькая светловолосая девушка с

обгоревшей дырой в затылке. Хикки смотрел на ее неприлично вывернутые бедра, на

тонкие пальцы, мертво вцепившиеся ногтями в наполовину стащенную на пол

простыню, и чувствовал, что мир начинает вращаться вокруг него.

 Йохансона убили не из бластера. Этерлену было достаточно одного взгляда,

чтобы понять – скорее всего это было нечто вроде топора. Спальня не имела

следов борьбы, в руках Йохансона не было оружия. Выходило, что кто-то

совершенно бесшумно проник в дом, рубанул Йони, а потом застрелил проснувшуюся

девушку.

 – Почему в коридоре кровь? – громко произнес Хикки.

 – Ничего не трогай, – невпопад ответил Этерлен. – Ничего не трогай, я

сейчас вызову полицию.

 – Как ты думаешь, когда это было?

 – Совсем недавно... Где-то на рассвете. Ты видишь, кровь успела засохнуть.

А ее было много, очень много. Идем отсюда.

 Слабо перебирая ногами, Хикки спустился в холл и вышел на воздух. Еще

вчера он видел живого и здорового Йони Йохансона – а сейчас детектив валялся в

собственной кровати с разрубленным черепом.

 В сознании Хикки царила странная пустота, будто бы весь мир превратился в

виртуальную бесплотную го-лограмму в темноте большого, наполненного какими-то

звуками зала. Он смотрел на запущенные розы под стеной дома и не понимал, что

видит, мозг отказывался анализировать "картинку". Перед глазами почему-то

возникла первая жена, Мэгги, такая, какой он видел ее в последний раз, -

смеющаяся, она махала ему рукой возле тяжеловесного белого седана

"Лэнгли-Маркиз", который он купил вскоре после их свадьбы. Где-то далеко-далеко

шумел Этерлен, визгливо оравший на полицейского диспетчера.

 Резко дернув головой, Хикки пришел в себя.

 – Совершенно потерял форму, – пробормотал он. Из дома вышел Этерлен. В

бессильно повисшей руке он держал телефон.

 – Я знал его с пятилетнего возраста, – тихо проговорил генерал. – С

первого курса Академии. – Он опустился на ступеньки перед распахнутой дверью и

вытащил сигарету. – Это сколько лет? Сорок два... Вот черт...

 – Неужели он что-то раскопал? – вслух подумал Хикки. – Вчера... может, за

ним следили?

 – Все может быть. Сейчас приедет полиция... потом мы созвонимся с

Лоссбергом и поедем к Соловцу. Может, он что-то знает. Хорошо, что с нами нет

Лосси. Это могло бы создать дополнительные проблемы.

 – Почему?

 – Ты не догадываешься? Командир особого дивизиона, находящийся в данный

момент на "свободной охоте", и вдруг – болтается в Портленде в компании двух

весьма подозрительных офицеров Конторы. Сразу начнутся всякие "мысли" и

домыслы... Ты понимаешь, что мы с тобой возбуждаем у полиции оч-чень нездоровый

интерес? Какими такими вопросами может заниматься парочка высших офицеров СБ?

Генерал и полковник, ничего себе! Да они подохнут от любопытства. Три года

назад, когда я занимался на Беатрис одним довольно щекотливым делом, в полиции

нашлись особо одаренные начальники, пославшие запрос аж в планетарную Палату

Заседателей. Весело было, мамочка ж моя! Дед отправил туда Козловского, чтобы

он поговорил с ребятами по душам, а они встретили его скандалом – мы, дескать,

в своем праве, и идите к чертям. Люди просто не понимали, с кем они имеют дело.

Пришлось принимать меры – а я, само собой, получил по шее.

 – Да уж, – покачал головой Хикки, – распустились... Лет тридцать назад

любой шеф полиции мочил штаны при одном только упоминании о Службе. А теперь

пожалуйста – любопытствуют. Скоро дойдет до того, что сельский шериф станет

требовать у нас санкцию прокурора на расследование на его территории.

 Вдали послышалось завывание полицейских сирен. Прислушавшись к этой

какофонии, Хикки определил, что к ним едут не менее трех машин. Наверное, крики

Этерлена возымели свое действие, и начальник околотка выслал целую бригаду.

 Он ошибся: то были не районные и тем более не патрульные. Четыре машины

городской крипо загородили узенькую улочку, и вскоре Хикки увидел двух юных и

очень самоуверенных следователей – прежде чем войти в калитку, ребята наорали

на нескольких старичков, высунувшихся на шум из своих норок. Прислушавшись к

лексике полицейских, Этерлен устало покачал головой. .

 – Сейчас начнется, – сказал он. – Я прошу тебя, Хик: пожалуйста, понаглее.

Не надо, чтобы эти щенки вытирали об нас, старых и больных людей, свои немытые

ноги.

 – Я постараюсь, – кивнул Хикки.

 Разобравшись с любопытными, следователи двинулись к дому. Из машин тем

временем выбиралась целая бригада экспертов с несколькими центнерами

аппаратуры.

 – Так, вы полицию вызывали?

 Рыжеволосый парнишка лет от силы двадцати раздраженно мял в руках сигарету

и смотрел сверху вниз на Хикки. Его напарник лениво оглядывал неряшливый

палисадник Йони.

 – Вы бы представились, – пробурчал Хикки.

 – Следователь Рубцов, криминальная полиция города. А вы, может быть,

встанете?

 Хикки поднялся на ноги и показал головой на Этерлена:

 – Полицию вызывал он. Трупы наверху, в спальне.

 – Документы у вас есть? – повернулся к нему второй следователь. – Только

не говорите, что нет... Придется вызывать патрульную машину, и все такое. Ну?

 – Есть, – подал голос Этерлен, вставая. – И еще одно слово в таком тоне,

сопляк, – я тебя по стенке размажу, понял?! Мне остохренела ваша наглость!

Перед вами два боевых офицера, которые не желают терпеть твое щенячье хамство!

 Увидев перед глазами сразу два крылатых черепа, следователи увяли, как

проколотые воздушные шарики. Хикки теперь тоже числился по Второму Управлению,

а что это такое, следователи знали. "Двойка" занималась контрразведкой и

внутренними расследованиями первой режимной группы. Даже госсекретарь не имел

права требовать какие-либо материалы по "первому" грифу.

 – Я совсем не то хотел сказать... – заныл напарник Рубцова, – ну, вы же

должны понимать...

 – Идите наверх, – брезгливо перебил его Этерлен. – А вы, милейший,

раскрывайте терминал и готовьтесь фиксировать наши показания.

 Через двадцать минут с показаниями было закончено. Из дома вышел один из

экспертов, приземистый седой дядька с заметным пузом, облаченный в белые шорты,

сетку и сандалии. На широком поясе висела бездна всякого снаряжения: кобура,

телефон, сумка-"кенгуру", какой-то чехол яйцеобразной формы... Поглядев на

него, Хикки подумал, что тут не хватает только саперной лопатки и дыхательной

маски.

 – Интересно его рубили, – жизнерадостно сообщил эксперт, сразу определив в

Хикки и Этерлене благодарных слушателей.

 – Это как? – нахмурился генерал.

 – А вы когда-нибудь пробовали так разрубить башку человеку, который лежит

на мягкой кровати?

 – Нет, – признался Этерлен после короткого размышления, – по этой части у

меня большой пробел.

 – Ну, в общем, рубили его не секирой. На первый взгляд может показаться,

что работал по нему обычный мясник, но мы-то с вами понимаем, что это не так.

 – Я – не особенно, – хмыкнул Хикки. – Говорите толком. Что там не

стыкуется?

 – Его долбанули промышленным виброножом, – торжественно объявил эксперт. -

Быстро и без шума. Вж-жик! – и готово. А бабу потом дострелили.

 – Что значит – потом?

 – Да с ней человека три развлекались. Потом уже и дострелили. Правда, вся

сперма-вперемешку, но у нас есть способы определить, где чья работа. Что он

такого сделал, этот парень, вы не знаете?

 Хикки почувствовал, что начинает потеть, и скинул с плеч светлый летний

камзол. Эксперт недоуменно выпучился на висящий под мышкой "моргенштерн" – в

оружии-то он наверняка разбирался – и поспешил прикусить язык.

 – Это вот вы разбирайтесь, что он сделал, – негромко сказал Этерлен. – А

потом нам расскажете. Рубцов! Идите сюда! Мы уезжаем, – сообщил он выскочившему

из дома юноше, – у нас куча дел. А вы учтите одну вещь: со дня на день может

быть введено военное положение. Вы меня понимаете? Нет? Объясняю: по законам

военного времени я имею право расстрелять вас без всяких "следственных

действий"... И никто не спросит у меня, зачем я это сделал. Поэтому мой вам

совет: будьте очень осторожны с этим делом. Вечером я вас найду, и вы мне

расскажете, как идет дознание. Вы поняли, Рубцов? Лично вы.

 – Ты не думаешь, что нам нужно было покопаться в записях Йони до того, как

до них доберутся копы? – спросил Хикки, садясь за руль.

 – Я идиот? – обиделся Этерлен. – Йони держал какую-либо информацию только

в своем терминале. Теперь он девственно чист, а все записи – вот тут, – Этерлен

похлопал по кожаной папке, которую он держал на коленях.

 Соловец лежал в клинике... Почтительный молодой слуга объяснил гостям, что

у старика неожиданно прихватило сердце, и доктора настояли на госпитализации.

 Вернувшись в машину, Этерлен бессильно стукнул кулаком по приборной панели

и произнес:

 – Значит, надеяться нам не на кого. Я звоню Лоссбергу. Поехали в

"Околицу", перекусим. Хикки молча подчинился.

 – Что теперь? – угрюмо спросил он.

 Этерлен боднул головой. В этом жесте Хикки почудилось и раздражение, и

давнее, привычное ему упрямство генерала – он уже знал ответ.

 – Я должен найти тех, кто это сделал.

 – Если завтра убьют еще кого-нибудь, мы не сможем говорить с людьми. Нам

просто не о чем будет говорить...

 – Может, и не с кем. Но сейчас я хочу знать, почему убили Йони. Ты