Текст книги "Миры Королева (Вся серия с 1-13 книги)"

Автор книги: Алексей Бессонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 136 (всего у книги 197 страниц)

 – Я с трудом добился от них данных по биофизике этой планеты. Ничего

умнее они мне не расскажут. По крайней мере, до тех пор, пока мы не войдем в

систему.

 – Командир, – бабахнуло под потолком, – мы его доставили.

 – А, – радостно зашевелился Волльмер. – Давайте там поживее.

 Пять минут спустя в рубку втолкнули антигравитационное кресло. В кресле

восседал щуплый мужчина лет сорока в больничной пижаме, имевший вид

одновременно горестный и потрепанный. Это был доктор ксенологии майор Мелеш,

случайно обнаружившийся в одной из послеоперационных палат "Парацельса".

Когда-то Мелеш служил в штабе крупного аврорского соединения в качестве

ведущего офицера-ксенолога, но в конце концов его феерическое,

неправдоподобное пьянство довело командование до истерики, и майора закинули

на борт какого-то линкора энергетиком. Линкор погиб, а Мелеш был в

бессознательном состоянии госпитализирован на "Парацельсе". Теперь о нем

вспомнил расторопный старший офицер "Сакса", который спешно просматривал

материалы по личному составу в поисках редкого специалиста.

 – День добрый, – кисло отрекомендовался Мелеш, обводя рубку взглядом

своих небольших острых глаз.

 – Дайте ему коньяку, – распорядился Волльмер, сразу понявший, с кем имеет

дело. – Не видите, что ли, человек ранен...

 Мелеш оживился. Кто-то из пилотов протянул ему гнутую хромированную

фляжку с неприкосновенным запасом; вцепившись в нее забинтованной правой

рукой, ксенолог резво подъехал поближе к пульту и уставился на картинку.

Несколько минут он молча глядел на экран, затем открыл флягу, блаженно

глотнул – по рубке поплыл характерный аромат дешевого бренди – и наконец

причмокнул губами: – Поздравляю вас, джентльмены. Мы открыли так называемый

Седьмой Айоранский мир. Историю все помнят?

 – С чего это вы взяли? – недоверчиво спросил главный инженер.

 Мелеш пожал плечами.

 – Это человеческий корабль. Уровень развития примерно соответствует эпохе

Ру у корварцев. Субсветовая реактивная техника, скорость около 0,8 L, радиус

действия – до двадцати световых лет. Плюс-минус, я бы сказал... Вооружение

не устанавливается, так как раса еще не вступала в Большой Контакт и

представляет собой замкнутую социосистему. Учитывая, что мы имеем дело с не

слишком типичным случаем, социум у них наверняка странноватый и не совсем

соответствует теоретическим выкладкам, применимым в данной ситуации. Если

кто-то захочет писать диссертацию, могу помочь. Материала у вас будет

предостаточно.

 – Вы во всем этом уверены, доктор? – тихо спросил Волльмер.

 – Как бог свят. Я этой херней занимаюсь всю жизнь.

 – Хорошо. – Волльмер выпрямился в кресле и обвел присутствующих

вопросительным взглядом – но все молчали. – Тормозим до нуля, все вместе и

включить стояночные огни. Может, они все-таки увидят нас...

 Глава 3 1

 Сперва внутри него возник свет. Он был невыносимо ярок, и потребовалось

несколько секунд на то, чтобы осознать – все-таки свет идет снаружи. Тогда

он нерешительно раскрыл глаза. И ему стало больно.

 Но глаза он теперь уже не закрывал – ворочая зрачками, медленно

осматривал все вокруг, туманно удивляясь этой солнечной яркости, заполнившей

окружавший его мир. Через некоторое время свет почти перестал его слепить, и

он смог различить контуры предметов.

 – Как тебя зовут? – басовито прогудел над ним чей-то голос.

 – Меня? Меня?.. – В голове вертелись, нанизываясь друг на дружку, такие

знакомые слова, но он никак не мог собрать их воедино, чтобы выговорить.

Наконец эти слова (или, может быть, все-таки звуки?) слились в прочную цепь.

– Я Халеф бен Ледда, второй сын Светлого Ледды из Кусумма.

 Сейчас он смог разглядеть лицо говорившего – это был старик с кустистыми

седыми бровями, из-под которых требовательно поблескивали большущие, словно

у морского змея, круглые глаза. Желтые, круглые глаза.

 – Меня зовут Бурк, – тонкие губы недовольно вывернулись, обнажив

превосходные, будто у гоноши, зубы, – я судья этой деревни. Сейчас к тебе

начнет возвращаться память, и тогда, быть может, к вечеру ты сможешь встать

на ноги.

 – Деревня? – Он мучительно пытался вспомнить что-то чрезвычайно важное. -

Я в деревне? Действительно, ничего не помню. Я шел, вы понимаете, я долго

шел по снегу, мне было так холодно... А потом... потом я шел по лесам.

 Он попытался приподняться на локтях, но крепкая рука старца решительно

надавила на впалую грудь. Халеф заглянул в глаза Бурка и понял, что

сопротивляться не стоит – ему желали добра.

 – Пока лежи. Ты лежал больше двух месяцев. Все это время я лечил тебя

грибами и не знал, останешься ли ты человеком. Червь сильно ударил тебя

головой о какой-то камень, но дело не только в камне. Ты знал, что, умирая,

снежный червь может лишить человека разума?

 – Червь? О святое утро, кажется, я начинаю вспоминать... да, там был

червь! Была метель, я страшно устал и присел на что-то. Да, точно, и на меня

набросился червь.

 "Откуда я шел? – спросил он сам себя. – Как я вообще тут оказался? Я...

кажется, я вылетел из Самерна на воздушном корабле, который должен был

доставить нас... куда? зачем?" Старик немного задвинул шторы на окне, под

которым стояла кушетка Халефа. В комнате стало немного темнее, поэтому он,

уже почти не щурясь, принялся разглядывать интерьер жилища своего

загадочного спасителя.

 Здесь было чисто и даже, пожалуй, богато: по крайней мере, далеко не

каждый из его соотечественников мог похвалиться таким жильем. Стены

просторной квадратной комнаты были обтянуты светло-коричневой тканью, пол,

выложенный из полированных фигурных дощечек, сверкал свежим лаком. Кое-где

на стенах Халеф увидел какие-то украшения, но пока еще не мог рассмотреть их

как следует. Напротив его кушетки почти всю стену занимал темный шкаф с

несколькими книжными полками и множеством небольших дверок.

 – Мне следует вознести благодарение Отцам, – твердо сказал Халеф.

 – Успеешь, – иронически скривился старый Бурк. – Ты не делал этого десять

недель, так что теперь лишний час ничего не изменит. Ты должен поесть, твой

желудок слишком отвык от нормальной человеческой пищи. Фактически, у тебя

его почти нет – но это поправимо.

 Старик ободряюще кивнул и вышел. В этот момент в мозгу больного что-то

отчетливо щелкнуло, и он вдруг понял, что может ощущать запахи. Это было

удивительно, но не совсем приятно. Из распахнутой поверх оконной рамы

форточки в комнату врывался сладковатый ветер цветущей весны, но даже он не

мог перебороть застоявшийся запах человеческого тела, въевшийся в постель

Халефа.

 Юноша поморщился. Наверное, окно следовало бы распахнуть настежь, но он

чувствовал, что пока это ему не по силам. Халеф повернулся к окну. Под

стеной дома, наполняя воздух приторным ароматом, цвело какое-то незнакомое

ему дерево – он видел, как ветер колышет ветви с удлиненными, будто стручки,

листьями, между которыми там и сям ало горели крупные цветки. Значит, здесь

уже весна? А здесь – это, собственно, где? Он в который раз принялся

восстанавливать в памяти последние события, но безуспешно, вспомнить, как он

сюда попал, Халеф бен Ледда не мог.

 Тихонько скрипнула дверь. Юноша повернулся и увидел, как в комнату входит

рослая молодая девушка с подносом. Когда она приблизилась, Халеф подумал,

что вряд ли кто решился бы назвать ее красавицей: у девушки были крупные,

мужиковатые черты лица, сильные загорелые руки, под застиранной синей

рубашкой едва угадывались бугорки груди. Правда, в больших черных глазах

незнакомки Халефу почудился какой-то тайный огонь, способный привлечь к себе

сильнее любой красоты, но он отнес видение на счет своего состояния.

 – Привет тебе, – просто сказала девушка. – Мое имя Вири. Дедушка сказал,

что теперь ты будешь есть сам.

 Халеф едва не застонал от стыда. Значит, это она кормила его все эти

десять недель. Кормила, убирала... ему стало ужасно неудобно. Сильная рука

девушки приподняла его плечи, и Халеф, напрягшись, сумел сесть на постели.

 – Меня зовут Халеф, – сказал он как можно приветливее. – Наверное, я

скоро буду ходить. Может быть, уже сегодня.

 – Может быть, – улыбаясь, согласилась Вири.

 Она говорила на его языке с мягким, незнакомым Халефу акцентом.

 К вечеру он действительно встал. Шатаясь, цепляясь почти бессильными

пальцами за стены, Халеф добрался до туалета в дальнем углу на удивление

обширного дома, а потом, отказавшись от помощи Вири, выполз на улицу. Дурк

что-то делал у двери угольного сарая. Завидев белого как мел, но счастливого

Халефа, он одобрительно хмыкнул и усадил юношу на скамью под деревом с

красными цветками.

 – Все будет нормально.

 – Когда я... вспомню? – щурясь от обилия закатного солнца, спросил Халеф.

 – Этого я не знаю, – развел руками Бурк. – Ты остался человеком, а это

сейчас главное. Некоторые куски твоей памяти все еще закрыты от тебя червем,

и может потребоваться довольно много времени, чтобы ты вновь обрел над ними

контроль. Я видел случаи и похуже.

 – Какая это страна, судья Бурк? Это Саарел?

 – Да, северная область. Солдаты нас не трогают, а ваши так далеко, что мы

уже и забыли про них.

 – Здесь все так хорошо говорят на языке Сыновей?

 – Некоторые. – Бурк нахмурился и, достав из кармана куртки костяную

трубочку, принялся набивать ее каким-то белым порошком, который он хранил в

мешочке на шее. – Здесь есть несколько семей беженцев... родители Вири

когда-то жили у вас.

 – И она тоже?

 – Она родилась здесь. Я обучил ее нескольким языкам, тут это может

пригодиться. К тому же несколько ее сверстников по-прежнему говорят на языке

своих предков.

 – Я должен вернуться в Страну Верлых, – устало произнес Халеф, понимая,

что это почти невозможно. – Мне нужно встретиться с представителями местных

властей. Может быть, они помогут мне связаться...

 Бурк покачал головой.

 – Ничего не выйдет. Уж не думаешь ли ты, что кто-то станет помогать тебе

перейти через тщательно охраняемые границы? К тому же отсюда ты можешь

добраться только до Солдат, и никуда больше – а уж они-то, как ты понимаешь,

не станут возиться со Светлым. И вообще, местная власть – это, в сущности,

я.

 Здесь, на севере, нет ни наместников, ни военных. Только выборные судьи

да окружной мытарь, вот и вся власть. Наш люд не очень-то позволяет

руководить собой.

 Халеф кивнул.

 "Мог бы забрести и к Солдатам, – подумал он, наблюдая, как старик

тщательно раскуривает свою загадочную трубочку. – Тогда – конец, причем,

наверное, сразу. А может, помучился бы... Но вот что странно... если

представить себе карту, то получается, что я брел с севера. Что, интересно,

я мог там делать? Мы вылетели из Саммерна. Кто мы? Куда мы летели? Нет...

нет, ничего не помню".

 Зрачки старика сузились, и он посмотрел на своего гостя странным, долгим

взглядом.

 – Ты можешь помолиться, – сказал он. – Циновку тебе даст Вири.

 Утром он проснулся, уже не чувствуя ни вчерашней ломоты в теле, ни

неприятной рези в глазах. За окном сияло радостное весеннее солнце. Бен

Ледда соскочил с кровати, сделал несколько дыхательных упражнений и

решительно отправился на поиски Вири: ему отчаянно хотелось есть, а в этом

доме, как он понял, завтракали и обедали без намека на какой-либо

распорядок.

 Девушку он застал на кухне. Вири топила углем большую белую плиту и

одновременно помешивала вкусно пахнущее варево в кастрюле.

 – Голоден? – просто спросила она. – Иди пока умойся, грибы будут минут

через двадцать.

 Ополоснув под горячим металлическим цилиндром лицо, Халеф вышел во двор.

Из конуры рядом с воротами на него дружелюбно глянул огромный серый пес.

Юноша позвал его, и собака, потягиваясь всем телом, не спеша выбралась на

свет.

 – Ну, старина, – пробормотал Халеф, почесывая густую шерсть на шее

животного, – как у нас дела?

 Псина зевнула, лениво помахала хвостом и улеглась возле скамьи. Где-то в

глубине дома раздалось низкое гудение. Халеф прислушался: он готов был

поклясться, что это электрогенератор. Вчера, все еще чумной после

многодневного пребывания в коме, он не обратил внимания на то, чем и как

старый судья освещал свое жилище.

 – Ого, так у них тут есть даже и энергия? – удивленно пробормотал Халеф,

прислушиваясь к знакомому гулу.

 Оставив собаку дремать на солнышке, бен Ледда прошел в дом. В длинном

полутемном коридоре первого этажа он увидел Вири, которая, открыв стенной

шкаф, сосредоточенно возилась в его глубине, подсвечивая себе маленьким

ацетиленовым фонариком.

 – Что случилось? – спросил Халеф, подходя ближе.

 – Насос... – проворчала Вири. – Не хочет, подлый, качать, и все тут.

 – Какой насос? – не понял юноша.

 – Да водяной, какой еще! Тут почти у всех свои скважины...

 – Давай я гляну, – предложил он.

 – Чего? – поразилась Вири, оборачиваясь к нему. – Ты, Светлый,

разбираешься в технике?

 – Меня кое-чему учили. – Халеф решительно отстранил ее и заглянул в шкаф.

 Насос имел совершенно незнакомую ему конструкцию. Надписи были сделаны,

кажется, на языке мариш, принятом у Солдат. Повозившись с насосом несколько

минут, Халеф нашел причину отказа: в маленьком распределительном щитке с

предохранителями, вынесенном для удобства обслуживания из корпуса, обгорела

клемма. Подогнув ее так, чтобы обеспечить приемлемый контакт, Халеф вылез из

шкафа и улыбнулся: – Включай. По-моему, это оно. Вири с недоверчивой

ухмылкой нажала кнопку пуска, и насос, мокро чавкнув, завыл.

 – Даже странно, – подняла брови девушка.

 Я думала, что вы там уже и забыли, что такое техника. Только своим

Папашам молитесь и людей вешаете.

 – Не совсем так, – примиряюще покачал головой Халеф. – Хотя кое в чем ты,

наверное, права. Я и сам думаю, что ничем хорошим это не кончится.

 – Кончится тем, что к вам придут Солдаты, вот увидишь. И поделом. Нечего

на ровном месте с ума сходить. Идем, пора завтракать.

 Завтрак, состоявший из жареной рыбы в густом грибном вареве, Халеф

проглотил одним махом. Облизав ложку, юноша сложил на животе ладони и поднял

на Вири умоляющие глаза.

 – Нет, – сказала она. – Никакой добавки. Мне не жалко, тут на всех

хватит, но тебе еще нельзя. Дед сказал, что у тебя почти атрофировался

желудок. Если сразу натрескаться до отвала, можешь ноги откинуть. Иди лучше,

посиди на солнышке.

 – А погулять можно? – поинтересовался Халеф.

 – Тоже нет. Гуляй себе в саду, но к реке не спускайся.

 Халеф церемонно поклонился и вышел.

 Ближе к полудню появился судья. Сидя среди цветущих фруктовых деревьев,

Халеф услышал, как возле ворот остановился фырчащий автомобиль, скрипнула

калитка, и до его слуха донесся негромкий голос Бурка – очевидно, тот

приехал не один. Вскоре за спиной юноши хлопнуло, раскрываясь, окно. Он

обернулся, чтобы через неплотные шторы различить смутный силуэт судьи и его

гостя, очевидно, высокого сухого мужчины с неестественно прямой спиной. Не

видя Халефа, они негромко заговорили на мариш. Бен Ледда, невольно

прислушиваясь к разговору, так и не сумел ничего понять: мариш был для него

совершенно чужим.

 И все же несколько слов врезались ему в подсознание настолько крепко, что

он еще долго размышлял о том, что бы они могли значить: Бу Бруни и

"пророчество", произнесенное на его языке, причем собеседник

 Бурка повторил это слово несколько раз. Халеф не помнил, что такое Бу

Бруни – имя? место? – но мог спорить, что совсем недавно он знал это очень

хорошо.

 2

 В центральном посту управления ярко светились неприятно-белые потолочные

плафоны, где-то за пластиком переборки едва слышно гудел какой-то механизм.

Тон гудения то и дело менялся, свидетельствуя о неисправности, но сейчас

никому из присутствующих и в голову не пришло бы разбираться, что там

случилось. Все были заняты собственными мыслями, по большей части весьма и

весьма тягостными.

 Здесь собрались все пятнадцать человек экипажа, за исключением главного

механика Блаза, находившегося сейчас в двигателях. Они ждали, когда Блаз,

заканчивавший ревизию главного триггера, вынесет свой приговор.

 Тягостное молчание решился прервать командир – рыжеволосый мужчина лет

сорока по имени Рукка.

 – Я высчитал, что за неполный год мы сможем развернуться и взять курс на

возвращение, – медленно сообщил он, поднимая голову от панели главного

навигационного вычислителя. – Топлива должно хватить. Я, конечно, не

уверен...

 Здесь никто и ни в чем не был уверен.

 Не они строили этот звездолет, не они рассчитывали и испытывали эту

сложнейшую конструкцию, способную донести человека до далеких звезд, – их

лишь научили ею пользоваться, да и то кое-как, наскоро, не особенно заботясь

о результате. Да и учили их всех не вчера. За прошедшие годы что-то успело

подзабыться, а что-то и намертво выветриться из памяти. Поднимаясь на борт

своего корабля, бен Рукка испытывал сложные чувства. С одной стороны, он был

охвачен гордостью, ведь именно ему Сыновья доверили святую миссию поиска

Великих Отцов, давно ушедших к звездам и завещавшим своим непутевым сыновьям

вечную Верность, не знающую ни срока, ни сомнений. С другой стороны,

провинциальный проповедник бен Рукка довольно смутно помнил то, чему его

когда-то учили еретики, упрятанные в снегах Трандарских гор.

 Остальные члены экипажа были ничуть не лучше. Уже стартовав (как им это

удалось, они и сами не понимали), специалисты принялись практически заново

осваивать свои профессии. Все они так или иначе ошибались, но мудрая техника

исправляла ошибки, часто думая вместо них. Так было до тех пор, пока не

ошибся навигатор, молодой приближенный Сыновей Казне. Именно он, путаясь в

море информации старинных справочников, прокладывал курс выхода из их

солнечной системы. Именно он, Казне, допустил ошибку, которую машина не

смогла исправить: их старый "Кронг", презрев законы гравитационного

склонения, слишком круто пошел на обгон громадной внешней планеты. Двигатели

пришлось перегрузить – совсем ненадолго, на несколько секунд, но этого,

видимо, было достаточно для того, чтобы вышел из строя главный триггерный

стабилизатор. Потоки плазмы, плещущие в керамических кавернах маршевого

двигателя, оказались во власти хаоса, грозящего превратить звездолет в

короткую беззвучную вспышку. Тогда бен Рукка приказал снизить нагрузку, и им

стало ясно, что до звезд уже не дойти.

 Теперь оставалось только одно: несколько недель корабль будет тормозить,

чтобы сбросить скорость до величин, допустимых при маневре, а затем -

многомесячный разворот, скорее всего – в обход системы. Через год "Кронг"

сможет вернуться домой. Как будут они смотреть в глаза Сыновей, пославших их

с этой священной миссией?

 В центральный пост вернулся Блаз.

 – Нам следует совершить обряд очищения, братья, – глухо проговорил он,

пряча глаза. – Вторая стабилизирующая ступень полностью вышла из строя. Мы

никогда не сможем разогнаться до расчетных скоростей.

 Бен Рукка покачал головой.

 – Тогда тормозить следует прямо сейчас, пока "Кронг" еще подвержен

влиянию тяготения нашей системы. Надеюсь, что Светлый Казне, – он бросил на

навигатора полный ненависти взгляд, – сумеет рассчитать наши действия. Я же

пока начну подготовку к обряду. Займите свои места, братья. Когда я буду

готов, я вызову вас.

 Угрюмо переглядываясь, члены экипажа расползлись по своим рабочим местам.

Бен Рукка, запершись в своей тесной каютке, распахнул стенной шкаф и извлек

толстый, окованный по краям переплета том в потрескавшейся от старости коже.

С благоговением провел он по нему кончиками пальцев. Эта книга помнила

долгие столетия, в течение которых Память о Верности сохранялась лишь

некоторыми, неспособными забыть. В те дикие времена его соплеменники

предпочитали думать не о духе, но о теле, обрастая ненужными предметами и

машинами, которые год от года становились все более сложными и – с точки

зрения Рукки – бессмысленными. Разве машины помогут слабому человеку, против

которого стоит весь окружающий его мир, сохранить завещанную Верность Отцам?

Отцам, которые привели человека в этот мир, дабы испытать его Дух и завещать

ему Службу, исполнение которой так же неотвратимо, как восход солнца?

 Нет и еще раз нет.

 Отцы ушли; и человек обязан сам найти их, дабы доказать свою нетленную

Верность и исполнить наконец завещанную Службу. Именно для этого они были

посланы сюда.

 "Что ж, – вздохнул Рукка, – человек слаб. Нам не удалось исполнить

великую Волю – на наше место придут другие".

 И он раскрыл книгу.

 Несколько часов его пальцы трепетно перебирали ломкие, гармошкой

сложенные страницы. Несколько часов бен Рукка вчитывался в волнистую вязь

Завещания, снова и снова, как в юности, отыскивая в нем свою силу. Снова

смотрел он на искусные копии древних миниатюр, что изображали Отцов во всем

их величии. Наконец, ощутив, как мелко пульсирует в жилах разогревшаяся

кровь, до глубины души проникшийся возвышенным экстазом бен Рукка спрятал

фолиант и приготовился созывать своих подчиненных на древний обряд.

 В этот момент интерком включился сигналом экстренного вызова. Бен Рукку

вызывал астроном.

 Задыхаясь неожиданной яростью, командир ответил на вызов, но не успел

произнести и слова.

 – Там!.. там!!! Я вижу Отцов, они двигаются к нам на помощь! – хрипло,

сорванно визжал астроном. – О Святое утро, как прекрасны они! Их корабли

огромны, как целый город! Они светятся, как десятки звезд!

 Не помня себя, бен Рукка выскочил из каюты и бросился по узкому коридору.

В его голове мешались, наползая одна на другую, десятки мыслей. Добравшись

до астрономической рубки, он застал корабельного астронома Гоуза в состоянии

полнейшего экстаза. Тот, как зачарованный, вглядывался в небольшой экран

универсального вычислителя, на котором, слегка подрагивая – Гоуз вывел

усиление на предел, – сверкали множеством огоньков три объекта, отдаленно

напоминающие по форме их собственный корабль. Два, увенчанные какими-то

сложными конструкциями, похожими на небольшие крылышки, были очень велики.

Рукка понимал, что на таком расстоянии данные радара весьма и весьма

относительны, но при любой погрешности эти цифры потрясли его: длина

объектов исчислялась тысячами лонов. Третий, несколько отличающийся от них

по виду, был значительно меньше, но все равно по размерам в десять раз

превосходил "Кронг".

 Рукка замер перед экраном, не произнося ни слова.

 Корабли Отцов, некогда доставившие его народ в их нынешний мир, выглядели

совершенно иначе. Если дошедшие из глубины тысячелетий рисунки были верны -

а в этом никто не сомневался, – то, во-первых, Ковчеги были намного меньше,

и формой они почти всегда напоминали сплюснутый гриб на тонкой, сужающейся

вниз ножке, а во-вторых, они никогда не были такими пугающе-черными...

 Отцы ли это?

 Рукка почувствовал, как холодные пальцы ужаса перехватывают ему горло.

Если это не Отцы, то... В глубине своей довольно лукавой души бен Рукка не

очень верил в то, что ему выпадет честь встретить Ушедших. Со времени их

ухода пролетело много времени, много тысячелетий. Уцелели ли они сами, ведь,

согласно преданиям, Отцы ушли, чтобы сражаться? А если уцелели, почему не

вспомнили о своих приемышах, заброшенных ими в такой враждебный мир?

 И с кем-то же они воевали там, среди бесконечных звездных дорог. Почему

же не допустить, что во вселенной существуют и другие разумы, также

способные на покорение далеких путей? Завещание умалчивало об этом, а что не

сказано в Книге – то неважно...

 – О, Святое утро... – вдруг застонал астроном. – Что же это?

 Один из кораблей – а Рукка уже нисколько не сомневался в том, что перед

ним именно корабли, – вдруг резко двинулся вперед, множество сверкающих на

его теле огоньков слились в тонюсенькие белые полоски. Рукке показалось, что

корабль движется прямо на них. Астроном склонился над клавиатурой своего

вычислителя, пытаясь определить скорость объекта, но не мог: черный гигант

разгонялся слишком быстро. Как зачарованный, наблюдал Рукка за движением

теряющего контуры черного пятна. Менее чем через три минуты оно превратилось

в какую-то тусклую сероватую кляксу, а потом – исчезло!

 – О, – прошептал астроном, – я не могу в это поверить... он разогнался до

сверхсветовой скорости. Как такое возможно?

 – Может быть, ошибка в исчислении? – тоже шепотом спросил бен Рукка.

 – Может быть, но почему остальные два мы видим, а третьего – нет?.. Он...

он словно размазался...

 Мгновение спустя мозг командира пронзила фантастическая догадка.

 – Мы видим их... давно! – прокричал он, вскакивая. – Несколько минут

назад!!! Передайте в пост: экстренное торможение!

 Он несся в центральный пост управления так, как не бегал никогда в жизни.

 3

 Старший штурман оторвался от висевшей перед ним клавиатуры и зачем-то

потрогал тонкий обруч системы внутренней связи, который диадемой венчал его

начавшую седеть голову.

 – Динамика неблагоприятная, – сообщил он невидимому командиру. – Они

резко снизили темп разгона. Если эта кривая сохранится на протяжении еще

трех часов, то для того, чтобы уйти из системного поля, им понадобится как

минимум месяц.

 – Что это может значить? – поинтересовался Волльмер у главного инженера,

застывшего перед стойкой боевых сканерных систем.

 – Только то, о чем я уже говорил, – ответил тот с нескрываемым

раздражением. – У них авария. Вот, видите, – ткнул он пальцем в небольшой

экран, на котором мерно бились три жилки: две были насыщенно-красными, а

третья – розовой. – Насколько я понимаю, это нечто вроде триггерного

стабилизатора потока. Средняя ступень – вот, полюбуйтесь – едва дышит. Я уже

стал кое-что соображать в этой допотопной машинерии... они сняли нагрузку с

главного двигателя – он у них один, – потому что теряют контроль над

плазмой, или что там у них еще... Поток вышел из-под контроля, понимаете?

 Волльмер поморщился. В потоках плазмы он разбирался плохо. Когда-то, еще

в Академии, ему читали курс по истории звездоплавания, в который входили

базовые познания в области истории техники, но зачетов по курсу не было,

слушали его, соответственно, вполуха, а уж сейчас, по прошествии пятидесяти

лет, вспомнить не удавалось вообще ничего.

 – И что с ними будет? – спросил он.

 Варнезе пожал плечами. Сонная нерешительность командира начинала

раздражать его. Сам он готов был уже сейчас начать маневр сближения с

загадочным субсветовиком, дабы познакомиться с его командой, но, разумеется,

командовал здесь он, генерал Волльмер, а полковнику Варнезе оставалось одно

– подчиняться.

 – Наверное, – вдруг задумался первый пилот майор Гоше, – они попробуют

обойти систему, оттолкнувшись от поля внешней планеты, и вернуться назад.

Понятно ведь, что с такой скоростью они далеко не уйдут. Никакой жизни не

хватит...

 – Это вы бы так сделали, – едко отозвался Варнезе. – А они, с их-то

энерговооруженностью?

 – Тихо, тихо! – махнул рукой Волльмер. – Что вы на все это скажете,

Мелеш? А? Может, у вас есть особое мнение?

 У ксенолога особого мнения не имелось. Он высосал уже всю фляжку, чуточку

порозовел и прислушивался к дискуссии без особого интереса.

 – Да что тут думать, – фыркнул он, – подойдите на минимальную дистанцию,

затормозите эту рухлядь отбоем носовых двигателей и засуньте ее в свободный

трюм. Это же "Саксон", верно? Насколько я помню, с базы мы все поднимались

пустые, как барабан, – наверное, у вас есть пустой трюм длиной в

полкилометра?

 – Как-то невежливо, – вздохнул Волльмер.

 Может быть воспринято как агрессивные действия. Вот если бы как-нибудь с

ними связаться...

 – Да мы битых полдня только это и делаем! – взорвался Варнезе. – И при

этом даже не знаем, видят они нас или нет!

 – А давайте, когда подойдем, просигналим им "галактический общий" с

требованием остановиться, – предложил Мелеш. – Раз уж вас так волнуют

формальности. В конце концов, возможно, мы спасем им жизнь!

 – Дайте ему еще коньяку, – приказал Волльмер, – и скажите остальным, что

мы слегка прогуляемся. Огней не гасить, готовимся к эволюционному разгону.

Штурман, сколько нам потребуется времени?

 – Я уже посчитал, командир: два сорок плюс-минус...

 – Отлично. Гоше, будьте предельно внимательны. Вы должны остановиться на

безопасной дистанции, и не забывайте, что объект крохотный, смотрите, чтобы

вашим усердием его не сдуло. Поехали.

 "Саксон" вздрогнул. Для Бернара Гоше подобный маневр не представлял ни

малейшего труда, он управлял линкором уже почти десять лет и преуспел в этом

искусстве настолько, что в его руках многокилометровое чудище могло

выделывать самые невероятные кренделя. Собственно, именно искусство майора

Гоше – искусство уклоняться от залпов противника – и спасло корабль в

последней битве. Мельком проглядев выкладки штурмана, уже введенные во

вспомогательный вычислитель, он прикинул градус подхода. Гоше не любил

лишней возни с причаливанием, пожевав губами, он отправил линкор в странный

для неподготовленного разума прыжок.

 Разгон длился две минуты сорок четыре секунды. Проглядев данные на

вычислителе, Гоше решил не форсировать события.

 – Придем на базу, – сказал он про себя, – нужно будет "прострелить"

волноводы. Не тянут движки.

 Через тридцать секунд после выхода на треть крейсерской скорости "Саксон"

распахнул носовые щели тормозных моторов. Теперь начиналось самое

интересное.

 – Вы не спешите, – хладнокровно порекомендовал пилоту Волльмер, -

подходите спокойно, а то парней там кондрашка хватит. У нас, кажется, и так

достаточно сердечников... Варнезе, вам ближе: приготовьтесь отстучать им

сигнал оптикой.

 – Ба, – хмыкнул вдруг Гоше, – да они и сами начали тормозить.

 – Наверное, они нас все-таки увидели, – отозвался Мелеш.

 – Они не могли увидеть нас на сверхсвете. Если бы у этих ребят были

субволновые сканеры, они не ходили бы на таком фуфле, – возразил Варнезе. -

Ничего, сейчас они нас увидят.

 Гоше промолчал: он был занят. "Саксон" медленно подходил к плетущемуся в

пространстве сигарообразному звездолету чужаков, и майор мог отлично

разглядеть его конструкцию, но ему было не до того. Носовые двигатели

линкора пронзили пустоту невидимыми струями энергии, которые должны были

помочь чужаку остановиться до нуля. На две секунды Гоше задумался о тех

чувствах, которые испытывают сейчас его коллеги в неведомой ходовой рубке

субсветовика, и испытал к ним сочувствие. По его прикидкам, чужак не должен

был рассыпаться от перегрузки: майор действовал предельно осторожно,

понимая, что там, где выдержит сталь, может не выдержать плоть. Впрочем, в

резерве он имел достаточно надежное средство.

 – Перекрути мозги СВБ, – приказал он второму пилоту, – на минус, на самый

большой минус. Нам потребуется очень узкий луч, метров двести, не шире.

Давай...

 Корабельная система внешней безопасности служила для предотвращения

случайных столкновений с мелкими небесными телами при движении на высоких