Текст книги "Миры Королева (Вся серия с 1-13 книги)"

Автор книги: Алексей Бессонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 156 (всего у книги 197 страниц)

размышления. – От денег еще никто не отказывался. Особенно когда речь идет о

такой чепухе.

 – Хорошенькая чепуха, вы предлагаете мне совершить государственное

преступление.

 – Да бросьте вы, шеф! Сколько можно играть в маленького ребенка? Хорошо,

я дам вам еще на сорок процентов больше. В сумме это составит...

 – Да какая разница, сколько это составит? Я должен думать, как мне

избежать скандала.

 – Итак, спрашиваю в последний раз: вы готовы сказать "да"?

 – Мне нужно подумать.

 – Так думайте, вашу мать! Через неделю я вернусь. К этому времени вы

должны придумать. Иначе у вас действительно начнутся неприятности.

 Щелчок, тишина.

 Тишина в зале была гробовой... Андрей отчетливо услышал, как сглотнул

судья Додд.

 – Это все? – спросил он.

 – Да, ваша честь, – поднялся Даль. – На этом запись обрывается. Но мне

кажется, что и этого небольшого фрагмента вполне достаточно.

 – У меня вопрос к свидетелю Бэрдену. Мастер Бэрден, вы приняли

предлагаемую вам взятку?

 – Нет, – шеф-попечитель весело улыбнулся. – Я сказал, что мне надо

подумать, и затянул время.

 – Какая сумма вам предлагалась? – Сто тысяч, ваша честь.

 – Вам не кажется, что ваше доброе имя стоит несколько больше?

 – Вы читаете мои мысли, ваша честь. Я думаю, что у компании "Элмер Хиллз"

не нашлось бы такой суммы. Я представляю Конфедерацию, а честь Конфедерации

стоит очень дорого.

 – Достойное решение. Ответчики хотят что-то добавить?

 Ответчики молчали.

 Судья пошелестел бумагами на столе и объявил перерыв до следующего дня.

Выходя из зала, Андрей краем глаза увидел, как с ним разговаривают адвокаты

компании. Лицо судьи Додда было мрачным.

 – Пресса у нас самая благоприятная, – говорил Даль в автомобиле, который

вез их на заседание. – А Блиновым, как мне кажется, уже заинтересовались

следователи военной прокуратуры. Но это еще не все... видели бы вы лицо

сенатора Момбергера Шэттак уже готовит тезисы моей речи. Их законопроект

провалится на первом же чтении. Теперь вся эта дрянь, которая полезла из

своих щелей после войны, не получит и тени шанса. Мы не отдадим им ни кроны!

А вы знаете, док, – повернулся он к Огоновскому, – с вами хотят увидеться

представители целой кучи ветеранских организаций.

 – Это еще зачем?

 – Ну, обычно в таких случаях избирают почетным членом... да и вам,

наверное, будет приятно пообщаться с людьми.

 – Но я еще не политик, сенатор.

 – А вы не зарекайтесь. Скажу по секрету, Шэттак хочет с вами серьезно

поговорить.

 – Вальтер! – взмолился Огоновский. – Я врач, я просто врач, поймите же вы

это наконец! Моя работа – лечить людей. Лечить, а не вкручивать им всякую

ахинею.

 Даль довольно расхохотался и подмигнул хмурому с утра Бэрдену.

 – Но уж наш Олли, я надеюсь, не упустит свой шанс, а?

 – Все весьма относительно, сенатор, – кисло отозвался шеф-попечитель. -

Пока я вижу только то, что влип в порядочную историю. Вы понимаете, что этим

процессом мы лишили планетарную администрацию огромных денег?

 – Пусть кто-нибудь только попробует вас тронуть, дружище! Старик Шэттак

мигом надерет им всем задницы.

 Шэттак ждал их у входа в здание суда.

 – Сегодня будет вынесен приговор, – объявил он, рассеянно подбрасывая

свою мягкую серую шляпу. – Хотя для нас это уже не имеет ровным счетом

никакого значения. Послушайте, Вальтер, – прежде чем все это начнется... я

разговаривал с Ланрезаком...

 Отмахнувшись от репортеров, Андрей прошел в зал и уселся на свое место.

Его уже тошнило и от этого процесса, и от всей этой политики, винтиком

которой он вдруг оказался. Конечно, он все понимал с самого начала... Он

понимал, что Даль непременно увидит в этом деле прекрасную возможность

поднять ставки своей партии, он даже рассчитывал на то, что сенатор

превратит процесс в показательное шоу, которое разрушит планы "Элмер Хиллз"

и надолго отпугнет от Оксдэма всех остальных, но все же погружение в эти

дебри политических интересов, сделок и конфликтов изнурило его настолько,

что он начал мечтать о том, как бы удрать домой, не дожидаясь окончания

мучений. Огоновский никогда не обладал настоящим тщеславием, на фундаменте

которого и строятся карьеры, ему никогда не были интересны переплетения

интриг и закулисная борьба, являющаяся сутью любой политики.

 Сейчас, глядя на Даля, он поражался, насколько изменился его старый

боевой товарищ. Начавший политическую карьеру по настоянию старых друзей,

бывший генерал стремительно вошел во вкус, и даже глаза его обрели хоть и

упрятанную, но все же заметную хитринку, характерную для начинающих

интриганов.

 Зал наполнялся людьми. Вот прошествовал к своему месту прямой, как столб,

Хатчинсон, вот адвокаты подвели к столу Блинова с темными кругами под

глазами. Ему Андрей не завидовал Хатчинсон выкрутится и в худшем случае

сменит место работы, а вот туполобый начштаба, возмечтавший подзаработать,

умудрился задеть самую неприятную, самую болезненную мозоль в душах

избирателей. Война закончилась чуть больше года назад; Конфедерация потеряла

почти четверть населения – и тут вдруг появляется некий лейтенант-полковник

Блинов, всю эту войну просидевший в тихой и жирной базе, который в голос

поносит увешанных крестами ветеранов!

 Судья занял свое место за кафедрой, огляделся по сторонам и хрястнул по

столу молотком.

 – Слово предоставляется защите! – грозно повелел он.

 Андрей поднял голову. Один из адвокатов компании выбрался из-за своего

стола и торжественно произнес: – Леди и джентльмены! Мы много слышали о

преступлениях, совершенных моими подзащитными. Свидетельства против них

неопровержимы, и мне не остается ничего другого, кроме как признать

неоспоримую виновность этих людей. Но я хотел бы сделать одно заявление...

Леди и джентльмены, господин судья1 Много слов было сказано об уважаемых

людях, выступающих на стороне обвинения. Много... но вся ли правда о них

прозвучала здесь, в этом зале, в котором, – реверанс в сторону судьи, -

должна быть установлена пресловутая истина?

 Андрей увидел, как недоуменно зашевелился сидевший в задних рядах Шэттак.

 – Нет, леди и джентльмены! В интересах истины мы должны услышать правду о

людях, громогласно обвиняющих моих подзащитных в совершенных ими

преступлениях. Я прошу привести к присяге свидетелей защиты!

 Даль завертел головой. Смотревший в зал Андрей увидел, как приставы

вводят Коннора, Бренду и... он задохнулся от ужаса – Ханну!

 "Что это еще за чертовщина? – читал он в глазах Даля. – Что они еще

придумали?!"

 Хмурясь, он смотрел, как свидетелей подводят к кафедре и они по очереди

произносят слова ритуальной клятвы, обещая говорить правду, только правду и

ничего, кроме правды... На Андрея в упор смотрела Ханна, а в глазах ее

светилось отчаяние. Огоновский сделал успокаивающий жест и демонстративно

отвернулся.

 – Мастер Коннор, – словно издалека, услышал он голос адвоката, -

расскажите нам о своем коллеге старшем государственном враче Огоновском...

 – Я... – Коннор замялся, преданно посмотрел на судью. – Работая вторым

врачом территории Гринвиллоу, я смог познакомиться с доктором Огоновским

тогда, когда он прибыл на Оксдэм для продолжения государственного

контракта...

 – Да-да... – подбодрил его адвокат. "Что ты там начудил?" – вопрошали

глаза Даля. Андрей скривился и приготовился слушать речь Коннора.

 – Меня очень удивил тот факт, что доктор Огоновский путешествует по

территории, не расставаясь с оружием, – мямлил тот.

 – Что же тут удивительного? – с места спросил Трюфо.

 – А дома у него содержался целый арсенал.

 – Это тоже странно? – саркастически поинтересовался Даль.

 – Истцы! – рявкнул судья. – Я лишу вас слова.

 – Мне показалось странным его поведение. Он вел себя слишком свободно...

я видел его пьяным. А однажды... – по виду Коннора становилось ясно, что с

ним крепко поработали, и он пытается выговорить все то, что должен, но у

него это плохо получается, – однажды они с шерифом Маркеласом ворвались в

мой дом с оружием.

 – Подробнее, доктор, – добродушно предложил судья. – Вам здесь некого

стесняться.

 – Доктор Огоновский был пьян. Была ночь, глубокая ночь, и они приехали ко

мне вместе с шерифом, заставили меня спуститься вниз и пытались объяснить

мне, что я поступил неправильно, отказавшись принять раненого.

 – Черт, – сказали губы судьи.

 – Вы отказались, принять раненого? – изумился Даль. – Вот об этом,

пожалуйста... поподробнее.

 Адвокат защиты вытер со лба пот. На его лице проступала маска отчаяния.

Коннор был не просто глуп, он еще и отчаянно трусил.

 – Поздним вечером ко мне привезли человека с огнестрельным ранением Я

отказался его принять, так как... так как при нем отсутствовали протоколы

полиции и вообще не было никаких бумаг. А ночью ко мне приехал Огоновский...

с оружием.

 – Он угрожал вам?

 Коннор беспомощно посмотрел по сторонам и напоролся на презрительный

взгляд Маркеласа. Шериф незаметно щелкнул пальцами – увидев это, Коннор

дернулся, словно его огрели по голове.

 – Нет, ваша честь. Он просто держал излучатель в руке. Это был армейский

излучатель.

 – Мы уже установили, что доктор Огоновский имеет полное право на ношение

своего табельного оружия. С какой же целью, доктор, к вам прибыли столь

поздние гости?

 – Доктор Огоновский выругал меня по поводу нарушения врачебной этики.

 – Вы считаете, что он был не прав? – спросил Трюфо.

 – Хватит, – резко сказал судья, глядя в сторону. – Следующий.

 – Но мы... – начал было адвокат, но Додд не дал ему закончить.

 – Можете подать на меня жалобу! Я сказал, следующий!

 На кафедру вытолкнули Бренду. Она посмотрела на Огоновского, победно

усмехнулась и с неожиданной бодростью затараторила: – Доктор Огоновский с

первых же дней показался мне грубым человеком. Ему нельзя отказать в

компетентности и большом опыте, но за долгие годы работы в лучших клиниках

Авроры и Кассанданы я повидала немало докторов – обходительных, хорошо

воспитанных и не позволяющих себе панибратствовать с представителями низших

классов... Даль покрутил пальцем у виска.

 – Что-что? – переспросил шокированный судья. – Что вы сейчас сказали?

Каких классов?

 – Я сказала, что таких грубиянов я еще не видала, – отбилась Бренда.

 – Свидетельница Мэй, я делаю вам замечание. Говорите по существу. Личные

качества доктора Огоновского нас интересуют весьма мало. Он позволял себе

какие-либо оскорбления в ваш адрес?

 – Ну еще бы! Два раза он заставил меня ехать с ним на какой-то ночной

вызов, заставлял меня убирать грязь в доме... а потом, – ее голос поднялся

почти до визга, – потом он привез в дом рабыню!

 – Свидетельница Мэй, – начал Трюфо, до которого раньше всех дошло, что же

придумали оппоненты, – свидетельница Мэй, а разве...

 – Истцы! – завопил судья. – Я лишаю вас слова на время показаний

свидетелей защиты! Продолжайте, мэм Мэй.

 – Да, он привез в дом девку, которую купил где-то на стороне. Вот эту. -

И палец Бренды уперся в съежившуюся Ханну. – У них так принято. У них там

почти все имеют рабов и рабынь... Я сперва даже думала, что он купил ее для

того, чтобы съесть. А потом она стала ходить к нему в спальню. Я это видела

– не раз и не два!

 Судья пошуршал бумагами на своем столе.

 – Совершеннолетие у нас наступает в четырнадцать, – буркнул он себе под

нос. – А ей пятнадцать. Ну, хорошо... Свидетельница Армстронг, идите за

кафедру.

 Ханна посмотрела на Андрея. Он молча опустил веки. Тогда девушка сжала

губы и поднялась со своего места.

 – Я не была рабыней доктора Андрея Трегарта Огоновского, – громко и

внятно произнесла она. В зале раздались аплодисменты. Судья ударил молотком

и грозно уставился на девушку, стоящую за кафедрой.

 – Расскажите нам о том, как познакомились... Надеюсь, мне не придется

напоминать вам об ответственности за клятвопреступление.

 – Моя мать собиралась уезжать в столицу, надеясь устроиться в порт.

Девать меня ей было некуда. Дело в том, что... – Она говорила короткими,

рублеными фразами, но на этой споткнулась, закусила губу и беспомощно

посмотрела на Огоновского. – Дело в том, что на войне погибли мой отец и все

братья.

 По залу прошел негромкий ропот.

 – Сколько у вас было братьев, свидетельница?

 – Трое, ваша честь.

 – Хорошо, продолжайте. Ваша мать предложила доктору купить вас у нее?

 – Моя мать попросила доктора, чтобы он приютил меня на то время, пока она

не заработает денег.

 – Хорошо, свидетельница, я изменю формулировку: между Огоновским и вашей

матерью имела место какая-либо сделка? Он давал ей деньги?

 – Да, он дал ей двести крон.

 – Итак, – торжествующе забасил адвокат, – мы неопровержимо установили

факт рабовладения. Почтенный доктор Огоновский, являвшийся непременным

участником всех вышеперечисленных событий, являлся, помимо всего прочего,

рабовладельцем...

 – Ваша честь, – кашлянул Андрей, – я прошу слова.

 – Да? Вы хотите сказать что-то в свое оправдание? – Я хочу сказать, что

был знаком с семьей Армстронгов задолго до войны. Этот факт могут

подтвердить и шериф Маркелас, и находящийся в зале лорд Гор, и многие другие

люди.

 Даль беззвучно зааплодировал, а Трюфо поднял вверх большой палец.

 – И вы хотите сказать, что никакой сделки не было? – насупился судья.

 – Вряд ли можно назвать сделкой тот факт, что я дал двести крон

несчастной, потерявшей мужа и сыновей женщине.

 – Дали или ссудили?

 – Дал, ваша честь.

 – Но тогда это может рассматриваться как сделка, а вы – как рабовладелец.

 – Как вам угодно, ваша честь.

 – Свидетельница, расскажите нам, принуждал ли вас доктор Огоновский к

совершению полового акта с ним?

 – Нет, не принуждал. Адвокат немного опешил.

 – То есть вы обвиняете свидетельницу Мэй во лжи.

 – Нет, она не солгала.

 – Она не солгала? И интимные отношения между вами и Огоновским

действительно имели место? Но почему же тогда вы...

 – Потому что я люблю его! – выкрикнула Ханна, гордо глядя на судью.

 Зал взорвался аплодисментами. Судья Додд развел руками и вздохнул.

Адвокат ответчиков, красный как рак, метнулся к своему столу и схватил с

него толстую пластиковую папку.

 – Я прошу тишины! – заорал он. – Это еще не все... леди и джентльмены!

 В зале послышались смешки. Судья ударил молотком и устало воззрился на

адвоката.

 – Что у вас там... еще? Господи, ну и процесс...

 – Леди и джентльмены! Наши главные действующие лица – я имею в виду

свидетеля Огоновского и общественного обвинителя сенатора Даля – во время

войны служили на одном и том же корабле. Даль, тогда еще только полковник,

был командиром, а Огоновский – врачом в отделении общей хирургии. – И что? -

грозно спросил судья.

 – А у вас написано, – огрызнулся адвокат. – Это был тот самый

"Парацельс", который открыл последний Айоранский мир, Трайтеллар. Так вот,

леди и джентльмены, – завопил он, перекрикивая гул в зале, комиссия по

контактам, работающая на Трайтелларе, с ужасом узнала, что на этой планете

их считают едва ли не героями! Им там памятники ставят! Вы понимаете, что

это значит?

 Зал затих. У Даля медленно опустилась челюсть, а Шэттак приобрел

откровенно скучный вид. Они понимали.

 – Какие памятники? – заинтересованно спросил судья.

 – Ваша честь, пока корабль стоял на этой планете, Огоновский и Даль

принимали самое непосредственное участие в судьбе ее жителей. В нарушение,

как вы понимаете, всех инструкций и уложений по контактам. То есть налицо

воинское преступление, статьи 277-прим и 279 пункт "В".

 – А что говорит комиссия по контактам?

 – Комиссия не может обвинить истцов, так как оба давно покинули ряды

вооруженных сил... и к тому же там, как я понял, есть какие-то еще

обстоятельства...

 – Ваша честь, я прошу слова, – решительно поднялся Андрей.

 Додд нерешительно посмотрел на адвоката, потом на него и наконец махнул

рукой.

 – Прошу вас, доктор.

 – Леди и джентльмены! Я устал. Я устал слушать, как ответчики пытаются

облить грязью меня и его милость сенатора Даля, а в конечном итоге – и всех

вас. Я не хочу говорить с адвокатами, я хочу обратиться к господам

Хатчинсону и Блинову, действия которых, собственно, и привели меня в этот

зал. Я хочу сказать им... – Он сделал паузу, посмотрел на Даля и продолжил:

– Я хочу, чтобы они поняли: таким, как они, не место не только на Оксдэме, а

и где-либо еще... Вы сожгли несколько беззащитных поселков, вы ограбили и

оболгали честных людей, вы выставили их скотами, с которыми можно делать

все, что угодно, – грабить, жечь, порочить! Так сожгите же всех! Тогда,

наверное, вам станет легче дышать. Но учтите: до тех пор, пока в этом мире

существует надежда, вам будет очень и очень трудно. Везде, куда бы вы ни

сунули свой нос, вы будете натыкаться на упорное сопротивление, везде вас

будут ждать ненависть и презрение. Поэтому у вас есть только один выход:

сожгите всех!

 – Защита просит разрешения привезти с Оксдэма дополнительных свидетелей!

– закричал адвокат.

 – Это ваше право! – рявкнул судья и обрушил на столешницу свой деревянный

молоток. – Перерыв два часа!

 – Ну они и наворотили, – заметил Даль, – был момент, когда я решил, что

дело плохо. Никогда бы не подумал...

 – Зато я уже подумал, – раздался за его спиной голос Шэттака. – Трюфо,

как вы смотрите на перспективу?

 – Плохо, сенатор. Процесс уже выигран, но теперь они будут тянуть,

привозить все новых и новых свидетелей, а нам это не с руки.

 – Все верно. Мы снимаем иск.

 – Что-о?! – не поверил своим ушам Огоновский. – Как снимаем?!

 – Вот так, – вздохнул Шэттак. – Снимаем, милый доктор... кстати, не

забудьте познакомить меня с вашей прелестной пассией. Она спасла вашу шею,

вы знаете об этом?

 – Но объясните же, сенатор!

 – Все довольно просто, доктор. Наши ответчики пошли по пути скандала и

затягивания процесса. Это вызвано тем, что компания "Элмер Хиллз", в случае

проигрыша, просто исчезнет с рынка... или займется чем-нибудь другим, какая

уже нам разница? Значит, они будут биться до конца, так как это позволит им

сохранить лицо. А нам был нужен скандал политический, но никак не

юридический, вы понимаете, о чем я вам говорю? Процесс мы и так выиграли,

это ясно. Мы добились своих целей. Злодеи продемонстрированы всему свету, на

Оксдэм теперь никто и дохнуть не посмеет, пресса целиком на нашей стороне,

сенатор Даль стал известен каждой собаке. Шеф-попечитель Бэрден может думать

о начале политической карьеры, шериф Маркелас стал национальным героем,

перед вами, доктор, открыты любые дороги... Что же еще? Продолжать процесс,

который затянется теперь на многие месяцы? Но где же логика, доктор? Андрей

стиснул зубы.

 – Я просил справедливости, – глухо сказал он.

 – Я понимаю вас, поверьте мне, – негромко отозвался Шэттак. – Наверное,

на вашем месте я тоже чувствовал бы себя обворованным. Но поверьте мне, на

свете существует не только справедливость, а еще и целесообразность. Вы

хотите наказать Хатчинсона и Блинова? Но они и так уже наказаны! Бросьте,

доктор. Плюньте и забудьте. Я предлагаю устроить в вашу честь банкет прямо

сейчас. Кто против? Кто воздержался? Все "за"? Решено, едем! Подождите меня

буквально одну минуту, у меня есть небольшое дельце к судье...

 Андрей взял под руку Ханну и, минуя репортеров на выходе, промчался до

машины.

 – Все получили свое, – мрачно сказал он, глядя на Иннеса, который стоял,

опершись на капот лимузина. – Шэттак получил скандал, Даль получил

паблисити, Бэрден – политические перспективы, даже Ник Маркелас вернется

героем. А что получил я?

 – По-моему, вы получили Ханну, – усмехнулся Иннес. – Честно говоря, я

ужасно завидую вам...

 Огоновский потерся носом о щеку девушки и неожиданно рассмеялся.

 – А разве я должен был что-то получить? Разве мне что-то нужно? Мне людей

лечить надо. И они меня ждут...

(#12)Миры Конфедерации Стратегическая необходимость

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава 1

1

 Майор Эрвин Рутковски пошевелил затекшими от долгого сидения в кресле

ногами и выругался: писа-

нины ему оставалось еще часа на два, а в казино у геологов уже начинались

вечерние игрища. Вчера он проса-

дил доктору Скотту половину недельного жалованья и страстно, мечтал отыграться,

но затягивать с докумен-

тами было нельзя – еще утром ему позвонили с централа и сообщили, что войсковой

транспорт, который жда-

ли уже битую неделю, заходит наконец на посадку.

 "Будь проклят этот Альдарен! – подумал Рутковски, терзая висящую перед ним

иллюзорную клавиату-

ру. – Будьте вы прокляты, эти горы... горы... горы!.."

 Он закрыл глаза и с усилием помассировал виски. Горы, тянущиеся на тысячи

километров, древние горы

Альдарена, рвущие своими снежными вершинами далекие облака, забыть было

невозможно, он знал, что те-

перь они станут преследовать его до самой могилы. Ледяные ветры, заставляющие

смотреть на мир через на-

глухо замкнутое забрало боевого шлема. Страшные и коварные провалы, поглотившие

десятки его бойцов.

Крылатые змеи, тупые, но не менее от того опасные, атакующие из совершенно

невероятных укрытий – ще-

лей, крохотных пещерок... и – выстрелы, выстрелы, выстрелы! Стрелы длиной в

полтора метра. Тяжелые и

примитивные, однако ж сбивающие бронированного десантника в пропасть, кремневые

ружья. Древние импер-

ские излучатели, невесть как сохраненные в некоторых кланах и пущенные в бой -

против них!

 Два года в этом проклятом мире прибавили Рутковски немало седых волос.

Теперь его наконец снимали

– весь легион, в котором он имел счастье командовать отдельным горно-стрелковым

дивизионом. Теперь его

ждал новый чин и служба в другом месте: втайне от самого себя Рутковски

надеялся, что кадровики проявят

хоть долю сострадания и отправят их несчастный легион на какую-нибудь ровную, а

еще лучше – водянистую

планету. Только не в горы! Проклятье, на равнине егерям тоже найдется

работенка... а здесь пускай мучаются

другие.

 Над его головой неожиданно зазвенел колокольчик, и входная дверь упала

вниз, освобождая проход.

Майор Рутковски взлетел из кресла, поискал на столе пилотку, не нашел, и

вытянулся – в кабинет, чихая и

ругаясь, неторопливо вошел длинный и тощий тип с погонами легион-генерала на

кожаной, весьма редко упот-

реблявшейся в войсках, куртке со множеством "змеек".

 – Э-ээ, а ч-черт! – возопил генерал, хватаясь за нос. – Ну и пылища у вас,

коллега! А-аа, чч-черт!!!

Кондера у вас нет, что ли?

 Недоуменно хлопая глазами, Рутковски все же дал себе труд приглядеться к

вошедшему.

 Ни рубашки, ни уж тем более галстука на нем не было – очевидно, генерал не

обременял себя такими

тяжеловесными излишествами. Рыцарский крест с Мечами был небрежно пришпилен чуть

ниже змейки левого

нагрудного кармана. Под курткой генерал носил совершенно не уставной светлый

пуловер собачьей шерсти,

зато галифе и сапоги... Рутковски едва не поперхнулся. Кожаные галифе из

строевой формы экипажей атмо-

сферных машин и – роскошные, наверняка заказные бронеботфорты! Такого

уникального набора он еще не

видывал.

 Голову генерала, оснащенную густой черной косой, венчала вполне

стандартная ушастая пилотка с не-

знакомым майору ромбом легиона.

 "Victor Lancaster", – прочел он на серебристой ленте "именничка", пришитой

слева на груди генерала.

 "Гренадер, – сказал себе Рутковски. – Какой черт мог загнать сюда

гренадера?!"

 Он кратко доложил о себе и остался стоять, совершенно не зная, что делать

дальше, – невиданное чу-

дище с генеральскими погонами, так поразившее воображение несчастного майора, не

обращало на него вни-

мания: Ланкастер бесцеремонно сдернул со стены висевший там имперский излучатель

с намертво прогорев-

шим испарителем, захваченный в бою одним из унтеров Рутковски, и теперь

недоуменно вертел его руках.

 – Удивительно, – бормотал он, – просто странно даже, откуда он мог здесь

взяться...

 – С вашего позволения, мы захватили его во время одной из операций, -

почтительно пискнул Рутков-

ски.

 – Что? – содрогнулся генерал. – Захватили? А, это, понятно, да. Я не о том

– я понять не могу, как на

эту планету могла попасть модель, разработанная специально для поставок на

Лидду. Или в какой-то момент

имперские интенданты совершенно запутались и отправили в войска партию

экспортного оружия... гм... На

аукционе за него можно просить хороший кусок. Будете уезжать – забирайте с

собой. А что это вы все стол-

бом, коллега? Жопу отсидели?

 Рутковски свалился в кресло и приготовился рапортовать о состоянии дел в

легионе – сдавать дела было

поручено именно ему, так как почти весь штаб во главе с доблестным командиром

уже загорал на Авроре, вы-

званный особым распоряжением кого-то из столпов военной мысли, возжелавшим

потолковать с людьми, про-

торчавшими свой срок в этом гостеприимном краю.

 – Итак, ваша милость, – прокашлялся он, – я, временно исполняющий

обязанности...

 – Погодите, Эрвин, – махнул рукой генерал, усаживаясь в глубокое кресло

напротив стола, – давайте

без глупостей. Мы с вами профессионалы, вот и давайте... профессионально. Идет,

майор?

 Рутковски почувствовал, как у него вырастают крылья. Странноватый

гренадер, похоже, был нормаль-

ным, живым человеком – больше всего майор боялся прибытия очередного "старого

кавалериста", помешан-

ного на грохоте каблуков и отглаженности рубашек. Таких он за свою жизнь

навидался более чем достаточно и

прекрасно знал, что сдавать запутанные и просто запущенные дела базы

напомаженному педанту – хуже ка-

торги. Ланкастера интересовало дело – отлично, значит, особых проблем ждать не

стоит.

 – Идет, господин генерал, – закивал Рутковски. – С чего начнем? Я тут

готовлю отчет – для вас и

для вышестоящего, понятно, штаба, так вот...

 – Я, – перебил его генерал, – никаких отчетов никогда не читал. В юности

как-то попробовал, но по-

том почуял, как паранойей запахло... и не пишу я с самой Академии, за меня их

канцеляристы пишут. Кто их

читает, тот пускай и с ума сходит. А мне мозги дороги. Итак: что собой

представляют наши подопечные?

 – Геологическая база, филиал одного из столичных научных институтов, -

вздохнул Рутковски. -

Сперва лезли куда ни попадя, сейчас немного поумнели, но все равно с ними то и

дело что-то происходит. По-

тери за период моей ответственности – сорок восемь человек. Из них тридцать пять

– по причине контакта с

местным населением. Контакт тут, как правило, детален...

 – Это я представляю. Не думайте, что я не готовился к своей миссии.

Конечно, я не думал, что нас заго-

нят в такую дыру, но, как известно, мудрость начальства безгранична. Кто-то

наверху решил, что нам самое

время поразмяться... А что, эти наши научники, они постоять за себя не могут?

Тридцать пять трупов за отно-

сительно короткий период – это что-то многовато, вам не кажется?

 – Солидно, – вздохнул Рутковски. – Но аборигены...

 – Я читал. Немотивированно агрессивны, коварны, совершенно непредсказуемы.

Да, я читал еще им-

перские материалы. Они ведь перед Большой войной целый дивизион обеспечения

вырезали. Оттуда и импер-

ское оружие. Следует благодарить боженьку, что наши дорогие братики по крови

живут только на одном кон-

тиненте!

 – Благодарить надо айорс, – хмыкнул майор, – которые притащили сюда всю

эту банду. Притащили и

бросили. Если бы не горы, никто б из них не выжил. На равнинах тут творится

такое, что вы себе не представ-

ляете. Мы потеряли нескольких идиотов, которые решили поохотиться на дракончиков

с обычными бластера-

ми. Да только дракончики иногда оказываются быстрее, чем подготовленный солдат.

 – Кого-то из геологов, кажется, тоже пожрали?

 – Нет, только покусали – там наши на катере подоспели и открыли такой

огонь из восьми стволов, что

мясо на километр летело. После этого, конечно, выходить без прикрытия никто не

рискует – задница-то не

казенная! Но это, в сущности, полбеды. Беда в том, что все руды – и те, что были

открыты в имперскую эпоху,

и те, что раскапывают уже сейчас, – находятся именно в горах. А гор здесь много.

И никогда невозможно по-

нять, откуда в тебя сейчас выстрелят. Детекторы биомасс работают не всегда,

слишком много отражений из-за

рельефа, а прятаться эти сволочи умеют так, как нам и не снилось. Вам придется

столкнуться с необходимо-

стью постоянно охранять временные лагеря геологоразведки. Конечно, у них полно

роботехники, но без людей

тоже не обходится. В свое время мы сошлись на том, что ни один из лагерей не

должен торчать на месте боль-

ше трех-четырех суток. Поверьте, это как раз то время, в течение которого можно

работать относительно спо-

койно. На четвертый день обычно появляются местные охотники. Иногда они не

стреляют, но это еще хуже...

 – Почему? – насупился Ланкастер.

 – Они завели себе моду захватывать наших живьем. Да-да, не смейтесь, пару

раз им такое удавалось.

Расплачиваться с ними пришлось оружием. Правда, не совсем, скажем так,

исправным, но... – Рутковски по-

чесал нос и опустил глаза. – Впрочем, все это есть в отчете, вы можете

ознакомиться.

 Генерал почему-то вздохнул и поднялся из кресла.

 – Отчет отчетом, – хмыкнул он, – а ваше мнение – это совсем другое, не так

ли?.. Ладно. Мне нужно

бежать, заниматься размещением штаба, а с вами, я полагаю, мы еще встретимся.

 – Разумеется, господин генерал, – выпучил глаза Рутковски.

 Этот тип произвел на него самое странное впечатление.

2

 – А бараки у них отстроены недурно, – произнес Ланкастер, втягивая носом

сухой ветер, несущий но-

вые для него запахи чужой планеты. – А, Моня?

 Начмед легиона флаг-майор Чечель, стоящий рядом с ним на небольшой

возвышенности, что господ-

ствовала над лагерем третьего охранного дивизиона, недовольно передернул плечами

и сплюнул в сторону

желтовато-коричневых крыш типовых десантных казарм, спроектированных для

установки на диких мирах.

 – У нас командир усиления – не кадровый, – сообщил он.

 – Как? – искренне поразился генерал. – Резервист?

 – Хуже. Территориальная гвардия, потом университет... слишком долго мы

воевали. Развелось у нас

таких, мать бы его.

 – Ты досье его смотрел?

 – А как же. Нет, досье у него просто блеск – высадки, медали, аж

Кассанданский Крест заработал. Но

толку? Территориал – он и есть территориал.

 – Но все-таки в войсках его оставили...

 – Оставили, – вновь дернул плечом врач. – Знать бы еще, на кой нам это

усиление!

 Ланкастер молча пожевал губами и уставился на север, где далеко-далеко, на

самом горизонте, видне-

лись приземистые, похожие отсюда на диковинные решетчатые цветы, сканеры

противодесантных систем.

 – Скоро сбор, – заметил он, бросив короткий взгляд на дорогой золотой

хронометр, видневшийся из-

под расстегнутого левого манжета куртки. – Ты знаешь, что на ужин?

 – Мне положено, – горько отозвался Чечель. – Для господ старших офицеров

нынче бигос по-бифорт-

ски. С грибами. Терпеть не могу.

 – Жри манную кашу, – посоветовал ему Виктор и легко потрусил вниз, к